Прошло три дня. Ответа не было. Напряжение в цитаделе достигло пика. Малькольм, похоже, знал о провале с гонцом — он стал вести себя ещё наглее, а его люди теперь открыто следили за каждым шагом Элинор и Алрика.
Старый маг был мрачен.
— Мы в осаде, дитя моё, — говорил он, расхаживая по её комнате. — И стены этой осады — не дерево и камень, а страх и недоверие. Нам нужно прямое обращение. Ритуал.
Элинор посмотрела на него с испугом. После истории с гонцом любое действие казалось опасным.
— Он снова не поверит! Примет за illusion, за колдовство!
— Не поверит ушам, — возразил Алрик. — Но поверит глазам и сердцу, если мы сделаем всё правильно. Мы используем Сердце Лорайна. Оно связано с землёй, а земля помнит его. Мы отправим ему не слова, а чувство. Образ. Вспышку истины.
Спуститься в пещеру тайно было почти невозможно. Им пришлось идти почти что открыто, под предлогом «магических практик для стабилизации состояния герцогини». Стража, подкупленная Малькольмом, провожала их подозрительными взглядами.
У подножия pulsующего синим светом кристалла стало не по себе даже Алрику.
— Концентрируйся, — сказал он, кладя свои старческие руки на её плечи. — Не на страхе. Не на боли. На том, что осталось за ними. На любви к нему. На твоём ребёнке — его ребёнке. На этом городе, который вы оба любите. Вложи в послание не «спаси», а «вернись». Мы просим, а не требуем.
Элинор закрыла глаза. Она отбросила весь ужас последних недель. Она представила Каэлана. Не того, холодного и жестокого, что уехал, а того, чьи глаза согревались, глядя на неё, чьи руки были нежны. Она представила, как его рука касается её живота. Как они смеются над чем-то глупым. Как он гордо стоит на стене, глядя на свой город.
Она вложила в эти образы всю свою тоску, всю надежду, всю оставшуюся любовь. И тогда сила кристалла, как увеличительное стекло, собрала эту энергию и выстрелила ею в бесконечность — тонким, невидимым лучом, направленным на того, чья душа была с ней так тесно переплетена.
В столице Каэлан в это время в очередной раз перечитывал досье на её отца. И вдруг… комната пропала. Он увидел перед собой не пергамент, а другое: пронзительно-ясный образ Изабель, её холодную улыбку. Печать Валерии на документе, который она протягивает Малькольму. И… колыбельку. Их с Элинор колыбельку, пустующую и такую беззащитную.
Видение длилось мгновение. Каэлан отшатнулся, уронив свиток. Сердце бешено колотилось. Это было не похоже на наваждение. Это было… real. Как крик. Как крик её души.
Он больше не сомневался. Он поднялся с кресла, и его лицо, искажённое неделями мучительных сомнений, suddenly стало твёрдым и ясным. Он позвал своего капитана охраны.
— Немедленно собирать отряд. Мы едем домой. И найти мне мастера-криминалиста и архивариуса. Самых лучших. Они едут с нами.
Путь домой начинался. Не путь кающегося грешника, а путь разгневанного правителя, наконец-то прозревшего и увидевшего истинного врага.