Кодекс Императора II

Глава 5

Из окон моего кабинета пробивались лучи утреннего солнца. После вчерашнего у меня было на редкость хорошее настроение, наконец мои враги начинают понимать, какую глубокую могилу они вырыли себе собственными руками.

Святозар Разумовский по прозвищу Кутузов сидел на диване и молча смотрел на портрет Первого императора, висящий на стене. Он был точь-в-точь такой же, как тот, что висел в кабинете графа Бориса Геннадьевича Соломонова. Но в этом было одно отличие… Мало кто знал, что за портретом прячется магический тайник, и кроме меня его никто не откроет. А если попытается — жить он после этого будет недолго.

Кутузов выглядел спокойным. Даже слишком… как человек, который долгие годы ждал мести и наконец встретился с виновником всех своих бед.

— И как? Не тяжело себя сдерживать? — спрашиваю я.

— Да нет, — спокойно пожимает плечами он. — У меня нет с этим никаких проблем.

В отличие от старшего Разумовского, который был более вспыльчив, и иной раз сдерживал эмоции с большим трудом, Кутузов был куда более спокойным. Его прочесть было гораздо сложнее.

— Удивительно такое слышать. У меня даже были мысли, что ты можешь наброситься на своего отца.

— Нет, я бы не стал действовать вне плана, мой император.

— Рад это слышать. Кстати, смотри, что у меня для тебя есть.

Достаю купленный на вчерашнем аукционе черный клинок, вынимаю из ножен и подбрасываю в воздух.

Кутузов вытянул руку и поймал его за рукоять. Осмотрел лезвие.

— Хотел вручить тебе его вчера, но момент был упущен, — говорю я.

— Отличная сталь. Но не только же из-за этого вы его приобрели?

— Главное, что он отлично проводит твою стихию. Попробуй.

Вытянув руку с кинжалом, он наполнил ее своей магией, она была светло-голубого оттенка. Дар воды.

Да и сам Кутузов был такой же спокойный и размеренный, каким и был его талант.

На примере Разумовских я в очередной раз убедился, что пламя и вода не способны ужиться вместе, у канцлера был именно огненный дар.

Кровь у Разумовских одна, а вот дары прямо противоположные, и это наглядный пример, как талант может влиять на формирование характера. Причем чем сильнее и чище дар, тем сильнее эффект.

Я осмотрелся в поисках чего не жалко. На столе стоял бюст одного из политиков, который Федор зачем-то подарил мне пять лет назад. Смысла этого подарка я так и не понял — никакой ловушки или прослушки в нем не было, в целом эта вещь была бесполезная. Разве что братец надеялся, что смотря на этот бюст, я неосознанно начну поддерживать князя Волконского, но нет — этого не случилось.

Подкидываю бюст в воздух. И Кутузов ловким движением руки разрезает его на мелкие кусочки.

В комнате слегка увеличилась влажность, а на клинке стали заметны крошечные капли воды. Дар Кутузова на самом деле очень интересный, как минимум потому что он безграничный.

Я видел очень много граней этого таланта в каждом своем перерождении. Ни один другой дар попросту не имел такого же огромного количества вариаций. А я видел много магов воды, в каждом мире, и в каждой новой жизни, они действовали совершенно по-разному.

Мне и самому импонирует эта стихия, и не раз я выбирал ее как свою основную. Мне даже удалось передать некоторые техники Кутузову.

Сейчас он принялся распределять дар так, чтобы укрепить лезвие и сделать его острее. Все делал правильно, ровно так как я его и учил.

— Пойдем, покажу твои новые покои, — предложил я.

— Мне Алина уже все показала.

— Не-не-не, пойдем я покажу. Знаю я ее, показала тебе все гардеробные, а самое важное упустила.

Кутузов кивнул и поднялся.

Мы направились в ту часть дворца, которая должна была использоваться лично мной, поэтому ее не занимали другие слуги. У каждого из наследников было такое крыло, где размещались его люди, гвардия, личная служба безопасности и много чего еще.

Мы пошли по коридору, и большинство дверей на нашем пути были закрыты. Но об этом я не переживал, потому что…

— Ой, а у меня есть ключики, — из тени в стене вышла Алина и протянула связку ключей. — А у кого-то их больше нет.

Я улыбнулся и забрал ключи. Открыл оружейную и показал Кутузову. Потом мы пошли в казарму, которая предназначалась для рядовых гвардейцев.

Алина передвигалась за нами с помощью теней, выскакивая то тут, то там.

— А это нормально, что она тут через стены бегает? — поинтересовался Кутузов.

— Она тут с шести лет, сам знаешь кто ее тренировал. Алина умеет быть незаметной для всех остальных.

Следующими помещениями я показал комнаты для членов своей службы безопасности.

— О, а вот и гардеробная, — сказал я, открыв очередную дверь.

— А, это я знаю.

Алина высовывает голову из тени:

— Конечно! Я ему показала!

Выходит полностью вместе с веником и начинает, припевая, подметать пол.

— У вас железная воля, господин. Я бы так не смог, — признался Кутузов.

— Если бы я находился в такой ситуации в первый раз, то тоже не смог.

У меня есть некоторое количество доверенных людей, которые знают мои самые сокровенные тайны и секреты. Я отлично умею вести интриги, но очень этого не люблю…

За долгие годы множества своих жизней уяснил одну вещь: самая лучшая интрига — это их отсутствие, когда есть возможности и силы действовать напрямую… но увы, так бывает далеко не всегда.

— А вот твои личные покои, — открыл я дверь, за которой прятались просторные и светлые двухкомнатные покои — без изысков, но если Кутузов захочет сделает тут все как пожелает, жалование ему позволяет и не такое.

— Тут не мешало бы прибраться, — сказал он, завидев, как в луче солнечного света витает множество пылинок.

Пыли тут было на самом деле много, но оно и понятно — эти покои очень долго пустовали.

— Как понимаю, набор слуг и гвардейцев полностью лежит на мне? — уточнил Кутузов.

— Ну как сказать…

Алина тотчас появилась из тени около меня. Услышала что-то интересное и пожалуйста — она тут как тут.

Я обернулся к ней:

— Алина, на тебе найм служанок, для начала хватит пятнадцати. Но обязательно, чтобы из них было две наших. И желательно, чтобы наши противники сами их сюда продвинули.

— О! У меня есть на примете парочка, на которых подозрения вовсе никогда не падут, — широко улыбнулась служанка.

— Полагаю, Эльвира одна из них, — хмыкнул я.

Алина кивнула.

— А ты жестокая, — продолжил я.

— Ну, Кутузов у нас мужчина серьезный. Справится.

— Кто такая Эльвира? — спросил мой новый начальник гвардии.

— Скоро узнаешь, — ответил я.

Эх, как бы у Кутузова самого психика не сломалась, и это я учитываю ту стрессоустойчивость, которую он показал. Святозара пытался убить отец, он прошел не через одну войну и стал героем империи, не счесть сколько раз он получал ранения в сражениях… но Эльвира — это нечто другое. И то, что она будет здесь, заставляет меня переживать за Кутузова.

Хотя он пока не осознает в полной мере, какое веселье его ждет.

— Святозар, а ты набираешь гвардию, — продолжил я раздавать указания. — Ты волен делать это, как считаешь нужным, но твои советником по-прежнему остается Соломонов. Он продвинет часть своих людей, остальных придется тебе искать самому. Учитывай, что тебе будут стараться сплавить худших из худших. Смотри сам, увольнять их или нет, если они верные, честные, но при этом полные профаны…

— Тренировать до потери пульса, — добавил Кутузов.

— Да, или инсценировать смерть, а потом они всплывут где-нибудь у Соломонова под новыми именами. Человек двадцать достойных я обещаю тебе найти, а вот дальше придется действовать самому.

— Хорошо, господин. Этого более, чем достаточно.

Еще некоторое время у меня ушло, чтобы раздать куда более мелкие поручения, после чего я вернулся в свой кабинет. Никогда не любил бумажную волокиту, но на любой руководящей должности от нее никуда не деться. Большинство важных решений принимается на бумагах, в кабинетах… и именно эти решения меняют мир, а не то что происходит на полях сражений. Ведь всегда победившая и проигравшая сторона встречаются и заключают мирный договор.

Многие считают, что когда ты выиграл в войне — дело за малым… Отнюдь, переговоры, которые идут после — самая важная часть, где победитель должен в полной мере выбить свою награду… или же убить всех и забрать ее силой, но такой метод мне всегда противел.

Вот и сейчас, сидя в кабинете, я ощущал свою работу не менее важной, хоть и не настолько интересной, как оперативная. Я еще не стал полноправным императором, но в моих руках уже сосредоточено немало власти… которая управляет жизнями очень многих людей, и не только народ империи я имею ввиду…

Алина напевала веселую песенку и вытирала с полок пыль.

— Как там старший Разумовский? — спрашиваю у нее.

— Пока не вернулся, сильно вы его подкосили, — она оборачивается и широко улыбается. — Вчера сразу после благотворительного бала он покинул дворец. Несколько дней у него точно уйдет на проверку документов и подделку новых. Думаю, его и вовсе не стоит ждать в ближайшую неделю. Пока он там придумает план дальнейших действий, пока решит вопросы с другими родами, к которым у него резко возникли претензии.

— Но пока он канцлер, в его безопасности сомневаться не стоит.

— А жаль!

— Не переживай, Разумовский получит сполна, когда придет его время.

— Вы не представляете, как я этого жду.

— Почему?

— Как же! Я должна увидеть, как он поплатится за все, что совершил своими грязными руками.

Я усмехнулся. Иногда в моей голове проскакивают сомнения, кто из нас более жестокий… Нет, все же Алине до меня далеко.

Но сколько раз я бы не перерождался и не достигал высот… сколько бы людей не убил, это всегда было обосновано. Я не тот человек, кто станет трогать невинных. Наоборот, при возможности я всегда встану на их защиту.

Так меня воспитали в первой жизни, и это чувство справедливости много раз помогало мне, будучи Первым Императором.

А Алина… Она убивает именно тех, на кого я ей укажу. У нее совершенно другой подход, но я не собираюсь его осуждать, пока она сохраняет мне абсолютную верность. К тому же, мы работаем вместе, и невольно принципы Алины совпадают с моими, ведь иных поручений она не выполняет и никогда не будет.

— Кстати, вам пришел отчет от Соломонова, — говорит она, и ее рука проходит черное зево тени в стене.

Алина кладет мне на стол тонкую папку и принимается дальше наводить порядок.

Открываю папку и вижу пустые листы. Из руки выходит немного теневой магии, и она распределяется по бумаге, после чего на ней проявляются очертания букв.

Здесь был список из двенадцати имен. Причем напротив одиннадцати было написано «ликвидировано», а последней — «в разработке». Эта новость мне не порадовала…

В списке были преступники, которые принесли большой вред Российской империи. С такими я не церемонюсь — подобных может исправить только смерть.

И мне не нравится, что номер двенадцать еще жив, хотя указание было отдано месяц назад. Он, как и все другие в списке был слишком самоуверенным, все они думали, что могут уйти от руки закона…

Номер двенадцать не был дворянином — обычный зажиточный торговец. Однако его состояние было куда больше, чем у многих аристократов, нынче выгодно иметь золотые рудники в Сибири.

Недавно вскрылась интересная информация — этот человек оказался ярым любителем пыток. Причем жертвами его становились всегда молодые девушки. Когда его поймали с поличным, он смог откупиться и покинуть Российскую империю.

Судя по донесениям, он продолжает свои злодеяния на другой земле… и продолжают страдать граждане империи. Этому уроду нравится, когда жертвы его понимают. Мозгов не хватило выучить второй язык, и теперь из-за его безграмотности должны страдать другие.

— Что не так с этим? — спрашиваю я.

— А, с ним все в порядке. Думает, что спрятался, но на самом деле с ним играют, — злобно улыбается Алина.

— Интересно. Я же просил тебя этим заняться и подобрать правильного исполнителя.

— Так я разобралась.

— Как ты разобралась, если он жив?

— С ним уже месяц работает мой агент.

— И кого ты отправила? Только не говори, что Эльвиру.

Алина злобно улыбнулась…

— Именно ее, господин.

— Знаешь, мне было бы сложно придумать столь жестокое наказание, которое может сравниться со злодеяниями, что он совершил… Но ты справилась.

— Стараюсь, — довольно ответила она.

Левин Илья стоял в подвале, который тускло освещали огни потолочных ламп. Он положил на стол окровавленные щипцы… И достал из своего набора пыток новый предмет.

— Смотри, у меня есть новая ножовка! Испытаем или продолжим по старинке? У тебя осталось еще четыре ногтя.

Он обернулся к столу, на котором было привязано окровавленное тело, по которому сложно было понять, что оно вовсе принадлежит женщине. На ней мало что живого осталось…

— Знаешь, а ты моя гордость! — он подошел к ней ближе. — Ты целый месяц находишься в моей камере и до сих пор жива. Это доказывает, насколько велико мое мастерство, — ухмыльнулся он. — Лишить жизни легко, а вы попробуйте подвергать человека искусству пытки, чтобы при этом он остался в живых.

Левин громко рассмеялся, но тело на столе никак не отреагировало, хоть у его жертвы и были открыты глаза. Он специально не трогал их, чтобы она видела все… И язык не трогал, чтобы она могла кричать, однако это ему не помогло.

— Ничего, мы с тобой побьем и другие рекорды. Месяц-два-три, а может ты сможешь и целый год продержаться!

Он подозревал у своей новой жертвы наличие дара, хотя проверочный артефакт ничего и не показал. Какой-нибудь легкий аспект, связанный с даром жизни, только так он мог объяснить то, что она еще жива… А дешевый артефакт настолько легкие аспекты показать не может.

Левин помотал головой и положил ножовку обратно. В его руках оказался молоток.

— Нет, давай иначе. У тебя в правой ноге осталось пять целых костей!

Он зажал ее ногу в тиски.

— Молчишь? Молчи. Я все равно услышу от тебя хоть один крик, — оскалился он и ненадолго задумался — может у нее попросту нет сил на крики. — Кстати, есть пожелания? Я сегодня добрый.

Ответом стал безжизненный взгляд белокурой девушки, волосы которой были напрочь пропитаны кровью.

— Ты за месяц не проронила ни слова, — он так хотел услышать ее голос. — Скажи, что хочешь, и я это исполню. Хочешь воды? Или новое платье? — он сжимает ее щеки рукой и поднимает голову.

От одежды, в которой Левин похитил девушку остались одни ошметки.

— Скажи, что ты хочешь? — повторяет он.

— Хочу почувствовать хоть что-то, — внезапно отвечает она ровным голосом.

В нем не было страха… но Левину было достаточно того, что она говорила, чтобы лицо расплылось в зловещей улыбке.

— Сейчас почувствуешь! — он замахивается молотком.

Но не упускает опустить руку на закрепленную ногу девушки, как звонит телефон.

— Черт! Говорил же в такое время не беспокоить! — ругается он и подходит к столу, где лежал мобильник.

Номер неопределен.

— Алло, — грубо отвечает он. — Что?.. Всмысле?.. Нет… Вы номером ошиблись!.. Да нет, говорю! Ошиблись!

Он бросает трубку на стол и оборачивается к своей жертве:

— Представляешь, звонила какая-то сумасшедшая. Сказала мне, что играть с едой плохо, это вызывает изжогу.

Израненная девушка приподняла голову и спросила:

— Что прямо так и сказала?

— Ну да, правда потом извинилась… Глупые люди не могут запомнить цифры номера! А знаешь, это очень похоже на нас. Ты моя еда, которую я вкушаю, получая огромное количество наслаждения, но не изжогу. Ничего, кроме удовольствия, — ухмыляется он и возвращается к жертве с молотком.

— Понимаю, — безэмоционально отвечает она. — Но ты не прав. Пища здесь не я. Хотя мы и правда уже заигрались. У господина кончилось терпение. И если бы я могла, то чувствовала сожаление, что доставила ему неудобства.

Внезапно девушка разрывает путы и встает под ошарашенный взгляд Левина.

— Какого?.. — не понимает он.

Раны девушки затягиваются на глазах. От открытых переломов не остается и следа. Новые ногти вырастают на руках и ногах. Зубы возвращаются на место.

Левин не успел ничего предпринять, как девушка исчезла в собственной тени. Безликой тенью появилась у него за спиной. Молоток исчез из рук Левина.

Она ударяет им по коленям мужчины, и тот падает с криком на холодный пол. Второй удар ломает ему кости, и похититель сам вопит от невыносимой боли, что причинила ему его же жертва.

— Увы, но я так ничего и не почувствовала за все это время. Эх, а так много обещаний было. Но тебя я уверяю, ты будешь чувствовать все.

На несколько часов подвал, стены которого были покрыты отменным звукоизоляционным покрытием, наполнили крики боли, страха и ужаса…

После того, как Эльвира закончила, она взяла со стола телефон и набрала знакомый номер. Линия была защищена, с какого бы устройства она не звонила.

— Да, я закончила, — говорит она в трубку. — Возвращаюсь… Новое задание? Поняла.

Отключившись, она уничтожила телефон, попросту треснув об него молотком.

Эльвира посмотрела на изуродованное тело Левина, и его вид не вызвал в ней абсолютно никаких чувств. Она не умела их испытывать… ровно также, как не чувствовала боли.

— Ты хоть что-то почувствовал. Наверно, сейчас я должна завидовать… но увы, я даже этого не ощущаю, только пустоту.

Сегодня у меня выдалось на редкость много бумажной работы, и я сидел, разбирал бумаги, напевая имперский гимн времен своей первой жизни — с тех пор его несколько раз меняли, но первая версия нравилась мне больше всего. Она отражала всю силу, которой обладает Российская империя… и как жестока она бывает со своими врагами. Собственно именно из-за этого один из моих наследник и поменял его…

Внезапно дверь в кабинет распахивается…

Многое изменилось… раньше, когда я напевал эту песню, ко мне все окружающие на пятьдесят метров боялись приближаться, зная в каком я настроении.

Но Федору было все равно, и он с гордо поднятой головой вошел в кабинет.

Брат хлопает по моему столу листком бумаги и громко велит:

— Подписывай!

— И тебе не хворать, братец, — спокойно отвечаю я. — Как твои гениальные переговоры? Уже можно армию собирать? Интересно, а ты запишешься в добровольцы и поведешь солдат за собой?

— Хватит придуриваться! Подписывай давай! — эмоционально продолжает требовать брат.

Хмыкаю и беру документ. Пробегаюсь взглядом и спрашиваю:

— С чего бы я должен уволить Разумовского?

— Дима, если ты думаешь, что всех переиграл, то ты глубоко ошибаешься, — сквозь зубы говорит Федор. — Ты не представляешь, сколько проблем создал некоторым людям. В принципе, можешь хоть сейчас покончить с собой, мне глубоко на это плевать. Ты пустышка. Полный ноль. За тобой никто не стоит, и внезапно оживший герой войны ни на что не повлияет. Ты даже не представляешь, что тебя ждет после того, как выберут нового императора.

— О, даже не представляю! Дай угадаю, ты имеешь ввиду себя? В таком случае, после выбора нового императора начнется новая война, и не одна, — смотрю, как брат приподнял бровь. — Неужели я угадал?

Федор хмыкает и повторяет:

— Подписывай, если хочешь иметь хоть малейший шанс остаться в живых.

Я засовываю бумагу в шредер, и от нее остаются только мелкие полоски.

— Вот, что я думаю о твоем предложении. Вернуть тебе по частям? Может, склеишь и принесешь обратно?

— Ну все! Ты доигрался!

От брата по всему кабинету разносится волна энергии. Резкий порыв ветра вздыбил волосы. Аура брата перешла в боевой режим — он активировал барьер.

Федор тянется к своему клинку, покоящемуся в ножнах.

Я поднимаюсь из своего кресла и говорю:

— Брат, понимаю, тебе сложно, но сейчас ты должен кое-что понять. Когда твой клинок покинет ножны, ты сразу умрешь.

Рука Федора на рукояти… Он открывает рот, чтобы что-то ответить, но не успевает.

Дверь снова распахивается, и в кабинет заходит младший разумовский по прозвищу Кутузов.

— Господин, у вас все хорошо? — спрашивает он, искоса глядя на Федора.

Брат убирает руку с рукояти. Конечно, он не самоубийца, чтобы вступать в схватку с воином ранга бог войны.

— Да, мой брат просто зашел в гости. И сейчас будет уходить, — отвечаю я.

— Попрошу вас на выход, — обращается он к Федору.

— Как ты смеешь мне указывать? Я будущий император.

— На выход, — жестко повторил Кутузов.

Они столкнулись взглядами, и Федор, затаивший злобу, развернулся к выходу.

Но у меня еще осталось, что ему сказать:

— Знаешь, брат. Ты все время говоришь: война-война-война… Ты повторил это слово раз сто в своих планах на царствование. Жаль, что ты все равно не поймешь… Для тебя это всего лишь слово, и ничего большею. Ты не знаешь, что за ним стоит.

— Я закончил военное училище и знаю куда больше твоего, — со злостью ответил брат.

— Ты знаешь о войне ровно столько, сколько читал в книгах, а насколько мне известно читать ты не больно-то и любишь. И не факт, что умеешь, — усмехнулся я. — Не буду говорить наверняка, хотя у меня есть такие подозрения.

— Как ты смеешь? — на скулах брата заиграли желваки.

И только стоящий рядом Кутузов останавливал его от необдуманных действий, которые могут нести за собой страшные последствия… исключительно для него.

— Понимаешь, солдаты это не только те, кто приносит тебе победу. Они способны испытывать голод, холод, тепло… Им нужны развлечения, у них есть свои желания. Уж не говорю о семьях, которые ждут их дома. Ты же воспринимаешь этих людей только как средство для достижения своих целей. Хотя сам не понимаешь, что ты обычная пустышка, которая находится в руках таких же фанатиков, как ты. Тебя используют в темную.

Я взглянул в глаза брата, что искрили злостью и непреодолимым желанием избавиться от меня прямо сейчас.

— Знаешь, брат, скажу один раз, — продолжил я. — Хотя мне очень неприятно это говорить. У тебя еще есть шанс все исправить. Я даю тебе двадцать четыре часа, чтобы додуматься обо всем самому. Ты можешь прийти ко мне, извиниться и попросить о помощи, тогда я помогу тебе. И плевать на генерала Доссова, князя Воронова, Никифорова, Одинцовых, Вятских, Липецкого и Зарецкого. Я мог бы назвать и больше фамилий, но ты итак понял — мне известно про каждого. И плевать, если ты победишь им рассказывать, это меня никак не заденет и не помешает. Вы все уже проиграли.

Брат смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Давно я не видел его настолько удивленным… Интересно, это крайняя степень или его можно удивить еще больше?

— Столько времени ты ничего не делал, а сейчас вдруг активизировался. Ты слишком большого о себе мнения, — выдавил Федор.

— А если ты считаешь канцлера Разумовского своим козырем, тогда ты еще больший идиот, — добавил я. — Да и с чего ты взял, что я не готовился? Может, я хотел, чтобы вы именно так и думали. А теперь представь, насколько вы на самом деле отстаете…

Брат молчал в полном шоке. Такого он предположить не мог. Это был хороший момент для меня, чтобы продолжить:

— А теперь вообрази, насколько я опасен для тебя и твоих кланов, — усмехаюсь, и на лице остается недобрая улыбка.

Федор молча идет к выходу — ему больше нечего мне возразить.

— Прощай, брат, — говорит он.

— Ты хотел сказать «до встречи»?

— Нет, прощай.

— Пожалуй все-таки «до встречи», я не собираюсь умирать.

Остановившись в дверях, Федор обернулся:

— У тебя уже нет выбора, брат. Хочешь играть в открытую — пожалуйста! Сегодня ночью ты умрешь.

— Да что ты говоришь, — злобно улыбнулся я и повернулся к начальнику гвардии: — Разумовский!

— Да, господин? — откликнулся он.

— Если сегодня ночью я умру или просто плохо высплюсь, проткни сердце Федору.

— Непременно выполню это задание.

Лицо брата вытянулось от удивления еще больше, и он вышел.

За окном сияла полная луна, хоть Анастасия и сидела целыми днями в своих покоях, сегодня ей казалось, что ночь наступила слишком быстро. И как назло, спать ей совершенно не хотелось.

— Мне скучно, расскажи что-нибудь, — говорит она служанке, которая аккуратно складывала ее одежду в шкафу.

— Вы отлично выглядите, госпожа. Еще день-два, и сможете спокойно выходить, — уверенным голосом отвечает она.

С тех пор, как Виктория раскрыла карты, она стала гораздо меньше притворятся забитой девушкой. Такой она нравилась Анастасии гораздо больше — с уверенными людьми в принципе всегда гораздо приятнее общаться.

— Пока я нахожусь в изоляции, — печально вздыхает цесаревна. — Но очень хочется поучаствовать в жизни дворца. Можешь принести каких-нибудь сплетен?

— Могу спросить у господина, что я дозволена для вас сделать.

— Спроси.

Виктория кивает, ее плечи и голова опускаются, и она выходит из покоев в коридор.

Пока ее не было Анастасия присела к трюмо и достала из ящика пилочку для ногтей. Обычно она приглашала мастера прямо в свои покои… но сейчас опасалась приглашать даже такой персонал.

Служанка вернулась через десять минут с ответом:

— Госпожа, мне запретили вам рассказывать сплетни. Если хотите, можете сами выйти и послушать.

— О, брат хорошо меня знает.

Мало что еще могло заставить Анастасию выйти раньше, чем лицо полностью восстановится.

— Но кое-что я все же смогла вам принести, — Виктория протягивает цесаревне планшет, что находился у нее в руках.

Анастасия включает видео, открытое в файловой системе. Смотрит… и постепенно ее брови вздымаются вверх.

— Ничего себе! И почему я раньше не замечала, каким может быть мой брат? — спрашивает она, не ожидая ответа.

— Потому что господин не хотел, чтобы вы это видели, — вдруг отвечает служанка, и Анастасия оборачивается к ней.

— Ладно я не замечала… Но как отец мог пропустить такое?

— Вы не совсем понимаете, госпожа. Представьте господина в его самой лучшей форме, какой только можете, а теперь умножьте это в десять раз.

Анастасия представила. Судя по словам Виктории брат долгие годы успешно скрывал не только ум, но и свою силу. Она могла сравниться разве что с тем, чем обладал их покойный отец… или даже больше.

— А теперь умножьте это на сотню. Потом на тысячу раз. И это будет примерно то, кем он является на самом деле, — добавила служанка.

Анастасия захлопала глазами, силясь осознать. Такой масштаб попросту не укладывался у нее в голове… Это нужно было переварить.

Цесаревна вернула планшет Виктории со словами:

— Ладно, раз тебя нельзя приносить сплетни, давай просто поговорим. Это же не запрещено?

— Нет, госпожа.

— Ты случайно не знаешь, Федор уже покинул дворец? — интересуется Анастасия.

— Да, он ушел сразу после разговора с господином. Направился в Казанское княжество.

— Ммм, а я думала он направится в Тверское, где находятся Вороновы — его главные союзники. Значит, брат определился… Удивительно, как можно за один раз просто взять и убрать одного из претендентов на трон.

— Федор не перестал быть претендентом. Дмитрия это не волнует — ему было нужно, чтобы брат покинул дворец.

— В чем тогда дело? — Анастасия никак не могла до конца понять намерений младшего брата.

— Федор просто его бесит, — ухмыляется служанка.

— Ты же понимаешь, что слишком много мне рассказываешь?

— Не больше, чем мне разрешено, госпожа. Вы уже выбрали сторону, а это привилегии от вашего решения. Вы перешли в дальний круг доверенных лиц.

— Хм, а что будет, если я предам?

— Ничего не будет, госпожа. Вы просто умрете, — спокойно отвечает служанка.

— Как?

— А это уже Дмитрий сам решит.

Хоть Анастасия и выглядела спокойной, но ее звериное нутро сжалось до состояния скулящего щеночка. Что-что, а предавать Дмитрия она не собиралась.

Не зря цесаревна считала себя умнейшей среди родственников… Но похоже, ее потеснили с первого места, а она даже не в обиде.

Взглянув в зеркало, Анастасия ответила — отражение почти вернулось в норму. И это была заслуга ее младшего брата…

Она начинала бояться его по-настоящему. Нет, не только страх руководил ей. Но и уважение. За этим человеком она была готова идти до самого конца. А потому ей срочно нужно становиться полезной.

— Я же могу выйти в любой момент? — спрашивает она у служанки.

— Да, госпожа, вас здесь никто не держит.

— Завтра у меня будет назначено несколько встреч, пойдешь со мной?

— Как пожелаете.