Александр Мельников с самого детства мечтал устроиться на имперскую службу. В свои двадцать четыре года он не раз показывал себя, как амбициозный и исполнительный… Его можно было даже назвать карьеристом.
Он мечтал о славе, деньгах, продвижении по службе, и два года назад ему удалось попасть в службу безопасности, которая находилась в столичном дворце. Попасть сюда было крайне непросто — его семье пришлось дать большую взятку и влезть в долги.
А что он получил после этого? Александр, как находился на самой низшей должности охранника, так там и оставался. Он уже хорошо понял, что в службе безопасности без связей никак наверх не пробиться.
Но был и другой путь. Путь удобства — быть удобным и безотказным для своего начальства.
Однако Александр не рассчитывал чего-то добиться, даже следуя по этому пути. За последний год он осознал, что самое главное — это деньги. Имея их, ты можешь купить все, что угодно: и хорошую жизнь, и тридцать обязательных лет службы перед выходом на пенсию. А чтобы их получить, нужно выполнять грязные указания. Причем, чем более грязная задача стоит, тем больше платят, и Александр успел уже привыкнуть к этой системе.
Он спокойно соглашался на все, что угодно… а деньги спокойно закрывали рот его совести. Можно сказать, что она и вовсе погрузилась в вечный сон, и теперь Александр думал только о своей прибыли.
Сегодня начальник вновь вызвал его в кабинет. Но после того, как было озвучено очередное задание, совесть на миг проснулась и Александр задумался: «А стоит ли соглашаться?».
Но начальник окончально убедил его, рассказав, что Александру предстоит всего лишь избавить девушку от мучений, что она все равно не проснется, а императорскую кровь нужно очистить. Если цесаревна очнется и станет инвалидом, это плохо скажется на репутации императорской семьи. А сделав свою работу, Александр поможет своей стране. Ведь императорская семья — это лицо империи, а оно никак не может быть изуродованным.
Впрочем, Александр никогда не был дураком, и на имперской службе успел набраться ума-разума, чтобы принять верное решение. Перед тем, как дать свое согласие, он изучил все данные — у цесаревны есть все шансы на чудесное исцеление, которое не может объяснить ни один из лучших лекарей, находящихся во дворце. Говорят, что в выздоровлении сыграл роль ее дар, но Александру было на это плевать.
Это задание будет последним в его карьере, он уже заключил договор с с сыном начальника.
Когда ты делаешь что-то чрезвычайно грязное, то можешь потом спокойно уйти. Было в службе безопасности дворца такое правило. В таких случаях сын начальника выдавал любые документы и столько денег, что хватит на безбедную старость. Исполнителей, подобным Александру, не убивали — и это радовало. А вот если бы он не согласился, могли бы и устранить, чтобы другим не повадно было. Хотя еще не факт, это зависит от полезности, а Александр считал себя очень полезным.
Служба безопасности не боялась отпускать подобных исполнителей на все четыре стороны. Правда, ради спокойствия своих начальников, придется принять магические блокаторы. И даже если Александр в нетрезвом виде или под пытками попытается рассказать о том, что сделал, то сразу умрет.
«А пенсия в двадцать четыре звучит неплохо» — думал он, идя к начальнику с докладом. Единственное, Александру было жалко покидать семью, но и с этим он вполне был готов смириться, тем более жены и детей он завести не успел — оно и к лучшему.
Александр Мельников спешил, но так, чтобы не казаться подозрительным со стороны, ведь во дворце каждый гвардеец на кого-то работает. Тем более, он не знал, через сколько сработает яд, и не хотел уходить из дворца под суматоху, которая очень скоро здесь поднимется.
Задумавшись, он не заметил служанку в белом переднике и врезался в нее.
— Простите, господин! Простите! — затараторила она.
— Смотри, куда прешь! — рыкнул он. — Иди отсюда!
Девушка всхлипнула и пошла дальше.
Александр вышел в нужный коридор. Прошел мимо одной двери… второй… но что-то сильно не давало ему покоя, но он не мог понять, что. Александр прошел мимо третьей двери, и оказался перед кабинетом начальника… И вдруг осознал!
Это была служанка! Та самая, что спала в комнате Анастасии. Когда Александр уходил, она все еще была в покоях цесаревны и никак не могла добраться сюда раньше его.
Он постучался и приоткрыл дверь. И в этот же миг застыл. Дыхание остановилось, а грудь пронзила адская боль. Настолько сильная, что его рот только успел открыться в безмолвном крике.
Дверь распахивается до конца, и Александр заваливается вперед, падая замертво.
Так заканчивается жизнь молодого и дерзкого оперативника. И если бы у него было бы чуть больше времени, он бы понял, как его убили…
В комнате сестры было светло, а из распахнутых штор пробивались лучи закатного солнца, растекаясь полосами на полу.
Я сидел на диване вместе с Алиной и наблюдал за тем, как кожа сестры восстанавливается на глазах. А еще вчера у нее были минимальные шансы — не только восстановить прежний облик, но и выжить.
— Интересно получается, все в этом дворце делают вид, что ослепли, — говорю я.
— Я тоже удивлена, — пожала плечами служанка. — Словно все потеряли зрение специально. Или у нас завелся лекарь, который не только лечит, но и калечит.
— У сестры есть гвардия. При этом охрану возле ее покоев поставил Разумовский, дал им задачу никого не пускать сюда и взял это дело под свой контроль, но в то же время меня с радостью пропустили, — хмыкаю я. — Всего лишь стоило сказать охранникам, что я переживаю за жизнь и здоровье сестры, и они распахнули двери.
— Думаете, здесь есть подвох?
— Уверен. Только вопрос — для чего это сделано? Скорее всего, Разумовский хотел, чтобы сестра умерла тогда, когда я буду находиться здесь. Не проблема воткнуть кинжал в мертвое тело, и сказать, что это сделал я.
— Это в стиле Разумовского, — Алина наклонилась и взглянула на Анастасию, которая ровно дышала, будучи без сознания. — Как думаете, сработало?
— Вроде бы.
— Эдвард сказал, что точно сработает.
Я поднялся с дивана и приблизился к сестре. Одна из граней моего дара позволила заглянуть в ее магические структуры, которые и должны были уничтожить яд. Если бы он добил то, что осталось от дара Анастасии до того, как я влил в нее свою энергии и подселил два дара, у нее бы не было ни единого шанса выжить.
Но восстановленная магическая структура реагировала на дар совсем иначе. Новый, усиленный дар метаморфа дал сестре лишнее, и она продержалась до нашего прибытия вместе с противоядием.
— Работает, но должно было гораздо быстрее.
— Почему так?
— Регенерация влияет и на противоядие, она ослабляет и его. Но оно точно подействовало, теперь вопрос времени, когда сестра очнется. И, кстати, хватит его Эдвардом называть — он Эдуард.
— А мне нравится называть его Эдвардом, ему это больше подходит, — улыбается Алина.
Знакомство с Эдуардом вышло, как минимум, интересным. Мне пришлось спасать этого ученого-алхимика из темницы, когда его подставили собственные наниматели. Они хотели все вывернуть так, будто один знатный аристократ умер именно от зелья Эдуарда, а не от подсыпанного ими в еду яда. А я знатно поднял много шума.
Пришлось даже подключить Соломонова, он долго ругался, зачем ему платить столько денег за бездомного. Тогда парень выглядел максимально неопрятно: растрепанные волосы, грязная одежда, дурной запах, хотя Эдуард вовсе не пьет. Точнее, не пьет он спиртные напитки, а вот свои зелья поглощает за милую душу.
Эдуард получил образец крови Анастасии, в котором и содержался яд, от приставленной к сестре служанки. Она хорошо поработала и устранила исполнителя. И когда мы пришли сюда с противоядием, больше новостей у нее не было, никто больше не заходил к сестре.
Только подумать, этот безумный гений смог сделать противоядие меньше, чем за десять минут!
— Господин, а почему бы вам не оставить здесь тень? — поинтересовалась Алина. — Она бы могла лучше охранять цесаревну.
— Наверное, потому что я не хочу иметь дело с тенями, — ответил я. — А ты и не сможешь этого сделать.
— Почему?
— Потому что в твоем даре я закрыл такую возможность.
— Интересно же попробовать! — не унималась она.
— А мне казалось, что в прошлую встречу с тенями ты растеряла всякий интерес.
— Тогда я была слабее. Это нечестно, — фыркнула она.
— Но я и тогда выпустил не самую сильную тень. А ты проиграла и испугалась.
— Сейчас все может быть иначе.
— Алина, сколько раз я тебе говорил, не надо применять то, чем ты не владеешь.
Служанка изобразила грустное лицо и принялась дальше наблюдать за сестрой. На пару мгновений тишину перебивал лишь писк аппаратов, к которым была подключена Анастасия.
— Наблюдай за сестрой дальше, — крикнул я второй служанке, которая расположилась в кресле в углу комнаты, все это время изображая из себя предмет мебели.
— Конечно, господин! — кивает она.
— Пора уходить, — говорю я Алине, и мы выходим из спальни.
Я делаю максимально грустное лицо и прошу охранников:
— Если сестра придет в себя, можете сообщить мне первому?
— Конечно, Ваше Высочество! — ответил один из них. — Обязательно сообщим.
— Не забудете?
— Как вы можете так говорить? Мы очень ответственно относимся к своей работе, — заверил он меня.
— Ну хорошо, посмотрим.
Но на лицах гвардейцев не видно печали, словно сам факт, что я расстраиваюсь из-за смертельно опасного состояния сестры, их только радует. А обычных охранников явно никто не учил скрывать эмоции, такие очень легко себя выдают.
Возвращаюсь в свой кабинет и присаживаюсь в кресло. Первым делом открываю планшет и читаю новости. А там было много интересного, особенно о том, что сегодня Гриша собирается вылетать из Австрии домой. Он выложил обращение, где сделал очень жалостливый вид, едва ли не плакал, когда говорил о сестре. Игра хорошая, только по глазам было видно — он использовал специальные капли, которые дают красноту с особым рисунком на сетчатке. И если чуть приблизить видео, это было хорошо видно.
На самом деле, это очень печально, и даже обидно, что он использовал произошедшее для игры на публику и поднятия своего статуса в глазах общественности. Если там и были реальные переживания о судьбе Анастасии, то их не было заметно за всем этим. Но очень надеюсь, что Гриша образумится.
Дороже семьи у нас нет ничего — и когда-нибудь мои братья это поймут.
В своей первой жизни я об этом даже в Кодексе Императора написал, но не помогло.
В дверь постучали и, после разрешения, вошел один из моих слуг. Оставил мне папку с документами на подписание и удалился.
Так, посмотрим, что мне принесли. Вопрос касательно регулирования сельского хозяйства номер двести триста семь. Эм, это даже не смешно.
Второй документ был касательно разрешения вырубки лесов в Сибири, а третий — просил согласовать новые тарифы ЖКХ в столице. Остальные были примерно такой же «важности».
Понятно… Разумовский сильно обиделся на меня и снова понизил в правах.
Снова открываю планшет и захожу в имперскую базу данных. Ставлю вето на самый бесполезный указ Разумовского. Ох, представляю, как он сейчас бесится и пытается понять, сколько этих вето у меня есть.
Система автоматически выдает вето каждому наследнику, но их крайне ограниченное количество, и мне не хватило бы их, если бы я расходовал их также, как братья и сестра.
Через пару минут появилось уведомление. На мое вето наложили другое вето! Посмотрим, кто это… Ага, Григорий.
Снова отправляю вето, и брат сразу его перекрывает. А потом опять и опять, кругов пять… Накладываю еще одно, и у меня остается всего одно вето.
Но нового вето от брата не поступает.
Гриша, ты хотя бы попытался… Пора бы начать думать своей головой и не потакать Разумовскому каждый раз, когда он к тебе прибегает.
Но даже если я скажу это брату лично, он никогда не послушает, и скорее вызовет меня в очередной раз на дуэль.
Осталось одно вето. Эх… В детстве у нашего отца было любимое развлечение — лично следить за достижениями своих детей. А какую награду дать царским детям, у которых есть все, что можно пожелать? Он не придумал ничего лучше, как давать нам бессрочные вето, которые мы сможем применить в любой момент нашей жизни.
Конечно, рекордсменами по полученным вето стали мы с сестрой. Но Анастасия часто использовала их в своих интересах. Это не были злые умыслы, а например, постройка театра, приглашение на имперский бал известной исполнительницы, введение особого дресс-кода на приеме в честь дня рождения отца, и все в таком духе. Финансовый отдел всегда отклонял подобные предложения, тогда Анастасия накладывала вето и возвращала им обратно.
Но никто достоверно не знает, сколько вето у меня осталось, об этом я никогда не распространялся. И это замечательно, ведь я постоянно добавляю их себе с отцовского аккаунта.
Телефон завибрировал, это пришло сообщение от Гриши:
«Рано или поздно твои вето закончатся. Сегодня ты много потратил на бесполезный указ. Уже скоро…».
Я ответил:
'Чтобы утверждать, что вето скоро закончатся, сперва надо узнать, сколько их у меня.
p.s. на несколько лет еще хватит', и добавил в конце улыбающийся смайлик.
Через минуту пришло следующее сообщение:
«Если я стану императором, они тебе не помогут».
«Если…», — отправил я.
— Алина, а ты не знаешь, есть ли среди дипломатов рядом с Гришей кто-нибудь из наших? — спросил я, хотя комната была пуста.
Через миг Алина выросла из тени возле моего стола и ответила:
— Изабель.
— Так и знал, что ты подслушиваешь через тени, — улыбнулся я.
— А как же! Вы же в любой момент можете меня позвать. Вдруг, я через стены не услышу?
— Молодец. Так вот, самолет Гриши должен сломаться прямо в воздухе.
— Неожиданно! Но ладно…
— Не до такой степени сломаться. Хватит небольшого сбоя при взлете, чтобы самолет вернулся обратно в аэропорт. А там его задержат на несколько дней для техосмотра.
— Господин, мелкого сбоя не хватит, чтобы самолет простоял там не один день.
— Если каждый день ломать по чуть-чуть, то хватит.
— Поняла вас, — широко улыбнулась Алина.
Телефон снова завибрировал от сообщения Гриши:
«Скоро вернусь, брат! Будь готов, я тебя удивлю!».
«Жду!» — коротко ответил я и усмехнулся, а затем откинулся в кресле.
Ну-ну, Гриша, для начала тебе надо вернуться.
Я взял со стола лист бумаги и начал писать. Быстро закончив, протянул ее Алине.
Она ознакомилась и сказала:
— Это список ваших даров.
— Именно. Найди среди своих подопечных, достойных обладательниц для каждого дара.
— Наконец вы решили избавиться от них, — улыбается она. — А то невозможно смотреть, как вы мучаетесь.
Держать в себе много даров тяжело и опасно. Но в этом есть несомненный плюс — мой магический источник раскачивается гораздо быстрее — структуре сложно удержать столько даров, и она укрепляется, магические каналы находятся в постоянном напряжении. Это не говоря о постоянном желании выпустить дары и отдать их на растерзание Многомерной Вселенной.
В первой жизни я совершил большую грубость и нахватал много даров. Тогда я пробовал разное, чтобы понять, на что способен. Но сейчас, приобретя большой опыт, я действую куда более профессионально. Знаю, где находится эта грань, когда не стоит принимать больше даров. Для этого всего лишь нужно было пару раз умереть.
— Господин, я могу сразу направить к вам претенденток, — продолжила Алина.
— Нет, пусть приходят ко мне ночью через тени.
— Представляю, какие будут слухи, когда через вас пройдут двенадцать горничных, — смеется служанка.
— Не самые плохие слухи, — улыбаюсь я.
Особенно по сравнению с тем, что распространяют обо мне братья и Разумовский.
— А мужчин к вам можно отправлять? — хихикает Алина.
— Нет, таких слухов мне не надо.
— Тем более, у меня в организации нет мужчин.
— Знаю, у тебя и организации нет.
— Но прикольно же иногда считать, что она есть, — улыбается Алина и исчезает в тени.
Григорий Романов находился в плохом расположении духа. Он слышал о том, что на его сестру случилось нападение, затем пообщался со своим старшим братом Федором. Разговор был непростой, но Григорий понял намек, что не стоит лезть в это дело. Единственное, что мог средний наследник — это обернуть ситуацию в свою пользу, поэтому недавно записал обращение, тем более, этого того хотел Разумовский, чтобы укрепить позиции наследника.
Григорий был не против решения, которое приняли и без его участия. Но ему было немного грустно от произошедшего, не более того. Все наследники понимали, в какой семье родились и были готовы к потери друг друга.
Но больше Григория расстраивало поведение младшего брата. Он поругался с Разумовским, и теперь канцлер при каждом удобном случае бежит к среднему наследнику, поскольку у того еще оставались свободные вето. Но сегодня и они закончились.
На самом деле, хорошо, что у Димы не хватило ума не мешать и договориться. С ним очень скоро разберутся, и без участия Григория, в этом наследник был уверен. Слишком большого врага Дима себе нажил в виде канцлера и начальника службы безопасности в одном лице.
В этом есть еще один огромный плюс — теперь Разумовского используют только Григорий и Федор. Канцлер сегодня подсказал среднему наследнику, как можно отомстить Дмитрию за все унижение, что он доставил своему брату. А Григорий невероятно сильно хотел отомстить, и целыми днями не переставал думать, как это сделать, и вот сегодня звезды сошлись. Но для исполнения плана канцлера нужно как можно быстрее вернуться в столицу.
С этими мыслями средний из наследников сел в самолет. С ними и взлетел.
— Ваше Высочество, через четыре сама мы будем в столице, — с дружелюбной улыбкой сообщила стюардесса.
— Хорошо.
— Принести вам напитки?
— Да, принеси…
Четыре часа, и он устроит Дмитрию такой сюрприз, после которого все окончательно изменится.
Лицо Григория растянулось в злобной улыбке, и в этот момент самолет затрясло, как при турбулентности. Загорелись красные лампочки, сверху выпала маска.
Улыбка на лице резко сменилась открытым от шока ртом. Он весь побледнел.
— Ваше Высочество, у нас технические неполадки. Придется вернуться в аэропорт. Не переживайте, угрозы для вашей жизни нет, — прогудел голос пилота.
Но Григорий знал, что они всегда так говорят. По инструкциям пилот скажет об опасности, только если самолет начнет падать.
Взгляд зацепился за стюардессу, которая приготовила парашюты. От этого в горле Григория застрял ком. От перестал дышать от страха.
А то, что две стюардессы что-то нервно обсуждали, только усиливало сердцебиение. Кажется, он услышал, что двери заблокированы, и в случае опасности их не открыть. Или ему показалось? Все мысли в голове перемешались.
— Мы не можем упасть! Я будущий император! Сделайте что-нибудь! — крикнул он им, и девушки спешно удалились в кабину пилота.
Григорий понимал, что это ничего не изменит. Но ему хотелось сделать хоть что-то. Не быть беспомощным в железной коробке на высоте нескольких километров!
Он впервые осознал, что смертен. Что смерть может подкрасться в любой момент, когда он меньше всего ожидает подставы. Но это может быть и случайность.
Григорий схватился за голову. Его с детства учили, что член императорской фамилии должен уметь держать лицо, но сейчас он его потерял. И это заботило его меньше всего, он думал только о том, как выжить.
Ведь от падения с такой высоты его ничто не спасет — это верная смерть, и никакой дар тут не поможет.
Когда Анастасия Романова открыла глаза, над ней стояло не меньше десяти имперских лекарей в белых халатах. Цесаревна пребывала в полном шоке. Она не понимала, как сюда попала.
Все тело будто затекло… Сколько же она здесь лежит? Эта мысль её пугала.
Стоявший рядом аппарат для отслеживания сердцебиения запищал быстрее.
— Что случилось? — хрипло спросила она.
В горле пересохло, и каждое слово давалось с болью, словно язык кололи мелкими иголками.
— Уже все в порядке, Ваше Высочество, — улыбнулся один из лекарей, пытаясь ее успокоить.
Но это не помогло. Анастасия попыталась встать.
— Не стоит, вам нужно набираться сил, это уже настоящее чудо, что вы очнулись, — сказал другой лекарь и поправил очки на переносице.
Дыхание участилось. Страх сменился злостью, она хотела узнать правду прямо сейчас.
Она прикрыла глаза и сделала глубокий выдох. Сердцебиение выровнялось. Цесаревна хорошо умела справляться со стрессом и сейчас эти знания пригодились — выровнять дыхание, откинуть тревожные мысли, переключиться.
Но, в полной мере, это сделать не получилось. Перед глазами всплыла картинка… Она едет на прием, на нее напали те, кто находился в ее машине! Анастасия выставила барьер, случился взрыв, ее ноги зажало. Она не помнила точно, сколько была в сознании… Помнила лишь то, что изо всех сил цеплялась за уходящую жизнь. А потом, где-то в отголосках сознания — успокаивающий голос младшего брата.
Цесаревна с детства была готова к своей смерти, все-таки жизнь в императорской семье подразумевает определенные риски, но она никак не ожидала, что смерть настигнет ее так скоро. И уж тем более того, что она сможет выбраться из ее цепких лап.
Когда у власти стоит женщина, ее позиция всегда более хрупкая, чем мужская. Девушку гораздо быстрее уберут со своего пути… Вот подобное случилось и с ней.
Анастасия понимала, где просчиталась. Будь у нее шанс перемотать время назад, она бы сделала все иначе, и не валялась бы сейчас, подключенная к аппаратам.
Кстати, о них… Цесаревна поднялась, невзирая на советы лекарей.
Принялась снимать со своих рук датчики.
— Ваше Высочество, приборы еще нужны, — попытался остановить ее лекарь.
— Моей жизни что-то угрожает? — твердо спросила она.
Во рту начала вырабатываться слюна, и теперь слова давались гораздо легче.
— Нет.
— Тогда снимайте.
Лекари отсоединили датчики, Анастасия поднялась. Велела служанке принести ей воды, и через минуту залпом выпила стакан. Прохлада окатила ее горло и опустилась вниз — к желудку. Анастасия и не представляла, какой вкусной может быть обычная вода.
— Почему я выжила? — спросила она у лекарей.
— Мы точно не знаем, но, вероятнее всего, ваш дар помог восстановиться, — ответил пожилой мужчина.
— Дар же был практически уничтожен, — вставил слово молодой специалист.
— Поэтому и говорим, что «скорее всего».
Врачи принялись выдвигать свои версии, но они только больше запутали цесаревну. Ясно было только одно — адекватного объяснения у них нет и не будет.
— А как я выжила во время нападения? — задала она более резонный вопрос.
— Подробностей мы не знаем, — за всех ответил старший лекарь.
— Служба безопасности успела на место?
— Это нам тоже неизвестно.
Анастасия сделала вывод, что лекари получили приказ не рассказывать подробностей, а не знать их они не могли. Как минимум перед тем, чтобы начать ее лечить, они должны были выяснить, что случилось.
— Позовите службу безопасности, — приказала цесаревна.
Один из врачей вышел из комнаты и через минуту вернулся с двумя охранниками.
Они выглядели удивленными. Гвардейцы точно не обрадовались тому, что она жива. Нет, им верить нельзя. В личной гвардии Анастасии тоже были предатели, иначе бы на нее не напали в собственной машине.
— Как я выжила после нападения? — спросила она, но, скорее для того, чтобы не выдавать своих подозрений насчет охраны.
— Мы не в курсе, Ваше Высочество, — ответил тот, кто был чуть старше рангом.
— Ладно, возвращайтесь на свой пост.
Единственный, кто сможет нормально ответить — это начальник службы безопасности. Если никто не в курсе произошедшего — значит, они выполняют его прямое указание и молчат.
Несколько часов Анастасии пришлось провести с врачами. Они давали ей всевозможные лекарства, работали магией. Цесаревне становилось лучше, хотя и до этого она чувствовала себя неплохо. И вскоре эта толпа врачей начала только раздражать.
— Оставьте меня, я хочу поспать! — велела лекарям Анастасия и вернулась к кровати.
— Вам еще требуется присмотр, — не сдавался главный лекарь.
И его настойчивость только настораживала цесаревну.
— То есть я не могу восстанавливаться в полном покое?
— Можете…
— Тогда оставьте меня! — приказала она и легла на кровать.
Врачи уходили с явной неохотой. Конечно, стоит им только волю дать, и они будут произошедшее Анастасии Романовой круглосуточно изучать.
В комнате осталась только служанка, которая с поникшим видом сидела в кресле.
Анастасия поднялась к кровати и посмотрела в зеркало.
— Главный козырь потерян, — произнесла она, видя бугорки от ожогов на своем лице.
— Он сказал, что в вашей внешностью все будет в порядке, — позади раздался голос служанки, и цесаревна обернулась.
Девушка по-прежнему сидела с поникшей головой, вся забитая, словно ничего и не говорила.
— Кто говорил? — строго спросила Анастасия.
— Простите, госпожа, я молчала. Простите, вам показалось. Простите… — затараторила она дрожащим голосом.
Эта служанка ничем не выделялась среди остальных, цесаревна и имени ее не помнила. Обычная серая мышка, которых, как правило, никто не замечает. Она нигде не отсвечивала. Все остальные слуги ее пинали и унижали, даже били. Но Анастасия решила оставить ее не столько по доброте душевной, сколько из интереса — как долго она здесь продержится.
И сейчас, находясь в стрессовой ситуации, девушка дрожала.
— Кто говорил? — настойчиво повторила она.
Внезапно служанка подняла голову и выпрямилась, вся дрожь и неуверенность исчезли.
— Дмитрий. Он сказал, что с вашей внешностью все будет в порядке, скоро она начнет меняться, — с легкой ухмылкой ответила девушка. — Поговорите с ним.
Голова ее тотчас поникла, плечи опустились. Горничная вмиг изменилась и стала прежней.
— Ты знаешь, как я выжила?
— Простите-простите, госпожа, я ничего не говорила. Вы меня с кем-то путаете.
Анастасия выдохнула, поняв, что это бесполезно. Уже понятно, что горничная не сумасшедшая, а очень хороший внедренный агент. Но больше цесаревну удивляло то, что у Дмитрия вообще есть подобные люди. Он же ничем не выделялся, прямо, как эта служанка. И теперь эта мысль настораживала цесаревну.
Надо будет пообщаться с Разумовским, но не сегодня. После всех лечебных процедур Анастасия очень устала, и единственное, чего ей хотелось — это спать.
Поддавшись этому желанию, она вернулась к кровати, и уснула сразу, как только ее голова коснулась мягкой подушки.
А на следующее утро, сразу после завтрака, ее первым посетителем стал Разумовский.
— Прекрасно выглядите, Выше Высочество, — сказал он после приветствия.
— Конечно, — со скепсисом ответила Анастасия.
— Не переживайте, внешность — это не главное. Главное, что вы остались живы. Обещаю вам, что виновные будут наказаны.
— Кто это сделал?
— Мы пока их не нашли, но уверяю — прикладываем для этого все доступные нам ресурсы.
— Ладно, тогда скажите, кто меня спас?
В отличие от своих подчиненных, Разумовский не сможет отвертеться от этого вопроса.
— Ваше Высочество, после нападения случилась крайне неприятная ситуация. Но прошу вас, не судите строго…
За годы жизни во дворце Анастасия хорошо научилась чувствовать игру. И это «не судите строго» по всем правилам должно было произвести обратный эффект.
— Рассказывайте.
— Как только мы узнали о покушении, то бросили все свои силы на ваше спасение. Но ваш брат — полный идиот, простите за такое выражение, но иначе не скажешь. Он чуть не угробил вашу жизнь. Каким-то образом он смог добраться на место происшествия раньше нас на пару минут, и похитил вас прямо у нас из-под носа. Мы пытались его образумить, но дошло до угроз моим людям. Понимаете, они не могли противостоять цесаревичу Дмитрию, мы не могли его преследовать. В итоге, он привез вас во дворец на какой-то машине, хотя вас должны были доставить на специальном спасательном вертолете. Время было потеряно… Врачи сказали, что если бы вас доставили быстрее, то внешность еще можно было спасти. Извините, что мне приходится это вам сообщать. Но возможно вы станете будущей императрицей, и я не хотел бы иметь перед вами тайн.
Анастасия скривилась и ответила:
— Как же брат подло поступил…
С этим человеком было весело играть, но кажется, этого делать больше не стоит. Он больше не готов играть в игры, теперь ему нужны результаты.
Нужно как можно скорее переговорить с Дмитрием. Он сможет дать ей верные ответы, но перед этим стоит дать ответ на его главный вопрос.
На улице моросил дождь, солнце давно скрылось за горизонтом, передав свои права сестре-ночи. Сейчас столичные улочки освещались лишь огнями от фонарей, и изредка в огнях домов можно было увидеть тусклый свет.
Я шел по дороге с черным зонтом в руках, а под ногами хлюпала вода. Это был не самый благополучный район, а я сновал между домов, как тот, кто ищет неприятности, хотя меня интересовало совсем другое.
А касательно неприятностей, стоило мне остановиться у нужного переулка, как я их и нашел.
— Эй, ты! Иди сюда! — басом прокричали мне.
— Я? — деланно удивился я.
— Да, ты!
Из темного проулка вышли двое лысых мужчин бандитской внешности. И зачем они просили меня подойти, если в итоге пришли сами? Логику подобного контингента не всегда можно так просто понять.
А ведь я всего лишь искал нужный поворот. Интересно, они ко всем так подходят? Тогда непонятно, почему их еще не убили. Им явно не хватает хорошего урока о том, как следует себя вести в общественных местах.
— Да без проблем! — ответил я бандитам и направился к ним.
Вытаскиваю из ножен клинок и вливаю в него свою энергию. Лезвие загорается белым светом.
— Твою мать! Да это Одаренный! — мгновенно остановился один из бандитов.
— Валим!
Они убежали так быстро, что пятки сверкали.
Усмехаюсь и убираю клинок обратно в ножны, и в этот момент из тени от стены дома, выходит Алина.
— Мне их это… того? — спрашивает она, глядя вслед разбойникам.
— Да ладно, пусть себе бегут. К тому же один из них сейчас побьет рекорд империи по бегу на дальние дистанции.
— А он, между прочим, хромой был.
В самом деле, когда этот бандит подходил ко мне, я заметил его хромоту. Видимо сильно они испугались. Зато в следующий раз сто раз подумают, прежде, чем подходить к незнакомым в столь позднее время суток.
— Нам туда, — указываю я на светящуюся вывеску.
Удивительно, как у этого магазина есть покупатели с таким расположением. А уж про черный ход молчу… Мы подошли именно к нему. Здесь было темно, так что со стороны эту дверь сложно было заметить.
Я ввел на кодовом замке шестидесяти четырехзначный код, раздался щелчок и дверь открылась.
— Как вы это запомнили? — прорычала Алина. — Я вчера минут двадцать так стояла. Пришлось проходить через тень.
— Ты же знаешь, как Эдуард не любит подобные появления.
— А я не люблю идиотские пароли запоминать, — фыркнула она.
Мы вошли внутрь здания, которое полностью принадлежало Эдуарду. На первом и втором этаже располагалась солидная парфюмерная лавка, и я сразу почувствовал запах духов. Чего тут только не было намешано к концу рабочего дня, хотя по особой системе Эдуарда от смести этих запахов к утру не останется ни следа.
Третий этаж занимал офис, но он сейчас нас не интересовал. Мы прошли через складское помещение к основному помещению магазина, куда любят заглядывать зажиточные простолюдины.
К слову, все представленное здесь многообразие духов Эдуард создал сам, можно назвать это небольшим хобби, которое так удачно совпало с прикрытием.
Туда-сюда сновали работницы в белых блузках и черных строгих юбках, они прибирали прилавки перед закрытием магазина.
Главный парфюмер очень быстро вышел к нам, не пришлось самим его искать в этом большом здании.
— Господин, я увидел, что сработал ваш ключ и тут же поспешил вас встретить.
— Ты бы хоть иногда своими духами пользовался, — ответил я, поскольку от Эдуарда пахло в сто раз сильнее, чем в его магазине.
И этот запах был отнюдь не приятный.
— Вы же знаете, другие мои разработки гораздо ядренее, — улыбнулся он.
— Это которые дешевые подделки?
— Дешевые подделки, конечно, много денег приносят, но я сейчас не о них. Мое хобби совсем другое.
— Знаю.
— Полагаю, вы пришли за камнем? — поинтересовался Эдуард и поправил свой белый халат, впрочем это не сделало его вид чуть более опрятным.
— Правильно, угадал.
— Эх, не бережете вы себя, господин.
— Может и так, но камень мне в любом случае нужен.
— А что я буду делать, если вы… того?
— Рано или поздно, это все равно случится, — усмехнулся я.
— Ладно, но я вас предупреждал. Идите за мной.
Мы вернулись в складское помещение, а оттуда по потайной двери спустились в подземелье. Здесь было мрачно и сыро, пахло чем-то протухшим… Вот сюда точно не помешало бы вылить лишнюю баночку духов.
Эдуард шел минут семь, а затем остановился у кирпичной стены. Он пробежался по ней взглядом и отодвинул один из камней.
Перед ним открылась приборная панель, и Эдуард ввел тридцати двузначный код. Экран загорелся красным и выдал ошибку.
— Твою мать! — выругался алхимик и со всей силы пнул стену.
Панель загорелась зеленым, и в стене открылась потайная дверь.
Мрачный коридор осветило холодным светом, и вы вошли в помещение основной лаборатории Эдуарда. Здесь было чисто настолько, что если бы не присутствие самого алхимика, я бы назвал это помещение стерильным.
Мы прошли по коридору со стеклянными стенами, за которым трудились работники подпольной алхимической лаборатории Эдуарда. За каждым стеклом виднелись железные столы с множеством расставленных на них склянок.
В конце коридора находился кабинет самого главного алхимика, и здесь дверь была уже кафельно-белой, а не прозрачной. Мы вошли внутрь, а Эдуард подошел к одной из стен, набрал на висевшей нам панели шестнадцатизначный код, и на совершенно противоположной стене открылась дверца потайного сейфа, которая все время до этого так удачно сливалась с белоснежным покрытием стен. Если не знать, что там сейф, то его с первого раза и не обнаружишь.
Эдуард достал оттуда небольшой пузырек с мутной жидкостью, по цвету напоминающий обычный серый камень.
— Вот, господин, — он протянул мне зелье. — Не советую принимать ближайшие две недели, пока…
Я открыл пробку и начал залпом пить зелье. А оно оказалось куда более горьким, чем самые сильнодействующие яды, что мне подмешивали.
— … оно максимально токсично, — закончил фразу Эдуард.
Допиваю зелье и возвращаю алхимику пустую склянку.
— Ох, горе мне, горе! — он схватился за голову. — Меня же убьют, если с вами что-то случится!
— Не переживай. Лучше скажи, готова ли комната?
— Да, — вздохнул он. — Идемте.
Алхимик отвел меня в специальную комнату с мягкими стенами, полом и потолком. Дверь за мной закрылась, и я лег на мягкую поверхность. Хм, а сумасшедшим в больницах не так уж плохо живется, бери и спи, сколько хочешь.
Через пару минут начался процесс. Мое тело скрутило в судорогах, кости захрустели, я сжал челюсть до такой степени, что казалось, сейчас сломаются зубы.
На что только не пойдешь, чтобы империя не потеряла своего императора раньше времени.
В этом мире слишком слабая алхимия, до такой степени, что мне пришлось самому рассказывать Эдуарду, как приготовить это зелье.
На данном этапе мой дар сильно ограничен, но алхимия может помочь это исправить. Если я выживу, то мое тело станет в разы прочнее. Если… Но риск того стоит.
А чтобы помочь себе выжить, у меня есть один козырь.
Закрываю глаза и отстраняюсь от боли. В теле начинает растворяться дар слабого лекаря — это должно помочь. А владельца этого таланта тяжело было назвать невинным. Лекарь использовал свой дар для похищения органов своих пациентов.
Перед глазами все потемнело — я потерял зрение. И теперь видел черную, непроглядную темноту.
Что ж, началась моя любимая часть процесса…