Классный час

Кина не будет

Кина не будет, электричество кончилось

— Сейчас проверим, — сказал я, уверенным шагом двигаясь по направлению к Москве… не к столице нашей Родины и городу-герою, а к широкоформатному кинотеатру, раскинувшемуся на краю старого города, там где он переходил в панельные девятиэтажки.

По бокам от входа в кинотеатр висели, как это и было положено в те времена, две здоровенные афиши, — слева то, что сейчас показывают, «Джентльмены удачи» то есть, с придурковатым Савелием и угрюмым Леоновым, а справа то, что ожидается в скором времени. А скоро ожидались «Ромео и Джульетта» итальянского производства.

— Джульетта какая-то страшная тут нарисована, — толкнула меня локтем в бок Марина, — с трудом верится, что от такой крышу могло снести у Ромео.

— Да, — вздохнул я, — художника-оформителя тут похоже по объявлению набрали.

А над окошечком касс (их тут целых три было) я увидел унылый листок клетчатой бумаги с корявой надписью «На сегодня все билеты проданы».

— Ай-яй-яй, — сказал я, чтобы не молчать, — кто бы мог подумать…

— И что будем делать? — невесело спросила меня Марина, — в другое место пойдём?

— Попробуем что-нибудь предпринять, — не слишком уверенно ответил я, — посиди пока на лавочке… мороженое хочешь?

Она ответила гневным взглядом.

— Да понял я, понял, что у тебя с ним сложные отношения… тогда хоть газировки выпей, а я пока разберусь с этим вопросом.

И я пошёл решать вопросы. Это оказалось не простым делом, а очень простым. Примерно, как батон простой из хлебного магазина стоимостью 13 копеек. С правого бока от входа мялись целых два гражданина характерного вида… за километр можно было опознать в них спекулянтов-перепродавцов. Я подошёл к тому, который был пониже и попроще на вид, и тихо спросил:

— Есть чо?

Тот воровато поозирался в обе стороны, а потом так же тихо ответил:

— На девятнадцать часов по рублю, на пятнадцать по два.

— А чего так дорого на пятнадцать-то? — не удержался я от этого вопроса.

— Так там какое-то мероприятие ожидается, — ответил он, — премьера же, кто-то известный приедет вроде…

— Уговорил, — быстр согласился я, — две штуки на пятнадцать. В середину, если можно.

— Подожди, — остановил меня он, видя, как я полез в карман за деньгами, — не здесь. Иди вон в тот двор, я сейчас подойду. — И он кивнул направо — там между двумя двухэтажными особняками действительно был проход, теряющийся в темноте.

В душе у меня шелохнулись неприятные предчувствия, но я быстро задавил их — не в 90-е же годы живём, да и смысл какой в этом, из-за какой-то пятёрки криминал разводить. Короче промаршировал я во двор парадным шагом, подождал жучка и совершенно без запинки обменял свои кровные четыре рубля на два билетика на десятый ряд… в середину.

— А кто приедет-то, не знаешь? — спросил я у него в спину.

— То ли режиссёр, то ли артисты, точно неизвестно, — ответил он мне, прежде чем испариться.

— Всё в полном порядке, Мариночка, — сказал я, вернувшись к скамейке, — два билета на три часа у меня в кармане. Говорят, ожидается приезд кого-то из артистов, представляешь?

— Крамарова? — выдохнула она.

— Точно никто не знает, но может быть, — ответил я, — так что у тебя есть шанс взять автограф у великого актёра. У нас ещё час до начала, пошли в кафе что ли какое зайдём…

— Только не в кафе-мороженое! — строго указала она мне.

— Яволь, майн херр! — взял под козырёк я. — По дороге сюда я видел кофейню какую-то — против кофе ты ничего не имеешь?

Против кофе у Марины ничего не нашлось, так что следующие полчаса мы провели в заведении с красивым названием «Мокко» и обезьяной на вывеске.

— Ай как неполиткорректно-то, — сказал я, указывая на обезьяну, — если б такое в Европе где нарисовали, вмиг засудили бы.

— Это почему? — спросила Марина, отхлёбывая ароматный напиток из чашечки.

— Ну намёк же на негров… на афроамериканцев, как сейчас принято говорить. Типа раньше вы все там на ветках сидели, как эти обезьяны. А самый верх оскорбления, это вручение банана.

— Ну не знаю, — рассмеялась она, — если б мне кто банан вручил, я бы не обиделась.

— Да и живём мы в России, а не в Европе, — добавил я и сменил от греха тему. — Про наших однокурсников знаешь что-нибудь?

Марина знала и следующие четверть часа быстренько пересказала мне подробности их жизни, как личной, так и общественной. Ничего интересного там я для себя не открыл — никто никуда не выбился, но и вниз тоже не скатился. Кроме Нинки Сидоровой… красивая была девка, чемпион факультета по красоте, а вот поди ж ты, жизнь абсолютно у неё не сложилась — сбил её грузовик на просёлочной дороге, насмерть.

— Ну хватит о грустном-то, — притормозил вечер воспоминаний я, — пошли на встречу с прекрасным. С Савелием Крамаровым то есть.

— Что-то не верится мне, — сказала Марина, вставая из-за стола, — что он в нашу провинцию приедет. Если и пришлют кого, так оператора какого-нибудь или композитора в самом крайнем случае.

На обратной дороге я купил букетик астр, бабушка с ними стояла на обочине.

— Это мне? — удивилась Марина.

— Ну а кому ж… тебе что, никогда цветов не дарили?

— Дарили, — задумалась она, — но это было очень давно… в прошлой жизни практически.

— Значит будем считать, что жизнь сделала круг, как это… как колесо Сансары, и вернулась на три года назад.

— Какое колесо? — тут же переспросила она.

— Ну такое… круглое — одно из понятий индийской философии, типа жизнь со смертью не заканчивается, а переходит в новое состояние… там долго и занудно, если в подробностях объяснять.

— И откуда ты про это колесо знаешь? — подозрительно прищурилась она.

— Книжки иногда читаю, — туманно пояснил я, — некоторые даже с картинками.

А перед «Москвой» тем временем собралась приличная толпа новокалининцев, видимо слухи о приезде неких знаменитостей сделали своё дело. Мы без задержки миновали билетёршу и зашли в фойе.

— Тут тоже буфет есть, — сообщила мне Марина, — и я там даже была один раз… в прошлой жизни.

— Желаешь проверить, что там и как?

— Нет уж, спасибо, мне кофе из «Мокко» достаточно. Лучше уж на свои места пойдём.

Фильм начался без всяких задержек и даже без обычного журнала, «Новостей дня» или «Фитиля», прямо вот троица бандитов на верблюде поехала поперёк экрана под зажигательную музыку Гладкова.

— Что-то непохоже, что артисты приедут, — шепнула мне Марина, — всё идёт как обычно.

— Ещё не вечер, — ответно шепнул я, — посмотрим, что по окончании скажут.

Зал реагировал на кино весело и бесшабашно, отрывался, короче говоря, по полной программе. Тюремная лексика, слегка адаптированная Викторией Токаревой, была близка и понятна абсолютному большинству жителей Советского Союза, здесь ведь кто сам не сидел, обязательно имел сидевшего родственника не дальше второго колена.

«Кто ж его посадит, он же памятник!», «Так это в Турции, там тепло», «Пасть порву, моргалы выколю, рога поотшибаю, всю жизнь на лекарства работать будешь», «Девушка. Чувиха. Да по-английски… гёрл. Йес, гёрл. Йес-йес, ОБХСС» — да тут через фразу было крылатое выражение, немедленно ушедшее в народ.

А после финальных титров на фоне Доцента, догоняющего Косого со Хмырём на заснеженной подмосковной дороге, на сцену (да, в широкоформатных кинотеатрах всегда перед экраном имела место сцена, я ещё удивлялся, зачем — видимо для таких вот экстренных случаев) откуда-то сбоку вышла дама в тяжёлом платье чуть ли не в пол, подвинула стойку микрофона (и это добро вдруг откуда-то взялось) и сказала хорошо поставленным голосом:

— Уважаемые зрители! Прошу не расходиться, сейчас у нас будет встреча с творческой группой создателей фильма, который вы только что посмотрели. Прошу вас, товарищи.

И она широким жестом пригласила на сцену товарищей — они из боковой двери вышли в количестве четырёх штук.

— Ну вот, дождалась, — сказал я Марине, показывая на Крамарова.

— Здорово, — возбуждённо ответила она, — а можно я ему твой букетик вручу?

— Конечно, букетик твой, делай с ним, что хочешь.

А эти четверо тем временем поднялись на сцену, где для них нарисовались четыре же потёртых кресла.

— Что Крамаров и Муратов, это понятно, — сказала мне тем временем Марина, — а ещё двое кто?

— Думаю, что режиссёр и композитор, но они сами сейчас представятся.

И точно, сначала к микрофону подошёл первый неизвестный, представился Александром Серым, режиссёром, и далее кратенько рассказал историю создания ленты. Ничего особенно интересного в его речи не было.

— А правда, что он сидел? — спросила меня на ухо Марина.

— Говорят, что да, — ответил я, — откуда бы у него такая тематика вдруг взыграла?

Далее так же буквально с десяток предложений сказал композитор Геннадий Гладков, низенький гражданин с козлиной бородой и в тяжёлых роговых очках, а потом передал микрофон Савелию, тут уж зал оживился.

— Это была лучшая роль в моей жизни, — так начал он своё выступление, — вы же все знаете, что до сих пор мне предлагали только второстепенные роли, а здесь она практически главная.

Говорил он совсем не тем придурочным тоном, который любил употреблять в своих ролях, гладко и интеллигентно. Далее он высказал комплименты всему съемочному коллективу, не забыв упомянуть Данелию, крестного отца картины. Рассказал пару смешных случаев со съёмок и предложил залу задавать вопросы, если они есть. Я немедленно поднял руку и получил благосклонный кивок от дамы-распорядительницы.

— Савелий Викторович, — я даже его отчество из памяти вытащил, — а как вы считаете, будет эта картина понятна зарубежным зрителям?

Крамаров ненадолго задумался, а потом ответил в том смысле, что темы тут подняты общечеловеческие, так что наверно поймут его и за границей. Сложности если и возникнут, то скорее всеготолько с переводом специфического сленга.

Далее последовал ещё с десяток однотипных вопросов о других артистах, участвовавших в фильме (в основном спрашивали про Леонова и Видова), местах съёмок и как они там ездили в цистерне с цементом. И тут распорядительница закруглила встречу — я толкнул в бок Марину, иди, мол, уже вручать свой букетик. И она сумела выбраться с нашего десятого ряда и передать букет Крамарову… тот поцеловал её в щёку, Марина зарделась и убежала назад.

— Я ревновать буду, — шутливо заметил я, — чего это тебя посторонние лица целуют?

— Кто тут посторонний? — заметила она, — Крамаров что ли? Да он свой в доску.