Классный час

Чудеса в решете

Чудеса в решете

— Самоликвидировалось, значит, твоё доказательство, — продолжил ухмыляться он, — я почему-то в этом с самого начала не сомневался.

— Да нет же, — попытался оправдаться я, — я её сюда вот сам положил, было это в семь утра, перед тем, как в школу пойти…

— И что хоть там было на твоей кассете? — капитан без разрешения уселся на диван и взял в руки книгу, что лежала рядом на столе, «Обитаемый остров» братьев Стругацких в серии «Библиотека приключений и научной фантастики», случайно её урвал.

— Признание Жмени в том, что это он хотел принудить меня к мужеложеству, — пробормотал я.

— Да какая разница в конце-то концов, — рассеянно сказал он, листая книгу и останавливаясь на иллюстрациях, — то ли ты украл, то ли у тебя украли, всё равно же осадок у людей останется. А книга занятная — дашь почитать?

— Бери, конечно, — кивнул я, — только не зачитай с концами, я и сам её только начал.

— Хорошо, верну, — согласился капитан, — а ты подпиши пока вот это, как знал, что понадобится, захватил из кабинета.

И он выложил на стол передо мной бумагу, озаглавленную «Подписка о невыезде», где мне предлагалось заполнить графы «ФИО» и «Место жительства», а также сообщалось, что я «обязуюсь из указанного места жительства без разрешения следователя и суда не отлучаться», иначе меня постигнет суровая кара закона. Заполнил и отдал назад…

— Ну пока, Палыч, — попрощался он со мной, — ещё увидимся, — и скрылся за дверью.

Ввек бы тебя не видеть, урода, подумал я и начал вызывать на экстренное совещание оба свои разговорчивые (когда не надо) полушария.

— Мы здесь, мы здесь, — с ходу включилось в разговор правое, — видим, как тебе хреново, но предложить что-то ничего не можем.

— Сам влез, сам и выбирайся, — грубо продолжило левое.

— Может мозговой штурм устроим? — предложил с затаённой надеждой я. — Один ум, говорят, хорошо, а два ещё лучше.

— Почему два? — обиделось правое, — три наверно.

— Ну вы за половинку каждое идёте, итого два выходит, — пояснил я.

— Ну давай, — поколебавшись заявили одновременно оба, — начинай ты тогда уж, а мы подхватим.

— Начинаю… — начал я, — вот же сука, этот мент Стругацких у меня упёр, совсем новая книжка…

— Не отвлекайся, — сурово поправило меня левое.

— Окей, — вернулся в русло обсуждаемой темы я, — значит, что мы имеет в условии задачи… а имеем мы извращенца Жменю, которого кто-то стукнул в сортире и который свалил на меня все свои грехи, это раз. И ещё пропавшую с концами плёнку с его откровениями, это два.

— И ещё перспективу 109-й статьи и возможным расширением её до 121-й, — вклинилось левое.

— Что за 121 статья? — переспросил я, — напомни.

— Мужеложество, мой друг, — вздохнуло оно, — наказывается лишением свободы на срок до 7 лет плюс сам знаешь, как к такой статье относятся в местах лишения свободы… одна радость, что применяется она, только если было физвоздействие, либо в отношении несовершеннолетних, а если по согласию, то типа всё окей.

— Это радует, — мрачно заметил я, — ну так и что же теперь делать, дорогие вы мои полушария?

— Давай ещё раз пройдёмся по твоей плёнке, — предложило правое.

— Давай, — вздохнул я, — записал я её позавчера вечером, как вы наверно все помните.

— Дальше что с ней происходило?

— Ничего… магнитофон я отдал Васе, а кассета тут вот лежала, на столе… газеткой прикрытая. Хотел её спрятать, но забыл.

— Хорошо, сегодня утром ты про неё вспомнил и что дальше?

— Дальше засунул её в шкаф для одежды, вот сюда, — и я распахнул левую дверцу, за которой прятался ряд полок. — На второй сверху ряд… рядом с простынями и наволочками.

— Вытаскивай всё это на свет божий, — сказало левое.

— Вытаскиваю, — согласился я, потянул всю стопку на себя и выложил её на стол, — вот, нету тут ничего, похожего на кассету.

— Теперь соседние полки проверяй, — приказало оно.

— Раскомандовалось тут, — недовольно заметил я, но приказание выполнил.

На верхней полке лежали шторы и отрезки материи разного цвета и размера, вытянул и это, при этом на пол с громким стуком шлёпнулось что-то не очень большое. Я засунул шторы обратно и наклонился — это была она, кассета с записью.

— Вот же ты болван, — хором осудили меня они, — как следует проверить не мог.

— Да я стопудово на вторую полку её клал, а не на первую, — начал защищаться я.

— Значит она сама собой перепрыгнула, — подкололо меня левое, — для полного счастья я бы ещё прокрутило эту плёнку, вдруг там чего-то не то…

— Стоп, — сказал я сам себе и сел на стул, — на той плёнке чёрным… точнее синим по белому было написано «Пинк Флойд» и «Atom Heart Mother». А здесь «Дип Пёпл» и «Fireball».

— Тогда жми к своему Васе за магнитофоном, это точно надо прослушать.

И я рванул на соседний этаж к Васе — он не удивился, а просто всучил мне в руки магнитофон со словами «пусть у вас пока постоит, я другими делами занимаюсь». Какими он там делами занимался, я уж не стал интересоваться, а вернулся к себе, поставил кассету с Дип-Пёплами и начал слушать… первые же слова Жмени (а там был записан точно его голос) привели меня в чувство некого обалдения, да сами посудите…

Он с выражением зачитывал поэму «Тараканище» авторства Корнея Ивановича Чуковского. И его временами поправлял другой голос, явно не мой… знакомый, но вспомнить, кому он принадлежал, я не сумел.

— Вот такие у нас пироги, дорогой Антоша, — сказало левое полушарие, — вместо признания сам знаешь в чём здесь у нас вечер литературных чтений сам слышишь чего.

— Без тебя понял уже, — огрызнулся я, — значит, вариант тут я вижу только один — некто неизвестный, назовём его так, проник в мою квартиру вчера или сегодня и подменил кассету на похожую.

— Нет, дорогуша, — отозвалось правое, — есть и другой вариант, причём кое-кто назвал бы его основным.

— И в чём же он заключается?

— В том, что у тебя крыша едет не спеша… тихо шифером шурша, — ехидно ухмыльнулось оно.

— То есть ты намекаешь, что никакие Жмени ко мне не приходили, а я всё это сам выдумал и уверил себя в том?

— Не так уж радикально, — просветило меня оно, — скорее всего приходил он к тебе, но говорил вот именно это самое, стихи Чуковского, а не то, что ты там себе придумал.

— Стоять, — повысил голос я, — а за каким хреном он тогда ко мне попёрся-то? Чтобы Тараканище озвучить? Типа у меня тут кастинг на детский утренник?

— Чем не вариант, — откровенно начало издеваться левое. — Ты его прослушал, записал на плёнку, но он на роль Тараканища не прошёл…

— Так, всё, — вспылил я, — убирайтесь оба по своим местам, а я думать буду.

— Подожди, Антоша, — напоследок воззвало правое, — мы же ещё не обсудили инцидент в школе.

— Точно, — вспомнил я, — окей, оставайтесь… обсудим проломленную голову Жмени.

— Давай выкладывай поминутный хронометраж своих действий с момента появления комиссии и до находки в сортире.

— Даю, — подчинился я, — значит, я сидел в учительской, когда они появились всей толпой, это была примерно середина второго урока, то есть… то есть 7.30 плюс 45 урок плюс 30 большая перемена плюс 20-25 — итого начало десятого, 9.05-9.10 где-то.

— Дальше давай, не тормози. Да, кто с тобой в учительской-то был?

— Значит так, — начал загибать пальцы я, — англичанка Софья была, завуч Валентина и чертёжница Ираида. Эти точно, остальных не очень хорошо помню, но двое наверно в первой комнате ещё сидели. Представление комиссии это минут пять, не больше. Потом они той же толпой отправились в пионерскую комнату, а я побеседовал с завучем. Ещё пять минут…

— О чём беседовали?

— Да о том же, о чём у всех голова болела, об открытых уроках. Она посоветовала мне проверить класс перед началом урока, я и двинулся туда.

— Во сколько?

— Примерно в 9.20.

— До звонка, значит, оставалось пять минут?

— Да, как-то так…

— Дальше что было?

— Дальше я всё проверил, никаких отклонений от нормы не нашёл, и тут в класс зашли трое из десятого-В — Лосева, Половинкин и Обручев.

— Звонок уже прозвенел?

— По-моему нет… он случился, уже когда они все трое внутри класса были или ещё позже.

— Первая зацепка, — вежливо отчиталось левое полушарие, — чего это они во время урока (а у них же ведь было что-то, верно? — да, кажется, география, могу уточнить) разгуливали по школе. О чём ты с ними говорил?

— Да всё о том же — они посоветовали мне не волноваться, мол, всё нормально будет, а я спросил, неужели так заметно моё волнение? И дальше я сказал, что пойду за бумагами, а на самом деле пошёл в сортир.

— Из-за волнения? — уточнило правое.

— Да, из-за него, живот как-то резко схватило.

— Сортир далеко от твоего кабинета?

— Метров двадцать-двадцать пять, до конца коридора и налево немножко.

— Тебя видел кто-нибудь, когда ты туда шёл?

— Не помню, — потряс я головой, — вот хоть убей, но не помню… вроде бы никого не встретил.

— Звонок когда прозвенел, до твоего выхода из класса или после?

— После… точно после, когда я уже Жменю на полу обнаружил.

— Сразу ты его трогать не стал — да?

— А вот и нет, проверил пульс, увидел, что он есть, и тогда уже начал ловить посыльного к руководству.

— Что за посыльный, ты его знаешь?

— Видеть, конечно, не раз видел, но фамилию не помню — из девятых что ли классов парень.

— И потом уже появилась завуч и ты побежал звонить в скорую, — заключило левое полушарие.

— Точно, — упавшим голосом подтвердил я.

— Таким образом, у следствия тут будет две дыры, за которые он зацепиться сможет — когда ты шёл из учительской в класс…

— Да там идти-то пять метров, — возразил я, — десять-пятнадцать секунд.

— И тем не менее, никто тебя не контролировал в этот промежуток. А второе — поход из класса в сортир. Тут почти полминуты…

— Не густо, — резюмировало другое полушарие, — лично я бы на месте следствия упираться в это не стало.

— Но ты же не на месте следствия, — начало оно возражать, но тут в дверь позвонили.

— Так, перерыв на обед, — объявил я им, — свободны пока.

И пошёл открывать дверь. А за ней стояла(трам-пам-пам) Мариночка, вся цветущая и радостная, а в руке у неё был чемоданчик.

— Ты звал и я пришла, — объявила она мне с порога. — Не вижу радости на твоём лице.

— Я просто вне себя от счастья, — сказал я довольно унылым тоном. — Заходи, располагайся.

Она тут же переобулась в тапки, приткнула чемоданчик в угол и прошла в зал.

— О, магнитофончик, — увидела она васино творчество на столе, — ты вроде не говорил, что у тебя есть такая техника.

— Это не мой, поносить дали, — ответил я.

— А что за музыка у тебя есть? — и она ловко выковырнула кассету из кассетоприёмника. — Дип Пёпл… что-то знакомое…

— Тёмно-фиолетовые значит, — пояснил я.

— Ультра, наверно, фиолетовые, — поправила она меня.

— Можно и так, — махнул я рукой. — Английская рок-группа такая, Ричи Блэкмор на гитаре играет, Ян Гиллан поёт.

— Давай послушаем, — и она вставила кассету обратно и врубила кнопку «Пуск», я даже и предпринять ничего не успел… ну и из динамика донеслось «Ехали медведи на велосипеде».

— Это что, шутка такая? — спросила она.

— Да, мы тут все шутим, — невесело ответил я. — Сплошные юмористы собрались. Попробуй другую сторону.

Она молча перемотала плёнку до конца и перевернула её другим боком. Понеслись гитарные запилы Блэкмора.

— Это совсем другое дело, — довольно сказала Марина, — ты ужинал?

— Времени не было, — похоронным голосом ответил я, — всё дела да заботы.

— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — оживилась она, — что тут у тебя в холодильнике есть?

Она ушла на кухню, но тут гитарные перезвоны прервались и пошёл сплошной Жменя — «ну пойдём скорей в ванную» и так далее…

— А это ещё что такое? — возникло из кухни недоумённое лицо Марины.