Классный час

Андриано Челентано и Лужники

Андриано Челентано и Лужники

— Давай я тебе всё расскажу что ли, — сказал я, выключая магнитофон, — а ты уж там сама определишь, что это…

— Может поедим сначала? — предложила она.

— Ага, совместим полезное с приятным, — согласился я.

Она быстренько соорудила салат из того, что нашла в холодильнике, добавила сверху пару бутербродов и мы уселись за столик на кухне. Я подумал и ещё украсил всё это бутылкой Киндзмараули. Зарычала труба с холодной водой, опять наверно кто-то зажёг колонку сверху или снизу по стояку. И под это неумолкаемое рычание и под вкусное грузинское вино я и начал излагать свою горестную историю.

— Ну и гад же он, — подвела итог моему выступлению Марина, допивая свой бокал, — одно слово Жменя.

— То есть моей вины ты тут не усматриваешь? — с некоторой надеждой спросил я.

— На фоне выступления этой сволочи она совсем маленькая, вина твоя… но немного есть, не так всё это сделать надо было.

— И что бы ты, например, сделала на моём месте?

— Дала бы ему по морде прямо в этом вашем роно… — быстро проговорила она.

— Ага, и получила бы персональное дело с последующим увольнением, — заметил я. — Попробуй ещё раз. — И я подлил ей Киндзмараули.

— Хорошо, — взяла она бокал в руки, — другой вариант — дать ему по морде и немедленно вслед за этим пойти в кабинет его начальства и всё рассказать.

— Уже лучше, — задумался я, — но всё равно есть натяжка — а если начальник поверит не мне, а ему? Мои слова против его, а меня он в первый раз видел бы в отличие от… я бы на положительный исход положил тут процентов 20-25, не больше.

— Тогда так, — подумав, продолжила она, — по морде не давать, а сразу идти в свою школу и выложить всё это директору. Она вроде адекватная женщина, помогла бы…

— Да, вот об этом я точно не подумал, — согласился я, — наверно получилось бы. Но сейчас после проломленной головы Жмени и его показаний об этом говорить уже поздно. Может посоветуешь что-нибудь уже не в прошедшем времени?

— Давай я тебе массаж сделаю, а потом уже продолжим, — неожиданно предложила она, и я с радостью согласился.

— Музыка-то какая-нибудь у тебя ещё есть, кроме Тараканища? — спросила она, стягивая с меня рубашку.

Я осмотрел магнитофон и обнаружил внизу технологический отсек, а в нём аж две кассеты — Вася видимо его как раз для таких целей предусмотрел.

— Прикинь, есть ещё пара штук, на первой написано «Сборник», на второй «Джимми Хендрикс», что ставить?

— Я что-то слышала про этого Хендрикса… — ответила она, расстегивая платье, — давай его что ли.

Далее мы примерно на полчаса выпали из текущей реальности, а когда снова вернулись в неё, кассета докрутилась до точки и остановилась.

— Хороший у тебя массаж, — сказал я, закидывая руку ей на шею, — расслабляющий…

— Поменяй кассеты, — предложила она, — вдруг там что-то весёлое есть.

— Си, сеньора, — поднялся я с дивана.

— Между прочим сеньорита, — поправила она меня.

— Дискулпаме, пор фавор, — извинился я.

— А что это значит? — уточнила она.

— Пожалуйста извини, — перевёл я.

— Красивый язык, — задумчиво сказала она, а с кассеты тем временем раздалась «Йеллоу рива», которую у нас сначала пели в оригинале, заменяя название на «Ела рыбу», а потом перепёрли на русский под названием «Толстый Карлсон».

— Хорошая песня… — сказала Марина, прослушав вступление, — иди сюда, мне холодно.

После того, как мы согрелись ещё раз, а магнитофон последовательно проиграл «Шизгару», «Не покупай мою любовь» и ещё что-то незнакомое, Марина вдруг повернулась на левый бок, упёрлась рукой в щёку и сказала следующее:

— Я похоже придумала, что тебе надо сделать… кто это, кстати, поёт? Кажется на итальянском…

— Не знаю, но очень похоже на Челентано… восходящая звезда итальянского рока такая. Но ты не отвлекайся, давай выкладывай про план дальнейших действий.

----

Утром я опять не пошёл ни на какую тренировку, а сначала выглянул на улицу и убедился, что ни одной бабули на лавках нет, затем проводил Марину на работу, ей рано надо было в свой Пищеторг являться, а когда возвращался, заметил, что в почтовом ящике что-то есть.

Если кто-то забыл, то в СССР было принято выписывать на дом кучу газет и журналов. Лично у меня, как у работника сферы образования, была обязаловка на одну центральную газету, Правду, Известия или Труд (я выбрал Известия), одну газету по профилю — Учительскую, как вы все уже и сами догадались (редкой занудности издание, одна радость, что выходила она через день) и профильный же журнальчик типа Квант. Остальное можно было выписывать по желанию… ну если сумеешь выписать, популярная пресса была в том же примерно дефиците, что и сапоги с колбасой. Я выбрал «Литературку», «Науку и жизнь» и вы будете смеяться, но ещё «Крокодил», уж очень рисунки мне его нравились.

Так вот, открыл я свой почтовый ящик, а там кроме Известий и Учительской газеты, а ещё свежего номера «Науки и жизни» имело место письмо, подписанное «Киностудией Мосфильм». Вот это да, подумал я, вскрывая конверт… внутри оказалось письмо от режиссера Серого с благодарностями, а также два билета. В кино что ли, подумал я, меня Серый позвал, на премьеру какую — но оказалось, что совсем не в кино, а на хоккей. 28 сентября, Дворец спорта Лужники, восьмой решающий матч СССР-Канада. Ну ничего ж себе…

Надо будет Марину обрадовать, подумал я, раскрывая «Науку и жизнь»… если честно, то довольно занудное это издание было, первая треть так и вообще обычно повторяла передовицы журнала «Коммунист» или допустим «Политический агитатор». Но дальше более веселые рубрики шли — подборка шуток и афоризмов, например (Мысли людей великих, средних и пёсика Фафика), психологический практикум с неутомимым инспектором Варнике, фантастика зарубежных авторов и сиквелы Волкова по «Волшебнику изумрудного города», а ещё кроссворды, да не простые, а с фрагментами. Там надо было угадывать слова не по обычным описаниям, как в Огоньке, а по изображениям, по нотам или совсем уже по химическим формулам. Зачитался и чуть было не опоздал на первый урок.

— Что-то вы сегодня припозднились, Антон Палыч, — строго сказала мне завуч Валентина, глядя на свои часы, — надо заранее приходить.

— Виноват, товарищ начальник, — вытянулся по стойке смирно я, — больше этого не повторится, товарищ начальник.

Её взгляд смягчился (я между делом понял, что сведения о показаниях Жмени пока досюда не дошли, спасибо и на этом) и я ускользнул в свой любимый десятый-В с Аллочкой, Половинкиным и остальными. Класс встретил меня слегка настороженно, никто не перешёптывался, обычного фонового гула совсем не было.

— В чём дело, драгоценные? — спросил я у всех, — что-то случилось?

— Случилось, Антон Палыч, — взяла на себя смелость Алла, — вчера милиция нас до вечера всех опрашивала по поводу этого… инспектора…

— Это очень печально, — сказал я, — что такое в наших школах случается, но давайте уже алгеброй заниматься, а обо всём остальном можно поговорить на переменах.

Мы и начали заниматься производными от переменных функций — на редкость захватывающая тема. А следом началась большая перемена, и человек десять из класса доложили мне, о чём их менты спрашивали… всех об одном и том же, кто где был с середины второго урока до начала третьего, что видел и слышал, да не знал ли кто до этого товарища Жменю.

— А ещё мы слышали, — это уже смелая Алла одна сказала, — что вас, Антон Палыч, в милицию забирали и примеривали там на роль главного обвиняемого, правда?

— Правда, — скрепя сердце, согласился я, — только ничего у них не получилось. Не примериваюсь я на эту роль никак. Спасибо, друзья, — откланялся я, — мне надо к следующему уроку готовиться.

Но до восьмого класса я сразу не дошёл — меня поймала в коридоре второго этажа секретарша Оля и сказала, что директор ждёт меня — не дождётся никак. Вздохнул и заглянул на огонёк к Оксане Алексеевне. Она встретила меня суровым взглядом из-под очков.

— Я всё знаю, — с порога ошарашила она меня.

Про президента Кеннеди я уж не стал её спрашивать, но уточнить всё же уточнил:

— Это насчёт вчерашнего?

— Да, — подтвердила она, — насчёт него. Ты до вчерашних событий встречался с этим инспектором, причём не один раз.

— Ну да, — не стал отпираться я, — он же меня в роно вызывал…

— Не только там.

— Конечно, — продолжил я, — я с ним встречался не один десяток раз, ничего удивительного тут нет, если он в соседнем подъезде живёт.

— И домой он к тебе заходил.

— Было и такое — он меломан, — быстро соврал я, — я ему какие-то кассеты с музыкой давал послушать.

— Там, судя по всему, не только о кассетах речь шла. Короче говоря, Антон Палыч, — перебила она меня, — сведения самые нехорошие, так что готовься к худшему.

— А в какой больнице этот Жменя лежит? — зачем-то спросил я.

— Ни в какой, — отрезала она, — выписали его вчера вечером.

— Это с проломленной головой-то и выписали? — изумился я.

— Голова оказалась целой, — сжав губы, ответила Оксана.

— И из-за такой ерунды наши доблестные милиционеры людям нервы мотают? — продолжил изумляться я. — Других что ли забот у них нету?

— Это я не знаю, про другие их заботы, — сказала директорша, — а ты будь поаккуратнее…

Буду конечно, мысленно ответил я, выходя из её кабинета, куда мне теперь деваться, буду максимально осторожным и бдительным. Урок геометрии в восьмом-Б провёл на автопилоте, если спросят, так и не вспомню, что там в эти 45 минут было. Вопросов мне никто никаких не задавал. А по окончании урока, когда я спускался по лестнице на свой второй этаж, за мной увязался Вася Дубин.

— Антон Палыч, — сказал он мне, — разговор есть. Давайте на улицу выйдем.

— Чего ж не выйти-то, — кивнул я, — пошли выйдем, если надо.

И мы спустились до самого низа, в тёплое время года, в сентябре и в мае в основном, у нас открывали парадную дверь на улицу, мы через неё и вышли в садик с яблонями-дичками, вишнями и терносливом, на котором никогда не было слив.

— Ну говори, чего хотел, — остановился я в паре десятков метров от входа.

— Я знаю, кто этого хера стукнул, — ответил Вася, смотря в сторону…