Кэп и две принцессы

Глава девятая. Последняя

Маиса сначала недовольно надулась, а потом и вовсе заползла под кухонный агрегат и наотрез отказалась выходить. Напрасно Ёшка взывала к её совести, укоряя неприличным поведением. Старая кошка считала, что она прожила уже достаточно долгую жизнь, чтобы самой выбирать с кем ей общаться, а с кем — нет. С шумной компанией, ввалившейся в дом, который Маиса считала своим, она общаться категорически не хотела. Все эти люди и одно жуткое существо, похожее на огромную пугающую крысу, символизировали для кошки только одно: скорое расставание с хозяйкой. Они отнимали у прайда Ёшку на несколько месяцев каждый раз после того, как приходили и шумели в комнатах и во дворе.

Устанавливали какой-то старый агрегат в их небольшом, но уютном саду, разжигали опасный открытый огонь, кидали прямо на него прекрасные продукты с явным намерением их испортить. А ещё — они игнорировали блюда, которые Маиса готовила с таким старанием. Правда, в последнее время она перестала готовиться к приходу гостей. Всё равно они будут грызть пропахшие дымом куски мяса и закопчённые овощи. Так что и в этот раз, заслышав хлопанье дверей и шумные голоса, Маиса нырнула под «Очаг» и притаилась в недрах комбайна, от всей души желая этим разлучникам получить несварение желудка…

— А где Маиса? — спросила Рене, по очереди гладя всех кошек, что подставляли ей спины. Она тщательно пыталась запомнить уже «обработанных», чтобы не дай бог не пропустить кого-нибудь. Все Ёшкины кошки были обидчивы так же, как и их старшая.

— Дуется, — пояснила Ёшка. — Чувствует, что я скоро опять уйду в экспедицию.

— Пора бы ей уже привыкнуть, — Рене почесала за ухом рыже-белую Агни. Она вспомнила несчастную девочку, которую спасла на Лься. Шкурка у Агни была тёплая и мягкая, по ощущениям совершенно не похожая на жёсткий покров кенгокрыс. Разве что оттенком…

— Честно говоря, я думала, что наш КЭП расформируют, — сказала Ёшка, с тоской поглядывая на большое ведро с собственноручно собранными подосиновиками, которое приволок Полянский в качестве вклада к ужину. Грибы имели особый дикий шик — с намертво прилипшим к ножкам и шляпкам лесным мусором, кое-где притороченные мелкими червячками. Кому-то этот шикарный дар нужно вручную мыть и чистить, и этим «кем-то» будут они с Рене.

— Ну да, — сказала Рене, перебирая ножи из Ёшкиной кухонной коллекции. На остроту их можно было не проверять — все ножи у синхрониста были тупые, и она просто подбирала себе удобный под руку, примеряя один за другим к ладони. — Могли бы и расформировать. Дипломатическую миссию на Лься мы благополучно провалили, но в Управлении посчитали, что с главным заданием мы справились: нашли способ нейтрализовать «мультяшку». Кстати, что слышно о последних версиях произошедших событий?

Ёшка кинула первым попавшим ножиком в грибное ведро. Он ловко вклинился между верхними шляпками. Она схватилась за ручку.

— Пошли в сад, пока остальные не взялись разжигать мангал.

«Остальные» о чём-то азартно спорили в гостиной. Кажется, речь шла об ускоренной программе терраформирования нашей стороны Креста. Полянский и Смит в этом диалоге представляли сторону, которая была «за» быстрое развитие номерного ряда Лебедя, Ю Джин и Кравец считали, что не стоит начинать грандиозное освоение в спешке, без постепенного, тщательно продуманного плана, «перепрыгнув» огромные необжитые области космоса.

Девушки, окружённые кошками, вытащили ведро под старую яблоньку с притулившейся у кривого ствола скамейкой. Дом и сад достались Ёшке в наследство, она ничего особо не переделывала во внешнем виде своего жилища, что оказалось единственно правильным решением. Ощущение старинного, обжитого уюта навсегда поселилось в этих скрипучих деревьях, бросающих щедрую защитную тень на сад, во вздыхающих старым деревом и многовековым камнем стенах, в шкатулках с прабабушкиными украшениями и чуть гнутых зеркалах, в которых все выглядели немножко лучше, чем были на самом деле… Настолько, что все её друзья и даже просто случайные знакомые с удовольствием и часто «забегали» на несколько часов к ней в гости, прилетали за тридевять земель в этот отдалённый степной посёлок, вырываясь из плотного муравейника современных комнатушек со всем навороченными удобствами.

Рене с чувством неземного блаженства опустилась на деревянную потрескавшуюся скамейку, подвинула ближе тазик для отходов. Ёшка взяла шланг, густой конденсат окутал грибы, удаляя вредные для человеческого организма бактерии. Она подумала о свежей воде, что текла из крана на торе…

— Ах, да, — вспомнила Ёшка, откладывая шланг. — Ты спрашивала, что сейчас говорят о мультяшке… Последняя модная теория в узких кругах — больцмановский мозг.

Рене удивилась. Теория эта была популярна ещё в прошлом веке, потом про неё забыли. Больцмановский мозг представляли, как гипотетический объект, самопроизвольно собравшийся во Вселенной и способный осознавать своё существование. Вероятность такого события по некоторым оценкам даже превышает вероятность появления обычного человеческого мозга в ходе эволюции.

— А ты что думаешь? — спросила она Ёшку. — Как, наверное, единственный человек в мире, который общался с аномалией под кодовым названием «Дведик» и почти вышел с ней на диалог?

— Мне ближе версия о заблудившемся ребёнке и матери, которая его ищет, — сказала Ёшка. — Но ближе, это не значит — правильнее. Я основываюсь на чисто своих ощущениях, а то, что «мультяшка» пыталась передать хоть и таким диким для нас способом, чувствовалось, как потеря, вина, обрыв связи с будущим, перечёркивающий прошедшее. В переводе на наши коды как раз и получается: заблудившийся ребёнок. Хотя если говорить о диалоге, не думаю, что это моя большая удача. Я почти провалила миссию и почти потеряла Арину. В конце концов образ безутешной матери, ищущей своё яйцо, подсказали на Лься, а поместить утекающий импульс в оболочку придумала ты. Кстати, как тебе это пришло в голову? Честно сказать, я думаю, что твоя идея — гениальна. Серьёзно.

— Честно сказать, — улыбнулась Рене, — в тот момент во мне включился чистый инстинкт медика. Мне нужно было спасти пациента, и больше ни о чём гениальном я не думала. Зародыш почти погиб в яйце, а геном, который вплёлся в наши ДНК, казался настолько полон бесполезных сил, что мог своей энергией зарядить на жизнь целый инкубатор таких яиц. И без зрения Кена я никогда бы не смогла увидеть его свечения, а значит, не додумалась до этого. А потом уже когда я на центрифуге выделила эссенцию из объединённой тройной сыворотки, меня как громом ударило: какого чёрта я творю?! Вот представь: стою я вся такая, в хирургическом комбезе уже кровью вся заляпанная, держу в перчатках шприц — то ли с геномом ребёнка неизвестной формы жизни, то ли со смертельно опасным вирусом, выделенном из носителей, то бишь меня, Кена и Кима… И вот стою я, громом поражённая, а в голове только одна мысль бьётся: бросить нафиг этот шприц, и бежать куда глаза глядят. Пока не поздно.

— И что же тебя остановило?

— Не поверишь, — улыбнулась Рене, но так не сказала. Повернула разговор совсем в другую сторону. — Всё, что с нами произошло, — полоса стечений обстоятельств, которая вырулила в конце концов к благополучному результату.

— Я ещё хотела тебя спросить об этом…

— Ты хочешь спросить, что чувствуешь, побывав в чужой голове? — засмеялась Рене. — Это то, чем люди, узнав о нашей «запутанности», интересуются больше всего. Ты знаешь, на самом деле, это совсем не похоже на то, как читаешь книгу или смотришь фильм. Большинство символов и эмоций непонятны, их нить тянется издалека: детство там бессознательное, случайные запахи или звуки, запечатлевшие подсознание младенца или даже эмбриона в какой-то важный момент. Как попасть в чужой город: карта есть, но что из себя представляют улицы ты не узнаешь, пока не пройдёшь их…

Услышав негромкий прыгающий стук, девушки разом замолчали. Вслед за этим характерным звуком — отталкивание большого хвоста от пола — на крыльце дома появилась фигура того, кто его производил. В неизменной яркой рубашке, только теперь уже полосатой. Красно-сине-зелёные полоски. В цвет галактического светофора.

— Они спрашивают, — сказал металлический переводчик Кена, — когда можно будет разжигать мангал.

С того момента, как Рене ввела эссенцию в плодное яйцо Рыже-белой, она больше не слышала у себя в голове ни его, ни Кима.

— Полчаса, — крикнула Ёшка оптимистично, оглядывая объём оставшихся на чистку грибов. — Через полчаса мы закончим.

— Ладно, я передам, — сказал республиканец и закрыл за собой дверь.

Рене покачала головой:

— И что я буду делать с этим недоразумением в экспедиции?

— Там разберёмся, — жизнеутверждающе сказала Ёшка. — Меня больше интересует вопрос: как Управлению удалось включить его в наш экипаж. С неизменным правилом устойчивой «тройки» — центр, правый и левый?

Рене ещё раз глянула на закрытую дверь, удостоверяясь, что Кен и в самом деле их не может слышать:

— Только ты ему никогда не говори, — на всякий случай она всё-таки понизила голос. — Он проходит в состав КЭПа, как лабораторный экземпляр.

— Что?! — Ёшка сделала круглые глаза, но тут же, не выдержав, прыснула: — Как подопытная мышь?

Рене развела руками:

— А что мне оставалось делать? Сказали найти способ, отыскать возможности. Я и нашла. Отыскала. Я думаю, Управление никогда не оставит попыток пробраться на Лься. И Кен в нашем экипаже — прекрасная возможность для продолжения диалога. Того самого сотрудничества, от которого их Совет старательно открещивается.

Она не стала говорить Ёшке, что никому не рассказала даже той малости о Центральной Лься, поведанную ей Мырском. Если земляне найдут способ вторгнуться в личное дело республиканцев, пусть это будет без её участия. Это в Управлении и посчитали проваленной дипломатической миссией. То, что Рене не смогла предоставить никаких конкретных выкладок о Лься. Только субъективное мнение, которое в протокол занесли, но десятым параграфом в сносках мелким шрифтом.

— Кстати, — вспомнила Ёшка, — а что с тем льсянином, который чуть не угробил вас на Второй?

Рене пожала плечами:

— Я пыталась выяснить. Только это совершенно невозможно.

— Конспирация? Но льсяне совершенно неспособны к творчеству. То есть они не могут врать и что-то скрывать.

— А никто специально ничего и не скрывал. Просто у них такая психология — они тут же забывают неприятности, которые с ними случились. Если остаются в живых. Найти в толпе кенгокрыс того, кто совершенно забыл, что потерпел неудачу в миссии, нереально.

Ёшка засмеялась:

— Кажется, я знаю, о чём будет моя следующая научная работа. Мне необходимо заняться этим вопросом.

— Каким?

— Изучить возможность защитных характеристик республиканцев, чтобы применить её к человеческой психике.

— Не знаю, — Рене пожала плечами. — Насколько такие ограничители нужны нам? Осознание и анализ ошибок позволяет человеку развиваться. Как без этого?

— Есть настолько болезненные воспоминания, что они как раз и мешают развиваться. Только бы ещё встроить в эту программу алгоритм распознавания продуктивных и тормозящих переживаний...

Ёшка задумалась, уставившись уже невидящим взглядом на кучу обкромсанных подосиновиков. Она думала об Арине, и её правая рука сама по себе вырезала из шляпки гриба какую-то странную мини-скульптуру. То ли розу, то ли соловья.

— Эй, — сказала Рене, помахав ладонью у лица своей левой. — мы тебя теряем.

Ёшка очнулась, с недоумением уставилась на огрызок гриба.

— Ну уж нет. Никто из нас никого не потеряет.