… Грохнула дверь. Крупно вздрогнувшая девушка осмелилась поднять голову. Темные тени в комнате остались недвижимы, точно изваяния. Но тот, кто из темного коридора шагнул в освещенное факелом световое пятно при входе, двигался решительно и быстро.
Высокий и широкоплечий, как большинство романов, Инквизитор с видимой легкостью носил сплошную кирасу из благородного посеребренного стоика — благодаря ремеслу отца Бьенка хорошо различала металлы. Такой доспех мог отразить даже магию средней силы, особенно если его благословить именем Светлого. Засмотревшись на броню пришлого, дочь кузнеца даже ненадолго забыла о страхе и не сразу подняла глаза на его лицо. А подняв — испугалась снова.
Блеклые глаза посланника Святейшего глядели на нее с присущей имперцам деловитой жестокостью. Отчего-то девушке подумалось — что бы ни случилось дальше, эти глаза она не забудет. И взгляд узнает из тысячи.
Взгляд бессердечный и беспощадный.
Тем временем Инквизитор сел за стол напротив нее. Взявшись обеими руками, он снял гребнистый шлем, явив взгляду Бьенки копну нестриженных волос — курчавых и черных, как у всех из его народа. С одной стороны кожа головы романа была иссечена словно когтями неведомого зверя — четыре длинных шрама уходили от основания щеки куда-то в волосы. Несмотря на этот изъян, облик Инквизитора можно было счесть красивым, если бы не выражение пренебрежительного превосходства, которое не сходило с его лица. Сидя теперь напротив него, Бьенка ощущала опасность — всем своим естеством. Не было похоже, чтобы посланник Святейшего сомневался в ее вине. В чем бы она ни заключалась.
— Итак, ты видела ведьму.
Голос Инквизитора оказался неожиданно приятным. Выражение его лица и глаз не изменилось, но тон был на удивление дружелюбен. Бьенка несмело подняла взгляд.
— Видела, да… Ваша… милость.
Роман подался вперед, кладя локти на стол. При его движении слышался скрип ременных стяжек доспеха.
— Расскажи еще раз, как это было, — потребовал он.
Дочь кузнеца опустила голову. Теперь она глядела на руки Инквизитора, которые лежали на столе. В его кожаные наручи были вставлены металлические пластины — затем, должно быть, чтобы посланник Святейшего мог отбивать удары меча просто рукой. По всей видимости, имперец был очень силен. Сбитые костяшки его пальцев говорили о частых кулачных боях, а мозоли на руках отличались от тех, которые носил ее отец. Такие никогда не могли появиться от тяжелой работы. Только от частого трения о кожу или металл оружия в ладони.
— Слушаю тебя.
Тон дознавателя был холоден. В нем не сквозило ни единой нотки нетерпения, но отчего-то Бьенку он испугал больше прежнего. Она закусила губу.
— Я… это… случилось почти две седмицы назад. Третьего дня был сильный дождь, а потом сразу — сильное тепло. Ну, у нас все знают, такое вот — к грибам. По обычности за грибками ходим с братом. Чтоб чего не вышло… Но Бертолф тогда заболел, и я… то есть, пошла одна.
Она обняла себя за плечи.
— Батюшка мой… большой охотник до жаренных мокрушек. Только их и… ну, кушает. А мокрушек как раз не было! Я обошла всю рощу — мне попадались и полянки, и птички, и подкорники. Мокрушек… не было ни одного. Я знаю, батюшка первым делом спрашивает, когда мы возвращаемся с грибами — мол, есть ли мокрушки. Они такие сладкие, в особенности если их жарить с сушеной приправой…
Инквизитор пристукнул надетым на палец железным перстнем по столу. Бьенка вздрогнула, оборвав себя на полуслове.
— До заката оставалось еще… ну, времени прилично, — сглотнув и перебирая пальцами по плечам, вновь заговорила она. Инквизитор смотрел, не отрываясь. Он ловил каждое движение ее губ, каждое подрагивание ресниц. Бьенка чувствовала его блеклый, изучающий взгляд, и никак не могла понять, отчего ей так страшно. Ведь она не была ни в чем виновата. — Мне подумалось ненадолго сбегать к заброшенной сторожке. Ее построили на границе рощи и этих… ну, восточных холмов. Конечно, к этим холмам ходить запрещено с тех пор, как… как через них прорвалась одна из тварей. Хотя раньше они, холмы то есть, считались непроходимыми. Но тварь прорвалась и сторожку бросили. Мол, опасно. Капитан Вилдэр… помнится, сделал сторожевой пост ближе к выходу из рощи. Говорил… ну, он батюшке говорил, не мне. Если, мол, твари снова начнут прорываться через холмы, этот пост они все равно не минуют. Ну, а к сторожке мы просто не ходим. Вдруг там окажется еще какая-то тварь. Но грибов там всегда очень много. И… я решила… как это говорят… рискнуть.
Роман чуть сдвинулся вперед. Бьенка бросила на него беспокойный взгляд.
— Я прошла через всю рощу и вышла к холмам. Из-за них уже видно… ну, эту… Прорву… если влезть на дерево. А мокрушки — их там завсегда пруд пруди. Вокруг этой самой сторожки, и за ней особенно.
Инквизитор потер лоб ладонью. Бьенка заторопилась.
— Уже… уже все. Я пошла к сторожке. Почти дошла и потом вдруг вижу — дым. Дым из трубы. Ну, в сторожке которая… А ведь, смекаю, туда давно никто не ходит.
В блеклых глазах посланника Святейшего впервые промелькнула тень интереса.
— Сперва мне подумалось — кто-то из наших. Я даже обрадовалась — счас, мол, окликну, и не так будет страшно. Жутковато там, конечно… Но потом… как какое-то… ну, это… предчувствие. Дай, думаю, посмотрю сперва — а кто там. Подкралась, значит, тихонько. Как пошныриха… И… и заглянула в окно.
Девушка опустила руки.
— Она была там. Ведьма. Развешивала что-то по стенам. Вокруг нее горели свечи. Много… и еще там были… кости. Большие кости! Ух, как я бежала! Я…
Бьенка не договорила, закусывая палец. Инквизитор переменил положение на скамье, разминая затекшую спину.
— Ты видела ее лицо?
Дочь кузнеца мотнула головой.
— Нет… твоя… ваша милость. Она… ну, была ко мне спиной. Я дожидаться не стала — бегом оттуда, дай Светлый ноги!
— А она заметила тебя?
Девушка задумалась.
— Не заметила, — после паузы, медленно проговорила она. — Я… ну, тихо хожу. Она не обернулась, когда я отходила от окна. Верное дело, господин.
Роман переглянулся с одним из своих людей, о которых Бьенка, занятая только его особой, успела подзабыть.
— Если это ведьма, она могла почувствовать чужое присутствие, — тускло раздалось из-под капюшона. В ответ Инквизитор дернул плечом.
— Сильная. Слабая могла и проворонить. Если была отвлечена. Помоги нам Светлый, чтобы так оно и было! Иначе… где теперь ее искать?
Он вновь обратился к притихшей девушке.
— Сколько времени отсюда добираться до этой вашей сторожки?
Бьенка пошевелила губами, сосредоточенно подсчитывая.
— Не меньше трех часов… ваша милость!
— А на лошадях?
— На лошадях это… дольше. Там ведь… ну, холмы и лес. Дороги нет.
Инквизитор и тот же воин переглянулись вторично.
— Сaenum (вот скотина)! — посланник Святейшего впервые обнаружил гнев, сдвинув брови, и пробарабанив пальцами по столешнице. — Хорошо выбрала место. Хитрая тварь.
Человек в капюшоне пошевелился — впервые за долгое время.
— Нельзя идти на ведьму пешими, — тихо и сипло проговорил он. — Если возьмем живой, не сможем увезти.
Бьенка посмотрела на него, но тут же потупилась.
— Если господин позволит… там, ну… можно пройти с лошадьми, — несмело проговорила она. — Нужно только участок пути провести их на поводу. Там, где лесистый склон…
Инквизитор протер ладонь большим пальцем другой руки. Его собеседник оперся о стол.
— Сможешь показать это место?
Девушка на мгновение вскинула тревожно взблеснувшие глаза и снова потупилась.
— Я… ну, то есть, конечно могу, ваша милость. Но…
Роман стиснул руку в кулак, но тут же расслабил его. Выло видно, что он вновь начинает раздражаться.
— Мне… мне страшно туда идти, господин. Я… боюсь… ведьм.
Из-под капюшона собеседника Инквизитора донеслось хмыканье. Посланник Святейшего усмехнулся уголком губ.
— Ты будешь под нашей защитой. А мы получили благословение от самого Светлого через посредство Святейшего. Гляди.
Он полез под воротник и вытащил висевший у него на шее серебряный знак Светлого, какой разрешено было надевать только мужчинам. Бьенка бросила недоверчивый взгляд на охранительный талисман, что лежал на широкой мужской ладони, и вдруг изменилась в лице. Миг-другой спустя девушка уже овладела собой. Однако ее смятение не укрылось от глаз Инквизитора, что пристально наблюдал за ней все время разговора кроме двух-трех взглядов, которые он обращал к своему солдату.
Роман озадаченно оглядел талисман со всех сторон, даже повернул его оборотной стороной, но ничего пугающего не увидел. Это был обычный знак мужского естества Лея, что после его разрыва с Лией стали изображать в виде только одной — белой половины от двуцветного круга.
— В чем дело, дитя? Что тебя напугало?
Слова эти, несмотря на должную звучать в них заботу, были холодны, как промозглое дыхание Прорвы. Бьенка мотнула головой.
— Ничего, господин. Мне… мне показалось.
Она опустила глаза и, против воли, вновь посмотрела на лежавшие поверх столешницы руки Инквизитора. То, что она увидела ранее, никуда не делось. Более того, теперь исчезли последние сомнения.
Посланник Святейшего перегнулся через стол. Удерживаемая за подбородок, Бьенка вновь вынуждена была поднять лицо.
— Ты не умеешь врать, puer (дитя). Скажи, что тебя напугало. Не бойся.
Впервые — за весь разговор, в тоне мужчины появилась мягкость. Бьенка снова поймала взгляд, как она только теперь разглядела, зеленых глаз Инквизитора и неожиданно для самой себя заколебалась.
— Батюшка… не велел мне говорить… ну, о том, как я умею, — дочь кузнеца пугливо оглянулась на вновь застывшего у стола воина в капюшоне, потом вдохнула, желая успокоить свой страх, и вновь посмотрела на склонившегося к ней мужчину. Строгие, жесткие черты романа, так несхожие с мягкими округлыми лицами веллов, пугали и, одновременно, странно притягивали ее взор. Его глаза смотрели испытывающе, но теперь почти человечно. Бьенка знала, что обладатель этих глаз способен уничтожить ее. Но, в то же время, вдруг поняла — в его отношении она на такое же не способна.
У нее не было времени уразуметь — почему.
— Батюшка запрещает мне… он думает, ну… что это опасно. Люди… люди могут помыслить дурное. Но ведь ваша милость… Посланник Святейшего. Я… если я знаю, и не скажу… Светлый ведь будет гневаться! Ведь он одарил меня, чтобы я… ну, чтобы помогала, верно? Волей Светлого мне дано видеть… я… я должна предупредить.
— Предупредить?
Девушка кивнула.
— … господин позволит?
Некоторое время посланник Святейшего внимательно и молча смотрел в ее лицо. Бьенка покраснела от стеснения, но не опускала взгляда. Она знала, что должна была предупредить слугу самого Светлого, чего бы это ей ни стоило, и это придавало уверенности.
— Чего ты хочешь?
Сильно смущаясь, дочь кузнеца осторожно взяла руку недоумевающего Инквизитора в свою и развернула ладонью вверх.
— Это недолго. Просто… я должна предупредить, ну… должна. И… Могу я… как зовут господина?
Взгляд романа из цепкого сделался пронзительным. Безмолвные тени вокруг стола напряглись. Напряжение повисло в самом воздухе. Однако посланник Святейшего упреждающе поднял два пальца свободной руки. После чего расслабил напряженные ручные жилы, позволяя девушке разладить его кожу.
— Марк.
— Марк, — Бьенка глубоко вздохнула и обрисовала пальцем раскрытую мужскую ладонь по кругу. — Я с детства, ну… умею… вижу то, что предначертано… и то, что можно изменить. Все здесь, — она провела кончиками пальцев по линиям ладони посланника. — Не совсем… вижу. Но… как-то чувствую. Есть изгибы такие, как у каждого — счастье, удача, смерть… любовь… — она запнулась, но продолжила. — А есть… есть что-то необычное. Что-то страшное. Такое, как, ну… у тебя на ладони, господин Марк.
Инквизитор переглянулся с бывшим собеседником, прячущим лицо под капюшоном. Бьенка, меж тем, указала на линию, перечёркивавшую ладонь романа снизу вверх.
— Это — знакомый изгиб, господин. То есть, у всех такое есть. Он обозначает судьбу. Но посмотри…
«Судьба» Инквизитора действительно обрывалась, не дотянувшись до середины ладони. На этом месте ее перечеркивали две разнонаправленные морщины. После чего линия возобновлялась. Но если до этих штрихов линия была прямой и твердой, как романская стрела, то после «линию судьбы» словно тянуло в разные стороны. Она вихляла, перекручивалась сетью мелких морщин и словно раздваивалась.
— Никогда… ну, ничего такого видеть не доводилось, господин. Тут словно линии сразу двух людей. Такого… такого не может быть. Не может. Но меня напугало не это.
Она вновь разгладила ладонь.
— Все эти линии, господин. Они все вместе показывают… Будет какой-то страшный выбор… ну, очень скоро. Очень. Может, завтра. Господин Марк, ты… ты должен будешь выбрать… И тогда… или твоя жизнь тебе останется. Страшное уйдет… уйдет стороной. Вот… ну…
Она умолкла, видимо, не зная, как сказать яснее то, что было дано ей увидеть. Инквизитор молча ждал продолжения. Выражения, застывшего на его лице, понять было невозможно.
— Или, — обронил он, когда молчание затянулось.
— Или… не вижу, — напряженно вглядываясь в широкую ладонь, пробормотала девушка. — Не могу… постичь. Чувствую только… муку… очень страшную и очень, очень долго. Каждый миг… как бы… превратится в страдание. Без остановки. Без отдыха. Без конца. И твоя жизнь… ты всё… как будто потеряешь. Всё — это всё, господин… Марк.
Дочь кузнеца подняла голову и взглянула в склоненное к ней лицо мужчины с тревогой. Впервые за все время эта тревога была — не за себя.
Инквизитор почесал шею свободной рукой.
— И когда, говоришь, мне нужно будет сделать этот выбор?
Бьенка пожала узкими плечами.
— Не ведаю, господин. Но… если позволишь…
Посланник Святейшего на миг прикрыл глаза, в знак согласия.
— Мне мыслится… тебе… ну, следует быть осторожному. Когда пойдешь за ведьмой. Лучше… твои воины… им пойти без тебя. Им опасно… но не так, как тебе. Прошу тебя, Марк… господин Марк… поверь.
Инквизитор выпрямился, забирая, наконец, свою руку.
— Я тебе верю, — глядя в просветлевшее от облегчения лицо девушки, проговорил он. После чего обернулся к стоявшему у его плеча человеку в капюшоне. — Брат Талейн, ты все записал?
Так и не проронивший за весь разговор ни слова спутник Инквизитора молча поклонился, пряча табличку с растянутой на ней бумагой и угольную палочку в складках плаща.
— Хорошо, — роман мотнул головой на непонимающую Бьенку. — А теперь, именем Святейшего, арестуйте эту глупую ведьму.