Капитали$т: Часть 2. 1988

Глава 12

Отец долго и задумчиво смотрел в стол. А потом сказал:

— Я надеялся, что ты пойдешь по общественной линии. Или, в крайнем случае, в науку. Но… В институте говорят, что на занятиях почти не появляешься. Неужели ты хочешь уйти в эту коммерцию?.. Почему? Из-за денег? Я не осуждаю, я на самом деле хочу понять.

— Дело не в деньгах, — сказал я. — Вернее, не только в них.

— А в чем же? — спросил отец, с любопытством глядя на меня. Похоже, что ему на самом деле это интересно.

— Дело в том, — сказал я осторожно, — чтобы выжить в новые времена. Нам, нашей семье. Для этого будут нужны деньги. А общественная жизнь, наука… Через два года это будет никому не нужно, а через три — над этим будут смеяться. Неужели ты не видишь, что все? Все заканчивается!

— Я вижу… — тихо сказал отец. Таким серьезным и печальным я не видел его никогда. — Я вижу, — повторил он, — и, возможно, ты прав. Даже, скорее всего ты прав. Но ты тоже должен понять… Есть правила. Я занимаю ответственную должность… Мой сын не должен быть ни в чем замешан. Ни в чем предосудительном.

— Хозрасчет, хозяйственная инициатива, кооперация, новое мышление — об этом «Правда» каждый день пишет! Что тут предосудительного? У меня складывается впечатление, что ты хочешь быть ортодоксальнее ортодоксов!

Отец вздохнул.

— Заграничные фильмы за деньги — это может быть превратно истолковано. Идеологию никто не отменял.

— Опять же, а каждом выпуске «Правды» — гласность, свобода слова. Да сейчас печатают такое, за что десять лет назад сажали! — запальчиво заявил я.

— Я тебя прошу, понимаешь? — сказал отец. — Ты уже взрослый, я не могу тебе приказывать. Могу только просить.

Я выругался мысленно. Ладно, хрен с ним, с салоном. Пусть Валерка занимается, все равно после сегодняшней экзекуции милиция к нему на пушечный выстрел не подойдет.

— Хорошо, — сказал я. — В клубе кинолюбителей я больше не участвую. Решено и подписано.

— Я рад, что мы друг друга поняли, — сказал отец. — Что касается других… направлений деятельности, то ты всегда можешь со мной советоваться.

Ага, подумал я. Например, о наших чудесных делах с Евгением Михайловичем. Нет уж, спасибо. Но вслух сказал дипломатично:

— Да, конечно, буду советоваться.

— Вот и хорошо, — сказал отец. — Просто ты не понимаешь, насколько сейчас может быть опасно.

Я с трудом подавил улыбку. Как раз это я понимаю больше, чем все партийные органы вместе взятые.

— Значит, договорились, — сказал отец.

— Договорились, — кивнул я.

По телеку шел типичный перестроечный фильм о похождениях школьника, борющегося с социальными язвами — «Плюмбум, или Опасная игра». Я, сам того не ожидая, засмотрелся. Школьник, как по мне, получился довольно отталкивающий в своей идейности, с отца родного, пойманного на браконьерстве, снимал показания, но что-то в этом фильме было, что-то… Например, сцена с утренней пробежкой. Молодые здоровые парни — рабочие, спортсмены и дружинники бегут утренний кросс под тревожную музыку, и тут же возникает очень острое ощущение, что все. Нет больше силы за этими парнями. И даже больше того — нет силы за всей милицией, идеологией и властью, но есть странное ощущение декаденса — тление и распад, распад всего привычного, бывшего жизненной основой десятки лет. А ведь талантлив режиссер, подумал я с удивлением. Как четко, одной сценой, простой утренней пробежкой, вычленил самую суть происходящего… Наверное даже, не понимая и не желая того.

Вообще, нужно действовать быстрее. Волшебные слова «горком партии» пока еще чего-то значит, пока за ними чувствуют силу, скорее по инерции — нужно ковать железо, трижды прав Евгений Михайлович — тоже талант своего рода и чуйку имеет звериную.

Этот день принес мне один значимый бонус. Николай Николаевич по пути домой презентовал мне собственную визитную карточку. С телефонами служебным и даже домашним. Также мне было строго-настрого наказано — звонить в случае каких-либо проблем с органами в любое время дня и ночи. Очень неплохой результат, я считаю.

На следующий день с утра пораньше я отправился, конечно же, в видеосалон, где все уже были в сборе.

— Ну что, получили острые ощущения? — приветствовал я компаньонов.

— Нормально, — бесшабашно отвечал Серега, — за такие бабки можно разок и в ментовку прокатиться, ничего страшного.

— То хорошо, что хорошо кончается, — подтвердил Валерик.

— Это да… — сказал я. — Только есть одна проблема. Второй раз я уже помочь не смогу. Отцу обещал, что с видеосалонными делами завязываю. Так что, давайте думать, как дальше быть? Закрывать лавочку или продолжать на свой страх и риск?

— Да с хрена ли закрывать?! — возмутился Серега. — Такие бабки каждый день сами приходят, ты просто сиди и кассу собирай! Нет, парни, вы как хотите, а я за то, чтобы продолжать работать. Мимо таких денег только дурак пройдет!

— Бабки нормальные будут, — сказал я. — Уже есть, сами же видели!

— Нет, Леха, — Серега был непреклонен, — те бабки, которые тебе этот барыга дает… Они как бы и не настоящие, понимаешь? Как будто на дороге нашли. А здесь мы сами зарабатываем, ни от какого барыги не зависим! Совсем другое дело! Нет, я за то, чтобы продолжать работать. Да и участковый с утра приходил уже. Расскажи, Валер!

— Все точно, — подтвердил Валерка, — приходил участковый, извинялся. Говорит, накладка вышла, не должны были к нам приходить. Бывает, говорит.

— А ты чего? — с улыбкой спросил я.

— Ну… чего. Дали ему пузырь в знак примирения. Один хрен, с ним работать еще.

— Директору ДК тоже нужно занести, — сказал я. — Вот уж мужик реально на ровном месте попал в переплет!

— Уже! — заверил меня Валерик. — Они уже и употребили, наверное.

— Святое дело! С утра не выпил, день пропал! — улыбнулся Серега.

— Так, а ты, Валер, чего скажешь? Работать дальше будем, или нет? — спросил я.

— Жаль бросать, — со вздохом сказал Валерик, — столько трудов ушло, сами же все сделали, организовали, башкой рисковали за все это. Жалко! Даже не бабок жаль, а трудов своих. Да и сам посуди, Леха! Менты после вчерашнего и близко не подойдут! Ты чего?!

— Ну, смотрите сами, — пожал плечами я. — В случае чего, я не при делах. Бате обещал, его подставлять не охота. Долю мою, как хотите, так и ломайте. А вообще, советую закрыться на недельку, пока у ментов отработка точек идет. Через неделю затихнет — откроетесь.

— Считай — пятьсот колов коту под хвост, — вздохнул Серега. — А если так — убрать вывеску, а сеансы проводить? Народ-то все равно придет, даже без вывески, привыкли уже!

— Делайте как знаете, — пожал плечами я.

— Да, кстати, — сказал Валерик, — вчера мне звонил этот парень… тяжелоатлет, помнишь? Матвей. С которым в «Театральном» познакомились.

— Этот близнец? Помню, помню! — сказал я с интересом. — И чего хотел?

— Говорил, что зайдет сегодня вечером. Разговор есть.

Матвей действительно зашел вечером. Вернее, прикатил на новенькой «Ниве». Этот громадный добродушный парень уже тогда походил на преуспевающего бизнесмена — идеальный костюм, сияющие туфли, импортный галстук, громадный золотой перстень, явно выполненный на заказ. Сеанс уже во всю шел, так что мы прогуливались по пустым коридорам ДК и обсуждали сложившуюся ситуацию.

— Нормально вы тут устроились, — улыбнулся Матвей. — Цивилизация! А мы все в подвалах ютимся.

— Так пора выходить из подвалов, — сказал я. — Мало ли помещений нормальных!

Матвей поправил галстук.

— Не место красит человека, — важно заявил он. — Че, я слышал, вы ментам под раздачу попали?

— Да, было дело, — подтвердил я, — но уже все в порядке. Инцидент исчерпан. А вас не тронули?

— А че нас трогать? — улыбнулся Матвей. — У нас порядок! Со всеми дружим, с участковым, с райотделом, все ровно. Пришли, вежливо попросили закрыться дня на три. Ну, мы пошли навстречу, сейчас отдыхаем. У нас другая канитель…

— Чего, опять от Седого приходили? — спросил Серега.

— Венки подбросили. Один к салону, другой — к порогу хаты. Мать увидела — гипертонический криз словила, «скорую» вызывали. И наше мнение такое, пацаны, что нужно срочно собираться всем и чего-то думать, решать вопрос. Мы уже разговаривали с пацанами, борцами из «Спартака» — у них три салона на южных кварталах. Они согласны и готовы еще пацанов подтянуть, если заваруха начнется. К ним вообще из двух разных банд приходили — от Седого и от Быка какого-то, мы про такого и не слышали никогда! Вот, я пришел поинтересоваться — вы-то как сами думаете?

— Давайте соберемся, пообщаемся, — сказал я. — Дело нужное, а, Серега?

— Сто пудов! — подтвердил компаньон. — Я лучше бабки своим пацанам-спортсменам раздам, чем этим хмырям.

— Собраться, кстати, можно у нас здесь будет, — сказал я. — Директор — наш человек, если что — откроем малый актовый зал, проведем собрание — чин-чинарем!

— Как в лучших домах, — подтвердил Серега. — Если нужно, я человек десять из нашего клуба хоть сейчас соберу! Особенно, если денег дать пацанам, кому угодно башку открутят.

Матвей просиял.

— Ну все, пацаны! Если мы все вместе будем, то хрен нам кто что сделает! От кого угодно отобьемся!

Общий сбор спортивного актива договорились провести в ближайшее же время, в нашем ДК, в актовом зале. А я наутро следующего дня отправился к Евгению Михайловичу. Мне нужна была консультация, а лучшего эксперта по интересующему меня вопросу я не знал.

Лисинский выглядел чем-то озабоченным, но, увидев меня, обрадовался.

— Здравствуйте, здравствуйте, Алексей! Рад вас видеть!

— Добрый день! — поздоровался я. — У вас все в порядке, Евгений Михайлович?

Тот пожал плечами.

— Лично мне грех жаловаться. А вот у одного моего товарища случилась неприятность. Я только что узнал, прямо перед вашим приходом.

— Что за товарищ? — спросил я заинтересованно.

— Его зовут Артем. Да вы его видели, он часто у нас бывает.

Я покопался в памяти.

— Такой полный, с усами?

— Именно полный и именно с усами! — подтвердил Евгений Михайлович. — Его ограбили сегодня ночью. Ворвались домой, связали, спрашивали, где деньги и ценности… Он не хотел отдавать, — сказал с печалью в голосе Лисинский. — Говорил, что все в товаре, в обороте… Они не поверили…

— Понятно, — сказал я.

Действительно, чего уж тут непонятного.

— Он в больнице сейчас, в травме. Ожоги, порезы… Очень некрасивая история. У человека небольшой швейный цех. У него швейный цех еще с тех пор, когда это было нельзя. Они шьют какие-то там юбки и кепочки. Платит хорошие деньги работникам, платит милиционерам, никому ничего плохого не делает. И вот, его режут и пытают в собственном доме. Это ужасно! — с чувством сказал Евгений Михайлович.

— Так и чем все закончилось? — спросил я.

— Мне позвонила его жена, — сказал Евгений Михайлович. — К счастью, ее не тронули, связали и закрыли в ванной. Приехал следователь, она давала показания. Но что она покажет? Эти были в масках и при знакомстве не представились. Это уже третий такой случай за неделю, Алексей. В городе нездоровая обстановка. Знаете, что я вам скажу? Как только мы провернем наше небольшое дело с конфетной фабрикой, я на некоторое время уеду в отпуск. В Прибалтику, в Юрмалу. Здесь становится как-то не очень комфортно.

— Собственно, я об этом и пришел поговорить, Евгений Михайлович, — сказал я. — Мне нужна ваша консультация.

— Консультация? — удивился Лисинский. — Что же, пожалуйста, все, чем могу…

— Есть глобальный вопрос, — сказал я. — Я мог бы его задать другим людям, но мне нужен ответ с наших, так сказать, позиций. Одним словом, что у нас происходит сейчас в городском преступном мире?

Евгений Михайлович усмехнулся.

— Разброд и шатания, как везде. После того, как негодяи убили Сашу, все стало плохо. Единоначалия нет. Воров нет. Есть несколько крупных рыб и много всякой мелочевки. Есть шпана, которая собирается в группировки и бьет друг друга, но это вы и сами знаете.

— Седой сейчас главный у блатных? — спросил я.

Евгений Михайлович развел руками.

— Володя наверняка хочет стать главным. Это властный и жесткий человек. Но навряд ли он потянет эту ношу. Она тяжела… — усмехнулся Евгений Михайлович.

— Почему же? — спросил я.

Лисинский хитро улыбнулся.

— Когда-то я слышал… краем уха… что Володя Седой во время своих командировок не всегда поступал по-дворянски. И именно по этой причине высокого положения он занять не может — при любой спорной ситуации его будут тыкать носом в прошлые грехи, так что он всегда получится неправ. Но сейчас он очень хочет стать первым парнем на деревне. И кто-то ему в этом помогает.

— Каким образом? — спросил я.

— Деньгами, — ответил Евгений Михайлович. — У них откуда-то появились деньги и серьезные. Они купили несколько машин, среди которых одна иномарка. Например, у меня нет иномарки, хотя я человек, как вы догадываетесь, не бедный.

— Будет еще, Евгений Михайлович, — шутливо успокоил я собеседника.

— Ваши бы слова, да богу в уши… Еще, Володя прикармливает шпану из группировок. Одному дарит мотоцикл, другому магнитофон, третьему импортные штаны. На какие, спрашивается? В ресторанах их угощает, а многие из них вообще впроголодь живут. И они за него готовы… вы понимаете?

— Еще бы не понять, — сказал я. А кто еще, кроме Седого?

— Есть и другие, — сказал Лисинский, — Красный, Горюн, Рэм… Но это все люди на свободе случайные. Украл, выпил, в тюрьму… Помните? У них нет силы и денег, но это все равно опасные ребята и лучше с ними на темном перекрестке не встречаться.

— И еще такой вопрос — как вы считаете, с этим Седым можно как-то договориться? Нам, коммерсантам.

Лисинский грустно рассмеялся.

— Лично я с ним не смог договориться за своего хорошего знакомого, который торгует индийскими штанами, в прошлый раз я вам рассказывал эту историю. Я не смог договориться и мне это совсем не понравилось. Мы не первый день знаем друг друга, я уделял Володе некоторые суммы, но теперь, боюсь, это все не имеет значения. Сено не может договориться с коровой, молодой человек. А мышь — с кошкой, кошка не станет слушать доводы мыши. Мышь для нее — еда.

— А если с позиции силы? Если это будет очень большая мышь? — спросил я с улыбкой.

— Вы, кажется, что-то говорили мне в прошлый раз на эту тему… — сказал Евгений Михайлович. — И что? Таки есть результат?

— Ну, если в общих чертах, то недовольных очень много, — сказал я. — И среди недовольных много спортсменов. На днях мы соберемся и обсудим положение.

Евгений Михайлович надолго задумался.

— Может что-то и выйдет из вашей затеи, — сказал он. — А может быть выйдет что-то очень плохое. В любом случае, я хотел бы поприсутствовать на этом собрании. Поставьте меня в известность, пожалуйста, когда это мероприятие будет проходить.

— Обязательно, — сказал я. — Так что, Евгений Михайлович, может и в Прибалтику не нужно будет ехать. Решим все проблемы!

— Здесь есть о чем подумать… — сказал Лисинский. — Вот и будем думать!

Я вышел из кафе в слегка задумчивом настроении. Стояло раннее лето — уже тепло, но еще не жарко, лучшая погода. Хотелось гулять, дышать теплым воздухом, думать о пустяках, разговаривать о пустяках, беспричинно веселиться… Не хотелось заниматься суровым советским бизнесом и выяснять отношения с уголовниками. В ноябре еще куда ни шло, но никак не ранним летом… Обидно будет, если меня зарежут теперь, подумал я. Впрочем… а вдруг я тогда вернусь обратно, в свое время? Нет, подобные эксперименты не по мне. Лучше вернуться в свое время естественным образом — дожив до двадцатых годов двадцать первого века. Правда, не факт, что это будет м о е время… Может быть, я тут наломаю таких дров, что будущее изменится до неузнаваемости. Я помотал головой, отгоняя непрошенные мысли.