Как закалялась сталь - 2057. Том 2

Глава 14

…Несколько дней назад они, все присутствующие, голосовали. По инициативе Кровавого Пса, который стуком полена по броне подлодки собрал всех вокруг себя.

— Нам нужен вождь, — сказал тогда Пес. — Чтобы мы его и выбрали, и назначили. И выполняли его приказы. Без вождя племя умрет. Без вождя — нет племени.

Маузер слушал индейца, и невольно усмехался. Совсем незаметно. Кровавый Пес, не смотря, что казался достаточно простым и даже где-то глупым — на самом деле роль свою знал, и отыгрывал ее хорошо.

Чероки время от времени бросал взгляды на Марата. Словно показывая — кто именно здесь вождь. Нечаев понимал, где то в глубине души, что индеец преследует и личный интерес. Нет, конечно, не тот интерес, который требует обогащения. Просто Кровавый Пес, выбрав тощего Марата себе в вожди, немного сердился и был уязвлен по сравнению с остальными, для которых Маузер был просто равным. Не командиром и не вождем, а просто другом и обычным товарищем.

Выборы на тот раз прошли просто и буднично. Одна кандидатура, выдвинутая Кровавым Псом. Больше никто в командиры не рвался. Проголосовали единогласно «За».

Никаких преимуществ это не предоставляло, он и так, на правах самого старшего и опытного отряжал пары в дозор, прокладывал маршруты и прикидывал логистику, назначал дежурных…

Марат не сильно удивился. В классе он часто был старостой класса. В институте — старостой курса. И на заводе ему дали кличку Главный. Судьба, наверно, такая.

Хотя сам Марат давно разобрался с этим феноменом. Все дело в том, что он видел результаты на шкале от «минус бесконечности» до «плюс бесконечности». Люди почему то всегда стремятся к положительному результату. Он — нет. Положительный результат это хорошо, но и отрицательный, и даже нулевой — это тоже результаты. Даже получив в школе на контрольной работе низший балл (что за жизнь Марата случилось всего три раза) — он понимал, что это просто оценка его знаний на текущий момент и стимул усовершенствовать их до высшей оценки по школьной программе. Это же самое он объяснял и «двоечникам», с которыми ему поручали подтягивать знания. И новичкам на работе, которых ставили рядом с ним, в связи с неимоверным процентом брака… В каждой ситуации, в каждой вещи и даже предмете Марат видел как минимум три варианта — негативный, нулевой и положительный. И любой из вариантов вел к повышению опыта, квалификации, профессионализма.

Потом он узнал что это называется диалектикой.

Майкл выступил вперед и, чуть откашлявшись, произнес:

— Мы прекрасно понимаем, что наш командир, товарищ Маузер, видит только один путь, и на мой взгляд путь этот не плохой. Но отправлять людей вперед, поодиночке? Просто посмотреть — умрет он или нет? Это неправильно.

— Я сам собираюсь идти первым, — решительно сказал Нечаев, но был прерван.

— Мы выслушали тебя, послушай и ты меня. Я тебя не перебивал, — твердо сказал Майкл.

В тот момент Марат должен был достать оружие и убить австралийца. Должен был, но не сделал. Почему? Расслабился? Размяк за целый год относительно безопасных путешествий по спокойнейшему морю, в полной безопасности, среди надежных, сильных друзей.

Ведь знал, понимал, чувствовал, в конце концов. Кто они были ему? И кто они вообще были по существу?

Был ли их отряд ячейкой, коллективом, коммуной, артелью, в конце концов? Нет, конечно. И уж партией они не были точно. Коллектив это как минимум общество равных. Они же все были разные. Точнее, они в своих глазах выглядели как совершенно разные люди. Даже «продавец» на острове «Склад» дал им разные вещи, средства производства в собственность, так сказать. Да и какое равенство, если у всех здесь было только одно право — умереть? Никто здесь тебе не гарантировал ничего, кроме смерти. Как там говорится — от каждого по способности?

И вот он — мир, в котором у каждого — совершенно разные способности. А потребность на всех одна-единственная. Вот тебе и раз, массаракш и ещё раз массаракш.

Марат прекрасно знал, что ему действительно надо было делать. Ему досталась толпа, собранная страхом. Он должен был сделать из нее отряд, скованный дисциплиной. И этого он не сделал…

— Я думаю, что идти надо вместе, — сказал Майкл. — Мы появились каждый на своем острове. Но сумели собраться в команду. Мы совершенно разные. Из разных стран, с разными навыками, с разными сверх-способностями…

…да, так и сказал — сверхспособности.

— Те, кто ставят на нас этот эксперимент, наверняка смотрят, сможем ли мы объединиться…

Марат поморщился от этого слова. Опять старая песня. Объединиться… Что получится если объединить ложку экскрементов с бочкой меда?

— Мы сумели собраться, вместе вытащили из-под воды подводную лодку, что не по силам одному человеку. И вот впереди пустыня, непонятная опасность. Каждый из нас чувствует эту смертельную опасность.

О, да, в этом австралиец прав. Даже глядеть на эту пустыню впереди страшновато. И это никакое не предчувствие. Это реальное, осязаемое чувство смерти, притаившейся там. Марат словно чувствовал, что там, впереди, невидимые и неосязаемые пулеметные и артилерийские установки, многотонные шагоходы, плазмо и огнеметы и еще черт знает что. Он это чувствовал, как будто смотрел на них в упор… Смотрел, и ничего не видел. Их там не было. Но они там были…

Его расслабило и обмануло то, что власть ему досталась мирным путём. Демократия в действии. Посовещались, и проголосовали, выбрав опытного и умеющего приказывать, диктовать, что и как делать.

Когда вопрос встал ребром, в ответ на предложение Майкла он, Маузер — должен был встать, и убить его. Тупо и банально убить человека, который стал почти другом, настоящим товарищем, который просто засомневался или имел другой взгляд. Он, Маузер, должен был реализовать и гарантировать единственное право, которое у них у всех было. А не устраивать очередное голосование и массовое коллективное самоубийство.

Всё, ребята, если проголосовали, то теперь только голосованием можно сместить. Он, убив Майкла, должен был таким образом взять реальную власть — силой, вооруженным восстанием, удержать ее, черт побери… Но смалодушничал, решил, что сознательный коллектив лучше увидит, какое решение правильное, и какой способ действий действительно оптимальный.

Ну что, увидели? Овцы тоже видят сочную траву, и рвутся к ней всей душой. И ненавидят пастуха, если он вдруг их не пускает. Вот только пастух точно знает, что там, в зарослях густой травы — есть опасность. Хищники, избыток нитратов или редкоземельных элементов, в конце концов — это вообще не пастбище, а чей-то огород с капустой. Что, пастух должен слушать овец, которые думают только о своем брюхе, потому что не умеют думать о другом? Должен или нет?

Они проголосовали. То есть фактически — раскололись. Гонсало, Кровавый пес, оба китайца и вьетнамец поддержали план Марата. Неожиданно к ним примкнула Александра, отказавшись лететь вместе с Майклом на самолетике, который австралиец собрал специально для пересечения пустыни.

Остальные сочли идею Майкла более приемлемой. Пойти всем вместе, одной толпой. Лавиной. Фалангой. Надеясь на чудо, что всем вместе прорваться проще.

Было ли Марату досадно и обидно? Нисколько. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Он уже проходил через это. Много раз. Это почти привычка, что люди стараются снять индивидуальную ответственность, и заменить ее коллективной. Этакая ущербная психологическая защита.

Выступали следующим днем, а точнее утром. Хотя здесь, в почти застывшей реальности, утро от дня, ночи и вечера почти не отличалось.

Сначала надули воздушный шар. Ткань, из которой он был сделан, имела светло желтый, песчаный оттенок, и как ни странно, практически не выделялась на небе. Потом сгрузили колесный транспорт — багги, мотоциклы и велосипеды, все на очень широких шинах. Под конец спустили на воду самолетик Майкла, который изначально был сделан на водных поплавках, дабы не зависеть от аэродромов и взлетных полос.

Все это время три усиленных караула по три человека — наблюдали. За пустыней, и за морем, за небом. Десять пар глаз, включая Саида — вглядывались в окружающую действительность, и не замечали ничего.

За двадцать четыре часа пакистанец на своем мехворриоре детально обследовал чуть ли не каждую песчинку в радиусе километра от места высадки.

Ничего. Никого. Такое впечатление, что тут все вымерло, стихло и стухло за много-много сотен лет. И одновременно каждый из людей знал — это не так.

Раздался ревущее-щелкающий звук — это начал разгон самолет. Воздушный шар поднялся вверх метров на пятьсот, стал малозаметной, хотя и жирной точкой на голубом фоне. У него был педальный двигатель. Большой и легкий пластиковый вентилятор, закрепленный на корзине, с велосипедным приводом. Который при здешнем почти повсеместном штиле придавал шару скорость ползущей улитки. Но лучше медленно и безопасно, — чем быстро, и не доехать. В принципе, отсутствие металла делало воздушный шар невидимым для всяких электромагнитных локаторов. Но зато как тепловое пятно для всяких инфракрасных ракет… Короче, все очень спорно.

Первыми с места рванули, естественно, байкеры. Чернокожие Болек и Лелек, на таких же черных блестящих мотоциклах, уверенные и готовые к любой неожиданности. За ними, сотрясая землю, побежал Саид, размахивая своими пушками. Не спеша двинулся с места джип, за ним — велосипедисты и просто пешие.

Мотоциклы уже пропали из виду, скрытые расстоянием и клубами пыли. Механоид Саида почему то сильно отклонился вправо. Джип на небольшой скорости вместе с велосипедистами катил по песку, стараясь не поднимать дополнительной пылевой завесы.

Над головой, басовито урча, пролетел самолет.

Марат, морщась, и чувствуя себя полным дураком и идиотом, достал фляжку, отхлебнул, и посмотрел на оставшихся.

— Ну что, поклонники культа Санта Муэрте? — он опустился на колени, а потом лег на землю плашмя. — Самое время…

Его слова прервало бухание. С такого расстояния грохот дюймовой автоматической пушки, вмонтированной в манипулятор механоида Саида, казался погремушечным. Правда, все, кто видел результат работы этого оружия — непроизвольно втянули головы в плечи и без дополнительных приглашений шлепнулись на песок.

Раздался пулеметный треск. Марат увидел, как далеко, с мягким громом и шипением кто-то запустил ракету из реактивного гранатомета. Песок под телом Нечаева стал ощутимо вздрагивать.

— Да что хоть…? — Нечаев приподнялся на руках.

Увиденное ему не понравилось. Механический робот Саида бежал обратно, вывернув манипулятор назад и стреляя очередями… Куда? В кого?

Метрах в ста от Саида, почти скрываясь в поднятой пыли и среди разрывов снарядов — быстро передвигался песчаный холмик. И Марат похолодел, сопоставив размеры «холмика» с размерами Саида. Там, под песком, было что-то огромное.

— Шай Хулуд! Шай Хулуд! — взорвался в эфире голос пакистанца. — Аллаху Акбар, бегите, я его отвлеку! Бегите!

— Лежать тихо! — рявкнул на людей позади себя Марат.

— У меня тут, — уже голосом Майкла сказала рация на плече. — Дракон… у меня… тут.

Теперь Маузер смотрел на небо. Туда, в ту точку, в которую превратился самолетик австралийца. Только таких точек на небе было две. Первая, сверкающая и желтая, пыталась набрать высоту по длинной, многокилометровой дуге. А за этой точкой, повторяя тот же пируэт, тянулось облачко, окутанное дымкой. Второе облачко явно было по размерам куда больше, чем самолет.

Скорость птиц на Земле в среднем составляет сорок-шестьдесят километров в час. Скорость допотопных самолетиков, даже таких убогих как у Майкла — не менее ста пятидесяти километров. Конечно, если птица пикирует к земле, как тот же сокол — то скорость может достигнуть и двухсот, и трехсот… Но, похоже, Майкл знал что делает, и поэтому просто и уверенно поднимался в небо по пологой дуге. Вот только «огненное облачко» его догоняло.

Марат никогда раньше не видел драконов, и сейчас, затаив дыхание, вглядывался в дуэль механической птицы и сказочного существа. С неба слышался далекий пулеметный треск, потом рокочущие звуки, как будто далеко-далеко, на грани слышимости, ворочалась гроза.

— Смотри, — ткнул кто-то лежащего Маузера в бок. — Смотри.

Марат перевел взгляд на землю. Десятиметровый механоид Саида длинными прыжками несся по пустыне. Холм песка скользил уже по самым следам робота. А потом этот холм увеличился мало что ни вдвое над металлической фигурой, и боевого механоида подмяло, и он исчез, в клубах пыли. Толстое, сегментчатое тело проехалось по земле еще метров триста, и снова начало заглубляться в землю.

— Где машина? — спросил спокойный голос Кровавого Пса над ухом Марата.

Все происходило настолько быстро и столь далеко, что взгляд и разум не поспевали за анализом событий.

— Саид, прием! Майкл, прием! Болек, прием! Ганди, прием! Как меня слышите? — спрашивал Марат в рацию. — Кто жив? Отзовитесь! Товарищ Маузер слушает!

— Да! — прорвался, наконец, голос сквозь треск эфира. Похоже, на самом пределе расстояния работы рации. Времени то прошло всего ничего!

С неба принесся косматый огненный клубок. Плетеная корзина воздушного шара, обьятая пламенам, с глухим ударом врезалась в землю и взорвалась, в трехстах-четерехстах метрах от лежащих.

— Да, товарищ Маузер, прием! Ползем обратно! Двое! Велосипеды бросили! Дайте ориентир, где вы точно… Прием!

— Товарищ Пес, — приказал Марат. — Быстро на берег, зажги дымовой сигнал. Операция Демократический прорыв провалилась ко всем …, черт бы побрал.

— Это Маузер. Ориентируйтесь на дым у моря! — рявкнул в рацию Марат. — Дым у моря! Сейчас будет дым у моря. Ползите на него. Как слышите, прием.

— Слышим хорошо. Дым у моря. Ползем обратно… Прием.

Марат передал рацию Александре.

— Ждите этих здесь. Я сползаю к Саиду. Может, жив еще, в капсуле своего робокопа-переростка. Одна нога здесь, другая там… Это пословица у нас такая, не пугайся.

— Ты только вернись, хорошо? — Александра была настроена серьезно и просьба в ее устах выглядела как приказ. — Одного не пущу.

— Товарищ Джеки Чан, ползем к Саиду, — проворчал Маузер. — Я первый. Ты за мной. Сохраняем дистанцию между друг другом — двадцать метров. Не спеша, без резких движений. Просто ползем. Задание ясно?

— Ясно, — подтвердил Жэнь Чэнь.

— Приступаем к выполнению…

Еще целый месяц, тридцать долгих дней провели те, кто остался в живых на берегу, около пришвартованной подводной лодки. Марат приказал поставить ее под огромный белый флаг, чтобы видно было как минимум за пять километров.

Дважды их команда пополнялась. Один раз причалил катер с пятнадцатью испытуемыми. Второй была огромная баржа, на которой оказалось почти тридцать человек без одного.

Итого в отряде оказалось пятьдесят восемь человек. Могло бы быть и шестьдесят пять. Но те пятеро мужчин, которые напали на их лагерь, убив двух караульных, были уничтожены настолько быстро и безжалостно, что от них остались только разорванные ошметки.

Зачем они нападали, какой был в этом смысл, чего они хотели? Стать сильнее за счет других? Так это делается общим числом, единым коллективом. Марат не мог поверить сначала, что нападающих было всего пятеро. Это потом он догадался, что отнюдь не все команды здесь были под руководством опытного коммуниста.

Наверно, эта маленькая группа отморозков сначала нападала на одиночек. Потом на пары. Потом на группы побольше. Вероятно, справившись однажды впятером против (например) двух десятков — и эти ребята подумали, что им море по колено. До этого они не сталкивались с отрядом, который возглавлялся не просто природным лидером, но и хорошо подготовленным диктатором, то есть командиром. Марат смог установить свою волю так легко и непринужденно (что он уже много раз проделывал там, в земной жизни) — что члены команды без всяких разговоров выполняли его полупросьбы-полуприказы.

Теперь же, после демократии, либерализма, выборов и гибели двух третей отряда — Марат целиком и полностью установил диктатуру. Все как в армии. Полная субординация. Пять отделений-десятков. Пять командиров отделений. Два заместителя руководителя. И один руководитель.

Это место расслабляло. Своей неподвижностью. Своей безопасностью. Здесь если ничего не делать — тебе ничего и не грозило. Но это все было ложное ощущение. И неправильная тактика поведения.