Глава 3. Плохой, хороший, невезучий

— Просыпайтесь! Вставайте! Да поживее! — орал во всё горло Гиблл.

Именно эти слова возвестили Генри о приходе утра. Вопли декана исходили из звуковых динамиков по всему университету, от которых просто невозможно было не проснуться.

«Что! Неужели настало утро?» — приоткрыв глаза, подумал Генри. Ему казалось, что с момента, как он заснул, прошла всего пара минут.

— Подъё-ё-ём, салаги! — не унимался Гиблл. — Сегодня ваш первый учебный день и горе тому, кто его проспит! Старшекурсники могут сразу ступать в Общий зал завтракать. Там, как всегда, вы получите расписание занятий и электронные учебники, поэтому не забудьте взять с собой свои коммуникаторы. Что касается новичков, то старосты старших курсов проведут с вами небольшой инструктаж, после чего вы тоже проследуете в Общий зал. Старосты будут ожидать вас в коридоре вашего этажа. На этом всё. А теперь живо проснулись! — На грозной ноте Гиблл закончил своё послание.

От последней фразы у Генри даже зазвенело в ушах. Неожиданно в привыкшие к темноте глаза ударил яркий свет, и парень зажмурился.

Виной этому оказался Мэт: как только он проснулся, то включил хрустальные светильники. Теперь он сел на постель и стал переодеваться, а как закончил — перекинул свою гитару через плечо и поспешно покинул спальню, не обронив ни слова.

Генри потёр глаза и оглядел комнату. Ему показалось, что она немного уменьшилась, а всё из-за гитарного усилителя Мэта размером со здоровенный комод. И как только маленькие гремлины вчера приволокли эту махину сюда?

На прикроватной тумбочке раздалось знакомое жужжание — на коммуникатор Генри пришло новое сообщение. Он уже знал, что оно от отца и знал, что это очередное предупреждение.

«Генри, да, я уже писал тебе об этом вчера, но лишнее напоминание, думаю, тебе не повредит. Я и твоя мать сильно беспокоимся. Надеюсь, ты со всей серьёзностью осознаёшь, куда попал. Поэтому тебе следует держать язык за зубами. Уверен, в Селтфоссе найдутся те, кто будут задавать тебе вопросы, касающиеся твоего облика. Ты можешь сказать, как стал таким, но ни в коем случае не называй причину. Тем более не рассказывай никому о своём прошлом. Если проболтаешься, то проблемы будут у всей нашей семьи. Тебя не только исключат из Селтфосса, но и позор ляжет на весь род Гринов. Поэтому не смей дурить, Генри. Я верю, из тебя ещё можно сделать настоящего злодея. А теперь — удали это сообщение».

Прочтя сообщение, Генри тут же стёр его и подловил себя на мысли, как здорово было бы насолить отцу, но понимал, что себе же сделает только хуже.

Наконец он нашёл силы встать с постели и переодеться. Перед тем, как выйти из комнаты, он посмотрел на письменный стол, с краю которого в горшке стояло плотоядное растение венера-мухоловка, как всегда приоткрыв пасть. Он взял его в Селтфосс по единственной причине — чтобы не чувствовать себя одиноко среди всех злодеев, которые его теперь окружают. Рядом лежал маленький серебристый ключ от комнаты: наверное, новый сосед забыл его взять. Генри сунул ключ в карман и обратился к растению:

— После занятий я обязательно принесу тебе что-нибудь мясное, Венера.

Он вышел и запер за собой дверь. В коридоре было довольно людно, но тихо: первокурсники чувствовали себя не выспавшимися и, еле перебирая ногами, брели к началу коридора. Генри тоже двинулся вместе с ними. Обгоняя идущих, он слышал, как те вдруг оживлялись и шёпотом произносили: «Эй! Поглядите-ка, этот парень мутант. Злодей-мутант». Он нисколько не сомневался, что с этими словами ему в спину показывали пальцем. Хотя у старшекурсников, с которыми он прибыл на день раньше, реакции на его волосы-листья не было никакой: наверное, они успели повидать и не такое.

Старосты, который должен провести с ними инструктаж, нигде не было видно. Зато, приближаясь к началу коридора, Генри заметил Мэта: тот стоял в опасной близости от края выступа и наблюдал за перемещениями стеклянных кабин по стене Жерла перемещений. Генри подошёл к нему и протянул ключ.

— Возьми. Ты забыл его, когда уходил.

— Мне он не нужен, — рявкнул Мэт. — Я не буду жить в одной комнате с мутантом. Или ты забыл, что я сказал вчера?

Генри убрал ключ обратно в карман.

— Вот только дождусь старосту, всё ему объясню и меня переселят к кому-нибудь другому, — добавил Мэт.

Долго ждать не пришлось. Ровно через минуту на шестой этаж поднялся лифт, но внутри стеклянной кабины стоял, отнюдь, не староста, как рассчитывал Мэт, а смотритель Селтфосса — Артур Фичетт.

Мэт в ужасе отпрянул назад, потому что смотритель сразу обратил на него внимание.

— Ты-ы, — с презрением протянул Фичетт и грозно стукнул тростью об дно кабины. — После того, что я услышал вчера от тебя про гремлинов, ты вообще не должен попадаться мне на глаза.

Мэт отвернулся и состроил кислую мину: по-видимому, он и сам не рад был такой встрече.

— Подходите ближе, — приказал Фичетт собравшейся кучке студентов. — Сегодня вас должен был инструктировать мистер Льюис Саммерс. Однако в связи с тем, что в этом году прислужников поступило больше, чем ожидалось, понадобился лишний человек, и его перевели на другой этаж. А инструктировать сегодня вас буду я.

Мэт расстроился ещё сильнее. Он и так не рад был встрече с этим горбатым старикашкой, а тут перенаправили на другой этаж того, с кем можно было бы объясниться о его переселении, подальше от Генри. Что ж, придётся немного подождать до прихода в Общий зал, там он наверняка встретит Льюиса.

— Скажу со всей прямотой — мне нет до вас никакого дела. В мои обязанности входит только руководство гремлинами да контроль за соблюдением порядка в Селтфоссе. И я здесь только потому, что так приказал мистер Гиблл. Итак, перво-наперво я расскажу вам о запретах. Начну с самого главного — запрета на распространение местоположения Селтфосса. Сторонники добра во все времена занимались поисками злодейских логов. И если они узнают, что этот потухший вулкан является на самом деле скопищем зла, то, без сомнения, уничтожат его. К тому же согласно Межзлодейскому кодексу секретности тот, кто выдаст местоположение логова, считается предателем и подлежит смертной казни. Поэтому, набирая очередное сообщение на коммуникаторе членам вашей семьи или другим злодеям, вам следует проявлять осторожность и стараться вообще меньше упоминать о Селтфоссе; это в ваших же интересах. Второй запрет касается временного ограничения. Все студенты обязаны возвращаться в спальни до десяти вечера и ни минутой позже. В противном случае провинившихся ждёт очень страшное наказание.

Хоть Фичетт и не сказал, что собой представляет так называемое «страшное наказание», его маленькие чёрненькие глазки, буравящие студентов исподлобья, сурово сверкнули как бы намекая, что этим запретом пренебрегать не стоит.

— И последний запрет, — продолжал Фичетт, — это запрет на посещение некоторых этажей. Подойдите ещё поближе. — Смотритель поманил движением руки студентов и те сделали шаг вперёд, а сам он указал на панель управления лифтом. — Думаю, многие ещё вчера обратили внимание, что подобные лифты оборудованы не только цифровой панелью от нуля до девяти для комбинации нужного этажа и кнопками в виде стрелок «влево» и «вправо», благодаря которым лифт перемещается по окружности стены, но и дисплеем с голосовым оповещением. Некоторые этажи полностью запрещены для посещения студентов. Чтобы попасть на запретный этаж, придётся ввести пароль на этом дисплее — для каждого этажа он свой и известен только преподавательскому составу. Без пароля лифт не шелохнётся с места, поэтому и пытаться не стоит попасть туда, куда путь вам закрыт. Надеюсь, всё всем понятно? — спросил Фичетт, глядя на сонные лица студентов. — Отлично. Тогда пусть небольшая группа из вас зайдёт в кабину, я всё равно спускаюсь на первый этаж. А остальные… Остальные сами, включая тебя.

Фичетт указал тростью на Мэта. Тот и сам не горел желанием хоть на шаг приблизиться к смотрителю, тем более ехать с ним в одном лифте. Поэтому он лишь проводил глазами Генри, который вошёл в стеклянную кабину, а за ним ещё человек двадцать.

Выйдя на первом этаже, Фичетт ничего не сказал кучке первокурсников, а как можно быстрее обогнул фонтан и скрылся в проходе, ведущему к Пещере и Норам гремлинов.

На первый этаж то и дело спускались кабины со студентами, которые непрерывным потоком устремлялись к раскрытым дверям Общего зала. Генри не стал медлить и последовал за всеми.

Студенты, в зависимости от принадлежности к тому или иному курсу, проходили к одному из четырёх столов и присаживались на лавку.

Генри же шёл вдоль стола первого курса в поисках свободного местечка, как вдруг его кто-то ухватил за запястье.

— Притормози-ка, приятель, — проговорил, сидящий за столом незнакомец. Он не смотрел Генри прямо в глаза, его взор был направлен на волосы-листья парня, отчего Генри сначала подумал, что у того лёгкое косоглазие, но быстро сообразил в чём дело, когда незнакомец воскликнул: — Это просто потрясающе!

— Да, да, да, — медленно протараторил Генри. — Знаю, волосы-листья… А теперь отпусти мою руку.

— Для начала присядь, — сказал незнакомец и так резко дёрнул Генри за запястье, что тот, моментально согнувшись в спине, чуть не клюнул носом в тарелку. — Есть о чём потолковать.

Незнакомец представился Уиллом Киллиганом и спросил у Генри его имя.

Генри притворился, что не услышал вопроса. Он прошёл взглядом вдоль стола и сжал губы — если пересесть, то вряд ли ему удастся избежать расспросов сокурсников. А если уйти с завтрака? Парень перевёл взгляд в сторону распахнутой двери Общего зала, в которую продолжали проходить студенты. Но эта идея ему быстро разонравилась: во-первых, он был ужасно голоден; во-вторых, согласно словам декана тут все получат расписание и электронные учебники, а просить потом кого-нибудь перекинуть их к себе в коммуникатор Генри, ох, как не хотелось; и в-третьих, в дверях зала показался Мэт, причём не один, а в сопровождении старосты университета, которого, по-видимому, встретил на первом этаже Жерла перемещений. Генри видел, как они остановились у ближайшего к входу уличного фонаря и Мэт пытался что-то объяснить Льюису при этом широко жестикулируя.

— Так, как тебя зовут? — повторил Уилл.

— Генри… Грин, — ответил парень присаживаясь за стол, лишь бы не быть замеченным Мэтом.

— Послушай, Генри, ты отлично подходишь для СОН. — Уилл хлопнул его по плечу.

— СОН?

— Сообщество Отпетых Негодяев, — пояснил Уилл. — Я и мой брат-близнец задумали его для объединения вместе выдающихся злодеев и прислужников.

— А я-то здесь причём? — спросил Генри, при этом думая, о каком брате говорит Уилл. Если о толстяке, что сидит справа от него и с жадным аппетитом приступил к завтраку, состоящему из яичницы с беконом и тостами, то они ни капли друг на друга не похожи.

— Разве не понятно? Ты выделяешься из общей толпы злодеев, как минимум, внешне. Скажи, как это вышло? Это был эксперимент?

Вот то, о чём предупреждал отец, — его спросили, как он стал таким. Но Генри быстро вспомнил наставление из утреннего сообщения — «Ты можешь сказать, как стал таким, но ни в коем случае не называй причину» — и шестерёнки в голове парня пришли в движение, начав вырабатывать цепочку из лживых мыслей.

— Да-а, — протянул он, — эксперимент. У меня отец знаток в генной инженерии по части флоры. Он и меня обучал этой науке много лет, а после предложил поставить эксперимент на мне… Впрочем, я и сам был не прочь преобразиться. А мой отец любил поговаривать: «Чем ужасней злодей, тем лучше».

— И он чертовски прав! — воскликнул Уилл. — Но не всякий способен решиться на подобное преображение. Я вот точно спасовал бы. А ты…

— Это ещё что… Его мечтой вообще было превратить мою левую руку в клешню, — говорил Генри, чувствуя, что способен врать и дальше, — но он отказался от этой идеи. Решил, что это будет уже чересчур.

— А по-моему, и так потрясно получилось. И СОН нужны такие, как ты. Кстати, ты будешь первым, кто вступит в наше Сообщество.

— Нет, пожалуй, я пас, — быстро отрезал Генри.

— Но почему?

— Потому что мне это не нужно, — ответил Генри, хранящий внутри истинную причину своего отказа.

— Как ты не понимаешь! Вступление в Сообщество Отпетых Негодяев тебе только на руку, — уверял Уилл. — Сейчас, может, СОН не представляет из себя ничего серьёзного, но со временем в наши ряды вступят новые злодеи и прислужники. Наше сообщество разрастётся и вместе мы сможем захватить этот мир. Или ты всерьёз намерен захватить его в одиночку?

— Нет, ты не так меня понял.

— Может, тогда дело в конкуренции? Плюнь на это! Когда завладеем миром, тогда и решим, кому он будет принадлежать. К тому же Министерство зла любит финансировать злодейские объединения, а не одиночек. И в составе СОН у тебя есть все шансы…

— Да нет же! — не выдержал Генри.

Уилл негодовал, отчего его собеседник так упёрся, и, немного поразмыслив, пришёл к очевидному, по его мнению, выводу:

— Ну, всё понятно. Ты просто не веришь в успех нашего сообщества. Но вот, что я тебе скажу. Пройдёт время, и мы с братом соберём вокруг себя самых выдающихся злодеев и прислужников и обязательно захватим эту жалкую планетёнку. Но, я надеюсь, ты всё-таки переменишь своё решение и в скором времени вступишь в СОН.

Внезапно стены Общего зала наполнились неистовым рёвом, который заставил всех, включая Генри и Уилла, устремить свой взор ко входу. Там по-прежнему стояли Мэт и Льюис. Вот только Мэт уже не пытался что-то объяснить старосте, теперь он орал на него во всю глотку; в конце концов он не выдержал и толкнул старосту в грудь. Льюис не растерялся и быстрым движением руки нанёс удар Мэту в живот, отчего тот загнулся и, схватившись одной рукой за живот, а другой за фонарный столб, упал на колени. На этом стремительно завязавшийся конфликт был исчерпан, так как Льюис сел за стол четверокурсников, оставив Мэта жадно вбирать воздух в попытке восстановить дыхание.

Глядя на Мэта, Генри чувствовал, как внутри у него всё наполняется теплом, — он был отмщён за вчерашнее.

Наконец Мэт очухался и встал на ноги.

А Уилл, на удивление Генри, стал его звать:

— Эй, Маккинли! Давай сюда!

Видя, как Мэт стал приближаться к ним, Генри вдруг вспомнил о завтраке. Он положил себе в тарелку яичницу с беконом и тостами и, налив из графина в стакан апельсинового сока, твёрдо решил делать вид будто ни Мэта, ни Уилла тут нет.

— Что случилось, Мэт? — с интересом спросил Уилл.

— Всё из-за него! — услышал Генри. Без сомнения, Мэт говорил о нём. А затем краем глаза Генри заметил, как Мэт со словами «Пошёл вон!» скинул с лавки сидящего рядом с Уиллом толстяка и сам занял его место.

— Ты знаком с Грином?

— Ещё бы! Он мой сосед по комнате, — прошипел Мэт. — А этот староста… Вот же хмырь! — Он стукнул кулаком по столешнице. — Я всего-то попросил его переселить меня, а он в штыки упёрся: «В связи с правилами, установленными в Селтфоссе, студентов заселяют в строго предоставленные им комнаты без всякого дальнейшего переселения. И ваши личные претензии друг к другу никого не волнуют», — говоря это, Мэт пытался спародировать серьёзный тон Льюиса.

— Брось. Я думаю, наоборот, тебе повезло с таким соседом.

— Повезло? Мне? Мне! — Глаза Мэта налились кровью.

— Да, тебе.

— Ни черта мне не повезло. Он же мутант!

— Он сказал, что сам согласился стать таким. Да и с чего у тебя вдруг такое отвращение к нему.

— Когда мне было девять, моего отца убил мутант. Сначала это был просто преобразовавшийся человек, но потом он озверел и набросился на отца.

Уилл даже и не знал, что на это ответить. Он подумал, что лучше вообще закрыть эту тему, раз она так болезненна для Мэта.

— А где твой брат? — поинтересовался Мэт, немного остыв.

— Вчера, когда ты ушёл, его вдруг вырвало. И старшекурсники отвели его на больничный этаж. У него расстройство желудка от переедания. Поэтому он пробудет в больничной палате до завтра. Кстати, тебя на каком этаже поселили?

— На шестом.

— Ха! А меня на седьмом, значит, я злодей на один уровень выше, чем ты, — мрачно пошутил Уилл, но Мэт, видимо, не оценил шутку, так как уголки его рта ничуть не шелохнулись.

Когда все студенты позавтракали, в зале появилась мадам Гриндилоу. В руках она несла куб с антенной и небольшим экраном на одной из сторон. Встав за преподавательский стол, она велела включить первокурсникам свои коммуникаторы и функцию видимости для других устройств. Затем она сделала несколько прикосновений на экране куба, при этом сказав, что сейчас их разделят на небольшие группы.

На коммуникаторах первокурсников сперва высветилось два пункта: «Злодеи» и «Прислужники», и так как Генри был зачислен в злодеи, то и выбрал первое, хоть и с большой неохотой. Сейчас больше всего на свете он желал оказаться за тысячи миль отсюда, а ещё лучше с отшибленной памятью. Затем на экране высветился перечень групп: «Злодеи, 1», «Злодеи, 2», «Злодеи, 3», «Злодеи, 4» и «Злодеи, 5». Он нажал на «Злодеи, 1», но тут же высветилась надпись — «Эта группа сформирована», тогда он нажал на «Злодеи, 2», но и вторая группа уже была полной. И только нажав на третью группу, появилась надпись «Введите ваши имя и фамилию». Когда Генри выполнил указание, началась загрузка расписания и учебной литературы.

Старшекурсники же уже давно были распределены на группы и мадам Гриндилоу попросила их лишь включить коммуникаторы для передачи расписания и учебников.

Уходя из зала, деканесса напомнила, что занятия начинаются в 9.30, хотя Генри это и без её напоминания прекрасно видел в расписании для третьей группы, где на сегодня числилось лишь два дообеденных урока:


Понедельник

9.30 История зла (9 этаж, кабинет 33)

проф. Гортензия Гриндилоу

10.40 Методы захвата мира (10 этаж, кабинет 61)

проф. Роуэл Сендж


Глядя Мэту в коммуникатор, Уилл Киллиган с изумлением заявил, что они оказались в одной — третьей — группе. А Генри отметил в мыслях, что его «везение» как всегда оказалось на высоте.

До начала первого урока оставалось каких-нибудь пятнадцать минут, поэтому студенты начали вставать с мест и уходить.

Урок по истории зла оказался сдвоенным для группы Генри и пятой группы прислужников. Когда Генри шагал по коридору девятого этажа в окружении синих и чёрных плащей, его вдруг остановил Мэт и с явной озабоченностью спросил уж не в третью ли группу он попал. Генри кивнул.

— Нет! Не может быть! — кисло проговорил Мэт. — Я отказываюсь учиться вместе с тобой. Я сейчас же пойду к декану и потребую перевода в другую группу.

— Думаешь, он согласится? К тому же, ты знаешь, где его кабинет? — спросил Уилл.

— Мы только что прошли мимо него, если ты не заметил, — ответил Мэт.

Прежде, чем зайти со всеми в тридцать третий кабинет, Генри проследил глазами за Мэтом: он развернулся, прошёл по коридору мимо двух дверей и остановился у третьей с золотой табличкой, на которой красовалась надпись «Реджинальд Гиблл, декан факультета злодеев». Мэт посмотрел в сторону Генри, а затем распахнул дверь и смело вошёл внутрь.

Секунды три-четыре погодя из кабинета Гиблла раздался душераздирающий крик со словами «Тебя не учили стучаться?!».

Что могло такого случиться за столь малое время, что заставило декана так взбеситься? Генри не мог ответить на этот вопрос, но слыша, как декан продолжает сыпать проклятиями в адрес Мэта, он с улыбкой проследовал в класс.

Первым делом мадам Гриндилоу решила проверить все ли присутствуют. Глядя в список студентов на личном коммуникаторе, она называла фамилию и тот или иной студент отзывался. Закончив, она отметила, что отсутствует лишь Мэт Маккинли. И хотя Генри думал, что тот вот-вот явится, но до самого окончания урока дверь класса так и не шелохнулась.

— Каких знаменитых злодеев или злодеек вы знаете? — был первый вопрос Гриндилоу, на который ответы так и посыпались.

— Иван Грозный.

— Наполеон Бонапарт.

— Елизавета Батори.

— Чингисхан.

— Влад Цепеш.

— Ильза Кох.

— Джек Потрошитель.

— Мой отец, — прозвучал одним из последних шутливый ответ одного парня.

— Безусловно, это выдающиеся имена в истории зла, — сказала мадам Гриндилоу. — Но кто мне может назвать имя человека, ставшего прародителем зла на Земле?

На минуту в классе воцарилась гробовая тишина, а лица студентов приняли задумчивый вид.

— Стыдно этого не знать, — с укором в голосе произнесла мадам Гриндилоу. — Откройте учебник на третьей странице, первый параграф под названием «Злодеи среднего каменного века, или мезолита».

Студенты уставились в коммуникаторы.

— Так вот, прародителем зла и первым злодеем на Земле принято считать пещерного человека Гваку-забияку, который жил двенадцать тысяч лет назад до нашей эры. Согласно наскальным рисункам, найденным в пещере Ласко во Франции, свой первый плохой поступок он совершил, умышленно наступив на ногу товарищу по охоте, а после он и вовсе захватил его пещеру…

Через час Генри шёл со всеми к лифту, чтобы подняться на десятый этаж. Проходя мимо двери декана, он навострил уши, но за дверью никого не было слышно. Интересно, Мэт всё ещё у Гиблла? Размышляя над этим вопросом, он и сам не заметил, как очутился у шестьдесят первого кабинета. Группа прислужников покинула их, отправившись на какой-то свой урок.

В окружении одногруппников Генри проследовал в незапертый класс и сел за последнюю парту, чтобы не привлекать к себе навязчивые взгляды.

Профессора Сенджа в классе не было, и все стали ожидать его появления. Сначала прошло пять минут, затем ещё пять, на пятнадцатой минуте кто-то сказал, что может он вовсе не придёт, а на двадцатой, потеряв всякое терпение, группа единогласно решила, что пора уходить.

Но неожиданно за дверью послышались чьи-то громкие шаги, которые стихли, как только этот человек остановился у входа в класс. Затем некто угрожающе произнёс:

— Если будешь, как и в прошлом году, мешать мне вести занятия — уничтожу!

После этих слов дверь распахнулась и внутрь зашёл человек… или два. Сразу было и не понять.

Перед ними стоял двуглавый человек, а точнее это были сиамские близнецы, которые имели общее тело. И если внешне братья были похожи, то по характеру, как выяснилось, они являлись настоящим воплощением Инь и Ян.

— Я — профессор Роуэл Сендж, — сказала правая голова, пристально всматриваясь в удивлённые лица студентов.

— А я — Добронрав, — сказала левая голова.

— Никто не спрашивал, как тебя зовут, — сердито процедил Роуэл.

— Между прочим, невежливо с твоей стороны не представить брата, — сделал замечание Добронрав.

— Ты мне не брат! — возмутился Роуэл и их общее тело топнуло ногой. — И я никогда не буду считать тебя таковым!

— Тебе бы следовало извиниться за свои слова, — обиженным голосом произнесла левая голова, отвернувшись в сторону, и руки недовольно сложились на груди. — Они причиняют мне боль.

Несмотря на столь непродолжительный диалог между братьями, почти всем уже казалось совершенно очевидно, что ногами управляет плохая голова, а руки находятся во власти хорошей. И дальше это ещё больше подтвердилось.

— Не смей мне мешать вести урок. Предупреждаю в последний раз — ещё одно слово и…

Затем плохая голова повернулась к первокурсникам.

— Как я уже сказал, меня зовут Роуэл Сендж. С этого дня я буду вести у вас методики захвата мира. Из самого названия моего предмета вам уже понятно, что вы будете узнавать от меня, как злодеи в разные времена пытались захватить эту жалкую планетёнку. Само собой, вы не узнаете ни об одном успешном случае, так как захватить весь мир целиком ещё никому не удалось. Но, возможно, среди вас сейчас сидит тот, кому в будущем это дельце окажется по плечу. Мы будем анализировать коварные и хитроумные планы, искать в них плюсы, а также формировать новые идеи или преобразовывать старые.

— Нет, остановитесь, — встряла вновь левая голова. — Я прошу вас одуматься, пока не поздно, дети мои. Лишь в доброте и любви вас ждёт счастье…

— Добронрав! Я же тебя предупреждал!

— Извини, брат мой, но я не могу спокойно смотреть на то, как ты вводишь этих детей в заблуждение. Ведь только через доброту и любовь…

— Любовь! — прокричал Роуэл брату прямо в ухо. — Да как ты смеешь говорить мне про это поганое чувство! Из-за него я мучаюсь с тобой уже тридцать лет. А вы, — обратился он к студентам, — хотите узнать, как так получилось, что я — злодей! — оказался в сцепке с этим?.. — Роуэл высунул язык и изобразил будто его рвёт. — По глазам вижу, что хотите. А я расскажу, дабы вы ещё сильнее возненавидели это чувство и не давали шанса пробраться в ваше пылающее злобой сердце.

Все студенты навострили уши и приготовились слушать явно необычную историю.

— Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему вы не чувствуете любви? Почему ваши сердца обжигающе холодные, как льды Антарктиды? Нет? Ну, так я расскажу на примере собственного отца. Его прошлое покрыто густым туманом, но это не имеет большого значения, важно одно — он не был потомственным злодеем.

Большинство людей всю жизнь мечутся между тьмой и светом и не могут сделать окончательный выбор. Но мой отец, в конце концов, его сделал — он выбрал тьму.

— И очень глупо поступил, — прокомментировал брат.

— Он решил постичь все азы злодейства самостоятельно. Возможно, в этом заключалась его самая большая ошибка. Знаете, можно научиться многому и в чём-то даже достичь определённых успехов. Но у него не было наставника, не было того, кто направил бы его, и самое главное — объяснил, что злодею-самоучке необходимо в первую очередь беречь своё ещё не успевшее очерстветь сердце.

И однажды произошло неизбежное — то, что должно было случиться: отец влюбился. Он противился этому чувству всеми силами, но его сопротивление ослабевало с каждым днём всё сильнее, в то время как любовь лишь набирала обороты.

Моя мать была не просто красивая, но ещё и чуткая, добрая женщина, слегка повёрнутая на религии, что впоследствии пагубно отразилось на… — Роуэл взглянул на брата. — На нём.

Спустя некоторое время после свадьбы на свет появились мы, сиамские близнецы. Вот тут между родителями появились первые разногласия. У каждого из них были свои представления о нашем воспитании.

Не смотря на то, что сердце для отца было безвозвратно потеряно, разум продолжал сопротивляться. Лишь потому он так и не бросил мать и продолжал любить её и даже идти у неё на поводу, но при этом всегда помня, что зло — есть неотъемлемая часть него, и он взрастит его, пускай уже не в себе, но в сыне.

Если бы я и Добронрав не были обременены одним телом, то родители сошлись на том, что каждый взял бы одного из нас себе на воспитание. Но так как физически разделить нас не представлялось возможным, то в итоге было решено, что отец возьмёт на воспитание правую голову, то есть меня, — пояснил Роуэл, хотя об этом и так все догадались, — а левую, — он мотнул в сторону брата, — принялась воспитывать мать, и даже назвала по-дурацки — Добронрав.

— Ничего не по-дурацки, — обиженно буркнул брат.

— Когда отец учил меня плохому, то мать закрывала этому святоше уши, ведь, как она считала, Добронрав должен учиться только добру, читать молитвы и стремиться совершать хорошие поступки. И наоборот.

С тех пор мы выросли с абсолютно разными мировоззрениями и обременённые одним телом. Вот! Видите, что творит любовь! Для злодея она будет пострашнее всякой чумы. Любовь — худшая из болезней. Заразишься раз — и всё, считай, тебе конец. И лишь ненависть, лютая ненависть способна защитить вас и не дать ей завладеть вашим рассудком. Но вам-то это точно не грозит. Ваши семьи слишком древние. На протяжении многих поколений кровь ваших предков вбирала в себя всё больше и больше злобы, и сейчас в ваших жилах течёт та самая кровь, но уже в виде субстанции чистейшего зла. Другими словами, у вас выработался сильнейший иммунитет от любви. Вот потому-то все злодеи женятся только по ненависти друг к другу, чтобы воспитать новое поколение зла. Но мой отец был слаб, и теперь вы видите перед собой результат его слабости.

Роуэл умолк и наступила неловкая тишина.

— Интересно, как же ему тогда разрешили тут работать? — шёпотом спросил Уилл Киллиган у соседа по парте, который и пожать-то плечами не успел, так как Роуэл всё прекрасно слышал.

— Из рассказанной мной истории, это вполне вытекающий вопрос, — сказал он. — И я отвечаю: Министерство зла признало меня не представляющим никакой опасности для Селтфосса. Мой добрый… — Роуэл замялся. Очевидно он собирался сказать слово «брат», но личные принципы не позволили этому слову соскользнуть с его уст. — В общем Добронрав без меня и шагу ступить не сможет, ведь контроль над ногами принадлежит мне. Поэтому-то мне ещё год назад выдали разрешение преподавать в университете. Но достаточно разговоров, пора переходить к собственно самому уроку. Начну, пожалуй, с небольшого вступления.

Роуэл посмотрел на брата, но тот подозрительно молчал. И он стал расхаживать перед партами и говорить:

— В стародавние времена люди были очень глупы и полны всяческих предрассудков, а потому злодеи тех времён не отличались широтой ума. Среди хороших людей бытовало мнение, что на небесах живёт некий Создатель, который заправляет всем в этом мире; и злодеи прослышали об этом. Они решили, что если захватить и поработить этого самого Создателя, то и весь мир им впоследствии покорится. Так началось строительство Вавилонской башни высотой до небес. Стоит ли говорить, чем всё это кончилось, если мир и поныне ни перед кем не рухнул?

Злодеям же Индии тогда казалось, что Земля плоская и стоит на трёх слонах, а те в свою очередь на гигантской черепахе. И они посчитали, кто будет управлять слонами и черепахой, тот будет управлять и всем миром. Некоторые из них отправились искать край света, чтобы по верёвкам можно было спуститься вниз, другие — стали усердно копать, и копали много лет. А теперь представьте их удивление, когда они вдруг повстречались с раскалённой магмой!

Роуэл ухмыльнулся, а весь класс залился хохотом.

— В этом нет ничего смешного, — оживился хороший брат. — Погибли люди!

— О, да неужели тебе жаль злодеев?

— Мне жаль всякую заблудшую душу, — пояснил Добронрав. — И мне жаль всех вас. Ваше стремление править миром ни к чему хорошему не приведёт.

— А мы и не стремимся к хорошему, дубина! А теперь заткнись!

— Я уверен, что внутри каждого из вас найдётся искра добра, — нарочно продолжал брат. — Никогда не поздно перейти на светлую сторону…

— Заткнись! Заткнись, я сказал! — гневался Роуэл.

— И к тебе это тоже относится, брат мой добросердечный!

— Я тебе не добросердечный! Я плохой! Плохой! Я очень плохой!

— Ты не прав, ибо в каждом человеке всегда найдётся место добру, любви и состраданию, — всё также спокойно говорил Добронрав.

— Состраданию?! — взорвался плохой брат. — Ну я сейчас покажу тебе сострадание! Сейчас ты у меня будешь та-а-ак страдать!

Сказав это, Роуэл разогнался и на глазах у всей группы врезался в стену с такой силой, что казалось по ней разошлись в стороны небольшие трещины.

— У-у-у, — сморщив лица, протянула группа, видимо представляя, как это больно.

Пока студенты начали шёпотом обсуждать братьев, Добронрав при помощи рук присел и схватился за перекосившееся от удара лицо. Его брату, естественно, тоже досталось, но дотронуться до своего лица он не мог за неимением контроля над руками. Роуэл, охая, встал с пола на ноги и со словами «Тебе конец» покинул класс и направился к Гибллу.

Сегодня в расписании Реджинальда Гиблла не числилось занятий ни у одной из групп, но, не смотря на выходной в начале недели, сейчас он находился не в лучшем расположении духа. И, как это часто бывает с человеком, которому нечем заняться, маялся всякой ерундой. Утром он всласть покричал на студентов в настольный микрофон, а теперь наблюдал за потугами Мэта Маккинли, который возводил для него двадцати шести ярусный карточный дом. А помогал Мэту личный гремлин Гиблла по имени Кипсли, то и дело подающий карты парню.

Гремлины представляли из себя существ с метр ростом, бурым цветом кожи, противной мордой летучей мыши и длинными, с локоть, заострёнными ушами, загибающимися, словно сабля, назад. А голени, предплечья и спину их покрывала жёсткая чёрная шерсть. Из одежды гремлины Селтфосса носили лишь набедренную повязку, и Кипсли не был исключением.

— Осторожнее, Кипсли, — оскалился Гиблл, — ты чуть не задел нижний ярус.

Гремлин с ужасом в глазах посмотрел на хозяина, но быстро отвернулся не в силах выдержать его пронзительный взгляд. Затем он на цыпочках подошёл к деревянному ящику, сбоку которого была потёртая, но читаемая надпись: «Зло Компани. Доставим для зла всё, что потребуется, и даже больше», и вынул очередную колоду.

Мэт завершил уже двадцать пятый ярус, когда Гиблл приказал ему тихонечко спускаться со стула.

— И какой же урок из всего этого ты вынес? — спросил Гиблл.

— Нужно стучаться перед тем, как войти, — протараторил парень, закатив глаза.

— Превосходно! Урок усвоен. А теперь выходи из кабинета и аккуратно, я бы даже сказал — нежно, закрываем за собой дверь.

— Сэр, а перевести меня в другую группу?

— Пошёл вон, — почти шёпотом произнёс Гиблл.

Как только Мэт покинул кабинет, Гиблл принял у гремлина две карты и встал на стул.

— А знаешь, Кипсли, я сомневался в этом парне. Однако ему удалось всё заново отстроить. Что скажешь?

Но гремлин лишь пожал плечами.

— Порой я забываю, что ты нем, Кипсли. Может, мне поменять тебя на другого гремлина у Фичетта? Говорящего и более толкового? Ладно. А сейчас настал самый ответственный момент — я установлю вершину и старый рекорд будет побит, — с предвкушением сказал Гиблл и затаил дыхание.

Но установить новый рекорд помешал Роуэл Сендж. Распахнув дверь ударом ноги, он ворвался в кабинет именно в тот момент, когда Гиблл уже вот-вот собирался поставить последние карты, и в один миг труд нескольких часов рухнул на пол от образовавшегося потока воздуха.

Роуэл только начал сыпать ругательствами в адрес брата, но почти сразу умолк, с удивлением уставившись на Гиблла, застывшего на стуле с двумя картами.

Сам Гиблл, по-видимому, пытался осознать, что же сейчас произошло. Он оглядел «руины» и глаза его свелись на переносице, костлявые пальцы зашевелились, словно щупальца осьминога, голова судорожно задёргалась, лицо покраснело, даже волосы слегка задымились — так сильно он злился. Вот-вот произойдёт взрыв… Кабинет наполнился безумным смехом, а после декан взревел:

— Второй раз за утро! Это… Это… — Гиблл спрыгнул со стула и пнул гремлина со словами: — Кипсли, фас!

Гремлин поднялся с колен и вцепился зубами в ногу Роуэла. Тот взвыл от боли и стал из стороны в сторону мотать ногой, пытаясь сбросить гремлина, а его брат сохранял полное хладнокровие, будто его здесь и нет вовсе.

— Гиблл, отзовите гремлина! — умолял Роуэл. — Отзовите, ради всего зла!

Гиблл ещё немного помедлил, но затем приказал Кипсли отпустить ногу несчастного. Он посмотрел на братьев — Добронрав был абсолютно невозмутим, а вот Роуэл тяжело дышал — и сказал:

— Стучаться! Следует стучаться, прежде чем войти!

— О! Я бы с радостью будь у меня руки, — съязвил Роуэл, хотя понимал, что можно стучать в дверь и ногой, но сейчас подобные размышления его ничуть не заботили. — Добронрав снова принялся за старое: когда я начинаю учить студентов, он пытается их перевоспитывать! Порой мне кажется, что это единственная причина по которой он позволяет мне дойти до класса спокойно.

— Брат мой, вижу, тебя переполняют негативные эмоции. Не позволяй им овладевать тобой. Отрекись от них, очисти свой разум. Лишь избавившись от плохих помыслов, к тебе придут мир и гармония, — сказал Добронрав и распростёр руки в благословляющем жесте.

— Вот видите, Гиблл? Он опять… Опять! Вы должны что-то придумать, вы должны помочь мне избавиться от него.

— И как же я это сделаю?

— Не вы конкретно, а доктор Монстролли. Поговорите с ним. Мне кажется, лишь ему под силу решить мою проблему, но сколько я ни просил его, он всегда отвечал отказом.

— Естественно. Я приказал ему не трогать вас.

— Что? Но почему?

— Потому что таково распоряжение ректора.

— То есть вас, — прищурился Роуэл.

— В каком смысле? — сказал Гиблл и сделал вид будто ничего не понимает.

— Да бросьте, — решительно сказал Роуэл, — я хоть в Селтфоссе и недавно, но слышал от многих преподавателей, что никакого ректора не существует. Они считают, что вы — настоящий руководитель университета. Так к чему это притворство? К чему притворяться лишь заместителем?

— Уверяю вас, Сендж, у Селтфосса есть руководитель, и это, отнюдь, не я, как всем кажется.

— Допустим, он существует по-настоящему, но почему он тогда препятствует тому, чтобы Монстролли помог мне избавиться от него? — Роуэл презрительно посмотрел на брата, который отвернул голову в другую сторону.

— Я не знаю, — монотонно ответил Гиблл, но Роуэл в его глазах уловил ложь. — Почему бы вам у него не спросить? Пароль от этажа вам известен.

— А толку? В прошлом году я несколько раз поднимался к нему, но он мне не открыл, впрочем, как не открывал и другим преподавателям.

Гиблл подошёл к братьям и, взяв их за плечо, развернул к двери.

— Так, может, повезёт на этот раз? — были последние слова Гиблла, с которыми он выпроводил братьев в коридор.

— До свидания, мистер Гиблл. Помните, никогда не поздно встать на путь исправления, — напоследок сказал Добронрав перед тем, как дверь за ними захлопнулась.

Роуэл недовольный скрытностью Гиблла топнул ногой и громко выругался. И всё же он решил попытать счастья ещё раз, но твёрдо решил — если дверь на последнем этаже не откроют, то, следовательно, никакого ректора не существует и в помине, а значит всё это есть загадочные хитросплетения Реджинальда Гиблла.

Зайдя в стеклянную кабину, Роуэл приказал брату набрать номер запретного этажа и пароль, но тот воспротивился и сказал, что не собирается в этом участвовать.

— Ну, и прекрасно. Обойдусь без тебя, — заявил плохой брат. Он наклонился и носом нажал кнопки «3» и «0». На небольшом дисплее высветилась надпись: «Чтобы попасть на запретный этаж, введите пароль». Роуэл, словно дятел, настучал носом необходимый пароль и кабина двинулась вверх.

Последний этаж представлял собой выход на довольно просторную площадку, дальняя стена которой имела круглую стальную дверь, какие обычно бывают у банковских сейфов. Рядом на стене располагался самый обыкновенный звонок. И так как Добронрав опять отказался слушаться брата, тому пришлось снова-таки действовать носом.

Как и полагал Роуэл, после очередной попытки дозвониться до ректора, стальная дверь ему не отворилась.

В поникшем состоянии он вернулся в класс, где все, кроме Генри, гудели в это время о нём. Он сел за преподавательский стол и, запрокинув голову, уставился в потолок. У него не было никакого настроения продолжать урок, да к тому же через три минуты раздался звонок, и студенты повалили в коридор.

Генри последним покинул класс. Проходя между рядами парт, он пристально глядел на братьев. Добронрав заметил это и пожелал парню добра.

Очутившись в коридоре, Генри собирался идти к лифту, но вдруг почувствовал, как на его плечо опустилась чья-то тяжёлая рука.

Загрузка...