Как стать продюсером 3

Глава 10

Кто бы мог подумать, что обычная строительная каска станет моим пропуском к славе? Мой блог не просто выстрелил — он устроил в интернете настоящий фейерверк. Я, скромный офисный планктон Таката Кацу, внезапно стал… ну, почти рок-звездой. Только вместо гитары у меня был мастерок, а вместо кожаных штанов — заляпанные цементом джинсы. Мои короткие, до смешного дурацкие ролики, где я в каске, сдвинутой набекрень, приставал к суровым строителям с вопросами вроде: «А правда, что если этот болт выкрутить, то всё здание сложится, как карточный домик?», разлетались по сети быстрее, чем сплетни в нашем офисе.

Народ был в восторге. Комментарии сыпались тысячами: «Таката-кун, ты гений!», «Наконец-то кто-то показал, что стройка — это весело!», «Я теперь репортажи Рыжего Демона жду больше, чем новую серию!». Последнее грело мою дьявольскую душу особенно сильно. Рейтинги ожидания нашего сериала взмыли в стратосферу. Йоко, моя прекрасная начальница, пыталась делать строгое лицо, но я-то видел, как она украдкой хихикает, просматривая очередной мой шедевр. Даже братья Бару, мои вечно весёлые кураторы, отсматривали каждый ролик и, давясь от смеха, махали рукой: «Пускай в эфир! Этот парень — чистое золото!». Я был на вершине мира. Я был Элвисом Пресли среди арматуры и бетономешалок.

Но пока я наслаждался лучами своей внезапной славы, в другом месте, на самой вершине токийского мира, за моим скромным блогом следили с куда большим интересом.

В огромном кабинете, где сам воздух, казалось, был соткан из власти, Кимура-сама, мой босс и по совместительству могущественный демон, неотрывно смотрел на гигантский экран. Рядом с ним, в уютной полутени, расположилась его «Госпожа». Её алые, как кровь, глаза жадно впитывали информацию с десятков графиков. Это были не скучные биржевые котировки. Разноцветные линии показывали всплески канжо — чистой эмоциональной энергии — по всему городу. И самые жирные, самые сочные пики этих всплесков появлялись аккурат в момент выхода моих видео.

— Он просто идеален, — промурлыкала «Госпожа», растягивая губы в хищной улыбке. Её голос был похож на шёлк, которым душат. — Ты только посмотри, мой дорогой Кимура. Он заставляет этих букашек чувствовать. Радость, смех, любопытство, предвкушение… Миллионы, миллиарды крошечных искорок. А мы… мы просто стоим с корзинкой и собираем этот сладкий урожай.

На огромной карте Токио зажигались огоньки — их ретрансляционные башни, которые, словно гигантские пылесосы, втягивали в себя эту невидимую энергию, делая её густой и почти осязаемой.

— Он всё равно странный, — пробасил Кимура-сама, не сводя глаз с моего улыбающегося лица на одном из экранов. — Слишком везучий. Слишком… другой. Я не чувствую его, и это мне не нравится. Но, — он перевёл взгляд на стремительно растущие цифры, — пока он приносит такую пользу, пусть тешится.

«Госпожа» тихо, мелодично рассмеялась.

— Конечно, пусть. Пусть играет в своего популярного продюсера. Чем ярче он будет сиять, тем гуще и слаще будут тени, которые мы соберём.

— Парень, ты ходишь по очень тонкому льду, — сказал Нооро. Мы летели на острова в частном вертолёте, и он поправил свои вечные тёмные очки, откинувшись в кресле. — Но, чёрт побери, как же это эффектно! Наш отдел маркетинга рвёт на себе волосы. Они не могут понять, как какой-то парень с телефоном и каской уделывает их с многомиллионным бюджетом.

— Это называется талант, Нооро, — скромно произнёс я, глядя в иллюминатор. — Его нельзя купить. Можно только унаследовать от очень-очень-очень далёкого предка.

Саракэ хмыкнул.

— Смотри не заиграйся. Кимура-сама, конечно, доволен цифрами, но он терпеть не может, когда кто-то становится популярнее его самого.

— Я буду осторожен, — заверил я их с самой невинной улыбкой, на которую был способен. — Тише воды, ниже травы. Буду как мышка. Очень большая, обаятельная и безумно популярная мышка в стильной каске.

На стройплощадке меня встречали овациями. Серьёзно, мне не хватало только красной ковровой дорожки. Работяги махали мне, как старому другу, а прораб, Масуда-сан, чуть ли не со слезами на глазах показывал, что они, вдохновившись моим последним роликом про «дух коллективизма и бетона», перевыполнили план на два дня вперёд. Я с удовольствием отснял новый репортаж, где с важным видом объяснял зрителям, что правильный изгиб арматуры создаёт «саспенс» и «драматургию» всей конструкции.

Но мой мозг, привыкший за тысячелетия решать задачки посложнее, чем выбор правильного фильтра для видео, требовал настоящей работы. И он её получил. Я заметил, что на одной из ключевых площадок царит гробовая тишина. Подойдя ближе, я увидел Масуду-сана, который смотрел на планшет с таким видом, будто там был смертный приговор.

— Что случилось, Масуда-сан? — спросил я, лениво наводя на него камеру. — Вдохновение покинуло? Или гвозди не того калибра привезли?

— Хуже, Таката-сан, в тысячу раз хуже! — простонал он, хватаясь за голову. — Баржа с основными материалами не может причалить! Отлив! А единственный объездной путь… его завалило оползнем! Мы теряем целый день! Это провал! Катастрофа! Конец!

Я опустил телефон. Катастрофа? Ну-ну. Для этих смертных — возможно. А для меня — занятная головоломка на пару минут. Я отобрал у прораба планшет. Карты, схемы, графики приливов… Человеческий мозг здесь видел стену. А я… я видел обходные пути.

— Так-так-так… — пробормотал я, водя пальцем по экрану. — Оползень здесь, понятно… А вот эта старая дорога через лес, которую все боятся, потому что там якобы живут злые духи… она же на месте? Проходимость плохая, но для пары лёгких грузовиков сойдёт. А баржу… баржу разворачиваем и гоним вот в эту бухту. Да, крюк приличный, но там есть заброшенный пирс. Если мы прямо сейчас отправим оттуда три скоростных катера с самым нужным, а по лесной тропе пустим технику…

Я за полминуты набросал в его планшете новый маршрут. Со стороны это выглядело как бред сумасшедшего, но на самом деле это был единственный рабочий вариант. Я учёл всё: скорость ветра, высоту волны, вес каждого ящика и даже предполагаемый обеденный перерыв у водителей катеров.

Масуда-сан смотрел на меня, открыв рот. Кажется, он ожидал, что я сейчас взлечу или начну метать молнии.

— Но… как? Я… мы… мы бились над этим три часа! Это… это же гениально!

— Просто у меня широкий угол обзора, Масуда-сан, — я подмигнул ему и снова поднял телефон. — А теперь сделайте счастливое лицо! Наши зрители должны знать, что для команды Рыжего Демона нет ничего невозможного!

Братья Бару, наблюдавшие за этой сценой издалека, молча переглянулись. Но в этот раз в их взглядах было не просто удивление. Там было то же самое, что я видел в глазах психолога Акиры. Понимание, что я — не просто везучий дурачок. Я — нечто совершенно иное. И это «иное» начинало их одновременно и восхищать, и немного пугать.

Вся эта корпоративная суета, знаете ли, утомляет. Даже для меня, Дьявола с многовековым стажем, привыкшего к вечному хаосу и стенаниям грешников. Совещания, согласования, презентации… Поначалу было забавно наблюдать, как взрослые люди с серьёзными лицами по три часа обсуждают, какого цвета должны быть шнурки на ботинках у героя моего нового рекламного ролика. Но со временем этот цирк перестал веселить. Я снова превращался в винтик системы, в машину по генерации увеселительного контента. В популярную говорящую голову в строительной каске. И это, чёрт возьми, выводило из себя.

Поэтому, когда на очередном совещании (да, да, меня начали приглашать на совещания в рекламный отдел) речь зашла о «глубинной семантике синего цвета в контексте утренней свежести», я просто встал и вышел. Молча. Под ошарашенные взгляды коллег. Пусть сами решают, как им продавать йогурт с помощью моих шнурков. А у меня дела поважнее.

Я поймал такси и назвал адрес детского дома. Зачем я туда ехал? Хороший вопрос. Может, это человеческое тело со своей дурацкой совестью подкинуло идейку. А может, я просто устал от мира фальшивых улыбок и захотел туда, где всё по-настоящему. Даже монстры, которые, как оказалось, не всегда прячутся под кроватью. Иногда они заведуют детскими домами.

Приют встретил меня радостным детским гвалтом, который на удивление не раздражал. Я шёл по коридору, а ноги сами несли меня куда-то вглубь здания, словно мой внутренний демонический навигатор проложил маршрут. Цель: мелкая девчонка с розовыми кудрями. Ай. Эта малышня с глазами, которые видели гораздо больше, чем положено в её возрасте, цепляла меня за что-то глубоко внутри. За что-то, что я сам в себе ещё не до конца понимал.

Я нашёл её в саду, под раскидистой старой сакурой. Она сидела прямо на траве, окружённая своими рисунками, и что-то увлечённо шептала, жестикулируя, словно дирижировала невидимым оркестром.

— Что, речь для Нобелевской премии мира репетируешь? — усмехнулся я, подходя ближе.

Ай обернулась, и её лицо просияло так ярко и искренне, что где-то в глубине моей чёрствой демонической души что-то предательски ёкнуло.

— Кацу! Я так и знала, что ты придёшь! Я всё придумала!

Она вскочила на ноги, схватила меня за руку своей маленькой ладошкой и с силой, которой я от неё не ожидал, потащила к своему «творческому уголку».

— Садись! Быстрее! Сейчас такое расскажу!

Пришлось подчиниться. Мы уселись на траву, и Ай, разложив передо мной свои шедевры, которые, по её мнению, были полноценной раскадровкой голливудского блокбастера, начала свой рассказ. И чем дольше она говорила, тем сильнее у меня возникало ощущение, что я попал в шоу со скрытой камерой.

— В общем, смотри! — начала она, тыча пальчиком в рисунок, где криво нарисованная фигурка с рожками одиноко стояла посреди толпы безликих человечков. — Это Демон. Он совсем-совсем один. Все его боятся и думают, что он очень злой, а он на самом деле просто… грустный. Потому что его настоящий дом остался где-то далеко-далеко. И он по нему скучает.

Я молчал, стараясь не выдать своего изумления. Откуда, скажите на милость, эта десятилетняя всезнайка могла это знать? Я ей точно не рассказывал.

— А ещё, — продолжала она, увлечённая своим рассказом, — он всё время притворяется. Делает вид, что он обычный дядя. Ходит на скучную работу, улыбается, когда ему совсем не смешно, и слушает их дурацкие разговоры про шнурки. А сам каждую ночь смотрит на звёзды и думает: «Ну когда же я вернусь домой?»

Так, дорогие мои невидимые читатели. Кажется, меня только что вывели на чистую воду. Причём сделала это девчонка, которая, я уверен, до сих пор считает, что детей находят в капусте. Что происходит?

— Но потом! — Ай с энтузиазмом перевернула лист. — Он встречает одну маленькую девочку. И представляешь, она его совсем не боится! Она смотрит прямо на него и говорит: «Дядя, а почему ты такой грустный? И почему у тебя такие смешные рожки на голове?»

Я невольно хмыкнул. Ну надо же, почти дословная цитата нашей первой встречи. Талант!

— Демон сначала так удивился! — с жаром вещала Ай. — А потом понял, что эта девочка — единственная, кто видит, какой он на самом деле. Не страшный монстр, а просто… одинокий дядя с рожками. И они подружились! Она приносит ему леденцы, а он тайно помогает ей, делая всякие маленькие чудеса. Например, делает так, чтобы вредная воспитательница споткнулась и упала в лужу!

Она говорила и говорила, а я смотрел на неё, и реальность вокруг потихоньку начала расплываться. Её наивные слова, её интонации… Это была моя история. Моя горькая, никому не рассказанная правда, которую этот ребёнок пересказывал мне, как весёлую сказку.

— И вот тут, — Ай заговорщицки наклонилась ко мне, её глаза горели, — он понимает, что эта девочка стала для него… ну, как фонарик в тёмной комнате! Как напоминание о его дочке, которая осталась дома! И он решает, что будет защищать её. От всех-всех плохих дядь и тёть на свете!

Чтобы закрепить эффект, она положила свою крошечную, тёплую ладошку на мою руку.

И в это мгновение мир треснул по швам.

Весёлый детский гвалт исчез. Запах свежескошенной травы сменился тонким, неземным ароматом призрачных лилий из садов Дзигоку. Яркое японское солнце над головой померкло, уступив место багровому закатному небу моего родного мира. Я сидел уже не на траве, а на своём чёрном обсидиановом троне. И маленькая, тёплая ручка в моей руке… она принадлежала не Ай.

Она была чуть меньше, чуть изящнее. И я помнил её. Каждую чёрточку, каждую складочку.

«Папа, а мы пойдём сегодня смотреть, как грешники купаются в Огненных реках?»

Голос моей дочери. Акумы.

Воспоминание ударило под дых с такой силой, что я задохнулся. Оно было настолько реальным, что я на секунду потерял себя. Я смотрел на Ай, но видел не её. Я видел свою маленькую проказницу, которую оставил там, в Преисподней, пообещав, что даже в том жутком мире всё будет хорошо… да, тогда я ошибся. Но моя любовь к дочери… даже чёрные души имеют внутри себя свет.

— Кацу? — голос Ай выдернул меня из видения. — С тобой всё в порядке? Ты чего… плачешь?

Я моргнул. Багровое небо исчезло, снова уступив место голубому. Я опять сидел в саду детского дома. И я… плакал. Одна-единственная слеза, горячая и солёная, скатилась по моей щеке. Первая. За всю мою бесконечно долгую демоническую жизнь. Я даже коснулся её пальцем, не веря. Что это за солёная вода? Тело дало сбой?

Я смотрел на эту маленькую девочку с розовыми кудрями и понимал, что она не просто напоминает мне о ком-то.