Измерение 23 - долгий путь

Рытьё окопов

Бледные луны снова смотрели на спящего Льва сквозь маленькое решетчатое окно. Он не спал. Лёжа на своей половине уткнулся носом в стену.

" Не уж то я схожу с ума… "

Твое безумие такое же маленькое как твоя храбрость.

" О чем ты? "

Я не безумие и не порождение твоего разума.

" Тогда кто!?"

Всему свое время…

" Что за был за блеск в глазах у Миши… Что же это было? Он был и у того ползуна в вагоне когда его застрелили и у того кота, которого скинули со спины кошки… Он появляется и гаснет когда кто то умирает. Да, скорее всего. Но, что это? Без понятия…"

Всему свое время Лев…

" Прекрати меня так называть!"

Почему? Не нравится твое имя?

" Мне не нравится тот кто мне его дал!"

Хм.

Лже Артур открыл глаза… Слава храпел будто бы тысяча слонов танцуют чечётку, наверное когда ломали ему нос переломали и перегородку. Но этот надоедливый звук сливался и с тысячью других таких же надоедливых: кто то скребся о стену, другой справлял нужду в ведро, третий ударял по стене осыпая проклятиями все живое, кто то смеялся, тихо и несколько пугающе и наконец текла вода. Лев это слышал. У них был водопровод, а у них стоит это треклятое вонючее ведро. Как же он ненавидел его. У идеального существа должно быть подобающие место обитания. И туалет и соседи такие же идеальные. А не это… Но Лев не идеален, он не заслужил этого. Он заслужил вонючую камеру, что вынужден делить с ещё пятью сокамерниками, шумных и надоедливых соседей и эту жёсткую как камень кровать. Это его наказание… Да, наказание. За его трусость, за его криволапость за его никчемность! За все это…

Гаврилу застряло во сне. Кошмар видимо приснился. Не мудрено, что после всего и ему они будут снится. Это будет его наказание. За будущие грехи. За будущие косяки. А пока надо уснуть. Как бы плохо не было, больным конечностям нужен отдых…

Солнце начали показываться на горизонте. Алая заря играла с небом. Глухой и громкий удар дубины разбудил их всех.

— эй, усатые, вставайте. Время приносить пользу лисьей империи.

Саша сел на кровать ударив Льва в бок, но тот все равно не спал. Лишь закрыл глаза. Затем Саша хотел пихнуть Яна.

— его не трогай. На работы отправляются лишь заключённые других видов. — осведомил их охранник.

— Тагир вставай. — сказал лже Артур толкнув чуть его в бок.

В ответ послышалось недовольное мычание.

— вставай, а не то снова побьют всех.

Он все таки сел на кровать и с крайне недовольной мордой встал. Выглядел он так будто его проживали и выплюнули. Огромный фингал и несколько крупных шишек на голове.

— чего вам всем!

Камера открылась и туда вошло двое вооруженных лисов. Слава посмотрел на них с обнадеживающие взглядом.

— даже не думай— ответил ему Гаврила— второй раз мы не потянем. Это даже мне понятно.

— пшли вон из камеры.

Это они и сделали. Потом им дали немного времени позавтракать. Лев не стал есть баланду, слишком мерзко.

Оба солнца уже давно встали когда они прибыли на пустую поляну, там было начато лишь несколько траншей и было целая куча лопат. Рядом были деревянные брусья, для закрепления, и молотки. Всю поляну окружали часовые. Рядом кружили стальные монстры. Лисьи версии Око, трёхметровые бронированные горбуны с рукой клешней, вооруженные огромными копьями наблюдали за ними. На место головы была выставлена округлая сфера, сделанная в виде глаза, вечно смотрящего не моргающим взглядом за целью. Внутри них хитрым сплетением мяса и плоти находились внутренности бедолаги, что стал основой для этой твари. Он вечно мучается в ужасающей агонии, полностью понимая происходящее, но не способный повлиять на свое тело. Худшее наказание, которое использовали вместо смертной казни. Вероятно те, кто сейчас находился внутри были бывшими заключёнными этого учреждения. Был и сам начальник тюрьмы, который видимо лично решил понаблюдать за шоу. Он сидел на дорогом кожаном кресле, которое переносил один из Око под номером 14. 26 же нёс зонт укрывая его от жара. И ещё двое охраняли его. Время работы наступило.

— чтоб ты лопнул лис поганый— прошептал Тагир.

Они взяли лопаты и начали работу.

Спустя пару часов, Лев весь в грязи тяжело смотрел на яму в которой стоял. Все болело и без работы. Оба солнца грели так сильно… У Амеди должно быть холодно, ноябрь. Прохладный ветер и дождик. Лев вскрикнул. Его ударили по спине хлыстом!? Откуда у них хлыст?

— пошевеливайся!

— ты…

— что то мяукаешь?

— много зайцев сожрал на прошлой охоте?

Лис ударил по нему ещё. Лев закричал, но все же нашёл силы двигаться дальше. В конце концов удар не был таким уж глубоким каким мог.

— Цветут цветы,

весной прекрасной!

Я жду тебя у тех ворот,

ждал и сейчас

И в прошлый год

Зимой той ужасной! — напевал про себя Гаврила пока вбивал деревянный брус в землю. После чего начал напевать, что то с характерными для работы вздохами. Словами были неправильные, но его собирался поправлять?

— да я погляжу тебе это нравится? — отметил Саша.

— да не то чтобы, просто привычка. А ты чего такой злобный?

— а как тут быть довольным?

— да все просто. Радуйся труду и хорошему дню и всё.

— мы же в плену. Причем нарушающим любые права.

— да, но разве тебе мешает это наслаждаться днём? Парампампам перерем… — продолжал он напевать.

— безумец— сказал Саша— в такой ситуации радоваться. Просто псих…

— спокойней Сашка. Терпение. — сказал Гриша.

— не говори, что тоже такой безмозглый Гришка. Я бы даже сказал ты можешь быть умнее меня.

— нет, я не думаю так. Вернее не считаю, а просто делаю так, чтобы было легче.

Цветут цветы,

гремят горшки,

я иду к тебе красивой…

Гаврила подхватил куплет и они начали петь тихим хором.

— святой Саид, если ты вообще есть… — промолвил Саша.

— конечно есть— прервался петь Гаврила— святой защитник рода кошачьего…

Тагир лежал в тени окопа закрыв глаза, положив себе куртку Андрея под голову. Рядом в поте лица работал его шайка, с напряжностью за двоих каждый.

Тут на Тагира упала прохладная земля, что долго лежала в тени. Он открыл глаза.

— что ты тут делаешь отродье пушистое? — поинтересовался лис.

— тот же вопрос. Что не видишь? У нас поочердный, один отдыхает, а остальные работают. Не гениально ли?

— Тагир, а когда я буду лежать — поинтересовался Андрей.

— работай Андрюша, мне сейчас надо договориться с начальством.

— так, что слушайте, давайте мы так поговорим а вы…

Треск.

Тагир повалился, лис ударил его дубиной в щёку.

— поочердный труд! Ишь чё удумал, работай пока я не сказал кому посильнее.

— э— сказал Матвей. — лисяра, да ты не совсем ополоумел такое вытворять с ним.

— Матвей. — сказал Паша— оставь его. Он не стоит твоего внимания.

— он прав Матвей. — сказала Полина, помогая встать Тагиру. — только руки пачкать.

Матвей нерешительно посмотрел на свои лапы, затем плюнул и вернулся на место.

Слава тащил мешок с песком, что привезли лисы на грузовиках чуть позже. Два охранника подавали мешки из машины. Слава поковылял с мешком, за ним следующий. Вдруг треск. Слава обернулся. Какой то смельчак порвал мешок и кинув песок в глаза двух часовых лисов уже бежал куда то прочь на всех своих четырёх.

— ДАВАЙ! ДАВАЙ! ДАВАЙ! — закричали все коты, что видели это.

Кот мчался что было прыти.

— тридцать второй. — сказал спокойно начальник тюрьмы. — огонь по удаляющейся цели.

Око с номером 32 прицелился. От кот его отделяло около двух километров поляны. Стальной горбун поднял копьё, секунду прицелился. Кот уже бежал на двух лапах, экономя силы, догнать его могли уже только на машине. Свистящий звук разрывал пространство, и так же стремительно проделал огромную дыру в груди, пройдя больше чем на половину в теле кота. Острие уткнулось в землю. Через пару секунд кот мертвым сполз по копью на землю. Крики сразу закончились. Потом тридцать второй принес копьё начальнику, тот вытер кровь с об тряпочку, которую положил в какой то непонятный медальон. Как потом рассказал Ян, медальон нацистского общества пламенной лисы.

— покойся с миром — сказал Петр и прошептал что-то под нос, а затем закинул второй мешок на плечо и понёс— лишь бы мы выбрались отсюда. Видимо убежать не выйдет никак. Нужна ночь…

Ближе к семи вечера Льва и остальных отвезли обратно в тюрьму, где он тут же отрубился на койке. За этот день не выдержали работы 7 котов, что бесславно были оставлены на растерзание на соседней лесной опушке.