Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2)

Глава 27

— Проклятье, — выдохнул я, чувствуя, что земля начала уходить из-под ног.

Брат Луций непонимающе на меня взглянул.

— В чем дело, Владимир?

— Нет, быть не может, — бормотал я под нос. — Это не Ленка. Точно не она.

Возможно, я видел несуществующую связь. Может, слишком много себе надумывал. Но когда дисциплинарий сказал о еще одном носителе Тьмы в Изваре, мои мысли сразу вернулись на остров. К тому, кто дважды пытался меня прикончить. Кто почти преуспел. И оба раза ушел от возмездия.

Я был уверен, что тот, кто сейчас находился возле Форельной башни, был тем же самым незадачливым убийцей. И сейчас он сменил тактику. Больше не пытался действовать так открыто. Осторожничал, выжидал… И почему-то отправился к башне, зная, что я туда приду.

Значит, он знал о Ленке. О том, что она мне помогала. Что она была мне дорога и что я бы ее не бросил.

И если это кто-то с острова, то варианта два — либо кто-то из надзирателей, которых отправили сюда присматривать за одаренными воспитанниками, либо кто-то из самих воспитанников.

Как бы то ни было, третье покушение на меня готовилось прямо сейчас. У меня была фора. Я знал, что мне готовили ловушку. И я должен был что-то предпринять.

— Что за Елена, Владимир? — настойчивее переспросил брат Луций, и я понял, что, погруженный в размышления, не слышал его вопросов.

— Воспитанница, из местных. Она здорово мне помогла. Хотела помочь бежать, — я тараторил, судорожно соображая, что с ней мог сделать этот тайный носитель Тьмы. — Я велел ей спрятаться, и мы условились встретиться как раз вот здесь, в этой точке. А сейчас вы говорите, что там носитель дара…

Брат Луций снова уставился на карту, теребя в руках маятник с кристаллом.

— Она не может быть носительницей? Вы уверены?

— Абсолютно, — кивнул я. — Вы же помните, вы искали этого носителя еще на острове. А Лены там не было. Нет, это точно не она.

Дисциплинарий рассеянно кивнул.

— Думаю, это ловушка, — сказал я, пока он не успел спрятать маятник. — Ловушка на меня. Меня уже пытались прикончить Тьмой на Ладоге, попытаются и сейчас.

— Погодите, Владимир… Чтобы организовать эту, как вы говорите, ловушку, носитель должен знать, что вас освободили. Что вы смогли вырваться. Потому что иначе зачем ему эта Елена без вас?

— Справедливо, — согласился я. — Вы засветились в Изваре?

Брат Луций фыркнул.

— Разумеется, пришлось. Самойлов же руководил, а он действовал с помпой. Территорию колонии оцепили. Оцепили завод, когда стало понятно, что вы где-то там… Насколько мне известно, официально никто не объявлял чрезвычайного положения, но и сотрудники, и воспитанники не слепые — пусть и в последний момент, но они увидели стягивающиеся силы. Это ведь не игла в стоге сена, ваше сиятельство!

Значит, наш незарегистрироанный убийца быстро прочухал, что раз в колонии появились войска «Десятки», да еще и усиленные Орденом, то это маски-шоу по мою душу. Значит, понял, что меня попытаются вытащить. И прикинул, что шансы на успех неплохие. Сопоставил одно с другим, прикинул, как меня выманить… И вспомнил о Ленке.

Но как он нашел ее в башне? Знал, что она порой туда ходила? Подслушал наш разговор?

Черт, а ведь он мог! Дар Тьмы, которым он обладал, позволял ему себя скрывать. Я ведь тоже не сразу его замечал, эта тварина словно отводила мне глаза пред тем, как ударить…

— Нам срочно нужно туда, — сказал я, смяв карту. — Немедленно!

Брат Луций отпрянул и ловко спрятал маятник во внутренний карман.

— Ваше сиятельство… Владимир… Полагаю, ваша миссия на этом окончена. Вы справились с порученной задачей, и справились отлично. Выжили, вышли почти целым. Позволили Самойлову взять ценных свидетелей. Оставьте остальное нам.

Я замотал головой.

— Исключено. Я обещал ей.

— Вы себя в зеркале видели? — возмутился дисциплинарий. — На вас живого места нет. Если я позволю вам в таком состоянии…

— Я из касты воинов. Не стеклянный.

Ага. Хрустальный. Князь ХРУСТальный, блин. Так странно, что моя настоящая фамилия больше не звучала. Я ведь продолжал называть себя Хрустом, а вот Хрусталевым меня больше никто не называл. И, видимо, не зазовет.

Луций смерил меня тяжёлым взглядом.

— Темная мать предупреждала меня о вашем невыносимом упрямстве, — проворчал он.

— Именно. Так что либо запирайте меня в этом подвале за семью замками, либо сейчас мы выходим вместе.

Луций скорчил настолько скорбный византийский лик, словно я в действительности подвергал его мучениям разной степени жестокости. Наконец, он тряхнул головой и указал на дверь.

— Друзилла мне за это голову снимет.

— Значит, она не узнает, — пожал плечами я. — У меня не меньше оснований желать найти этого незарегистрированного, чем у вас.

— Тогда ведите.

Мы скользнули в длинный полутемный коридор. Подземелье завода оказалось не таким уж и просторным, и все же здесь было чем поживиться сотрудникам «Десятки». К счастью, я увидел Митю — парня как раз вывели из другого помещения, и над ним тут же принялся суетиться штатный врач.

Митя кивнул мне в знак приветствия, но выглядел таким потерянным и вымотанным, что даже не смог произнести ни слова. Я подошел к нему, молча обнял.

— Ты как?

Он неопределенно качнул головой.

— Спать хочу. Ужасно.

— Ничего, все закончилось. Теперь ты сам призрак бункера, но хотя бы живым вышел.

— Ага.

Минина увели, а Луций принялся протискиваться мимо работавших специалистов. Сейчас на нас уже мало кто обращал внимание. Только Самойлов, руководивший операцией, заметил меня, когда мы выбрались на свежий воздух. Ночной лес уже не был тихим. Сейчас сумерки разрезали мощные лучи прожекторов, прямо среди руин развернули что-то вроде мобильного штаба.

— Оболенский! — Оторвавшись от беседы с одним из помощников, Самойлов подозвал меня. — Вижу, целы. Слава богу.

— Могло быть хуже, — улыбнулся я.

— Верю. Благодарю за отличную работу.

Ну черт его знает. Не думалось мне, что я хорошо сработал. Ведь так и не смог предупредить. Если бы не Индира Святославона, все могло пойти по совершенно другому сценарию. Даже попробуй Луций как-то хитро отслеживать мои перемещения, не факт, что группа захвата успела бы. Так что и правда повезло.

— Что в таких случаях принято говорить? — замялся я. — Рад служить?

— Можно и так, — внезапно улыбнулся Самойлов, и эта улыбка показалась мне душевной, отеческой. Словно мужик и сам выдохнул. Наверняка это не конец для его операции. Но, видимо, они вышли на финишную прямую.

— Я пока отойду, — сказал я. — Не буду мешать.

— Разумеется, Владимир Андреевич.

Я бросил взгляд на брата Луция.

— Идем?

— Я уже понял, что от вас не отделаюсь, — вздохнул темный брат. — Знаете, меня несколько беспокоит эта ваша способность оказываться в гуще событий, ровным счетом ничего для этого не делая.

— Так уж ничего не делая? — улыбнулся я, стараясь занять себя разговором, пока провожал его до Форельной башни. — Сдается мне, меня все же вынудили совершить некоторые действия.

— И на вашем месте абсолютное большинство ваших ровесников были бы уже мертвы. Или вам помогает сама Тьма, или Господь, или я не знаю какие еще силы. И вряд ли Тьма. Тьма не помогает. Она всегда испытывает. И в сочетании с вашей способностью влипать в неприятности это может принять масштаб настоящей катастрофы…

Ну чего Луций опять разворчался? Нормальный же мужик, а разнылся. Прорвемся. Не в первый раз ведь уже шли вместе навстречу неизвестности.

Мы отходили все дальше от оживленной территории завода. Форельная башня располагалась на отшибе. Ее странное название имело вполне прозаический контекст — раньше, еще до Реставрации и предшествующий ей событий, там разводили рыбу. Потом случилась Революция и передел собственности, сложное производство перестали поддерживать — и вот еще один амбициозный и полезный проект оказался на свалке истории. В том числе из-за споров.

Только вот строили надежно, так что сама башня, хотя и обветшала, но еще стояла. Ленка вроде бы иногда сбегала туда с книгой, когда хотела побыть в одиночестве.

— Осторожнее, — предупредил я, когда мы вышли из подлеска. — Видите? Огонек.

— Костер, — предположил Луций. — Пламя дрожит.

Я кивнул. В глазницах окон кирпичной башни действительно неровно плясали отблески света. Фонарь светит ровно. Значит, это и правда был костер или свеча.

— План? — Спросил я.

Вместо ответа брат Луций снова достал маятник, что-то быстро шепнул над ним, и я увидел, как кристалл подпрыгнул в воздухе и потянулся в направлении к башне.

— Он там. План прост. У меня санкция Ордена на задержание любого незарегистрированного носителя Тьмы. В случае сопротивления — уничтожение.

Я едва не поперхнулся.

— Значит, промежуточных вариантов нет?

— Тьма — не почва для компромиссов, — шепнул Луций. — Незарегистрированный и необученный носитель — это бомба замедленного действия, которая может рвануть в любой момент. Орден для того и создан, чтобы обучать людей ее контролировать. Таково условие государя и Синода. Либо Орден, либо смерть.

Миленько. Я, выходит, еще легко отделался и пользовался определенной привилегией, раз меня отпустили погулять после обнаружения темного дара. Впрочем, меня взяли на карандаш и ни на мгновение не забывали. Так что это была прогулка на длинном и слабом, но все же поводке.

— Я сам все сделаю, — сказал Луций и шагнул вперед, но я остановил его.

— Он там ради меня. Я могу отвлечь, так будет проще.

Темный брат уставился на меня немигающим взглядом.

— Владимир, прекратите геройствовать. Я дисциплинарий. Работа с такими субъектами — мой профиль. Или все дело в том, что Тьма внутри вас требует первым взглянуть в глаза вашему врагу? Ответьте себе честно: зачем вы сейчас рветесь вперед? Кто или что управляет вашими порывами?

Я замер, продолжая удерживать Луция за локоть. А ведь он был прав. С точки зрения здравого смысла мне следовало пустить его вперед, дать проделать всю работу — какой бы она ни была. Ведь на самом деле было важно лишь то, что этот убийца перестанет на меня охотиться. Что его скрутят в бараний рог и отправят либо на обучение в Орден, либо… Не знаю, как они там несогласных утилизировали.

Но мое нутро рвалось не просто спасти Ленку. Нет, это желание и правда было иррациональным. Сродни жажде. Той самом жажде, которую я уже хорошо знал. Тьма росла во мне, набирала силу. И с каждым поглощенным даром ее голос становился громче, а голод — невыносимее. Самое хреновое, что этот голос начинал походить на голос внутренний, глас разума. И я действительно понемногу переставал отличать одно от другого.

Я стиснул кулаки, беря желания под контроль.

— Идите, — прохрипел я. — Я пойду следом.

Луций улыбнулся. Понимающе, без осуждения. Словно сам когда-то проходил такой экзамен, и не раз.

— Замечательно, Владимир, — шепнул он. — На мне носитель. На вас — гражданский.

Справедливо.

Я дал ему фору в десяток шагов. Вроде и смотрел на облаченную в черное фигуру Луция, не сводя глаз, но почему-то с каждым его шагом фокусироваться на ней становилось все сложнее. За Луцием словно тянулся длинный плащ со шлейфом, сотканный их Тьмы. Этот стелящийся черный дым вел себя так, словно обладал своей волей — наползал, отступал, вихрился…

Дисциплинарий вошел в черневший проем арки — некогда там были ворота. Я напряженно вслушивался, но ничего, кроме трескотни сверчков, шума листвы и редкого кукования кукушки, уловить не мог.

А затем свет в башне погас, и вся она погрузилась в сумерки.

И снова ни звука. Я считал про себя — десять, пятьдесят, сто… Ничего. Внутри меня поднималась волна тревоги, но я уже не доверял ощущениям. Может, снова Тьма соблазняет меня, может…

Женский крик.

— Черт.

Я рванул с места. Плевать на Тьму и ее соблазны. Я обещал Ленке, что вернусь за ней и за Алтаем. И Ленку я в обиду не дам. Слишком много народу уже пострадало.

Поймав потоки ветра, я на всякий случай ухватил их — вдруг придется сразу бить. Но когда я влетел в арку, остановился, пробуксовав пятками по щебню.

— Что здесь происходит?

Ленку я заметил не сразу. Девушка лежала с закрытыми глазами возле небольшого костерка — сейчас только угли тлели да поднимался небольшой дымок. К счастью, Лена дышала ровно и спокойно. Словно ее погрузили в глубокий сон.

Луций стоял, не шелохнувшись, между мной и…

— Юля?

Юля Дашкова — та самая мрачная девица из моего отряда, которую я за глаза окрестил Несмеяной, поскольку на контакт она почти ни с кем не шла. Я ведь с первого дня, еще на острове, обратил на нее внимание. Симпатичная, загадочная. Только к себе она никого не подпускала. Не только меня, но и остальных не особо жаловала.

И Юля никогда не отсвечивала. Вообще ни разу не была замечена за чем-то подозрительным. Настолько тихая, что почти незаметная…

Дашкова устремила на меня взор.

— Ваши полномочия здесь заканчиваются, темный брат, — сказала она и бросила Луцию какой-то небольшой металлический предмет. Я увидел, как в полете блеснула серебром грань — то ли монета, то ли круглый кулон, или медаль. — У меня есть санкция на эту работу.

Дисциплинарий ловко поймал брошенный предмет, поднял на свет — и я увидел, как исказилось его лицо. Удивление, непонимание, озадаченность…

— Откуда у вас печать Примогена?

— Оттуда, что он вручил мне ее лично, когда благословлял на это задание, — хмуро ответила Дашкова. — Оболенский приговорен Орденом.

Луций, казалось, окончательно перестал что-либо понимать. А я и подавно.

— Так, господа, пардон величайший, — вмешался я. — Просто ради интереса. Как Орден мог меня приговорить, если он ждет меня в свои ряды?

Дашкова даже не смотрела в мою сторону и предпочла общаться только с Луцием.

— Примоген Эребус дал это поручение в обход совета, — пояснила Юлия. — Оболенский представляет угрозу для Ордена, но Орден не может произвести уничтожение официально. Поэтому поручение дали мне.

Чего?!

— Почему официально невозможно? — вернув самообладание, спросил Луций.

Дашкова равнодушно пожала плечами.

— Я исполнитель. Меня не посвящают в тайны.

— Тем не менее вы сами — тайна, насколько я могу судить. Поскольку носите при себе печать Примогена, но при этом не числитесь среди зарегистрированных членов Ордена.

— Тайну моей личности и мой статус вы можете обсудить с Темным отцом Эребусом, — отрезала Юлия. — Вы пришли по мою душу, но, как теперь сами понимаете, это лишнее. Поэтому прошу вас, вернитесь к своей группе и позвольте мне выполнить поручение.

— А меня, как я понимаю, никто спрашивать не собирается, — ухмыльнулся я. — Ну да, ну да, пошел я…

Луций явно сомневался. Он с почтением глядел на брошенную ему печать — совершенно точно знал, что это. Судя по всему, этот Примоген или Примарх был слишком важной шишкой, чтобы простой дисциплинарий переходил ему дорогу.

И все же что-то заставляло Луция сомневаться.

— Боюсь, я не могу позволить этому случиться, — наконец сказал темный брат. — Увы, вашему рассказу недостает подробностей для того, чтобы я отступил. И поскольку вы не числитесь в доступном мне списке зарегистрированных носителей дара Тьмы, я обязан задержать вас и произвести проверку. Разумеется, если выяснится, что это досадное недоразумение, я принесу извинения.

Дашкова тихо зарычала.

— Вы не понимаете, чему пытаетесь помешать! Не понимаете, что пытаетесь спасти! Оболенский опасен! Опасен для всего Ордена, для каждого из нас. Примоген Эребус твердо в этом убежден, иначе не пошел бы на такие меры. Но Орден не может портить себе репутацию, отправляя на тот свет княжича. Официальный приговор не будет вынесен, потому что его никто не поддержит. Но Оболенский угрожает всему существованию Ордена. Угрожает физически, понимаете, дисциплинарий? Вот с какой формулировкой мне давали задание. И вот почему не нашлось никого другого, кто мог бы взяться за это. Нужен был тот, кто способен справиться с его силой, но тот, кто не числится в списках Ордена. Орден нужно спасти, не запятнав.

Так. Приплыли.

— Чем я угрожаю? Юля, что ты несешь?

— Не ты, а то, что в тебе сокрыто. Твой дар. Ты пожираешь другие дары. Тьма в тебе способна поглотить сама себя и все вокруг. Покончив с Орденом, ты перекинешься на других. Уже перекинулся — я знаю, что ты забрал чужие дары. И ты не остановишься. Эребус знает, что не остановишься. Единственный способ спастись от тебя — уничтожить, пока не стало слишком поздно.

Я не выдержал и рассмеялся.

— Хреново твой Эребус подготовился, раз ты уже в третий раз пытаешься меня прикончить.

Луций встал перед нами, выставив руки в стороны.

— Остановитесь, Юлия. Я вам запрещаю, — он пытался образумить поехавшую колдунью, но мы все понимали, что это было бессмысленно.

— Уходите, темный брат. Уходите, потому что это вас не касается. И лучше забудьте о том, что видели. Иначе однажды меня могут отправить за вами.

— Я вас задерживаю. И если вопрос настолько серьезен, то пусть Темный отец Эребус поднимает его на общем совете. Оболенский слишком ценен для того, чтобы я позволил девице с железякой пытаться решить его судьбу. Все будет по Уставу.

Дашкова попятилась — я заметил темный проем за ее спиной. Второй выход. Луций двинулся на нее, но это было ошибкой. Девушка в один миг обратилась в сгусток тумана и метнулась в другую сторону. Луций вскинул руку — с его пальцев сорвался вихрь Тьмы, но промахнулся. Юлия уже была у выхода.

Мне было трудно понять, что происходило в этом поединке. Сумерки, туман, тьма. В один миг Луция отбросило в сторону, и Дашкова направилась ко мне. Я долбанул ей под ноги ветром, но она уклонилась. И следующим ударом, словно отправила мне в грудь свинцовый шар, опрокинула меня на землю.

— Ничего личного, Оболенский, — приближаясь, прошептала она. — Просто тебе не повезло.

— А как же утверждение, что Тьма сама выбирает носителя и распоряжается его дарами?

Позади Юлии что-то зашуршало. Я не успел моргнуть — а темная тень с рычанием метнулась торпедой и бросилась на Дашкову, сбив ее с ног. Девица взвизгнула от боли и неожиданности.

Алтай! Малыш, как ты здесь оказался?

Я попытался подняться, чтобы отозвать его, предупредить… Нельзя, мальчик. Нельзя, опасно… Но Дашкова оказалась быстрее. Резкое движение рукой — и пса отшвырнуло в каменную стену. Удар о руины был такой силы, что пес закричал почти по-человечески. Издал один вопль — и стих, погребённый под обломками старинных кирпичей.

— Алтай!

Бешенство придало мне сил. Не понимая, как, я рванулся с земли и понесся к псу. В сумерках была видна только тень вместо чепрачного окраса мохноухого. Он не издавал ни звука. И я не был уверен, что он вообще дышал.

— Псина проклятая, — выругалась Дашкова, поднимаясь с земли. Краем глаза я заметил, что она баюкала раненую руку. Кажется, хлестала кровь. — Ненавижу собак.

Я уже не слышал ее. Нет, только не это.

Я же обещал его защитить. Обещал ему, что больше не будет битв и погонь. И я обманул его.

Брат Луций поднялся и ошарашенно уставился во тьму.

Дашкова исчезла. Снова, дрянь такая. Как она это проворачивала? Луций непечатно выругался, когда кристалл маятника рассыпался в его пальцах.

— Ну зачем? Зачем, Алтайка… — не помня себя от отчаяния, я разгребал побитыми пальцами обломки.

Вот показалась голова, морда. Обломанный клык…

Пес тихо заскулил, и я увидел, что в его глазах стояли слезы. Странно. Мне говорили, что собаки не умеют плакать. Вранье.

— Алтайка, ну зачем…

Я осматривал раненого пса и не мог понять, насколько все было серьезно. Пес тяжело дышал, мощный бок вздымался, и дыхание показалось мне свистящим, ненормальным… Сейчас я забыл обо всем. Я просто хотел спасти друга. Друга, который все-таки мне доверился и пошел за меня под удар. Как и ради прошлого хозяина. Я не просил об этом, но теперь не мог не отплатить добром в ответ.

Я не мог предать его доверие. Просто не мог.

— Что… Что я могу сделать, парень? — я растерянно шарил ладонями по мохнатому боку, перебирал в уме способности, но не мог понять, как хотя бы одна из них могла помочь.

Только взять его на руки и бежать, бежать к Антонине, у которой была ветеринарная аптечка. Успеть добежать…

— Сбежала, — прохрипел Луций, зажимая рану на шее. — Ее обучали, точно кто-то из Ордена. Не представляю, кто именно, но она действительно сильна, и ее знания намного выше базовых. Владимир… Боюсь, мне снова нужна ваша помощь.

Он рухнул на землю, не дойдя до нас с Алтаем всего пары шагов. Потянулся к внутреннему карману пиджака и вытащил еще один кристалл. Камушек соскользнул с его пальцев, упал на землю и покатился мне под ноги.

— Можно… Еще можно ее найти, — прохрипел темный брат. — Если вы… Я не смею заставлять вас выбирать. Но вы должны… Должны выбрать.