Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2)

Глава 17

Взгляд Глыбы мне не нравился. Этот парень пытался вести себя как крестный отец на минималках, а я не был намерен целовать ему перстень. И все же следовало отдать бастарду должное, он умел производить нужное впечатление. На местных ребят, вон, отлично работало.

— Боюсь, ваши сведения верны не до конца, Василий Михайлович, — улыбнулся я, выдержав его тяжелый взгляд.

— Тогда прошу вас прояснить, в чем же меня обманули. И я непременно принесу вам свои извинения.

Вообще, эта его манера говорить понемногу начинала мне нравиться. Безупречная вежливость как шелковая перчатка, под которой прятался железный кулак. Он не угрожал, ни единым своим словом не проявлял неуважения, но подтекст сквозил весьма красноречиво. Взять, что ли, на вооружение?

— Полагаю, большую часть этих сведений вы получили от моего одногруппника Вяземского, — я пожал плечами. — В таком случае ничего удивительного. Этот юноша решил, что мы — враги и теперь использует любую возможность, чтобы очернить мою репутацию.

— Боюсь, вы сами весьма успешно поработали над очернением своей репутации, ваше сиятельство, — Глыба отправил в рот картофельную дольку, тщательно прожевал и продолжил. — В Петербурге о вас ходит дурная слава.

— Так уж и дурная?

— Смотря для кого. Но, сдается мне, вам удалось настроить против себя все сословия: и аристократию — своим упорным нежеланием соблюдать приличия, и низкие сословия — своим наплевательским к ним отношением. Впрочем, в последнем я уже не так уверен. Говорят, вы успели завести друзей в Изваре. Из самых что ни на есть низов.

— Если вы ожидаете, что я стану оправдываться за деяния прошлого, то сразу разочарую, — нахмурился я. — Не вам быть мне судьей. Кому задолжал, тем попытался все отдать, господин Каменев. Но сплетен в свой адрес терпеть не стану. Давайте попробую угадать, как все было. К вам заявился знакомиться Вяземский. Воспользовался тем, что я успел обратить на себя внимание своей помощью незабвенной Людмиле. О вас говорят, что вы весьма дорожите своей подругой, и Олег, как я понимаю, выстроил свою манипуляцию на этом. Дело в том, что наш с ним спор действительно произошел из-за женщины.

Глаза Люси загорелись робким любопытством. Ох, девчонки…

— Просветите?

— Полагаю, господин Вяземский уже изложил вам свою версию событий. Что ж, мне о том, что тогда случилось, говорить сложно — я этого попросту не помню. Но, разбей я в действительности крепкую и связанную нежными чувствами пару, у меня был бы повод мучиться угрызениями совести. Но есть два нюанса. Первый — дама сама изволила проявить ко мне интерес. Второй — союз, о котором так печется господин Вяземский, основан на расчете.

Глыба приподнял светлые брови в подобии удивления и уставился на моего вражину.

— Об этом вы, кажется, умолчали.

— Разумеется, он умолчал, — хмыкнул я. — Господин Вяземский происходит из рода, несомненно, великого и старого. Один княжеский титул чего стоит. Однако за внешним блеском и пафосом скрывается крайне незавидное финансовое положение. Чем выше титул, чем громче имя, тем больше средств требуется на поддержание статуса. Но Вяземские истощили ресурсы и оказались на грани разорения. И самым очевидным решением, как и в стародавние времена, оказался выгодный брак. Уж не знаю, как родня Олега это устроила, но за него пообещали саму Марию Орлову.

Люся не удержалась и ахнула.

— Ту самую графиню?

— Именно ее, — кивнул я. — Партия кажется выгодной. Орлова станет княгиней и получит высокий статус и красивый герб. А Вяземские за ее счет поправят свои дела и войдут в самый высший свет. Так что никакой любви, только сухой расчет. Хотя, должен отметить, ухаживает господин Вяземский красиво. Беда в том, что я обратил на себя внимание его невесты. Скандал имел место, но ничего порочащего достоинство девушки я не сделал. И все же наш Вяземский всерьез напрягся. Да, Олег? Напрягся до такой степени, что решил всеми способами испортить мне жизнь. А тут вы — король маленького изварского королевства. Разумеется, он попытался натравить вас на меня. И что он вам наговорил про меня и вашу незабвенную?

Перекошенная рожа Вяземского стоила всех потраченных слов и неудобств. Олег тихо бесился, сжимая край стола пальцами так крепко, что кожа на его тонких перчатках едва не треснула.

Получай, щеголь хренов. Не один ты умеешь переворачивать факты себе на пользу.

Глыба наблюдал за нашим перекрестным допросом с нескрываемым удовольствием. Люся хотела было что-то сказать, но он жестом велел ей помолчать.

— Мне было передано, что вы имеете виды на мою даму.

Я не выдержал и расхохотался.

— Интересно, когда я успел их заиметь? Пока не давал ей убиться, упав с лошади, или пока валялся в отключке?

Люся укоризненно уставилась на Вяземского.

— Что с вами не так, а? — шепнула она. — Зачем наговаривать на незнакомых людей?

— Все с ним так, просто он обижен и желает мести, — ответил за Олега сам Глыба. — Что ж, теперь картина складывается куда яснее. Я верю вам, Владимир Андреевич. Разумеется, я знал, как все было на самом деле. Однако не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на этот спектакль. Подумал, вам тоже будет полезно посмотреть на своих друзей и врагов.

— Интересные у вас развлечения, — отозвался я.

— Я хотел узнать, как такие, как вы, ведут себя в стрессовой ситуации. Потому что люди являют истинное лицо именно тогда, когда их выбивают из колеи. Что ж, вы, господин Оболенский, меня в некоторой степени удивили, но это было занимательно. Но ваш спутник кается мне еще более любопытным персонажем.

— Оболенский лжет, — прошипел Олег.

— В чем же я неправ? — улыбнулся я. — В том, что Орловой ты сам по себе не нужен, да и она тебе интересна как мешок с деньгами? В том, что ты настолько боишься лишиться этой возможности разбогатеть, что готов на любое безрассудство? Если тебе лень шевелить головой и пытаться самому завоевать положение в обществе, то это не мои проблемы.

— Это говорит человек, который сам только и занимается тем, что тратит отцовские деньги…

Э, дорогой, ты еще не знаешь, чем мне вскоре придется за все это заплатить. У меня даже имени не останется. Только Тьма и ее дар.

— Довольно, господа, — прервал спор Глыба. — Люся, будь любезна, принеси нашим гостям горячего чаю.

Девушка послушно вылезла из-за стола, а Каменев едва заметным жестом велел остальным отсесть подальше. Он подался вперед, и Вяземскому пришлось потянуться вслед за ним.

— Что ж, господа, я услышал достаточно для того, чтобы составить мнение. Как вы уже, должно быть, слышали, отец у меня из ваших. И мне передался кое-какой дар. Например, я умею отличать правду ото лжи, — улыбнулся он и взглянул сперва на меня, затем на Вяземского. — Вы, Владимир, действительно многого не знаете о том, о чем говорите. Но в том, что говорите, вы верите. А вот вы, Олег, были честны не во всем.

Вяземский нахмурился.

— Прошу прощения?

— Ваши мотивы действительно не так чисты, как вы изначально их мне представили.

— Возмутительно! — еще сильнее занервничал Олег. — Вы думаете, я поверю в то, что вы — ходячий детектор лжи?

Глыба недобро улыбнулся.

— Понимаете, мне совершенно неважно, верите ли вы мне. Гораздо важнее то, что я сам сделал для себя выводы. А в Петербурге есть люди, которые знают о моем даре. Взять хотя бы моего отца… И дело не в том, что вы солгали мне, господин Вяземский. А в том, что пытались без моего ведома решать свои проблемы моими руками. Этим своим наветом вы оскорбили не только господина Оболенского, но также и меня и мою даму.

Перед нами возникли стаканы с дымящимся чаем. Глыба похлопал по скамье рядом с собой, приглашая Люсю присоединиться.

— Я не терплю подобного отношения, господа, — все еще спокойно говорил Каменев, но воздух начал тяжелеть и сгущаться, как перед грозой. — Честно признаюсь, вашу аристократическую братию я не люблю. Насмотрелся на то, что вы творите, с другой стороны, которую афишировать не принято. И я не боюсь аристократов — потому что мне есть чем ответить, и мой дар оказывается весьма полезным. Полагаю, лишь по этой причине мой отец-князь до сих пор от меня не избавился. Поэтому да, я могу позволять себе некоторые вольности в обращении с подобными вам. Кроме того, я здесь давно, и, как верно выразился господин Оболенский, я здесь король маленького королевства. Здесь вам не помогут ваши статусы, титулы и все то, за что там, в Петрополе, вам кланялись в ножки.

— И к чему вы клоните? — спросил я.

— К тому, что сильнее аристократов я не люблю только слишком много возомнивших о себе молодых выскочек, которые считают всех остальных идиотами, — он уставился на Олега. — Вам, господин Вяземский, придется как-то ответить за нанесенное нам оскорбление. Особенно я жажду сатисфакции в отношении своей дамы. Никому не позволено наговаривать на нее.

— Полагаю, я все неправильно понял, — тут же принялся изворачиваться Вяземский. — Сами понимаете, у меня уже был скверный опыт, и я предположил, что здесь он поведет себя так же…

— Господи…

Я не выдержал и закатил глаза. Так дешево? Серьезно? Даже признать свою вину нормально не можешь, да, Олеженька?

— Раз вы оскорбили мою даму, то ей и выбирать для вас наказание, — игнорируя оправдания Вяземского, Глыба взял Люсю за руку. — Дражайшая, как этот юноша заплатит за грязные наветы? Что тебя удовлетворит?

Девушка вздрогнула, когда он к ней прикоснулся. Что-то мне подсказывало, что Люся-то в этих отношениях была не совсем по своей воле. Была в ней какая-то забитость, затравленность. Которую она пыталась скрыть за вызывающим макияжем и образом подружки гангстера.

И ответственность, которую Глыба только что на нее возложил, Люсю явно не воодушевила. Казалось, ей хотелось оказаться как можно дальше отсюда, чтобы не видеть ничего этого, не слышать. Просто спрятаться. Но она должна была играть по одним им с Глыбой известным правилам.

Девушка стерла озадаченность с лица и медленно, с напускной ленцой, окинула взглядом напрягшегося Вяземского.

— Перчатки, — сказала она, с улыбкой обратившись к Глыбе. — Мне нравятся его перчатки.

Глыба непонимающе покосился на пассию.

— Серьезно?

— Ну да. Они явно очень дорогие и красивые. Цвет мой. А мне как раз на улице вечерами холодно — так хоть буду греться. У него рука вон какая тонкая, словно девичья. Мне подойдут.

Кажется, всех нас удивило решение Люси. На самом деле девчонка просто хотела поскорее закончить этот конфликт, вот и попросила самую простую вещь. Эх, Олег, она ведь тебя сейчас спасла. Интересно, дойдет ли это до тебя?

Нет, Глыба, конечно не убил бы его и вряд ли бы даже серьезно покалечил. Но на правах местного короля признанного бастарда самого горчакова он точно мог сделать жизнь Вяземского невыносимой. Подозреваю, даже за пределами Извары.

Но Олег решительно мотнул головой.

— Нет. Перчатки отдать не могу.

Ну не сказочный ли идиот?!

Глыба положил руку на стол ладонью вверх.

— Перчатки, ваше сиятельство. Слово дамы — закон.

Я уставился на него и едва заметным жестом поторопил. Мне самому смертельно надоела эта аудиенция, да и жрать хотелось, а еда уже остыла. Вяземский поймал мой взгляд. Что-то промелькнуло в его глазах. Страх? Не поздновато ли испугался?

— Нет, — он снова замотал головой и попытался выскочить из-за стола, но один из «братков» Глыбы тут же возник рядом с ним. — Нет, не могу…

Люся таращилась, ничего не понимая. А вот Глыба, казалось, начал сердиться.

— Олег, — позвал он странным, словно изменившимся на уровне низких вибраций, голосом. — Олег, посмотрите на меня.

Вяземский, все еще по инерции пытаясь вылезти из-за стола, все же взглянул в глаза Глыбе.

И застыл.

— Сядьте за стол, снимите перчатки и отдайте их моей даме, — все тем же изменившимся голосом приказал Глыба.

Мне стало не по себе. Тьма внутри меня заворчала, чувствуя угрозу. И лишь когда Вяземский послушно, словно кукла-марионетка, опустился за стол и начал в точности выполнять приказ, я убедился, что Глыба применил дар.

Значит, не только умел отличать правду ото лжи. Горчаковы же были менталистами, владели какими-то практиками по работе с головой… Ничего себе дар у парня!

Тьма тут же снова заворочалась, и я ощутил… Жажду.

«Забери!»

«Хочу!»

«Он должен быть нашим!»

Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать наваждение и этот внутренний голос, который принадлежал не мне. Дар ценный, но у каждого жара есть своя обратная сторона, нужно помнить об этом. И собирая силу, ты забираешь и слабость, которую она в себе несет.

Да и просто не хотелось идти на поводу у этого прожорливого силового каннибала, который во мне поселился с появлением Тьмы.

Вяземский тем временем принялся медленно стягивать перчатки. Сначала с одной руки, потом со второй… Он расправил их и положил перед Люсей.

А я уставился на красные пятна на его пальцах. Сперва мне показалось, что это был яркий маникюр — еще хотел посмеяться. Но, поймав мой взгляд, Олег тут же спрятал руки.

Не ногти накрашенные это были. Пятна от краски. От ярко-алой несмываемой краски.

Которую никак не могли вывести наши слуги с дверей Аптекарской усадьбы.

— Ну ты и сволочь… — прошипел я, впервые за вечер потеряв самообладание. — Сам, значит…

Люся схватила перчатки и спрятала в карман робы, а Глыба непонимающе на меня уставился.

— В чем дело?

— Нашелся виновник одного преступления. Этот придурок расписал вандальной краской двери моего дома.

Вот за это я уже был готов бить лица. Так напугать мать, поставить на уши всех слуг, да еще и в день, когда сгорел дворец…

Я медленно поднялся из-за стола и направился к Вяземскому. Один из головорезов Глыбы хотел было перегородить мне дорогу, но Глыба с циничной улыбкой велел ему не вмешиваться. Ну да, он же у нас любил смотреть представления и потешаться над разборками аристократов. Извини, бастард, в этот раз я тебе такого удовольствия не доставлю.

В один миг оказавшись возле Олега, я крепко схватил его и шепнул на ухо:

— Не дергайся. Сейчас мы выйдем. Иди спокойно. Рыпнешься — будет хуже.

Почему-то он обмяк под моей хваткой и позволил торопливо вывести себя из обеденного зала. Я огляделся, нашел дверь с большой буквой «М» и затолкал Вяземского туда.

— Пошли вон! — рявкнул я двум парням, и те ретировались, едва успев застегнуть ширинки.

Подперев дверь черенком от швабры, я с силой толкнул Вяземского в стену, и тот с глухим стуком долбанулся спиной о кафель.

— Ты, значит, — шипел я. — Совсем идиот?

Олег внезапно переменился. Лицо исказилось гримасой ярости. Загнанный в угол решил сражаться.

— Потому что вы воры и есть! — выплюнул он мне в лицо, брызнув слюной. — Что, думал, я не узнаю, да?

— О чем?

— Ты еще издеваешься? Я все знаю! Я знаю, что вы задумали! Но все равно не сдамся.

Я закатал было один рукав, но остановился.

— Ты о чем вообще? Какие к черту воры? Если ты по поводу спора из-за усадьбы…

— Нет! Не только! Я знаю, что задумал твой дед. Выяснил, но уже поздно было.

Он попытался броситься на меня, но даром воина Вяземский не обладал. Я легко поймал его, прижал к стенке и зафиксировал руку на его шее так, что дышать он мог, а вырваться бы не получилось.

— Ты чего несешь вообще? При чем здесь дед?

— Ты что, серьезно не знаешь? Они не сказали тебе после аварии? — удивился Олег. — Да ну. Не верю.

Я сильнее сжал его горло.

— О чем мне не сказали? А ну говори!

— Это твой дед хотел сорвать помолвку, — прохрипел он. — Я узнал… Старик вел переговоры с Орловыми за нашей спиной… Хотел женить тебя на Маше, забрать все… Это он, это старый князь все это подстроил. Он тебя подослал… Он устроил скандал, чтобы расстроить договор…