Искатель, 2001 №10

13 декабря 1915 года лейтенант Уильям Белшоу, знаменитый сыщик, краса и гордость филадельфийской полиции, не думал о службе. Его голова была занята мыслями о приближающемся Рождестве и подарках, которые он преподнесет домочадцам. Резкий телефонный звонок вырвал его из мира приятных грез. Сняв трубку, Белшоу привычно ответил: «Алло» — и тотчас изменился в лице. Быстро схватив карандаш, он нацарапал на клочке бумаги какой-то адрес, втиснулся в синее двубортное пальто и покинул свой кабинет в здании городской ратуши. Двадцать минут спустя лейтенант вылез из патрульной машины и очутился в трущобах Кенсингтон-авеню. Окинув быстрым взглядом высокую стену фабричного цеха, он спустился в подвал, где двое рабочих взломали бетонный пол, чтобы отогреть замерзшие трубы. Во время этих работ один из них наткнулся на здоровенный деревянный ящик, вскрыл его и увидел внутри чемодан. А в чемодане — мертвое тело.

Точнее, скелет человека, который, по оценке Белшоу, при жизни был высок ростом и довольно крепок. Но теперь от него остались одни кости, волосы и одежда: мягкие ткани сожрала негашеная известь. Когда из чемодана извлекли череп, он вдруг издал странный треск, будто погремушка, и изумленный полицейский увидел, что внутри черепа перекатываются зубы, выпавшие из десен под действием едкой извести. Во рту скелета Белшоу обнаружил зубной протез, состоявший из четырех коронок, а рядом с черепом — волосы двух цветов, седые и каштановые.

— Что стало причиной смерти? — спросил лейтенант полицейского врача.

— Удар по затылку.

На пиджаке жертвы виднелся ярлычок дорогого ателье, в карманах лежали ключ, молитвенник и распятие.

— Давно его убили?

— Года три назад. Плюс-минус шесть месяцев, — подумав, ответил врач.

Чемодан был покрыт плесенью и не представлял никакой ценности в качестве улики. А вот ящик оказался весьма примечательным: во-первых, он явно был сделан на заказ. Во-вторых, на одной из его стенок чернела надпись: «Джон Макнэми, Уэнсли-стрит». Номер дома был тщательно срезан. Просмотрев телефонные справочники, Белшоу не нашел в них ни одного Джона Макнэми с Уэнсли-стрит. В списках пропавших без вести тоже не было человека под таким именем. Но это не обескуражило опытного сыщика, и он отправился на Уолнат-стрит, в ателье, ярлык которого красовался на пиджаке убитого. Однако и здесь его ждало разочарование.

— Я этого не шил, — заявил лейтенанту портной, едва взглянув на пиджак. — Его сметывали на машинке, а у меня все стежки делаются руками.

— Стало быть, кто-то пришил к этому пиджаку ваш ярлык?

— Вот именно.

Лейтенант подивился хитрости преступника. Но он и сам был не лыком шит и потому сразу же догадался, что если ярлык пришит к одежде для отвода глаз, то и зубы, обнаруженные в черепе, вполне могли служить той же цели.

Догадка подтвердилась. Пересчитав все найденные зубы, Белшоу увидел, что их тридцать семь. А ведь у человека не может быть больше тридцати четырех!

Итак, вырисовывалась весьма занятная картина. Сыщик столкнулся с убийцей, который сделал все возможное, и даже больше, чтобы направить полицию по ложному следу.

Тогда дотошный и неутомимый Белшоу решил исследовать обнаруженные в чемодане волосы. Было совершенно ясно, что каштановые и седые пряди упали не с одной и той же головы. Белшоу не кончал университетов, но прекрасно видел разницу: каштановые волосы были мягкими и шелковистыми, а седые — жесткими и грубыми.

Сделав это открытие, лейтенант понял, что перед ним стоит задачка, с какой не сталкивался и знаменитый Шерлок Холмс. Только методом дедукции и можно было ответить на вопрос, какие волосы принадлежали убитому — седые или каштановые. И тех, и других было примерно поровну.

Наконец Белшоу решил, что обнаруженная в подвале жертва преступления при жизни, скорее всего, была мужчиной моложе сорока лет, с каштановыми волосами. В пользу этого вывода говорила зубастость покойника: он не только сохранил все свои зубы в целости, но и успел разжиться чужими.

Итак, седые волосы тоже были подброшены в чемодан для отвода глаз. И, по-видимому, они принадлежали самому убийце.

Теперь лейтенант Белшоу знал об участниках этой драмы довольно много. Убийце было за сорок, убитому — меньше сорока. Кроме того, судя по найденным в его карманах молитвеннику и распятию, он принадлежал к католической церкви.

Просмотрев документы мэрии, Белшоу обнаружил, что здание, в котором лежал ящик со скелетом, было занято в течение трех месяцев, с марта по июнь 1914 года, то есть его арендовали через пятнадцать месяцев после убийства. До этого фабричный цех пустовал целых пять лет. Иными словами, в декабре 1912 года, когда было совершено преступление, здание никому не принадлежало, хотя и охранялось ночным сторожем.

Лейтенант снова призвал на помощь Шерлока Холмса и попытался встать на место убийцы. Допустим, я угробил человека, рассуждал сыщик. Что же мне, прятать его в громадный чемодан, тащить в охраняемое здание, копать яму в подвале и заливать ее свежим цементом? Едва ли я действовал бы таким образом: возни не оберешься, да и сторож может заметить. Убийца пошел бы на это, лишь зная наверняка, что сторож не потревожит его.

Придя к такому выводу, лейтенант Белшоу снова осмотрел ящик, в котором лежал скелет, и заметил странную особенность — неправильные пропорции. Казалось, ящик изготовили специально, чтобы запрятать туда чемодан. Белшоу обошел все мастерские по изготовлению тары, и в одной из них ему повезло: оказалось, что человек по имени Джон Макнэми заказывал такой ящик, и тот был доставлен к нему на дом в шестой квартал Уэнсли-стрит.

Но тут возникла новая сложность: ящик был привезен 14 марта 1914 года, за двадцать один месяц до страшной находки в фабричном подземелье, а вовсе не три года назад. Что же, медики ошиблись с определением времени смерти? Не могли же они так дать маху!

— Почему же? — ответил врач на вопрос удивленного лейтенанта. — Еще как могли! Нас сбила с толку температура воздуха: ведь ящик лежал рядом с трубой отопления. Да еще негашеная известь. Все это ускорило разложение трупа.

Это в корне меняло всю картину преступления. Значит, тело спрятали в подвале не в то время, когда здание пустовало, а когда здесь располагалась компания под названием «Прачечная «Красная звездочка».

Квартира, в которую Джон Макнэми распорядился доставить ящик, была одним из номеров мрачного доходного дома. К счастью, за прошедшие месяцы это предприятие не пережило смены владельца. Более того, хозяин прекрасно помнил жильца, который заказал ящик. Это был молодой человек лет двадцати пяти, рослый, белобрысый и с торчащими, как у вурдалака, зубами. Такого и впрямь не забудешь. Записей хозяин не вел, но вспомнил, что жильца, кажется, звали Макнамара «или как-то так». Тогда лейтенант извлек из кармана найденный на трупе ключ и попытался открыть им несколько дверей. Ключ подошел к замку квартиры на втором этаже. По-видимому, именно здесь и произошло убийство.

Белшоу тотчас принялся наводить справки о владельцах прачечной «Красная звездочка» и выяснил, что двадцать один месяц назад фирма принадлежала человеку по имени Эдвин Клемпнер. Теперь он проживал на Фрэнкфорт-авеню в северной части Филадельфии. Лейтенант нагрянул к нему глубокой ночью. Дверь открыла супруга Клемпнера, а вскоре появился и он сам.

Его ничуть не удивил приход полицейского.

— Я жду вас с тех пор, как прочел в газете о находке в здании, которое когда-то занимала моя прачечная, — сказал он. — Но я вовсе не уверен, что сумею вам помочь.

— Знаете ли вы человека по имени Джон Макнэ-ми? — спросил Белшоу.

— Да, я знаком с этим мальчиком, — ответил Клемпнер, проводя пятерней по своей черной как смоль шевелюре. — Я нанял его ночным сторожем, но в марте 1914 года он вдруг куда-то исчез, и с тех пор — ни слуху ни духу.

— Ага… — задумчиво протянул лейтенант. Теперь ему стало ясно, почему убийца не боялся быть застигнутым врасплох во время рытья ямы в подвале. — А вы не припомните, какого именно числа он покинул вас?

Клемпнер покопался в картотеке и сказал:

— Макнэми отработал всю ночь с 13 на 14 марта, но на следующее дежурство не явился. Больше я ничего не знаю.

Похоже, следствие зашло в тупик. Но лейтенант Белшоу не любил оставаться побежденным. Вернувшись в ратушу, он заперся у себя в кабинете и погрузился в раздумье. Наверняка у жертвы были какие-то ценные вещи — часы, перстень, возможно, другие безделушки. Разве не логично предположить, что убийца забрал их и заложил в ломбарде? А раз так, он мог использовать то же имя, что написано на ящике — Джон Макнэми.

В тот же день все сыщики Филадельфии принялись обходить городские ломбарды. Спустя двое суток в одном из них отыскалась квитанция на имя Джона Макнэми с Уэнсли-стрит, который заложил за десять долларов карманные часы. Произошло это двадцать один месяц назад, и часы до сих пор не были выкуплены. Подняв крышку циферблата, лейтенант Белшоу увидел гравировку: «Дэниел Макникол».

В городской адресной книге числился некий Дэниел Макникол, проживавший на Гамилтон-стрит. Лейтенант опрометью бросился туда. Дверь ему открыла встревоженная женщина лет сорока.

— Вы — миссис Дэниел Макникол? — спросил сыщик.

— Да.

— А где ваш супруг?

Оказалось, что ровно двадцать один месяц назад Дэниел Макникол бесследно исчез.

— Вы заявили в полицию? Как вы думаете, почему он покинул вас?

Миссис Макникол явно не хотелось отвечать на вопросы полицейского, и Белшоу не стал настаивать. Вместо этого он попросил женщину дать словесный портрет Макникола и выяснил, что тот был рослым крупным шатеном с почти безупречными зубами. Он исповедовал католицизм, и супруга без колебаний опознала предъявленные ей требник и распятие.

Немного оправившись от потрясения, несчастная женщина рассказала лейтенанту, что двумя годами ранее ее муж, возвращаясь из Нью-Йорка, познакомился в поезде с человеком по имени Эдвард Келлер и решил на паях с ним заняться кожевенным производством. Но Макникол был человеком замкнутым, поэтому его вдова почти ничего не знала ни о Келлере, ни об их совместном предприятии.

— А потом мистер Келлер пришел ко мне и сказал, что мой муж украл у компании полторы тысячи долларов и сбежал. Вот почему я не стала заявлять в полицию, — объяснила женщина.

— Значит, вы поверили рассказу Келлера о вашем супруге? — спросил лейтенант.

— А что мне оставалось делать? Я знала, что случилась какая-то беда, иначе Дэнни не исчез бы. Я решила возместить Келлеру потерю, нашла работу и ежемесячно выплачивала ему украденные мужем деньги.

— Понятно, — задумчиво проговорил Белшоу. — А где живет этот мистер Келлер?

— Я не знаю. Он сам приходил ко мне за деньгами. Но, как только я выплатила всю сумму, он тоже исчез.

Лейтенант никак не мог взять в толк, каким боком тут затесался Эдвард Келлер и как он вписывается в общую картину преступления. И в каких он был отношениях с этим таинственным Макнэми, обладателем «вурдалачьих» зубов?

— Сколько этому Келлеру лет? — спросил лейтенант.

— Около сорока пяти.

— Он седой?

— Да.

— Вы можете припомнить какие-нибудь особые приметы?

— Нет, разве что очень глубоко посаженные глаза.

«Господи, да ведь это Клемпнер!» — подумал лейтенант. Он снова обратился к филадельфийской адресной книге. В ней значились три Эдварда Келлера, но ни один из них не подходил под описание, данное вдовой Макникола.

Памятуя о том, что Макникол познакомился с Келлером в поезде по пути из Нью-Йорка, Белшоу отправился на Манхэттен и просмотрел бумаги нью-йоркского управления полиции. Он справедливо полагал, что человек, замешанный в убийстве в Филадельфии, вполне мог натворить бед и в Нью-Йорке.

В архиве и впрямь отыскалось дело некоего Эдварда Келлера, снабженное несколькими фотографиями двадцатипятилетней давности. Келлер оказался мошенником с большим стажем и даже отсидел срок в тюрьме.

В Нью-Йорке у Келлера был племянник — белобрысый юноша по имени Эл Янг, обладатель торчащих «вампирских» зубов. Он в точности соответствовал описанию молодого человека, заказавшего упаковочный ящик в Филадельфии.

— Где ваш сын? — спросил лейтенант мать Эла Янга.

Женщина разрыдалась.

— Он уехал. И как в воду канул, — сказала она.

— Когда это случилось?

Выяснилось, что Эл Янг исчез примерно в то же время, когда был убит человек, найденный в подвале фабрики.

По просьбе лейтенанта мать Эла дала ему одну из фотографий сына. Вернувшись в Филадельфию, Белшоу показал снимок владельцу доходного дома, и тот опознал в Янге Джона Макнэми. Хозяин мастерской, изготовившей огромный упаковочный ящик, тоже узнал по фотографии Макнэми.

Итак, Эл Янг, он же Макнэми, несомненно, был причастен к убийству Макникола. Но каким образом? И тут лейтенант вспомнил найденный в черепе зубной протез. «Черт возьми, я же забыл спросить мать Эла Янга, носил ли он искусственные зубы!» — подумал сыщик. Он тотчас исправил это упущение и позвонил в Нью-Йорк. И действительно, парень носил зубной протез. Мать Эла, как могла, описала его. Мост оказался в точности таким же, какой был найден в черепе.

Лейтенант почувствовал, как по спине пробежал холодок. За долгие годы службы в полиции он повидал немало, но ни разу не видел и не слышал, чтобы человек по доброй воле расставался с зубами, пусть даже протезными. Этот набор коронок означал лишь одно: человек, задумавший и совершивший преступление, Эдвард Келлер, привлек Эла Янга в качестве сообщника, а потом убил его, чтобы избавиться от свидетеля.

Но где искать этого пресловутого Эдварда Келлера? В который уже раз лейтенант Белшоу поставил себя на место убийцы и решил взглянуть на дело его глазами.

До Рождества оставалось всего несколько часов. Вечером 24 декабря Белшоу вылез из полицейской машины на тихой улице, где проживал Эдвин Клемпнер. Открыв дверь, хозяин вопросительно взглянул на лейтенанта своими глубоко посаженными глазами.

— Я пришел рассказать вам, как продвигается расследование, — сообщил ему сыщик.

— Очень рад, мистер Белшоу. С удовольствием послушаю.

— Дельце оказалось — не приведи, Господь, — продолжал лейтенант. — Этого вашего ночного сторожа, Джона Макнэми, убили.

Клемпнер сжал подлокотники кресла.

— Как? И его тоже?

— Да. Один человек, Эдвард Келлер, дядюшка Макнэми, которого на самом деле звали Эл Янг, уговорил своего племянника стать соучастником убийства. Они вместе запихнули труп в ящик и зарыли в подвале. Но Эл Янг слишком много знал, и Келлер прикончил его. И знаете, что самое интересное, мистер Клемпнер? Этот Келлер даже меня обвел вокруг пальца. Засунул в рот жертвы зубной протез, подбросил в чемодан свои волосы и вообще всячески старался пустить меня по ложному следу, но в итоге перехитрил самого себя.

Костяшки пальцев Клемпнера побелели.

— Вот коварный дьявол! — севшим голосом проговорил он.

— Воистину, сэр, — согласился лейтенант. — У меня тут есть фотография Келлера. Она сделана двадцать пять лет назад, и с тех пор лицо очень изменилось. Но острый нос и глубоко посаженные глаза остались такими же, какими были когда-то.

Клемпнер мельком взглянул на снимок и вернул его Белшоу.

— Ну и где, по-вашему, этот Келлер может быть теперь? — спросил он.

— Совсем близко, — невозмутимо ответил сыщик. — Рукой подать.

— Что вы говорите?

— Да. С ним я сейчас и разговариваю. Вы и есть Эдвард Келлер, сэр. — И с этими словами лейтенант защелкнул наручники на запястьях убийцы.

Клемпнер действительно оказался Эдвардом Келлером. Он сменил имя, сел на диету, похудел, выкрасил свои жесткие седые волосы в иссиня-черный цвет. Но вот с глубоко посаженными глазами ничего поделать не мог.

Арест потряс убийцу, и он сразу же рассказал все. Он убил своего молчаливого партнера Макникола из корыстных побуждений. Макникол одолжил Келлеру денег, и тот разделался с ним, чтобы не возвращать долг. Заманив Макникола в свою комнату в доходном доме, Келлер раскроил ему череп, а затем с помощью Эла Янга закопал труп в подвале фабрики.

Но Келлер всячески отрицал, что убил и Янга тоже. По его словам, после убийства Макникола молодой человек покончил с собой, проглотив какой-то белый порошок.

А на суде Келлер и вовсе отказался от своих показаний, заявив, что они были даны под давлением следователей. К тому же, ему чертовски повезло с адвокатами. Ловкие пройдохи сумели убедить присяжных, что Келлер стал жертвой козней своего зловредного племянника Эла Янга. В итоге Келлер отделался десятью годами тюрьмы за убийство при смягчающих обстоятельствах. В тюрьме он вел себя примерно, ударился в богословие, вызубрил Священное писание и даже стал преподавать закон Божий сокамерникам. Жена развелась с ним, но это не обескуражило старого мошенника, и он начал обхаживать тюремного психолога Дженни Флэнэгэн. Сумев обмануть и ее, Келлер добился того, что Дженни начала ходатайствовать о его досрочном освобождении. В 1924 году, отсидев 8 лет, Келлер вышел на волю. На другой день он женился на Дженни, и она нашла ему место ночного сторожа в банке зерновой биржи. Келлер проработал там около года и был на хорошем счету.

20 декабря 1925 года в центре Филадельфии какой-то человек с объемистым мешком в руках остановил такси и потребовал отвезти его на вокзал.

— Быстрее, быстрее! — то и дело подгонял он водителя.

Внезапно с заднего сиденья донеслись сдавленные хрипы, потом наступила тишина. Встревоженный водитель обернулся и увидел, что его пассажир, будто куль, лежит на сиденье. Спешно прибывший врач констатировал смерть от инфаркта, а полицейские без труда опознали в усопшем знаменитого мошенника Эдварда Келлера. Рядом с. ним на полу такси валялся мешок с маркировкой «Банк зерновой биржи», а в нем — 90 тысяч долларов в новеньких хрустящих купюрах. Воришка остался верен себе до последнего вздоха.