Искатель, 2001 №10

Из дневников Александра Дюма.

Печатается впервые.

В некие годы XVI столетия в небольшом городке Артигуа в местности Риу жила молодая супружеская чета по фамилии Герр, и рассказывали о ней всякие удивительные истории. А причиной тому было вот что.

Едва Бертран Роле исполнилось тринадцать лет от роду, девочку выдали замуж за наперсника ее детских игр Мартина Герра, юношу лет шестнадцати. Но, хотя оба они были крепкими и здоровыми, а Бертран, к тому же, отличалась привлекательной наружностью, детей у них не было.

Вследствие этого добрые граждане Артигуа, которые, подобно большинству своих современников, были чрезвычайно суеверны, пришли к заключению, что супруги Герр одержимы нечистой силой, и вскоре о них поползли самые несуразные слухи. Поговаривали, в частности, будто бы молодые супруги рвали цветы на лесной поляне, которая слыла заколдованной, и стали жертвами неких чар. Говорили также, что они якобы причинили обиду старому нищему бродяге, будто бы умевшему насылать порчу, и он в отместку наложил на чету Герр проклятие.

Друзья и родные, верившие этим байкам, всячески старались избавить страдальцев от чар и дурного глаза и потчевали их всевозможными противоядиями вроде освященных в церкви куличей; рекомендовали «проверенные» средства — ветвь старого дерева, подкову над входом в жилище, красные цветки гиперикона или траву святого Иоанна, собранные в пятницу в час Юпитера. Местные священники слагали для них особые молитвы и чуть было не утопили бездетных супругов в святой воде. Но все эти меры ничего не дали: заклятие продолжало держаться, и дети не рождались.

Тем временем некоторые из многочисленных юных воздыхателей Бертран, завидуя Мартину, решили вместе с подругами и родственниками молодой женщины представить дело так, будто в ее бесплодии повинен супруг, и, уговорив Бертран развестись, выдать ее замуж за кого-нибудь другого. Поэтому они объявили Мартина никчемным и неприкаянным существом, способным едва ли не на любую низость. Но Бертран была безоглядно предана мужу и, с гневом отвергнув все эти наветы, отказалась покинуть Мартина.

А затем произошло событие, расстроившее, по крайней мере временно, все замыслы недоброжелателей молодого человека. Двадцатилетняя Бертран родила мальчика, которого нарекли Санкси, и это крайне осложнило задачу разлучников, поскольку развод теперь стал почти невозможен. Но вскоре после рождения ребенка ночные разбойники ограбили ферму, принадлежавшую отцу Мартина (этот человек родился на берегу Бискайского залива, но жил в Артигуа), и благодаря некоторым красноречивым уликам, обнаруженным на месте преступления, подозрение тотчас пало на Мартина Герра. Никто не знает, сумел бы он оправдаться или нет, ибо, пока отец и супруга, верившие в его невиновность, дожидались от Мартина объяснений, он вдруг куда-то исчез.

Мартин покинул свой дом ранним летним утром и пошел по дороге в сторону отцовской фермы, после чего следы его затерялись. Недруги юноши, естественно, распустили слух, что он скрылся, и если кому-то были надобны доказательства его вины, то теперь они налицо. Убоявшись ареста и суровой кары, которой подвергали в те времена воров (тогда за любую кражу наказывали смертной казнью через повешение), он просто сбежал — так утверждали его недоброжелатели.

— Избавилась, и слава Богу, — говорили они мадам Герр. — Кабы он не обворовал родного отца, так ограбил бы кого-нибудь еще, уж будь уверена.

Но и на этот раз Бертран повергла их в полную растерянность, решительно отказавшись отречься от своего супруга. Более того, она прилюдно заявила, что убеждена в его невиновности, и ни на миг не прекращала поиски Мартина. В этом ей всячески помогал отец юноши, который хоть и начал испытывать известные сомнения в невиновности сына (нельзя забывать, что обстоятельства сложились крайне неблагоприятно для юноши), но, тем не менее, продолжал нежно любить его и жаждал вернуть своего мальчика в Артигуа.

Однако, несмотря на все расспросы, никаких следов исчезнувшего обнаружить не удалось. Мартина не видели ни в одной из соседних деревень, никто не встречал его на дорогах и тропах в окрестностях Артигуа.

Шли годы. Отец Мартина скончался, а перед смертью, дабы доказать, что он не держит зла на сына, завещал ему почти все свое имущество. Ввиду отсутствия каких-либо неопровержимых свидетельств гибели Мартина, с точки зрения закона он по-прежнему числился в живых, и отец молодого человека, несомненно, знал об этом, когда составлял завещание.

Но среди горожан Артигуа преобладало мнение, что Мартин Герр мертв. Каково же было их удивление, когда восемь лет спустя после исчезновения юноши городок вдруг облетела весть о его возвращении!

А случилось вот что. Как-то утром к дому, в котором тихо и уединенно жила мадам Герр, подошел человек с загорелым и обветренным лицом и попросил хозяйку принять его. Как только мадам Герр увидела пришельца и поняла, что чертами и сложением он разительно схож с ее без вести пропавшим мужем, она пронзительно закричала и радостно бросилась в объятия новоприбывшего. Вскоре вокруг дома собралась толпа соседей и друзей четы Герр. Увидев незнакомца, все они тотчас же признали в нем блудного Мартина и самым радушным образом приветствовали его.

Этот чужак, которого я отныне буду называть Мартином, вступил с ними в беседу, вспоминая былые времена и всевозможные шалости, в которых он участвовал мальчишкой, а затем поведал о приключениях, пережитых им в последние годы. Когда горожане наконец разошлись по домам, все они были свято убеждены, что вновь прибывший — Мартин Герр и никем другим быть не может.

Такого же мнения придерживались и четверо сестер Мартина. Едва взглянув на пришельца, они приветствовали его как своего новообретенного брата. А их дядюшка, Пьер Герр, признал в нем родного племянника и вскоре сделал Мартина своим наследником. Итак, все наладилось. Мартин Герр возвратился к живым, и они предпочли забыть прошлое, что, возможно, при сложившихся обстоятельствах было вполне естественно. А вскоре Мартин уютно устроился в доме, который когда-то покинул столь поспешным и таинственным образом.

Разумеется, никто так не радовался возвращению Мартина, как его верная Бертран, которая вскоре подарила супругу еще двоих детишек. Правда, один из них умер в младенчестве, но, похоже, его кончина была воспринята как мелкая неприятность, поскольку в остальном в доме Герров все шло гладко, и ничто не предвещало новых неурядиц, когда однажды по деревне вдруг разнесся пугающий слух: Мартин — вовсе не Мартин.

Вот как это произошло. Однажды в Артигуа за — брел солдат, житель Рошфора. Когда ему поведали об исчезновении и возвращении Мартина, он вдруг огорошил рассказчиков известием, что человек, которого они считали пропавшим Мартином Герром и приняли с распростертыми объятиями, в действительности самозванец, а настоящий Мартин Герр, близкий приятель этого солдата, все еще жив, хотя и потерял ногу во время недавней войны во Фландрии.

Новость эту в Артигуа восприняли неоднозначно. Одни были готовы поверить истории солдата, другие, напротив, утверждали, что, будь она правдива, одинокий инвалид уже давно объявился бы в городке и вошел в права владения красавицей женой и весьма значительным имуществом.

Пока жители Артигуа вели жаркие споры, в доме Герров наметился серьезный разлад. Хотя Пьер Герр передал Мартину отцовское наследство, которым распоряжался на правах попечителя, он не представил опись имущества и отчет о своих тратах. Это упущение вызвало ожесточенные пререкания, которые в конце концов привели к страшной ссоре. Мартин вчинил дядьке иск, а Пьер Герр, впав в бешенство, ударил племянника железным прутом и, вероятно, убил бы его, если б не своевременное вмешательство преданной Бертран. Но с тех пор Пьер Герр стал заклятым врагом Мартина и, будучи человеком весьма вспыльчивым, принялся вынашивать планы отмщения. А вскоре ему представилась возможность воплотить свой замысел.

То ли Мартин вдруг сделался злобным и задиристым, то ли, на свою беду, стал болезненно обидчивым, чем навлек на себя неприязнь окружающих. Так или иначе, но он повздорил с человеком по имени Жан д’Эскарбеф, и тот как-то изловчился упрятать Мартина за решетку. Пьер Герр давно ждал такого случая. Воспользовавшись тем, что Мартин опозорен и лишен свободы, он принялся всячески увещевать Бертран оставить мужа и объявил Мартина самозванцем, хотя прежде без колебаний признавал в нем своего племянника. Он даже пошел дальше и пригрозил в случае несогласия выжить женщину с детьми из дома. И тем не менее, Бертран отказала ему, назвав рассказ солдата из Рошфора выдумкой и очередной каверзой заклятых врагов Мартина и повторив, что человек, которого она радостно приняла в дом как своего супруга, — на самом деле ее супруг.

— Если это не Мартин, — воскликнула она, — значит, это сам дьявол в его обличье!

Эти пылкие слова нашли отклик в сердцах многих местных жителей, в числе которых оказался и некий Жан Лозе, очень влиятельный человек, обретавшийся неподалеку от Артигуа. И, когда Пьер Герр пришел к нему просить в долг денег на судебную тяжбу с Мартином, Лозе отказался выдать ему хотя бы су, раздраженно заявив при этом:

— Если я и выложу какие-то деньги, то лишь на защиту Мартина Герра от людей, которые норовят снова опорочить его доброе имя.

На другой день после этой резкой отповеди (говорили, что Пьер покинул дом Жана Лозе в лютой ярости) в Артигуа произошло еще одно волнующее событие. Пьер Герр и четверо его зятьев, вооружившись до зубов, отправились в дом Мартина. Выпущенный из тюрьмы хозяин мирно завтракал и не успел схватить никакого пригодного для самообороны орудия. Застигнутого врасплох молодого человека отвели в Риу и снова бросили в темницу, которую он покинул всего несколькими часами ранее. И, хотя жителей Артигуа немало удивило это возмутительное самоуправство, еще более поразила их весть о том, что Пьер Герр действовал с ведома и одобрения Бертран. Более того — по ее просьбе! Скорее всего, так оно и было, но не исключено, что Герр с зятьями оказали на нее давление и вынудили поступить так, прибегнув к «силовому убеждению». Иными словами, они использовали незаконные методы воздействия. Однако нельзя с полной определенностью утверждать, что думала и чувствовала Бертран на этом этапе развития драмы. Кое-кто полагает, что женщина уже давно поняла свою ошибку и осознала, что человек, с которым она жила, — вовсе не ее супруг, но решила молчать об этом, потому что полюбила своего нового сожителя. Это объясняет ее отказ уступить уговорам и зловещим посулам Пьера Герра. По мнению других очевидцев, Бертран продолжала верить, что арестованный человек — ее муж, и, будучи убежденной в его способности доказать это, сочла за лучшее дать ему возможность выступить публично. Во всяком случае, доподлинно известно, что Бертран все еще была неравнодушна к нему, ибо приблизительно через три недели после ареста Мартина она послала в тюрьму одежду, свежее белье и деньги.

Судебное разбирательство проходило в Риу. В обвинительном заключении подсудимого именовали Арнольдом Тилем, более известным под прозвищем «Пузан» (Арнольд Тиль таинственно исчез приблизительно в то же время, что и Мартин Герр), уроженцем Сажья. Он обвинялся в присвоении имени, личности и положения Мартина Герра, в притязаниях на его супругу, присвоении и растрате ее средств и осквернении брака. Главными обвинителями выступили все те же Пьер Герр и его зятья.

Обвиняемый защищался сам, и речь его звучала настолько бесхитростно и искренне, что, если он действительно был самозванцем (в чем он впо — следствии признался), остается лишь причислить этого человека к когорте самых коварных и циничных преступников. Он заявил, что нанес тяжкую обиду отцу (хотя так и не признал себя виновным в грабеже на ферме) и счел за лучшее покинуть Артигуа. Поступил он так не только ради своей жены, но и из финансовых соображений, и оставил городок, не сообщив об этом намерении ни одной живой душе. Побродив по городам и весям (он назвал все эти местечки и имена людей, с которыми беседовал в каждом из них), он в конце концов поступил на военную службу и восемь лет стоял на довольствии французской армии. Когда ему это надоело, он дезертировал, после чего недолго служил в испанской армии. Узнав, что может вернуться во Францию, не боясь наказания, он пришел в Артигуа и зажил прежней жизнью, поскольку его без колебаний признали жена, четыре сестры, другие родственники и друзья. Подсудимый подробнейшим образом рассказал, как произошло его воссоединение с супругой и сестрами, как тепло они его встретили, как заключили в объятия, а затем добавил:

— И если Бернар, приняв меня и счастливо прожив со мной три года, примкнула теперь к моим обвинителям, единственная тому причина — запугивание: мои недруги силой заставили ее пойти против меня, и самый злой из этих недругов — мой родной дядька. Однажды я имел несчастье рассориться с ним, и с тех пор он изыскивает любые способы навредить мне. Умоляю вас освободить мою жену от его влияния и вверить опеке какого-нибудь надежного и непредубежденного человека.

Суд удовлетворил эту просьбу и отложил вынесение решения до завершения проверки ряда утверждений обвиняемого. Кроме того, было вызвано еще несколько свидетелей. В связи с этим процесс ненадолго прервался. Когда стало ясно, что итоги проверки в общем и целом подтверждают показания подсудимого и что он действительно был в тех городах и встречался с теми людьми, о которых упоминал, слушания возобновились, и обвиняемый был подвергнут суровому перекрестному допросу. Не путаясь и не впадая в противоречия, он просто и спокойно рассказал о своих родителях и супруге, о том, какие наряды были на некоторых из гостей в день его свадьбы; вспомнил забавный случай, произошедший накануне женитьбы, когда несколько деревенских юношей спели ему серенаду. При этом он назвал всех исполнителей по именам.

Но его обвинители радостно ухватились за то обстоятельство, что подсудимый ни словом не упомянул о слухах, которые расползались по Артигуа, и о колдовских чарах, лежавших на Мартине Герре и его супруге. Истцы не преминули указать на это судьям, которые тотчас крепко насели на Тиля. Его ответы на все вопросы звучали вполне убедительно и совпадали с письменными показаниями Бертран Герр.

Сто пятьдесят свидетелей должны были ответить, кто перед ними — Мартин Герр или Арнольд Тиль. Около шестидесяти человек затруднились дать определенный ответ. Сорок свидетелей обратили внимание суда на некоторые особые приметы обвиняемого — шрам на лбу, больной ноготь на указательном пальце правой руки, большую бородавку над глазом — и заявили, что, поскольку у Мартина Герра в юности были все эти отметины, они убеждены в том, что человек, стоящий сейчас перед ними в качестве обвиняемого, и есть Мартин Герр. Но пятьдесят свидетелей сказали, что видят в подсудимом Арнольда Тиля из Сажья, которого знали еще ребенком и который вполне мог иметь те же особые приметы, что и Мартин Герр.

Для пущей уверенности в суд доставили Санкси, в котором все признавали сына Мартина Герра. По мнению большинства присутствовавших, он не имел ни малейшего внешнего сходства с обвиняемым. С другой стороны, все согласились, что четверо сестер Мартина Герра, свидетельствовавших ранее, были очень похожи на подсудимого.

Таким образом, число голосов «за» и «против» оказалось приблизительно равным, поэтому толпа пришла в немалое возбуждение, когда судьи после долгого совещания вынесли решение: подсудимый признан виновным по всем пунктам и приговорен к смерти через четвертование.

Тиль подал кассационную жалобу в трибунал более высокой инстанции, и дело попало на новое рассмотрение в верховный суд в Тулузе. В назначенный срок состоялось повторное разбирательство.

Одной из первых свидетельниц была Бертран Герр. Вся ее прошлая жизнь и тот факт, что в течение восьми лет она хранила нерушимую верность исчезнувшему супругу, отказываясь развестись с ним и снова выйти замуж, создали у судей весьма благоприятное впечатление о ней, подкрепленное дивной красотой и простым скромным поведением женщины. Любое лжесвидетельство с ее стороны представлялось совершенно невозможным, как невозможно было поверить и в то, что она жила с мужчиной, которого не считала своим законным супругом. Тем не менее, — когда сам подсудимый, по обыкновению, тихим и ровным голосом попросил Бертран сказать суду, считает ли она его Мартином Герром, женщина потупила взор, смутилась и ушла от прямого ответа. К счастью для обвиняемого, судьи посчитали, что причиной колебаний Бертран был страх перед Пьером Герром и его зятьями и свидетельница просто боится говорить правду в их присутствии.

Тридцать свидетелей, выступавших на предыдущем процессе, были допрошены повторно и снова не смогли прийти к единому мнению. Одни определенно утверждали, что обвиняемый — Мартин Герр, другие столь же твердо заявляли, что это Тиль. Люди, помнившие Мартина Герра и Арнольда Тиля мальчишками, соглашались, что сходство между ними было поразительное, хотя, конечно, существовали и некоторые различия. Арнольд Тиль был стройнее Мартина Герра и крепче сложен. Я уже упоминал о ряде особых примет, бывших у Мартина Герра в детстве. Несколько свидетелей, прежде утверждавших, что и у Арнольда Тиля были некоторые из этих примет, если не все, теперь разошлись во мнениях относительно расположения отметин: одни заявляли, к примеру, что шрам был над правым глазом, другие — что над левым. Не нашлось двух свидетелей, показания которых совпадали бы полностью. Что касается других фактов, то и они обросли такими же противоречиями. Хозяин постоялого двора в Риу показал под присягой, что обвиняемый когда-то доверительно назвал ему свое подлинное имя — Арнольд Тиль. Два других свидетеля заявили, что, встретив обвиняемого на улице в обществе родственников Мартина Герра, они хотели приветствовать его как своего старого приятеля, Арнольда Тиля, но он знаком велел им молчать, а вскоре после этого один из свидетелей получил от подсудимого подарок, к которому прилагалась записка, гласившая: «Молчание — золото». (Помимо этих изобличающих показаний, судьи также знали, что в юности Мартин Герр был хорошим фехтовальщиком и владел баскским языком, родным наречием его отца, в то время как обвиняемый фехтовать почти не умел, а по-баскски не мог связать и двух слов.) Кроме того, один из дядек Арнольда Тиля, увидев обвиняемого в зале суда закованным в цепи, тотчас узнал в нем своего племянника и разрыдался. Эта невольная демонстрация чувств произвела огромное впечатление на судей, и они сочли поведение свидетеля убедительным доказательством в пользу обвинения.

Тем не менее, несмотря на вышеперечисленные и другие улики, изобличавшие подсудимого, некоторые свидетели, в том числе и братья Мартина Герра, оставались непоколебимы в своей уверенности и считали, что обвиняемый — и впрямь тот, за кого он себя выдает. В подтверждение своей точки зрения они привели характеристику Арнольда Тиля. Возможно ли, вопрошали они, чтобы такой неисправимый лодырь и враль, каким, по отзывам, был Арнольд Тиль, прожил три года в ладу и согласии с честной и достойной всяческого уважения Бертран? Вопрос этот поставил судей в тупик, и они вконец растерялись, не зная, какое решение принять. Весьма вероятно, что в конце концов они вынесли бы оправдательный вердикт, но на этом этапе слушаний обвинение, улучив удобный психологический момент, представило суду нового свидетеля, чем вызвало немалый переполох. Свидетелем этим был уже упоминавшийся нами человек на деревянной ноге, который утверждал, что он-то и есть настоящий Мартин Герр.

Увидев нового свидетеля, обвиняемый не выказал ни малейшего испуга или замешательства. Напротив, он держался все с тем же невозмутимым достоинством, столь присущим ему в продолжение всего процесса. Он объявил человека на деревянной ноге обыкновенным самозванцем, подкупленным Пьером Герром, а его появление в суде в качестве свидетеля назвал частью заговора, имеющего целью отнять у него законную жену и столь же законное наследство.

Человек на деревянной ноге, в свою очередь, пылко отрицал любую возможность подкупа и утверждал, что он — Мартин Герр. Но при этом он очень волновался, и его речь показалась многим из присутствовавших вымученной и неубедительной.

Однако обвинение предприняло еще один шаг, вероятно, тщательно отрепетированный заранее. Оно устроило Геррам очную ставку с человеком на деревяшке. Это и погубило подсудимого. Как только старшая из сестер Мартина Герра увидела нового свидетеля, она бросилась к нему на шею и назвала инвалида своим дорогим братом. Трое других сестер последовали ее примеру, а затем, когда в зале наступила напряженная тишина, судьи вызвали Бертран. Едва войдя в зал и увидев человека на деревянной ноге, она страшно разволновалась и со слезами бросилась на колени перед свидетелем, крича, что он и есть ее законный супруг, и умоляя его о прощении.

Это, по мнению судей, и решило дело. Они тотчас признали подсудимого виновным по всем пунктам и приговорили к смертной казни. Спустя четверо суток, 16 сентября 1560 года, приговор был приведен в исполнение.

Сначала осужденного, одетого в длинную рубаху, заставили обнажить голову, накинуть на шею веревку и, держа в руке тонкую свечу, преклонить колена перед папертью собора в Руи и молить о прощении Бога, короля, местные власти, а также человека на деревянной ноге, признанного настоящим Мартином Герром, и Бертран. Затем его с присущей эпохе жестокостью втащили на эшафот, возведенный перед домом Мартина Герра, и медленно удушили на глазах Бертран и всего семейства Герр, после чего останки были преданы огню.

Если Бернар и испытывала к нему какую-то жалость, внешне она этого никак не выказала. Напротив, создавалось впечатление, что мучения смертника совершенно ей безразличны. Вероятно, нет смысла сомневаться в том, что он действительно был самозванцем, поскольку в документах сказано, что перед смертью он сам без всякого принуждения сознался в своем преступлении.

С другой стороны, представляется весьма вероятным, что этот несчастный действительно был Мартином Герром и сделал ложное признание, боясь, что в противном случае его подвергнут ужасным пыткам.

А вот на вопрос, был ли Мартином Герром человек на деревянной ноге, по моему мнению, можно смело дать отрицательный ответ. Не будем забывать: солдат из Рошфора прилюдно заявил (вероятнее всего, по наущению Пьера Герра), что настоящий Мартин Герр потерял ногу на войне и ходил на деревянном протезе. Какой авантюрист, случайно лишившийся ноги, удержится от соблазна выдать себя за Мартина Герра, обладателя значительного состояния и красавицы жены? Зная о том, что Пьер Герр одержим ненавистью к человеку, который три года считался Мартином Герром, а затем был изобличен как Арнольд Тиль, этот авантюрист, разумеется, мог рассчитывать на немалую поддержку Пьера Герра и вполне оправданно полагать, что при таком влиятельном союзнике риск разоблачения не столь уж и велик.

Или, что еще более вероятно, Пьер Герр мог срежиссировать весь этот спектакль и заплатить человеку нд деревянной ноге за исполнение роли Мартина Герра.

Как я уже говорил, человек на деревянной ноге был смущен, отвечал на вопросы судей сбивчиво и уклончиво, и у многих присутствовавших в зале создалось впечатление, что он просто играет роль, которая дается ему неимоверно трудно. Будь он настоящим Мартином Герром, утверждали многие участники процесса, наверняка объявился бы в Риу или Артигуа задолго до суда. Но он этого не сделал. Возможно, его намеренно держали поодаль от города, чтобы избавить от необходимости отвечать на многочисленные вопросы любопытных.

Бертран и сестры Мартина Герра сразу же признали его в человеке на деревянной ноге, но этот факт ничего не доказывает, поскольку все они так же быстро «узнали» Арнольда Тиля. Обознавшись однажды, они вполне могли сделать это и во второй раз.

Впрочем, даже если забыть, что их опознанию грош цена, очень вероятным представляется другое: все они действовали под грубым давлением мстительного Пьера Герра.

Но, если ни человек на деревянной ноге, ни самозванец, казненный в Риу, не были Мартином Герром, что же тогда случилось с настоящим Мартином Герром? Давайте вспомним, что в последний раз Мартина видели спустя семь или восемь лет после его женитьбы, летним утром, когда он шагал по дороге прочь от своего дома через исчерченные стежками поля в сторону отцовской фермы. Известно, что у него было несколько заклятых врагов, молодых людей, горько завидовавших его процветанию, вожделевших жены и богатств Мартина. Разве не могли эти завистливые юнцы сбиться в шайку и, убив Мартина, закопать его труп в одном из многочисленных безлюдных местечек в окрестностях Артигуа?

Я не нашел определенных указаний на то, что такое объяснение исчезновения Мартина сколь-нибудь серьезно рассматривалось его современниками, хотя и мотив для убийства, и возможность совершить его совершенно очевидны, и, не будь Бертран так непоколебимо уверена (судя по всему, до самого начала судебного процесса), что человек, который называл себя ее супругом и с которым она прожила три года, действительно был ее мужем, я ничуть не сомневался бы, что Мартин Герр пал жертвой убийц. По моему мнению, именно непоследовательное и невразумительное поведение Бертран сделало невозможным всякое убедительное решение загадки исчезновения ее супруга.