Сентябрь 2017, Санкт-Петербург
В том, что предпочла непрезентабельное кафе фешенебельным ресторанам, был свой резон: окажись я в шикарном заведении, невольно бы думала о том, правильно ли я держу вилку, да и вообще веду себя, а не о куске хлеба.
Кажется, Лим это понял, потому что удивление быстро сменилось мимолетной улыбкой, после которой на лице вновь воцарилось невозмутимое безразличие.
— «На здоровье», подойдет? — бесстрастно поинтересовался демон.
— Да хоть «За упокоение», лишь бы кормили, — ответила почти на автомате.
Руки начали слегка подрагивать, безумно захотелось колы. «Похоже, уровень глюкозы в крови резко упал», — интерпретировала я свои странные желания.
Демон, больше не говоря ни слова, сжал в руках капсулу, активируя телепорт.
Спустя несколько мгновений мы оказались у входа типичной среднестатистической кафешки, каких в Питере — сотни.
Вот только когда вошли внутрь, поняла, что с присвоением статуса слегка погорячилась. Антураж деревенской избушки, теплой и уютной, с самоварами, лоскутными подушками, картинами, изображающими зимние народные гулянья, был милым и каким-то теплым.
Очарование испортила девица в псевдонародном мини-мини-сарафане, тут же подскочившая к нам с меню. Хотя ее наряд и был отчасти созвучен тематике заведения, но если бы наши прабабушки носили нечто подобное, то нас бы не было, потому как цистит, мастит, да и просто пневмония не смогли бы обойти вниманием в морозы эту любительницу макси-поясов в make-up-раскраске «хочу замуж, готова к охоте».
Официантка профессионально стрельнула глазками в Аарона и скороговоркой предложила традиционные русские блюда, меж тем показывая свободные столики.
Когда мы проходили мимо одного из зеркал, я мельком глянула в отражение: по залу шествовали черноволосый красавец — представитель золотой молодежи в стильных бежевых брюках, рубашке с небрежно расслабленным галстуком и темном пиджаке. От его образа веяло элитностью, удобством. Второй — рыжий, худой, с коротким ежиком волос, в свитере и джинсах. Этакий студент последнего курса. И собственно я — прыщавая девочка с брекетами лет тринадцати.
Теперь стала понятна реакция девицы, сделавшей стойку. Когда официантка удалилась с заказом, я ехидно поинтересовалась у дракона:
— Пускать пыль в глаза, это у тебя на генном уровне?
— А ты ревнуешь? — тут же провокационно протянул дракон, влезая в образ соблазнителя. — К тому же понравиться той, которая активно ищет себе мужа, легко. Достаточно улыбнуться.
Лим ничего на это не сказал, лишь сглотнул.
— Ну, судя по ее наряду, ищет она не своего, а чужого, и ненадолго, — мой голос был воплощением невинности.
От этого заявления дракон закашлялся, а Лим усмехнулся. Я же решила добить крылатого пижона:
— А про «пыль в глаза»… просто ты в этом образе понравился не только этой милой девушке, но и вон тому симпатичному пареньку, который вытягивал шею все время, что мы шли по залу, да и сейчас, судя по выражению его лица, находится… как это говорили во времена Николая Второго, в «душевном томлении».
Дракон непроизвольно заозирался и наткнулся взглядом на паренька. Тот, обрадованный, что его заметили, поднял ладонь и помахал, играя пальцами.
Аарон недовольно повернулся обратно. Его сморщенное лицо вызвало у меня улыбку.
Официантка вернулась быстро, неся заказ. Борщ с пампушками, жареные пирожки-карасики, вареники, морс… Запахи манили, аппетит был волчий, и казалось, что я осилю все это вмиг.
Зря казалось. Желудок, разбалованный диетической овсянкой, уже на пятом варенике выдал мне стоп-кодон, и я, печально вздохнув, опустила вилку с так и не обнюханным (не то что покусанным) шестым вареником.
Лим с азартом уписывал борщ, как будто и не имел французских корней, а был взращен исключительно на сибирских пельменях и пирожках. Аарон смаковал блины, прикрыв от удовольствия глаза. В общем, я поняла, что и дознаватель, и следопыт тоже не ели сегодня толком.
Решила не портить им некоторое время аппетит, но как только тарелки опустели, решила, что хорошего понемножку, а потому завела разговор о нашем дорогом маньяке и его презентах.
— Лим, а что дала экспертиза трактата? — начала осторожно.
Демон нахмурился, почесал за рогом и со вздохом выдал:
— Ничего хорошего. Следы все аккуратно подтерты. Можно лишь с уверенностью сказать, что записи не более месяца. Вот и все. Такое ощущение, что это очередная издевка убийцы, уверенного, что его не поймают.
— Это ты про семь металлов и семь планет? — уточнил Аарон.
В моем же мозгу крутилась навязчивая мысль: «Почему маньяк выбрал именно трактат Фомы Аквинского? Там же говорилось не об этих металлах, а о делении магии по группам и…»
— Каждой из жертв соответствует своя планета! — Лим опередил меня.
— Ну-ка, ну-ка…
Аарон щелкнул пальцами, и нас накрыл прозрачный купол, по сфере которого то и дело пробегали искры разрядов. Пристально за нами наблюдавший новоиспеченный поклонник дракона изумленно моргнул и потряс головой, не веря своим глазам.
— Теперь нас никто не потревожит, — пояснил Аарон.
Спустя полчаса чашки и тарелки были отодвинуты в сторону, а мы, практически столкнувшись лбами, с энтузиазмом рассматривали пять фотографий.
— Первая жертва, — протянул Лим задумчиво, и указательным пальцем выдвинул фотографию в центр. — Эмилия Кювье. Ее дар предсказательницы оценивался как высокий. Найдена мертвой под Бруклинским мостом три недели назад. Была студенткой Университета Магии и Чародейства в Новом Свете.
— Второй, — подхватил Аарон, втягиваясь, — Тарис Лерон. Стихийник, двадцать два года, дар средний. Найден в Булонском лесу. Кадет Военной академии в Париже, заметь, нашей с тобой, — вскользь упомянул дракон, обращаясь к Лиму. — А вот третий — Лианг Тэн, вообще восемнадцати лет, был эмпатом. Способности, кстати, весьма средние. На момент смерти обучался на дому. Кстати, и найден был на пороге собственной квартиры.
Две фотографии расположились справа и слева от центральной.
Я вглядывалась в девушку, широко улыбающуюся в объектив. Растрепанная челка, веснушки, рыжие непослушные кудряшки. Девушка-осень. «Как же ты не сумела предсказать свою смерть? А может, поэтому он с тебя и начал?» — подумалось вдруг.
Кадет в форме, коротко стриженный и с прямым, уверенным взглядом. Про такого можно было бы сказать: чистокровный ариец.
Мальчишка-азиат с плутоватым прищуром глаз и скрещенными на груди руками.
— Луна, Марс, Юпитер, — подвела я итог, помещая на шесть часов фотографию институтки, с которой имела честь посмертного знакомства — Алия Покобатько. Могла бы стать артефактчиком, если не ошибаюсь? — полувопросительно уточнила я. В голове еще не до конца улеглась информация, которой поделились господа следователи: крылатый и рогатый.
Лим утвердительно кивнул, и я продолжила:
— Выходит, Алия у нас Венера. Остается некромант, которого не уберег Сатурн, — фото Тагира легло сверху от центрального изображения.
Я вертела на столе фотографию Ника, размышляя о его даре. Не иначе алхимик, которому ярче всех должно светить Солнце…
— А кем был Йож? Они ведь вместе с Ником пропали?
— Стихийник… — нехотя ответил дракон.
— Вы тоже думаете, что Статис попал с Ником за компанию? — озвучила я витавшую в воздухе мысль.
Спутники молчали, но тишина была красноречивее любых слов. Наконец дракон заговорил, возвращаясь к обсуждению:
— Тогда, согласно нашей теории, у него недокомплект. Не хватает Меркурия — порталиста или временника. И если первых наберется изрядно, с сильным и средним уровнями дара, то временники почему-то крайне редки. Так что финальная жертва нашего маньяка наверняка окажется из тех, кому легко подчиняется пространство.
Лим запустил руки в волосы и с остервенением почесал голову.
— И все же я не понимаю, по какому принципу он их отбирает? Уровень дара? Но у кого-то он средний, у других — высокий. И выдергивает из разных мест по совершенно непонятному принципу.
— Зато в соответствии с планетами. Ни разу не повторился, будто на парад… — протянул Аарон, а потом словно споткнулся о свои же слова и закончил: — Или не словно.
Глаза Лима загорелись азартом.
— А если это эффект Тельмы?
— Это ты про то, что магическая составляющая накопителя резонирует с планетой, а если этих планет будет семь и они выстроятся в ряд или пентаграмму…
— Вы это про что? — я почувствовала себя дурой, которая не знает элементарщины.
Рыжий решил-таки меня просветить:
— Эффект Тельмы проходят на четвертом курсе теоретической магии. Усиление и ослабление резонанса дара. Если отобрать дар у всех семи носителей и дождаться парада планет, активировав их, то мы получим резонансную волну сверхвысокой силы. Правда, это бред. Волна убьет в первую очередь того, кто ее создал.
— Ты сказал: дождаться парада планет. Но это же явление бывает раз в сто, а может, и тысячу лет… Не будет же наш маньяк жить вечно в его ожидании.
— А ему и не надо, если он способен перемещаться во времени, — возразил Лим.
— Знаешь, кажется, насчет Распутина ты был прав…
Пока рыжий демон объяснял мне азы магической науки, Аарон зарылся носом в планшет (вот уж не думала, что маги так активно эксплуатируют достижения человечества) и, судя по его сосредоточенному лицу и скользящим по монитору пальцам, что-то активно гуглил.
— Что конкретно ты имеешь в виду?
— Парад семи планет состоялся как раз в 1907 году…
В наступившей тишине было слышно, как муха с упорством Эдисона, изобретавшего лампочку, раз за разом билась о прозрачный купол.
— Надо бы его допросить, — Лим ничуть не шутил.
— И с какой формулировкой? — также на полном серьезе спросил Аарон. — К тому же тебе в конец девятнадцатого века соваться никак нельзя, сам знаешь, ты и твой дед — ваши ауры словно калька, а он…
У меня же, тихо листьями шурша, крыша ехала спеша.
Вторую часть утверждения дракона рыжий благополучно пропустил, ответил лишь на прямой вопрос:
— Он единственный в данном временном промежутке, кто теоретически мог бы осуществить такой скачок по спирали.
— Вот в том-то и дело, что «теоретически», «мог бы». Но даже если это и он, то у нас одни предположения, — повысил голос дракон, распаляясь.
Лим же был спокоен, как Т-34, возвращающийся с европейских каникул в мае сорок пятого.
— Я думаю, что, покопавшись в свитках предсказаний, сумею найти ответы на некоторые из прозвучавших вопросов, а чтобы не томить тебя в ожидании, Аарон, мы посетим архив вместе. Ведь не мог наш дорогой Григорий Ефимович, великий провидец прошлого века, ни словом не упомянуть об этом самом параде, — Лим выдержал мхатовскую паузу и припечатал: — Что же до того, как допросить Распутина: вы со Светой сумели нырнуть по спирали значительно дальше, следовательно, и в 1907 год сумеете попасть.
Моего громкого решительного «нет» и экспрессивного взмаха руками сфера не выдержала и лопнула.
Звуковая волна полетела дальше, заставив вздрогнуть официантку и нескольких завсегдатаев, трапезничавших в вечерний час.
— Счет, пожалуйста, — демон был как всегда бесстрастен.
Девушка подошла к нам фирменной походкой от бедра, а я краем глаза заметила, как в руке Аарона мелькнул белый уголок картона. Не иначе, визитная карточка? Вот уж мартовский котяра, желающий покрыть всех кошечек в округе и отметиться в генофонде питерской популяции наверняка.
Официантка положила на стол кожаный переплет, и я тактично развернулась всем корпусом к Лиму, не мешая Аарону всунуть вместе с купюрой и свои реквизиты в коричневую папку.
— Телепортируешь обратно в институт? — в моем голосе прозвучало больше усталости, чем хотелось бы.
— Конечно. Пошли, — рыжий в начале моей фразы чему-то загадочно улыбался, но в последний момент, глянув мне за плечо, помрачнел.
Едва мы оказались за порогом кафе, как демон активировал капсулу переброски. Чуть припозднившийся тень едва успел.
Яркий, обжигающий, проникающий, казалось бы, везде свет, дезориентация, и я чувствую вновь пол под ногами. Уже по привычке медленно открываю глаза, в которых очертания предметов слегка расплываются.
Библиотека, уже ставший родным пылающий камин, полумрак и Лим, держащий меня за плечи чуть дольше, чем это необходимо.
— Доставил в целости и сохранности, — скупая улыбка, которую он, как будто против собственной воли, подарил мне на миг. — Это тебе.
И все же странный у демонов ритуал ухаживания. И подарки странные. Допустим, к еще одному флакону духов (кстати, на этот раз с ароматом фиалки, судя по этикетке) я была морально готова, но вот к потрепанному бульварному дамскому роману…
— Мм, спасибо, — я постаралась быть вежливой, хотя знойная красотка, изогнувшаяся чуть ли не в мостик в объятиях перекачанного работника шеста (ну не может у нормального мужика быть такой бронированный зад и пресс в рельефе стиральной доски), читать как-то не вдохновляли.
Сразу же вспомнились строки из некоторых «шедевров», которые довелось читать в период прыщей и первых свиданий. Цитаты: «Ей хотелось умереть, но вместо этого она уснула», «Ее длинные ноги впадали в высокий тяжелый зад», «Она покраснела от смущения, но продолжала царапать его задницу», «Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было. А сегодня он вошел в нее, чудесным образом заполнив ее целиком» и им подобные еще тогда заставляли меня недоумевать, а уж сейчас… Эту мысль я постаралась корректно донести до Лима:
— У меня не так много времени, боюсь, что не смогу в ближайшее время ее прочесть, к тому же подобного рода литературу вряд ли одобрит классная дама.
Демон в первое мгновение непонимающе уставился на меня, а потом кончики его ушей покраснели, хотя голос ничуть не выдал рогатого:
— Это всего лишь обложка. Искал форзацы, которые бы не привлекли внимания. Подумал, что среди девушек такая литература популярна. Внутри практическая магометрия. Том шестой. Перемещение во времени и пентаграммы для построения телепорта с учетом спиральной структуры. Этого предмета, насколько я узнал, нет в учебной программе этого института, а тебе все же следует подстраховаться.
Теперь дурой чувствовала себя уже я. Ну что мне стоило сначала полистать книжку?
Огонь плясал в камине сальсу, играли тени на стене, а мы стояли друг напротив друга, как влюбленные у двери подъезда, не зная, что еще сказать. И нужно ли вообще что-то говорить?
Хлопок и запах озона возвестили о том, что открылся еще один телепорт. Сомнений не было, это появился Аарон, весьма мрачный и недовольный.
— Не могли подождать? — раздраженно произнес он, обращаясь лишь к рыжему.
— Просто не хотели тебе мешать, — лукаво протянула я, неосознанно прижимая роман к груди.
Моя фраза заставила подавиться дракона следующим возражением, уже готовым слететь с его языка. Я же, повернувшись спиной к обоим, плавно двинулась к выходу из библиотеки. Еще никогда не старалась держать спину столь прямо, а идти — грациозно. Жаль, не было зеркала, чтобы увидеть себя со стороны, но почему-то была уверенность, что хореограф бы в этот момент мною гордилась.
Когда мы скрылись за поворотом, тень, крутившийся юлой под ногами, глумливо протянул:
— А визиточку этот ящер официантке так и не отдал, повертел в руках, посмотрел на тебя с этим рогатым аристократом и убрал обратно в карман.
— И что, я должна от этого заявления обомлеть?
Тень насупился и ненадолго замолчал, но потом природная болтливость этого бестелесного все же взяла свое:
— Ну хотя бы проникнуться… Между прочим, Аарон считается первым любовником и покорителем женских сердец последнего времени. Но если дракон решил заполучить какое-то сокровище, он пойдет на все. А ты для него — самое ценное сокровище, поскольку от тебя его крылатая ипостась захотела потомства.
— То есть ты хочешь сказать, что не дать свой телефончик смазливой девице — это для Аарона подвиг? — иронии в моем голосе было с избытком, но тень, казалось, не заметил.
— И еще какой, — воодушевился собеседник. — Он же как-то давно даже хвастался, что его религия требует покорять по женщине в день. А сейчас, как утверждает моя привиденистая кухарочка, по дортуарам ходят слухи, что Аарон, когда просил кого-то из институток себе в жены, дал обещание Распределителю, что не будет не то что изменять супруге, а станет-таки образцовым семьянином.
Из всей тирады я поняла лишь одно: слух о том, что этот крылатый помойный кот затребовал себе жену, уже пошел, и пошел далеко. Хорошо хоть, мое имя пока не всплыло.
Молчание было воспринято тенью с энтузиазмом, и он продолжил тоном профессиональной свахи:
— Так что могу поспорить, сегодня ночью институткам в дортуаре будет не до сна: попробуй-ка угадай, кого глава клана горных драконов выбрал себе в невесты из полутора тысяч воспитанниц?
По спине от этих последних слов бестелесного циника пробежал холодок. А что будет, если узнают? На столь нежеланное мною место ведь есть целый ряд претенденток, и они могут быть весьма изобретательны…
За неприятными размышлениями миновала коридор и опомнилась уже у самой двери дортуара. На этот раз решила не выливать на себя все содержимое, а лишь несколько раз нажала на распылитель.
Аромат оказался хоть и иным, но столь же отвратным. Закралось чувство, что Лим специально выбирает столь неприятные запахи.
Моего появления почти никто не заметил. Несколько девиц обернулись, мазнули по мне взглядами и вновь обратились к Карамельке.
А блондинка (пушок волос уже явственно свидетельствовал о цвете шевелюры), собравшая вокруг себя почти всех обитательниц дортуара, о чем-то рассказывала с придыханием. Вслушалась и чуть не прыснула.
Нефилимка заливалась соловьем о том, как Аарон просил ее руки. Остальные институтки молча внимали. Когда она закончила свой рассказ, демонесса, сидевшая до этого момента на своей кровати, лишь ехидно уточнила:
— А твой «жених» тебя без паранджи-то видел?
Судя по азартному блеску в глазах некоторых, демонесса только что подала отличную идею. Я могла поспорить на что угодно, что завтра Карамелька не найдет свою катташи, которая так удачно маскировала ее лысую макушку.
Утро у меня и кицунэ началось с ненависти. Моей — к корсетам, у оборотницы — к шнуркам. Сил у девушки было как у бодибилдера со стажем, но мои кости утягиваться в эти дамские доспехи девятнадцатого века категорически не желали.
— Выдохни еще, — требовательно приказала рыжая.
— Я и так весь воздух из легких уже выгнала. Там уже одни ребра, — как ни странно, возражать я еще могла.
— Давай, сильнее выдыхай. Да и за спинку кровати держись, а не как в тот раз, когда мы кубарем в стенку полетели, стоило чуть дернуть.
Тень же безмолвно потешался над нами двумя. Ну да, кицунэ стояла, уперев колено мне в копчик, и тянула шнурки корсета на себя, как заправский возница вожжи. А я вцепилась в изголовье кровати кошкой, оседлавшей макушку дерева, на которое сдуру залезла и не знает, как спуститься.
— Все! — Спустя некоторое время облегченно выдохнула оборотница, когда узлы все же были затянуты. — Ты идешь на завтрак?
— Нет.
Мысль о том, что я должна что-то проглотить в этом корсете, вызывала приступ тошноты. Я и дышала-то через раз. Зато институтская форма сидела на мне, как на вешалке. Одевшись и умывшись, я сразу пошла на занятия. Первой парой значилось таинственное соблазнение.
Я опустилась на край черной скамьи, приделанной к пюпитру, за которыми сидели институтки во время занятий. Хотелось опереться на деревянную спинку, но слишком уж прямая, корсетная осанка решила все за меня. Так и осталась сидеть излишне ровно.
Аудитория постепенно заполнялась институтками. Гордыми, надменными, смешливыми и стеснительными, слегка возбужденными и нетерпеливыми. У меня же все эмоции, по ощущениям, утянул в свои жесткие ребра корсет.
Прозвенел звонок, и в класс вошла, как говорят французы, la femme fatale. Эта роковая красавица напомнила мне женщину-сокола, женщину-кобру. Не удивлюсь, если она покоряла мужчин с изяществом умелой укротительницы.
— Доброе утро, мои юные воспитанницы, — поприветствовала она аудиторию, воцаряясь за кафедрой.
— Мое имя Нарин Браскес. Обращаться на «вы» и по имени. На протяжении шести лет я буду преподавать у вас то, что в программе института называют «Соблазнение», — бархатный грудной голос обволакивал, а легкое грассирование придавало звучанию особый шарм.
Преподаватель обвела изучающим взглядом притихших институток. Довольная результатом, Нарин улыбнулась и продолжила:
— Если вы думаете, что на наших занятиях мы будем обсуждать глубину декольте и частоту томных вздохов, то вынуждена вас, юные леди, разочаровать. По окончании института из этих стен должны будут выйти в свет не тургеневские девушки и не ветреные кокотки. Я должна буду сделать из вас умных, цельных женщин.
На это заявление с последней парты кто-то разочарованно протянул:
— Ну вот, а как же роковые красавицы…
В отличие от преподавательницы по основам гегеалогии, Нарин не стала заострять внимание на выкрике, а, иронично изогнув бровь, промолвила:
— Рок равнодушен к судьбам, в том числе и этих самых роковых красавиц. Ваша же задача — стать благородными чародейками, за которых будет, как минимум, не стыдно вашим мужьям, и, как максимум, вы сами сможете приобрести определенный вес в обществе. Все понятно?
Абсолютная тишина была ответом. Не знаю, как остальные, а я прониклась речью этой Маргариты Валуа наших дней.
— Итак, начнем. Кто мне ответит, на что обращает внимание обычный мужчина при встрече с девушкой?
— Лицо.
— Глаза…
— Грудь?
— Одежду!
Институтки осмелели и начали выдвигать свои предположения. Кто робко, кто уверенно.
Когда выкрики стихли, Нарин изящно провела пальцами по краю кафедры, словно смахивая невидимую пыль и уделяя этому процессу все свое внимание, а потом подняла на нас взгляд и промолвила:
— Нет. Неверно. Осознанно или подсознательно, но мужчина обращает внимание на внутренний посыл, который идет от любой женщины. А вот чародею доступна еще и астральная сфера. Поэтому он инстинктивно оценивает еще и уровень магии, и то, насколько редок дар у леди, что перед ним. В этой аудитории я вижу минимум трех девушек, которые могут заинтересовать уже этим своим качеством.
— Это как? — демонесса с соседней парты с недоверием посмотрела на Нарин.
— А вот так, — в тон ответила преподавательница, но потом все же решила пояснить: — Любой маг желает, чтобы его дети были, как минимум, по силе равны ему и унаследовали именно его дар. Если у партнерши способности слабые, то вероятность рождения детей с даром первой или высшей категории значительно ниже. К тому же редкий дар дает высокую долю вероятности, что у наследников появятся именно способности отца, а не матери. Это как у людей: джентльмены предпочитают блондинок. Не осознанно, а подсознательно.
— Потому что ген, отвечающий за блонд, рецессивен и на нем ярче проявляется генофонд отца? — вырвалось у меня помимо воли.
Нарин прицельно посмотрела на меня, а потом, качнув головой в знак согласия, добавила:
— Все верно. Но это лишь первое впечатление, длящееся доли секунды, все остальное уже зависит от вашего ума и вашей внешности. А посему на сегодняшнем нашем занятии мы детально разберем, как произвести это самое первое и неизгладимое впечатление. Записываем, дорогие мои.
Преподаватель взмахнула указкой, и на доске появилась каллиграфическая надпись мелом: «Пункт первый: взгляд, мимика, жесты». Как пояснила Нарин, именно они важнее любого одеяния и прически. Потому что именно глаза и язык тела выдают наши внутренние силу и слабость. А вот то, на что женщины тратят уйму времени перед выходом в свет, шло вторым пунктом. Нарин жестоко развенчала мифы о том, что «чем короче юбка, тем короче путь к сердцу мужчины» и что «дымчатый макияж создает образ светской львицы», а затем подвела к мысли, что даже при отсутствии одежды на женщине отсутствие ума, увы, заметно. По этому самому пункту — интеллект — преподаватель выразилась весьма емко:
— Ни одно декольте не возбуждает мужчину так, как женский орган из четырех букв.
Несколько сдержанных смешков не смогли ее смутить, и она продолжила:
— Я имела в виду мозг, а то, о чем вы подумали, удовлетворяет самцов горилл. И чтобы у вас, юные леди, больше не было двояких толкований, к следующему уроку будьте добры подготовить развернутые отзывы по романам: «Сто лет одиночества» Маркеса, «На Западном фронте без перемен» Ремарка и «Шум и ярость» Фолкнера.
— Но это же предмет «соблазнение», а не «мировая литература», — надула губки Карамелька.
Нефилимка, сегодня все утро безрезультатно проискавшая катташи, демонстрировала отрастающий ёжик волос.
— Да, но гламурея не всегда бывает под рукой, в отличие от эрудиции и ума. Хотя в вашем случае и того, и другого потребуется изрядно. Но все же отвечу на ваше возражение: благородная дама не должна много болтать, но в то же время она должна уметь поддержать разговор. Литература же расширяет ваш кругозор и словарный запас. А раз вы, дорогая моя, любите поговорить, то вам я назначаю рандеву еще и с «Очарованным странником» Лескова.
Карамелька открыла было рот и тут же закрыла, сообразив, что за еще один выкрик удостоится дополнительного свидания с Шекспиром или Диккенсом.
Нарин бросила взгляд на настенные часы, висевшие над дверью, и провозгласила:
— У нас еще есть десять минут на практику. Попрошу вас встать из-за парт, — пронеслось по аудитории мягкое грассирование. — Представьте, что я — юный джентльмен, которому вы бы хотели запомниться. У вас всего несколько секунд. Предпринимать можно все, в пределах этикета.
Преподаватель начала свое неспешное шествие. В нее стреляли глазками, роняли под ноги тетрадки, томно вздыхали и невзначай касались плечом. Когда от меня до Нарин оставалось несколько шагов, я почувствовала, что сиделось мне значительно лучше, чем стоялось. Голова начала кружиться, и я решила совместить приятное с полезным: задержала дыхание и, как только femme fatale подошла ко мне, с чувством выполненного долга грохнулась в обморок прямо на нее.
Очнулась от противного запаха нашатыря, который, по ощущениям, заехал мне хуком прямо в нос, и первое, что услышала:
— Ставлю вам «отлично». Прием, конечно, стар как мир, но отыгран мастерски. Ни тени лжи, а краски на вашем лице… поздравляю, вы прирожденная актриса!
Спина через корсет ощущала жесткую спинку скамьи, вокруг столпились институтки, возглавляемые мадам Браскес с нюхательной солью в руках, а мне хотелось одного: ослабить шнуровку.
Звонок, ворвавшийся в аудиторию, вывел замерших девушек из оцепенения.
— Все свободны, — возвестила Нарин и, обращаясь уже ко мне, добавила: — Мадемуазель Смирнова, попрошу вас задержаться на минуту.
Не сказать, чтобы я сильно рвалась к выходу. Для этого нужно было бы, как минимум, принять вертикальное положение, а я так удобно устроилась. Да и упасть со скамьи тяжелее.
Когда аудитория опустела, госпожа Браскес подошла ко мне и прищелкнула пальцами. Я почувствовала, как шнуровка, словно живая змея, заскользила по лопаткам, как развязался тугой узел, ослабляя хват ребер корсета.
Воздух, ворвавшийся в легкие с глубоким вздохом, опьянил не хуже глотка коньяка: качественно и надолго.
— Здесь не стоит доверять даже стенам, не то что соперницам, — грассирование исчезло из ее речи, будто актриса вышла из кадра и скинула с плеч опостылевшую роль.
— Спасибо, я поняла, — ответила первое, что пришло в голову, и вопросительно посмотрела на Нарин. Не зря же она оставила меня здесь? Ослабить шнуровку можно было и не столь эффектно.
— Наверное, недостаточно поняла. В этом заведении все направлено на то, чтобы через шесть лет в свет вышли идеальные жены советников, дипломатов, аристократии, глав кланов, родов, домов… Даже то, что вас кормят, как воробьев, и то подчинено этой незримой дрессировке. Быть пунктуальной, всегда приходить в столовую, как бы тебе этого не хотелось, потому что ты вечно голодна… А как умело преподаватели будут вас стравливать, поддерживая интриги и лицемерие, — глубокий, печальный вздох, отведенный в сторону взгляд, руки, которыми она обхватила плечи…
— Вы сами воспитанница института? — я скорее утверждала, чем спрашивала. — И прошли сами через все это, а значит, должны соответствовать канонам… тогда я не понимаю, зачем вы сейчас мне помогаете?
— Видишь ли, я не разделяю взглядов директрисы этого почетного заведения, но она не может уволить меня по одной простой причине: рекомендация верховного дознавателя. Мой покровитель прямо намекнул госпоже Веретес: вслед за моим увольнением последует ее. Так что я в этой золотой клетке по воле и из-за ревности своего любовника, которому претит мысль о том, что на его женщину может посмотреть другой мужчина.
Подумалось, что Нарин стала заложницей собственной красоты.
Она же вскинула голову, словно так могла избавиться от печальных мыслей, и произнесла:
— Тебе стоит выучить простое заклинание. С твоим уровнем дара даже без особых усилий и длительных тренировок все должно получиться. Повторяй за мной: comerindoconlaforzadellasua.
Я послушно протянула: «Комериндоконлафорза…» Было ощущение, что я дикая интуристка, пытающаяся враз освоить тонкости местного диалекта. Нарин же, кажется, была довольна.
— Хорошо. Теперь к словесной составляющей добавь мысленную. Точно представь, что ты хочешь сделать. Представь детально, осязаемо, словно твои руки прикасаются к шнуровке, затягивают ее. А потом вложи в эту мысль все свое желание. Именно оно и будет тем ручейком, по которому сила твоего дара потечет в канву заклинания.
Я попыталась сделать все в соответствии с инструкцией. С первого раза не получилось, со второго тоже, впрочем как и с пятого. Виски взмокли, пальцы болели, корсет я уже ненавидела лютой ненавистью… На шестой раз получилось, причем так, что я непроизвольно вскрикнула: так резко и сильно затянулась шнуровка.
— Отлично, а теперь мысленно ослабляй, — Нарин смотрела на меня внимательно и сосредоточенно, словно змеелов на кобру, раздувшую капюшон.
Я прикрыла глаза, отпуская воображаемые шнурки, и почувствовала, как дышать становится легче.
— Для первого раза совсем неплохо, — прокомментировала преподаватель. — А теперь тебе пора, скоро начнется следующее занятие.
Она уже было собиралась выйти из аудитории, когда я ее окликнула:
— И все же зачем вы это сделали? И почему нас на занятиях не обучают заклинаниям и магии?
Нарин обернулась:
— Многие, пришедшие сюда, уже владеют азами чародейства, тех же, кто не умеет управлять даром, начнут обучать индивидуально, сразу после бала. Опережая очередной вопрос: бал — это своего рода смотрины, когда показывают «товар лицом». Дикий, необузданный дар манит мужчин-магов, как непокоренная вершина, опасная, неуправляемая, сулящая порою гибель и оттого вдвойне притягательная. Но жить и не уметь контролировать свой дар опасно и противозаконно, поэтому тебя покажут на балу, ты запомнишься многим, а потом тебя вновь спрячут за этими стенами. Когда же ты выйдешь отсюда через шесть лет… ты будешь желанной, но обученной — истинной благородной чародейкой.
— И все же отчего?.. — я не закончила, но собеседница поняла, что ее длинный ответ не сбил меня с мысли.
— Решила помочь, потому что в тебе я увидела себя… А еще мой дар провидицы говорит мне, что с тобой не все так просто.
Я хотела бы продолжить наш разговор, но звонок оповестил о начале следующего занятия, на которое я опять безбожно опаздывала.
Увы, на теоретическую магометрию попала, только выслушав длинную нотацию от госпожи Брыльски. Наконец эта дама, перманентно находящаяся в состоянии раздражения, желчно бросила, чтобы я садилась на свое место, и продолжила лекцию.
На середине ее монотонного монолога, когда от конспектирования уже немела рука, в дверь аудитории постучались. Оказалось, что Брыльски срочно просила подойти к себе директриса.
Лектор, быстро дав нам задание, ушла, а я, воспользовавшись тем, что институтки занялись чем угодно, но только не рьяным конспектированием параграфа, достала «романчик» Лима. Поймала несколько презрительных взглядов соседок. Ну да, аляповатая вульгарная обложка была призвана охарактеризовать содержимое лучше всяких слов.
Нацепила на лицо мечтательное выражение и приступила к чтению. Не скажу, что векторы построения временного телепорта вдохновляли, но эти знания мне были жизненно необходимы, а потому я пыталась досконально разобраться в написанном, а не просто запомнить.
Брыльски так и не пришла до окончания занятия, что обрадовало всех. Со звонком мы дружной гурьбой отправились в столовую.
Известие о том, что бал в этом году состоится на полторы недели раньше намеченного срока, накрыло институток волной тайфуна во время обеда в столовой. Вошедшая директриса была немногословна, сообщив лишь, что принимающая сторона приносит свои извинения за спешку, связанную с внутренними причинами военной магической академии. Госпожа Веретес также огласила список из двадцати дебютанток. Увы, как и предполагал тень, мое имя в нем наличествовало.
— Попрошу всех, чьи имена я назвала, прийти сегодня в три часа пополудни в костюмерную, — закончила она свою речь и удалилась под гробовое молчание.
Сразу же после того, как свечение телепорта исчезло, столовая буквально взорвалась. Кто-то был недоволен тем, что ее не включили в список, кто-то фальшиво поздравлял.
Я же подсчитывала, сколько осталось до этого самого бала, выходило, что всего лишь пара дней.