Институт благородных чародеек

ГЛАВА 3, В КОТОРОЙ ПРИСУТСТВУЮТ НАУЧНЫЕ И ЖИТЕЙСКИЕ ДИСЦИПЛИНЫ

Август 2017, Санкт-Петербург

Когда открыла дверь и вошла в дортуар, сначала на меня никто не обратил внимания, но потом костыль надсадно заскрипел, с лихвой отыграв роль реквизита, сделавшего сцену без участия актера: все взгляды разом обратились на меня.

Повисла немая сцена, требовавшая хоть какого-то объяснения с моей стороны. Не нашла ничего лучше, чем улыбнуться и невинно захлопать ресничками:

— Вот, прогулялась немножко… — во время этой короткой реплики я ощущала себя потомственной клинической идиоткой. Впрочем, пусть лучше меня считают недалекой дурой, чем препятствием на пути становления миссис Дейминго, — а лестницы тут оказались слишком крутые, зато лекарь — замечательный. Помог добраться до лазарета и ногу вправил…

На последние заявления послышалось фырканье и смешки.

— Ах, mademoisell’ечки, — коверкая институтское обращение «мадемуазель-с», заявила та самая девица с внешностью наваниленной Барби, — что с убогой недомагички взять? Она-то небось даже азов не то что магии, а дефиле не знает… Как только попала сюда?

Гламурная стерва облила меня волной презрения. «Так, понятно, пока я совершала моцион, произошел дележ не только шкуры Лима, но и власти. И, судя по всему, в лидеры выбилась вот эта цокалка», — отстранение подумала я. На этот ее выпад хотелось ответить правду в стиле: «Девочки, я тут немножко осужденная, с бесконтрольным даром, так что, если состарю до смерти кого ненароком, вы не обессудьте». Увы, прекрасно понимала и последствия таких слов: я наживу себе врага в первый же день пребывания в институте. А мне и трупа на сегодня достаточно, потому решила примерить маску глупой, недалекой и безобидной девицы без породистой родословной.

В притворном отчаянии закусила губу и опустила взгляд. Пришлось задержать дыхание, чтобы щеки покраснели, имитируя стыдливый румянец.

— Не обращай на Камилу внимания, у нее яду столько, что сам аспид позавидует, — слова, обращенные ко мне, принадлежали той самой длиннокосой демонице.

Я понимала, что сейчас она произнесла это не для того, чтобы поддержать меня, а скорее уколоть соперницу, но как говорится: «Враг моего врага — мой друг, пока наш совместный противник — не труп». Посему ответила на реплику смущенной улыбкой, как этого требовала роль, которую я сама себе же и назначила. Между тем демоница демонстративно отложила расческу, которой расчесывала волосы, и подошла ко мне. Милосердие в ее глазах отсутствовало напрочь, хотя спокойному мягкому голосу зааплодировали бы херувимы:

— Давай помогу, — пропела она и представилась: — Меня, кстати, Шейлак зовут.

— Спасибо, а меня Светлана, — пришлось ответить такой же любезностью и принять помощь.

Карамелька, которая, как оказалось на поверку, способна стать донором-рекордсменом при сборе яда в серпентарии, молча кривила губки, глядя на то, как я с демоницей шагаю между кроватями. То ли посчитала отвечать ниже своего достоинства, то ли попросту не нашла чем крыть, чтобы не потерять лицо.

— Жаль, что на ужин ты опоздала, — пояснила Шейлак после того, как мы добрались до моей кровати. — Сейчас все переодеваются и готовятся ко сну. Я могу тебе помочь. Хочешь?

Хотя эта забота и была выказана благожелательным тоном, но я кожей чувствовала, что правильный ответ на этот вопрос: «Нет». Невольно подумалось: «А демоница — более опасный противник, чем эта Карамелька. Блондиночка действует в открытую, как избалованная девчонка, привыкшая все получать по первому требованию. Шейлак же — тонкий психолог, великолепная актриса и стратег, прямо как кардинал Ришелье», — пришло на ум неуместное сравнение.

— Спасибо, но не стоит, — я мягко, неуверенно улыбнулась и подняла на рогатую красавицу взгляд. Постаралась, чтобы в нем была искренняя благодарность, но, похоже, чуток переборщила, уйдя в зону «щенячий восторг», поскольку губы демоницы на долю секунды раздраженно скривились.

«Перелет. Лежим в окопе», — констатировала я и потянулась за стопкой белья, лежавшего в изголовье кровати.

Помощница поняла, что на этом ее миссия и роль благородной спасительницы от гнета Камилы благополучно завершены, и направилась в сторону своей кровати. Я же начала переодеваться, прикидывая, как половчее стянуть джинсы, не потревожив фиксаж.

Когда справилась с процессом переодевания и вошла в умывальню, что примыкала к дортуару, глазам моим предстала неожиданная картина. Признаться, я, дитя двадцать первого века, не ожидала увидеть пусть и вычурно-помпезный, в стиле ампир, но медный желоб, тянущийся вдоль стены, над которым помещались две дюжины кранов. Никогда не понимала, почему надо пользоваться в быту предметами старины. Да, они роскошны и дорогостоящи, хотя бы за счет того, что являются произведениями искусства, живым голосом истории, но я считала, что место для таких экспонатов — музей, но никак не дамская комната. Меж тем руководство института думало иначе. Меня вообще с того момента, как я вошла в ворота дворца, не покидало ощущение, что время здесь словно застыло. Как будто декорации прошлых эпох могли привить истинное благородство, которое в наше время стало похожим на привидение: многие о нем говорят, но мало кто его видел.

Шум, царивший в умывальне, был чем-то схож с птичьим базаром: та институтка, что напомнила мне горгону, обдавала брызгами холодной воды остроухую эльфийку. Последняя визжала, выйдя ради такого дела из апатии.

Я подошла к одному из кранов и повернула вентиль. Сильная струя ударилась в медный желоб, обдав брызгами меня и соседку справа. Девушка, которая приняла по моей вине душ, больше всего напоминала девочку-осень: рыжая, с россыпью конопушек и хитрющим взглядом чуть раскосых глаз.

— Ты ведь не из благородных? — она начала разговор первой.

Отрицать очевидное не имело смысла.

— Да.

— Я тоже. Меня зовут Арико Тэн, — а потом, шкодливо улыбнувшись, добавила: — Я — кицунэ.

Краем глаза видела, как при этих словах моя тень заинтересованно потянулась к оборотню. Так, похоже, кто-то уже нашел объект для обогащения информацией по особенностям институтской жизни.

Лиса же, ничего не подозревая, продолжала:

— Не обращай внимания на высших. У них постоянно такие разборки: кто чьим мужем будет, чуть ли не с пеленок. Каждая хочет урвать себе куш власти и денег побольше.

В голове вертелся бестактный вопрос, который я никак не могла обличить в более корректную форму, а потому спросила как есть:

— А ты как сама оказалась в этом высокородном виварии?

Лисичка, похоже, не привыкшая к откровенным вопросам, столь же ожидаемым, как БТР на сцене Мариинки во время «Лебединого озера», на секунду замерла с губкой в руке. Я уже сожалела о сказанном, как вдруг кицунэ, тяжело вздохнув, призналась:

— Меня посчитали перспективной болонкой, от которой больше выгоды при вязке с благородным, чем если бы я взялась охранять дом…

Такой неприкрытый цинизм по отношению к себе вызывал мурашки. Тэн же горько усмехнулась своему отражению в зеркале, которое висело над кранами.

— Отец решил, что если я буду учиться в обычном магическом университете, то максимум, чего смогу достигнуть, — стать хорошим специалистом. Но даже отличный работник не пробьет «стеклянного потолка» без связей, — она с ненавистью выдохнула.

У меня было ощущение, что ее слова — невольная исповедь Арико самой себе, оправдание и мантра одновременно. Ей, как и мне, было одиноко и тяжело в этом институте, она подсознательно искала того, кому могла бы выговориться.

— Это только у людей дворник может стать министром финансов, да и то, я полагаю, это не больше, чем предвыборный пиар-ход, миф двадцать первого века. Здесь же все иначе: будь ты хоть трижды гений, выше определенного ранга не продвинешься. Да, есть исключения, но они лишь подтверждают правило: титул и деньги открывают двери, в которые простым магикам ход заказан. У меня же оказался достаточно сильный дар, и отец решил пойти ва-банк. Ведь этот институт — как племенной загон, из которого Распределитель вот уже пятьсот лет отбирает спутниц для сыновей высшего чародейского света. Сюда попадают девушки двух категорий: с сильным даром, способным передаться наследникам, и высокородные по праву рождения.

— И ты согласилась? Это же амбиции твоего отца…

— Не амбиции, а здравый смысл. Я отдаю отчет в том, что продаю себя на этом аукционе честолюбия. Но зато мои дети будут вольны в выборе, которого ни у меня, ни у моей матери не было.

Я помотала головой. Никогда не принимала восточного мировоззрения, которое считает одного человека лишь винтиком большого механизма, зачастую пренебрегая его уникальностью, его правом на счастье. Тэн по духу была истинной дочерью Востока: пожертвовать собой ради давших тебе жизнь и тех, кому ты жизнь можешь дать.

— Да что я тебе прописные истины объясняю, сама наверняка здесь за тем же, чтобы попасть в знатный род. И не надо лукавить, тут все такие, поэтому предупреждаю, хоть ты мне и нравишься, я тебя предам, подставлю, обману, если почувствую, что ты можешь перейти мне дорогу…

Сказано это было с доброжелательной улыбкой, от которой я поежилась.

— Знаешь, спасибо.

— За что? — удивилась Арико.

— За честность. Но в одном ты не права. Я здесь не для того, чтобы выгодно выйти замуж, я здесь мотаю срок.

— Это как? — серьезности на мордашке кицунэ как не бывало, зато ее глаза засияли в предвкушении чего-то необычайно интересного.

«Вот что значит оборотень: ее эмоции менялись с той же скоростью, с которой вирус заражает файлы на девственном харде, ни разу не познавшем Касперского», — подумалось вдруг.

За разговором с кицунэ прошел остаток вечера. Дортуар уже погрузился в сон, когда я услышала шепот. Голос принадлежал тени:

— Спишь?

Как по мне — так это самый идиотский вопрос, на который положительного правдивого ответа в принципе не существует.

— Нет, медленно моргаю, — на ультразвуке ответила я.

— Тогда пойдем на разведку, — воодушевился тень.

Я припомнила, чем не далее как сегодняшним вечером окончился мой променад, хотела ответить решительным отказом, но тень с интонациями заправского шантажиста прошипел:

— Тогда я дождусь, пока ты уснешь, и… в общем, фокус с будильником покажется тебе невинной шалостью.

«А ведь этот зараза может!» — констатировала я, припоминая ежеутреннюю побудку.

— Уговорил, но только недолго, — я потянулась за костылем.

Вот уж не думала, что в первую же ночь буду выгуливать тень по институтским коридорам. Как оказалось в дальнейшем, наши ночные бдения имели самый неожиданный результат. И это с учетом того, что занятия еще даже не начались.

Тень практически растворился в обсидиановой мгле коридора. Я неторопливо переступала, опираясь на костыль и ловя себя на мысли, что в ближайшее время точно не буду мечтать о собаке. Четвероногий друг — это хорошо, но чтобы его безропотно выгуливать, его надо любить, иначе спустя неделю возненавидишь ранние утренние подъемы и необходимость вечером в любую погоду брать в руки поводок и намордник. Поскольку к тени привязанности я не питала, ненавидеть наш совместный «выгул» я начала уже спустя пятнадцать минут.

Костыль почти не скрипел, тень резвился на потолке, коридор был безлюден и тих, как кладбищенская полночь. Вдруг до моего слуха донеслось:

— Да, сударь, наглости вам не занимать!

Взволнованный фальцет был мне не знаком. Уже собиралась пройти мимо, потому как поняла — непреложному правилу нового мира: не влезай, и проблем будет на порядок меньше — лучше следовать. Целее будут и шкура, и нервы. Тень спутал мои планы, скользнув вперед и буквально прилипнув к замочной скважине одной из массивных дверей.

— Брысь! — шикнула первое пришедшее на ум.

— Я не кот, чтобы мне «брысь» командовать, — сварливо проворчал мой компаньон по выгулу. — К тому же тут так интересно…

Я подошла чуть ближе, в надежде усовестить тень, но как только услышала следующую фразу, позабыла о своих первоначальных намерениях.

— Хватит этих речевых оборотов, пропахших нафталином, — а вот обладателя этого голоса я знала. Имела удовольствие не далее как сегодня тянуть его за хвост в парке. — У меня есть информация, что одна из ваших институток может стать очередной жертвой маньяка.

— Я всегда считала, что у вас, граф, было отвратное воспитание, и то, чего вы просите, недопустимо!

— Не прошу, а требую, милая мадам Веретес, — педантично уточнил Лим.

«Так, похоже, кандидатка на очередное свидание с маньяком — это я», — предчувствие было нехорошее. Решила, что раз выпал случай поживиться информацией, которая скорее всего касается моей жизни и здоровья, стоит плюнуть на нормы воспитания. Я прильнула глазом к замочной скважине.

Увиденное повергло в шок: толстый, длинный змеиный хвост извивался по ковру, приподнимался и переходил в женское тело: тонкая талия, высокая грудь, огненные локоны, уложенные в высокую прическу. Эта самая мадам Веретес стояла перед зеркалом, и мне был виден лишь ее профиль, но даже его было достаточно для того, чтобы сделать заключение — хороша, змеюка, ой как хороша.

— И кто же эта институтка? — прошипела мадам Гадюка.

— Этого я вам, увы, не скажу. Тайна следствия, — сухо ответил Лим. — Так к какому времени Аарону телепортироваться к вам?

— Я же сказала, что ни разу за всю историю института ни один мужчина не преподавал в его стенах. И этого не будет впредь!

— До этого ваших воспитанниц не убивал маньяк, так что мой совет — оставьте ваши принципы. К тому же, извините, но среди инквизиторов нет того, кто отвечал бы вашим гендерным предрассудкам. Среди законников женщин нет, и вы это прекрасно знаете.

— Но тогда хотя бы не этого… — в Змеевне воспитание боролось с эмоциями. Последние одержали безоговорочную победу, потому как ее литературная вязь скатилась в просторечный сленг: — Кобеля, который к своим двадцати шести оприходовал половину потенциальных невест высшего света! Раз такое дело, может, вы сами…

— Нет, — сухо отрезал Лим. И на то есть веские причины. Аарон же — один из лучших следопытов, а его личная жизнь… вам ли не знать, что такое сплетни? К тому же юноше уже двадцать шесть, в этом году его ждет, потирая крылья от нетерпения, Распределитель. Вдруг в эти несколько недель он встретит в ваших стенах свою истинную любовь… — уже откровенно издеваясь, заключил Дейминго.

Мадам тоже уловила эту завуалированную колкость, но женщина на эмоциях подобна БелАЗу, выехавшему на МКАД: если не принял его во внимание, то жестянщик тебе уже не поможет.

— Мне плевать на ваше заявление. Разрешение на портал для вашего Аарона я не даю.

— Вы вынуждаете обвинить вас в пособничестве убийце, — устало протянул Лим, словно этот аргумент был козырем в споре. — Завтра можете писать заявление об увольнении…

— Но… — Веретес со злобой сжала кулаки. — Будь по-вашему. Но учтите, если ваш сотрудник обесчестит хотя бы одну из моих девочек, то вам, я повторяю, вам, а не ему, придется на ней жениться. И я вам не Распределитель: от меня не отвертитесь.

— Я вас услышал, — голос Лима был подобен сжиженному хлору: такой же теплый и жизнеутверждающий.

Зеркало полыхнуло синим. Похоже, сеанс связи подошел к концу.

— Кто же эта потенциальная жертва, над которой так трясется помощник главного инквизитора?.. — зло прошипела мадам, — из-за одной маленькой мерзавки теперь репутация всего института под угрозой. Да лучше бы ее этот маньяк по-тихому убил!

— Ничего себе заявочка, — отстранившись от замочной скважины, я переглянулась с тенью. До слуха донеслось:

— Узнаю — лично сверну ей шею.

Тихонько начала отходить от двери, пока Змеевна не выползла из своих апартаментов. Как только мы с тенью оказались в безопасности, я решила уточнить:

— Скажи, а в этом мире всегда репутация выше жизни?

— Нет, — озадаченно ответил мой бестелесный спутник, — но понимаешь, смерти, в том числе и насильственные, в подобных заведениях хоть и редки, но бывали: устранение соперницы, несчастная любовь и прочее. Обычно руководство стремится их замять. А вот что касается мужчины, я имею в виду не уродцев-леприконов, или гоблинов, или низших слуг, а сильных, самцовых… появление преподавателя в исключительно женском заведении, где взращивают столь специфический товар, — случай беспрецедентный. Это все равно что в женский монастырь инкуба пустить.

Утро началось непростительно рано с вопля:

— Узнаю, кто это сделал, прокляну и изничтожу! — иерихонской трубой верещала Камила.

Сонно прищурилась и попыталась сесть на кровати. Карамелька металась по дортуару в одной ночной сорочке. Привлекательно так металась. Я бы даже сказала, чуток эротично. Единственное, картину портили волосы. Они не развевались воздушными локонами. Нет. Они представляли собой монолит в лучших традициях железобетонного комбината, отливая на свету всеми оттенками детской неожиданности.

— Попробуй заклинание «шелковистый волос», — слабо посоветовал кто-то из институток — подпевал местной королевы.

— Да пыталась уже! Не берет. Знать бы еще, что за магию применили, — экс-блондинистая красавица зло сверкнула глазами, а потом, увидев демоницу, взревела: — Это все ты, я знаю, это ты подстроила!

— Докажи, — лениво потягиваясь, ответила длиннокосая. — Но то, что Дейминго на тебя сегодня и не взглянет, — это факт.

Рогатая довольно ухмыльнулась и демонстративно потянулась за расческой.

Я украдкой бросила взгляд на тень. Самодовольная световая клякса свернулась на полу клубочком.

— А ты знаешь, кто это сделал?

— Да, — прошептал тень, волчком крутанул на месте, разжигая мое любопытство, и прошелестел: — Я же говорил, что кицунэ мне вчера понравилась. Эта девочка умело стравила двух самых опасных соперниц, использовав обыкновенную акриловую краску. А вот Камила могла бы догадаться, что ее пикантная проблема не магического, а лакокрасочного плана.

— А почему не догадалась?

— Здешние обитательницы всю жизнь купались в магии, для них телефоны, солярии, Wi-Fi — это как костыли, которые нужны лишь людишкам. Они же, например, привыкли использовать заклинание зеркала, позволяющее не только связаться с абонентом, но и при необходимости тут же к нему переместиться, чистят одежду магией, вместо того чтобы постирать в машине, к тому же у многих дома были служанки из низших… Вот некоторые и оказываются беззащитны против беспощадного химпрома.

«Да уж, и в этом паноптикуме мне, если повезет, жить еще шесть лет. А если Лим маньяка найти не успеет, то и того меньше», — подумалось невесело.

Карамелька меж тем поняла, что сегодняшний бой проигран, и крыть ей нечем. Полагаю, от банального выдирания волос ее удерживало лишь одно: в схватке этой гламурки с демоницей я бы поставила на рогатую. Чисто из учета весовых категорий.

Топнув ногой в бессильной злобе, Камила убежала в умывальню, откуда донесся горестный плач в лучших традиция былинной Ярославны. Дортуар замер в предвкушении. Да, мы одевались. Причесывались, но умываться никто не шел. Ждали появления звезды. Долго. Наконец она вышла. С прямой спиной, гордо расправленными плечами и абсолютно лысым черепом.

Кто-то из институток художественно просвистел. До моего слуха долетел шепоток:

— Даже заклинание роста волос не поможет, тут, как минимум, сутки нужны…

Карамелька не плакала, нет, она неспешно подошла к своему шкафу и с невозмутимым видом начала доставать институтскую форму.

— Пойду умоюсь. Сегодня, возможно, мне выпадет шанс… — многозначительно протянула демоница и поплыла в направлении дортуара. За ней гуськом потянулись институтки.

«Старый вожак повержен, да здравствует новый вожак, — подумалось невольно. — Интересно, а я одна в курсе, что эти интриги институтского двора были напрасны и появления Лима сегодня не произойдет?»

После завтрака в столовой, на который Камила не пошла (и не многое потеряла — еда была в лучших традициях Англии: водянистая овсянка и чай), классная дама объявила об общем сборе в актовом зале через десять минут.

Когда все институтки уже заняли свои места и директриса Змеевна вползла на трибуну, дверь зала открылась и показалась Камила. Да как! Проплыла, словно чаровница гарема Осман-паши. Ее грациозные движения подчеркивались строгостью институтской формы, но самое главное — катташи, украшавшая голову Камилы. Эта милая бархатная шапочка расшитая белым бисером, с ажурным платком, который накидывался поверх нее, — образ татарской царицы удался на славу. И не знай, что Карамелька бритая под ноль, — ни за что не догадаешься. Как говорится: подлецу — все к лицу. Камила в образе восточной девы смотрелась органично, и главное, она умудрилась выделиться на фоне остальных.

При виде ее директриса поперхнулась.

— Госпожа де Компостелло, что значит ваш наряд? — только и смогла произнести Веретес вместо традиционных, как я полагаю, слов приветствия.

— Что я приняла мусульманство и моя новая религия не позволяет мне ходить с непокрытой головой.

Директриса мельком глянула на наручные часы, произнеся на тон ниже:

— О вашей новой религии поговорим после собрания, а сейчас потрудитесь занять свое место, и мы начнем.

В ходе спича мадам Веретес я узнала, что в этом году у нас в расписании появится внеплановый предмет (еще бы я плановые хоть примерно представляла), что институт принял приглашение кадетского корпуса и через две недели состоится кастинг (в устах директрисы именуемый «отбором достойнейших представительниц института») в группу «почетных гостий» лучшего военного магического училища, что институтка m-le Энгер покинула стены данной alma mater и подалась в отшельницы (при этом известии закралось смутное сомнение, а не морг ли — скит этой мадемуазель-с, потому как очень уж своевременно и, главное, безвозвратно исчезла девица, в то время как труп некой барышни был недавно найден садовником).

По окончании монолога Змеевна объявила:

— А сейчас, дорогие мои воспитанницы, разрешите представить вам нового преподавателя, — по залу пронеслась волна шушуканья, и директриса была вынуждена повысить голос и повторить: — Да-да, я не оговорилась, вести предмет будет мужчина.

— Неужели сам Дейминго будет нас обучать… — экзальтированный шепоток заставил невольно усмехнуться в стиле «ага, щаз!».

Институтки замерли в ожидании. Рядом с директрисой полыхнул сноп света — и появился… Лим!

Дружный вздох благородных и не очень барышень был красноречивее всяких слов. В моей же голове мелькнула мысль: «Дейминго принял угрозу о женитьбе на опороченной институтке всерьез и решил упредить удар, заняв место этого кобелиссимо — Аарона?»

Сейчас, при нормальном дневном свете, демон мне показался даже красивым: статный, поджарый, сильный. Институтки же усиленно вели снайперскую стрельбу глазами на поражение. Дейминго скользнул по залу взглядом, на мгновение остановившись на Камиле. Та потупила взор с наигранной скромностью (или мне одной показалась эта ее игра дешевым кокетством?). Демон хмыкнул и перевел взгляд на меня. Всего мгновение мы смотрели друг другу глаза в глаза, а потом он обернулся к директрисе.

— Госпожа Веретес, я решил лично представить одного из своих хороших друзей, лучшего следопыта теневой стороны — Аарона Тейрия.

«Не иначе это фееричное появление инквизитора — перестраховка, чтобы Змеевна точно не отказала соглядатаю Дейминго в телепорте?» — шрапнелью пролетела в голове ехидная зараза-мысль.

При этих словах Лима на сцене появился еще один мужчина. «Самцовость», согласно определению теньки, из него так и перла: накачанное тело, которое не скрывал даже пиджак, искушающий взгляд, короткая косичка черных волос. Да, этот Аарон был как пламя, что завораживает, манит и опаляет. На его фоне Лим казался ледяным айсбергом, лишенным эмоций.

После того, как восторженные и разочарованные вздохи стихли, директриса объявила о том, что через полчаса начинаются первые занятия в этом учебном году, а посему всем институткам надлежит покинуть зал.

Что и говорить, уходили девицы медленно, накручивая локоны на пальцы и хихикая, переглядываясь и всячески пытаясь ненароком обратить на себя внимание. С учетом того, что институток было изрядно, процесс освобождения зала грозил затянуться надолго.

— Поторопитесь, юные леди, опоздавших на первое занятие я не допущу до отбора на осенний бал.

Слова Змеевны несколько оживили вялотекущий девичий поток.

— Госпожа де Компостелло, вас же я прошу немедля пройти в мой кабинет, — напомнила директриса проявившей прыть и уже почти покинувшей зал Камиле.

Спустя десять минут я стояла перед расписанием и медитировала на строки: «Теоретические основы волшебства», «Прикладная магометрия», «Расоведение», «Магия эконом, теории», «Основы магического права», «Человековедение». Названия этих предметов на интуитивном уровне хотя бы были для меня понятны, но вот «Мастерство общения», «Светская церемония», «Ритмология», «Талантоведение», «Супружеский долг» — повергли в ступор.

Неразлучный тенька лишь прокомментировал:

— Надеюсь, супружеский долг будет вести все же не Аарон. Иначе его же девочки вынудят и практикум преподавать…

Я помотала головой от бредовости этой идеи…

Звонок, противный, всепроникающий, — вестник учебных будней — заставил невольно поморщиться. Почему нельзя было выбрать что-то более мелодичное? Воображение тут же подкинуло картину: леприкон с колотушкой ходит по коридорам и зычным голосом оповещает о начале занятий. Нет, пусть уж лучше такая противная механизация.

Институтки, чинно рассевшиеся за длинными партами в нетерпении ожидали: кто же войдет в дверь аудитории? Может таинственную магометрию и будет вести этот самый Аарон?

Увы, реальность строится из обломков иллюзий и мечтаний. В нашем случае эта суровая правда жизни выглядела как божественный кукиш. В аудиторию решительным шагом вошла ссохшаяся, но прямая как палка леди со столь желчным взглядом, что диагноз «язва» (и отнюдь не медицинский, а житейский) напрашивался сам собой.

— День добрый! — сухо бросила она в ответ на синхронно вставших со скамей институток. — Присаживайтесь.

Звук, сопутствующий массовому «плие» на скамьи был сразу же перекрыт поставленным преподавательским голосом:

— Мое имя Кассандра Брыльски, и я буду вести у вас основы магометрии все шесть лет, так что, милочки, попрошу любить и жаловать. Скажу сразу, тех, кто думает, что она пуп земли, на моих занятиях не бывает: либо вы усердно занимаетесь, либо… временная блокировка магических способностей после очередного невыполненного задания перерастет в постоянную.

По тому, как вздрогнула аудитория, поняла — наказание очень суровое. По мне, так жила я без этой магии почти двадцать лет, могла бы и дальше. Меж тем ведьма (по духу, призванию и профессии) продолжала стращать:

— Слезы и сопли также оставьте для других преподавателей. Вы можете не знать, на каком расстоянии мужу нужно сообщать приятные новости, а когда стоит отойти на полтора метра, произнося фразу, но основы пользования магией должны усвоить четко. Поскольку либо вы владеете своим даром, либо вас изолируют как потенциально опасных магов. — Она обвела внимательным взглядом аудиторию. — А теперь приступим к занятию. Тема сегодняшней вводной лекции: «Проявление дара». Всем вам она знакома из личного опыта, но да разберем все варианты случаев…

Открытые тетради, скрип ручек (хорошо хоть, не перьев, а то с любовью местного начальства к старине могло и статься…) возвестили о том, что каждому сказанному преподавательницей слову институтки внемлют или делают вид, что в принципе зачастую одно и то же.

Из лекции я сделала для себя вывод: с «институтом» мне еще повезло. Дар скользящих относится к социально опасным, и меня могли, как вариант, сразу запихнуть в изолят к «диким магам». Толком не поняла, что это такое, но думаю — малоприятное.

Из того, что поведала нам госпожа Брыльски, выходило: способности проявляются обычно в подростковом возрасте, редко в детстве, еще реже — после прохождения рубежа в шестнадцать лет. Как оказалось, это связано с резонансом физиологии и духовно-эмоциональной составляющей. У подростков период гормонального дисбаланса накладывается на острые переживания. Барьер, сдерживающий магический резерв, истончается, и легче всего происходит пробой. В этом нет ничего необычного, чаще всего потенциальные носители дара уже с малых лет знают, как это должно произойти и что нужно делать. Ведь чтобы родился ребенок со способностями, нужно, чтобы хотя бы один из родителей был носителем дара. У детей ранний талант мог проявиться при сильном испуге, а вот в моем случае одного страха было бы маловато, должна была быть целая палитра чувств. Единственное, в эту гамму не вмещалась взаимная истинная любовь, потому как последняя глушила бы любые страхи.

Когда это услышала, горько усмехнулась: «Выходит, Андрей просто хотел причислить меня к своей коллекции». От этой мысли во рту появился полынный привкус. А ведь встреть я того, кто бы меня действительно полюбил, дар мог бы и не проснуться. Я бы жила обычной жизнью…

Белая пластмассовая ручка, которую с силой сжимала, вдруг начала желтеть словно несколько месяцев находилась под палящим солнцем, а затем и вовсе пошла трещинами. Это отрезвило. Пластик, который, по уверениям ученых, разлагается около трехсот лет, был готов рассыпаться.

«Стоп!» — дала себе мысленную затрещину. Хорошо, что дар решил проявить себя на ручке, а не на парте или моем платье (на последнее я особенно сильно надеялась, поскольку не горела желанием, встав со скамьи, сбросить с себя ветхое рубище).

Брыльски словно уловила отголоски моей внутренней борьбы.

— Я вижу, моя лекция произвела на некоторых неизгладимое впечатление. Встаньте, барышня, и будьте добры представиться и назвать свой дар.

Делать нечего, пришлось выполнять требование. Поднималась я с места с опасением, что швы все же могут разойтись или ткань затрещит (осмотреть себя со всех сторон на предмет поношенности, увы, не могла). Обошлось.

— Светлана Смирнова. Дар скользящей.

— Временница, значит… — задумчиво протянула лектор и с интересом снайпера, наконец-то обнаружившего в прицеле объект, воззрилась на злополучную ручку. — И, судя по всему, дар вам до конца еще не подвластен.

«Если считать, что это третье (с учетом „хвостовой атаки“ на Лима) его проявление, то вы почти правы», — ехидно подтвердил внутренний голос. Вслух же ответила совершенно иное.

— Увы, да.

— Учитесь им управлять, милочка. А дополнительным стимулом к скорейшему совершенствованию вам станет чтение трактата «Facta probantur», или «Деяния доказывают» Фомы Аквинского. Потрудитесь взять его в библиотеке и законспектировать. На следующем занятии проверю, — послышались сдержанные смешки, которые, впрочем, тут же смолкли, как только Брыльски пояснила: — Это всех касается. Тем, кто вольно или невольно нарушит порядок, будет получать дополнительные, внеурочные задания. А теперь, Светлана, садитесь.

Опустившись на скамью, мысленно застонала: никогда не умела ладить с вот таким типом женщин, которые вечно всем недовольны, с языком-бритвой. А эта еще и стервозная магиня, уроженка тринадцатого года. Нет, не тысяча девятьсот… Судя по этому Фоме Аквинскому, просто — с тринадцатого. Это же надо задать на ознакомление трактат, автор которого скончался еще восемь веков назад. Я бы и имя данного теолога-философа не запомнила в свое время, как и примерный век его обитания, если бы не аспирант с аналогичной фамилией, ведший в меде вирусологию и жутко этим гордившийся. Причем не тайно, а весьма явно. Достал он нас тогда до печенок с его однофамильцем настолько, что даже по вузу гуляло выраженьице: «Аквинский, не трещи, а ешь бородинский». Аспирант о нем знал и жутко раздражался, когда издевательским намеком на его кафедре рядом с конспектом лекции после перерыва появлялся кусочек этого знаменитого сорта хлеба.

Мотнула головой, прогоняя то, что теперь уже навсегда осталось в прошлой жизни, — не время и не место — и с удвоенным вниманием продолжила слушать лекцию.

Вторым в расписании у нас стоял загадочный супружеский долг, на который институтки поспешили, подхихикивая от нетерпения.

Как только мы вошли в класс, я поняла, что самые бредовые идеи — пророческие. У кафедры стоял… Аарон. Сейчас, когда он был близко, что-то в чертах его лица показалось смутно знакомым. Вот только что?

Новоиспеченный преподаватель взирал на толпу девиц с чувством, далеким от старателя, обнаружившего золотой прииск. То ли его репутация специалиста по обладательницам пары икс-хромосом была сильно преувеличена, то ли давало о себе знать первое занятие. Судя по его сухому и сдержанному «Добрый день», — второе. Не иначе как шустрые институтки успели открыть на него охоту?

Глянула вниз, чтобы поделиться с тенью своими догадками, пока не прозвенел звонок, и была весьма удивлена поведением последнего. Наследие Ника ластилось нашкодившей кошкой к моим ногам и пыталось… спрятаться.

— Ты чего? — шепотом спросила у этого бестелесного клептомана.

— Ничего-ссс… просто это глава клана моего хозяина, если он меня почует…

— А чего же ты тогда на собрании молчал?

— Я думал — обойдется. Не будет же он вести занятия у всех классов института?

Здрасьте, ледник покрасьте! Этого еще не хватало. Я постаралась бочком-бочком обойти Аарона. Кто этих драконов знает, вдруг у них чуйка на бесхозные тени при приближении срабатывает?

После того, как мое личное минное поле было пройдено, тихонечко заняла место за общей партой и дала себе мысленную установку: сидеть тише воды, ниже аквалангиста-глубоководника. Это меня в итоге и подвело. Ну да обо всем по порядку.

Как оказалось, дисциплина «Супружеский долг» преподавалась в данном учебном заведении впервые. Со слов самого Аарона, ввела ее госпожа директриса для того, чтобы будущие супруги представляли себе, чего именно хочет мужчина в постели. Включение предмета в расписание обсуждали около года и все же решили, что он необходим…

«Врет, как дышит», — восхитилась я невольно.

Дракон говорил достаточно быстро, видать, наученный горьким опытом: если сделать паузу, тут же посыплются вопросы, как касательно самого учебного предмета, так и личные. Я, конечно, сомневалась, что они могли бы ввести дракона в ступор, но вот сбить с мысли и увести занятие совершенно в другое русло — запросто.

Увы, трюк не помог. Одна из девиц нарочито-сильно двинула локтем, уронив с парты увесистый талмуд. Звук грохнувшегося фолианта, который по размерам и тяжести вполне мог составить мечту киллера (в смысле, ударив таким по голове, можно было вполне успешно отправить клиента к праотцам), заставил Аарона инстинктивно замолчать на мгновение. Сметливая девица из рода горгон тут же в притворном смущении провела по шевелящимся волосам рукой и воскликнула:

— Ой, тетрадка упала, извините, — и тут же резво наклонилась.

То, что у нее развязана пелеринка и расстегнуты три верхние пуговицы, позволявшие обозреть содержимое импровизированного декольте, оценили все. Аарон в том числе, но, увы, он не проявил рефлекса ловеласа: сглатывать и пялиться на предложенный его вниманию бюст не стал, а лишь со вздохом поднял глаза на потолок. Этот его жест можно было интерпретировать как: «Ну вот, опять то же самое…»

За упавшей тетрадкой последовала лавина вопросов: от «А у нас будут только теоретические основы?» до «Есть ли у вас невеста?». Аарон стоически пытался ответить на все по порядку и сохранить невозмутимый вид. Я же лишь машинально подумала: интересно, насколько прочно его воспитание? Увы, узнать этого не удалось. Дракон применил подлейшую из тактик. Он просто объявил, что в этом году его ждет распределение, и потому он решил испытать судьбу. А вдруг любовь всей его жизни обучается в стенах пансиона? И тут же перечислил ряд требований к своей будущей избраннице: скромна, молчалива, миловидна, титул и приданое значения не имеют.

Надо ли говорить, что после этого объявления в аудитории наступила идеальная тишина. Все стремились стать скромно-молчаливыми. Хотя откровенность из взглядов многих не исчезла, а в тишине стала еще более выразительной.

Аарон вздохнул, словно выиграл битву в этом оплоте матримониальности. Дальше лекция пошла ровно. Дракон доступным языком пытался объяснить основы мужского мировоззрения: то, что супруги редко понимают не только тонкие, но зачастую и толстые, и явственные намеки (например, не стоит прикладывать к обнаженной груди кота и спрашивать «Мне идет?», подразумевая покупку шубы, — дражайший не поймет, зато увидит намек на интим в несуществующих вещах, таких как глубокий разрез или нижнее белье).

Рассказ о том, что представители сильной половины человечества поддаются на манипуляции посредством слез и молчания и не ведутся на требования и крики, подкрепленный примерами из собственной практики, заслужил отдельного внимания. Я уже мысленно представляла, как на следующей лекции к глазам институток будут прикладываться батистовые платочки, а Аарона прицельно обстреляют укоризненными молчаливыми взорами.

Занятие подходило к концу, когда одна из институток все же не выдержала роли молчаливой скромницы (а может, решила таким образом обратить на себя внимание, идя ва-банк?) и спросила с придыханием:

— Скажите, а скоро ли мы будем проходить темы, касающиеся поведения супругов в спальне?

Дракон, обретший к этому времени душевное равновесие, не иначе, решил проучить девицу, потому как стремительно приблизился к ней и буквально в ухо, с жарким придыханием томно прошептал:

— Юная невинная дева так жаждет познать эту науку во всех ее аспектах? Как теории, так и практики?

Я, затаив дыхание, наблюдала за процессом соблазнения, уложившимся ровно в шестьдесят секунд. Аарон ничего не говорил, лишь провел пальцем по скуле, наметил затейливую вязь на шее и спустился к впадинке ключиц. И все это непрерывно глядя в глаза.

От этой странной прилюдной ласки дыхание институтки участилось, глаза подернулись поволокой.

— Да, — прошептала, по-моему, даже не осознавая смысла ответа.

Дракон же на этот ее короткий полустон-полумольбу мгновенно изменился в лице. Из взгляда исчезло обещание всех наслаждений этого мира, восхищения и желания. Сейчас в его глазах плясали джигу цинизм и ирония.

— Увы, сударыня, ничем не смогу вам помочь. Чем легче взойти на гору, тем она меньше привлекает скалолаза. И это еще один урок.

Уши и щеки институтки предательски заалели, а верхняя губа дернулась, свидетельствуя о том, что девица готова разреветься. Причем не на показ, а некрасиво, со вспухшими веками и хлюпающим носом.

При этих его словах я вперилась взглядом в парту. Да что это такое! Второе занятие, и я опять думаю о этом гаде — Андрее. А может, просто принимаю все слова преподавателей в переложении на себя?

Ведь так или иначе для интерна я оказалась этакой Джомолунгмой. Не сдавалась упорно, вот и…

— Что столь интересного вы нашли на столешнице, юная леди? — приятный баритон прозвучал практически над ухом.

В душе поднялась волна протеста. Этот бабник решил поиздеваться и надо мной?

— Господин преподаватель, — начала я нарочито серьезно, — вы сегодня говорили много…

Но тут крылья носа дракона дрогнули. Если бы он был ищейкой, то можно было бы сказать: он взял след. Аарон подошел ко мне вплотную, правда, на этот раз его взгляд не был призван соблазнить. Да и я отнюдь не млела от такого плотного контакта. Попыталась отстраниться. Не тут-то было. Аарон сжал мой локоть.

— Откуда у вас тень моего сородича? — он прошептал это мне в ухо буквально на ультразвуке.

В ответ я смерила его холодным взглядом и чуть громче, так, чтобы слышал весь класс, ответила:

— Знаете, женская психология такова, что некоторые горы брезгуют скалолазами, покоряющими по нескольку вершин за день.

Дракон ответ оценил и намек понял (несмотря на его утверждения касательно мужчин об обратном): обнародование его открытия не ко времени и не к месту. Локоть он отпустил и, бросив: «Присаживайтесь», направился к кафедре.

Звонок возвестил о начале большого перерыва, и я уже было собралась, слившись с толпой, улизнуть, как была остановлена уверенным:

— А вы, барышня, задержитесь на пару слов. Остальных девиц прошу покинуть класс.

Когда мы остались с драконом один на один, он некоторое время молчал, внимательно изучая меня. А потом произнес совершенно неожиданное:

— А я все гадал, что за девушка должна быть, чтобы она заставила вечно спокойного Дейминго, циника, презирающего выпускниц этого института, да и вообще женщин, за их лицемерие и притворство, проявить целую гамму эмоций… Ведь как бы помощник верховного инквизитора ни пытался аргументировать мое присутствие здесь лишь поисками маньяка, но если мужчина пытается скрыть свои чувства, значит, в деле замешана женщина.

Он хотел сказать что-то еще, но я перебила:

— И какова же цель вашего пребывания?

Дракон усмехнулся:

— Другая бы на вашем месте внимала речи о том, как она поразила неприступного Дейминго, а вы…

— И все же?

— Тайно охранять вас как свидетельницу по делу маньяка. Не приближаться, по возможности не контактировать.

— И вы нарушили предписание?

— Мне не сообщили, каким именно образом вы связаны с этим убийцей. Я не думал, что через тень моего пропавшего Валя. Но когда почувствовал на вас его тень и сопоставил с исчезновением… я не инквизитор, я следопыт, и порою не могу сдерживать свои эмоции подобно каменному истукану. Да, я не смог удержать лицо и продолжить занятие как ни в чем не бывало, когда понял. Что мой кровник, возможно, сейчас лежит на лабораторном столе этого маньяка.

— Именно поэтому я тебе и не сказал о тени. — Лим, шагнувший из портала, появившегося буквально только что, заставил меня вздрогнуть. — Аарон, ты лучший следопыт, поэтому я тебя и подключил к этому делу, но просил держаться от свидетельницы на расстоянии, поскольку опасался именно такой твоей реакции, узнай ты все от и до. И, видимо, не напрасно опасался.

Рыжеволосый демон перевел взгляд на меня.

— Это тебе — амулет, способный отчасти купировать боль.

Протянутая подвеска была неказистой, латунной. Я потянулась было за ней. Поздно. Новый приступ агонизирующей боли скрутил меня, но на этот раз все было немного по-другому, нежели на скамейке. Я чувствовала, как внутри меня словно плещется прибойная волна.

— Аарон, у нее боль вошла в резонанс с пробудившимся даром. Она сейчас может…

Что может, я так и не поняла, лишь увидела, как рыжий демон в одном прыжке пытается накрыть меня собой, но его отбрасывает волной, которую порождаю… я?

Ощущение боли и закручивающейся вокруг меня спирали плотного, материального воздуха все усиливалось. Последнее, что я почувствовала, это чьи-то сильные руки, сжимавшие мои запястья.

Боль выворачивала наизнанку, перед глазами плясали степ кровавые круги. Словно сквозь белый шум я услышала:

— Мрак! Временной портал!

Это были последние связные звуки. Дальше наступила агония, когда уже ничего не ощущаешь, кроме предсмертной пытки, а потом я потеряла сознание.