Институт благородных чародеек

ГЛАВА 11, В КОТОРОЙ ПРИСУТСТВУЮТ ЗНАКОМЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ

Июль 1907, Санкт-Петербург

Я шла по торцевой мостовой. Под ногами шестигранные деревянные шашки сменяли одна другую. Питер просыпался. Аромат свежей сдобы и помойки, колокольный звон заутрени и удары колотушки о полено, скрип телег и редкие прохожие. На меня особо не таращились: видимо, чернорясники были нередкими обитателями здешних улиц. Легкий туман обволакивал трех-четырехэтажные здания, словно газовый шарф шею юной прелестницы, скрывая в дымке подробности и детали.

Подумалось, что Питер — город, который никогда не уснет, не уляжется, не угомонится. То промчат с перестуком дрожки, то громыхнет трамвай, то залп «Авроры», то бомбежка и восемьсот семьдесят два дня блокады, то визг резины и глухие выстрелы девяностых, то звонки мобильных… Пульс Северной Пальмиры будет отдаваться в ушах ее горожан еще много столетий, привычный и оттого незаметный.

Солнечный луч, незнамо как прорвавшийся через небесную хмарь, словно насаженный на Адмиралтейский шпиль, сиял на фоне серого неба. Засмотрелась и чуть не поплатилась за свою раззявистость: бричка на полном ходу вырулила из-за угла. Едва успела отскочить в последний момент, как она лихо промчала мимо.

Увы, очарование момента было нарушено, и желудок напомнил о том, что одной духовной пищей сыт не будешь. Некстати вспомнилось, что вчера нам с Лимом было как-то не до ужина. Я посмотрела на так заманчиво выведенное: «Пекаръня». Из приоткрытой двери были видны лотки с ситниками, крупчатыми сайками, калачами, кренделями и пряниками. Сглотнула и мужественно пошла дальше, взяв за ориентир позолоченный купол Исакия. До полудня было еще далеко, но и до Сенатской площади, как оказалось, путь неблизкий: пока я прошла по набережной до Биржевого моста, пока полюбовалась на Зимний дворец, который еще не пережил штурма, добрела до Медного всадника и очутилась наконец-то на Адмиралтейском проспекте… и все это периодически осеняя прохожих знамениями — отыгрывала образ. Один раз, вместо того чтобы, как это положено у православных, сложив пальцы щепотью, опустить их на лоб, пупок и плечи поочередно, перекрестила какую-то молодуху в кацавейке и павловопосадском платке по диагонали. По ее вытаращенным глазам поняла — налажала, и тут же выдала экспромтом:

— Это новый крест — Андреевский. По новой церковной реформе Единого Государева церковного Экзамена.

Баба протянула многозначительное «А-а-а-а…» и застыла соляным столбом, обдумывая полученную информацию. А я повернулась и как ни в чем не бывало пошла дальше, подметая подолом тротуар.

Исакий встретил меня ленивой суетой. Воздух, напитанный влагой и оттого особенно душный, у многих горожан вызывал желание если не снять с себя жаркую шаль, то хотя бы расстегнуть сюртук. Дамы побогаче обмахивались веерами, прятались под зонтиками от стеснительного питерского солнца.

Именно поэтому мое внимание привлекла одна мадам, прогуливавшаяся по аллее подле северного фасада. Она куталась в шаль, шляпка с плотной вуалью придавала ее образу загадочности. Но смущало другое: рост, широкая, мужская походочка и что-то неуловимо-знакомое.

Присмотрелась внимательнее. Помотала головой от бредовости идеи. Это точно был не морок — сквозь него я бы увидела истинную суть. Похоже, что Лим где-то ухитрился раздобыть еще одно женское платье, и даже своего размерчика.

Решила проверить догадку и, ускорив шаг, догнала «даму», совершавшую моцион.

— Не желаете ли покаяться в грехах, дщерь? — обратилась я к «незнакомке» на всякий случай с нейтральной, как мне казалось, фразой, соответствующей моему облику.

Мадам остановилась, повернула голову и медленно начала поднимать вуаль. Наши взгляды встретились. В насмешливом янтаре глаз Лима я увидела свое отражение, без монашеского одеяния.

Демонюка приставил палец к губам:

— Тсс! — и невозмутимо-серьезным тоном добавил: — Ты меня в этом наряде не видела! И даже не спрашивай, как я его раздобыл. А вот как ты стала славянским падре?

— Поверь мне, тебе этого тоже лучше не знать… — уклончиво ответила я, внутренне сгорая от стыда за оглушенного и ограбленного эльфенка.

Лим пристально посмотрел на меня, но так ничего и не добавил, лишь чопорно опустил вуаль и, направившись к собору, произнес:

— Нам стоит поторопиться. Заутреня как раз закончилась, и мы легко можем пройти в храм.

Я зашагала рядом.

— А зачем нам именно туда?

— Исакий — не только христианский храм. Он построен на выходе на поверхность одной из магических жил. Источник и дает небольшое искажение общего фона. Это проявляется отчасти и в естественном экранирующем эффекте.

— Я и не знала…

— Странно, это общеизвестный факт. Даже выражение есть: «Магический щит Исакия сбережет и от бомбежек и от фаерболов». Разве не слышала? — закончил он удивленно.

Я лишь помотала головой. Лим выдохнул и, извиняясь, произнес:

— Прости, забыл, что ты неподготовленная…

— Да ничего, — мне стало немного грустно: все же мы с ним очень разные. То, что для него очевидная истина, для меня — открытие. — Постараюсь быть прилежной ученицей и заполнить пробелы в знаниях.

Рыжий словно почувствовал эту даже не эмоцию, а отголосок чувства. Он остановился, взял в руку мою ладонь и, пристально глядя в глаза через газ вуали, проговорил:

— Я влюбился в тебя в тот самый миг, когда увидел. Упавшая на гравий, с вывихнутой ногой, ты не сдавалась, ты была отчаянной, решительной. Без уловок и уверток, которыми славятся выпускницы института. Ты — честна с миром и с собой, потому что ты настоящая, живая. Без лжи и фальши. И то, что не испорчена нашим, магическим, миром, не знаешь наших подковерных интриг за власть, силу дара, пару — для меня это ценно и значимо, поверь. Я не хочу, чтобы ты менялась.

Сейчас Лим говорил сердцем, отбросив всю свою холодность и аристократическую сдержанность. Искренне и пылко. Не отдавая себе отчета, ответила ему признанием:

— А я и не знаю, когда влюбилась в этого рыжего, наглого, самоуверенного сноба-инквизитора.

— Так значит, наглого? — коварно уточнил Лим.

— Ага.

— Говоришь, самоуверенного?

— Есть такое, — я не отказывалась от своих слов.

— И сноба?

— Угу.

— Тогда могу только посочувствовать вашей дальнейшей судьбе.

— Это еще почему? — наигранно удивилась я.

— Ну, вам же, сударыня, его терпеть, а не мне…

Незнамо чему, но я улыбалась.

Когда мы поднимались по мраморным ступеням, я все же вернулась к первоначальной теме разговора:

— И все же почему Исакий? Ну, щит и щит…

— Видишь ли, сейчас вся инквизиция города стоит на ушах. Пока мы не пользуемся даром, нас засечь невозможно, но как только я начерчу пентаграмму переноса, и ты начнешь заполнять ее своей силой, это будет сигналом, не хуже чем залп из сигнальной ракетницы. Щит источника даст нам небольшую фору…

— Понятно… — протянула я задумчиво, входя в собор, и, спохватившись, спросила: — А тебе не будет плохо в храме?

От этого вопроса демон аж споткнулся.

— С чего это?

Я замялась, пытаясь подобрать ответ покорректнее.

— Ну, вроде же церковь и… демоны…

— А, ты про это… — рыжий лишь махнул рукой. — Я же не дейрий-беспокойник какой-нибудь. Так что все нормально. Скажу больше, у меня есть знакомый демон, который даже в церковном хоре поет.

«Кажется, мир сошел с ума. Или я. Или вся вселенная разом», — сделала для себя неутешительный вывод.

Сумрачно и иконно — вот как можно охарактеризовать внутреннее убранство Исакия. Увы, полюбоваться им мне не дал демонюка, уверенно потащив меня к аналою. Перед самыми вратами он воровато оглянулся, удостоверившись, что в нашу сторону никто не смотрит, приоткрыл боковую дверку и, ловко юркнув внутрь, утянул меня за собой.

Мы оказались там, куда ни одна дочь Евы не должна была входить: алтарь и покои архиепископа. Но Лима, это, кажется, не смущало. Он уверенно тащил меня вперед и вперед, благо Божьих служителей нам пока не попадалось.

Рыжий приоткрыл одну из дверей и заключил:

— Ага, вот это нам подойдет, — с этими словами демонюка вошел в келью.

После этого он запер дверь на засов и, больше не теряя ни минуты, начал чертить на полу пентаграмму. Делал он это, как и полагается демону, в лучших традициях богохульства: елозя по дощатому полу восковой освещенной церковной свечой, позаимствованной из иконостаса в келье.

Лим закончил и выпрямился.

— Ты готова?

— Нет. — Честно ответила я.

— Я тоже. — Не менее честно ответил рыжий. — Но придется.

Мы встали в центр. Лим крепко обнял меня.

— Давай.

Я зажмурилась и честно попыталась вспомнить, как это было в прошлый раз. Ничего не произошло. Мы так и стояли, сопя в лицо друг другу.

— Знаешь, кажется, у нас проблема… — виновато начала я. — Похоже, что предположение Аарона верно и мой дар завязан на сильные эмоции. В тот раз, чтобы переместиться обратно, он напугал меня, укусив в шею.

— Значит, на эмоции… — задумчиво протянул Лим.

— Да, — печально подтвердила я, опуская руки.

Демон же своих не разжал.

— А может, оно и к лучшему, — начал он. — Ты так меня хотя бы не прикончишь своим даром, пока мы в пентаграмме, все равно твоя сила будет уходить в нее…

— А за что мне тебя «приканчивать»? — тон и формулировка меня слегка насторожили.

— Понимаешь, вчера вечером я не смог сдержаться… — Лим выглядел виноватым, но ничуть не раскаявшимся. — В общем, как бы помягче сказать… Демоны это ощущают с самого момента единения… И скажу даже больше, я чувствую, как в тебе уже зародилась жизнь. В общем, ты беременна и ждешь от меня ребенка.

Да, я медик и умом знаю, что процесс оплодотворения яйцеклетки протекает от шести до семидесяти двух часов. Но я еще и женщина, а для каждой женщины известие о том, что она станет матерью, — шок. Тем более что Лим был в роли папочки более чем убедителен.

Пол заходил под ногами ходуном, пламя вокруг нас закрутилось в бешеном кольце торнадо, но я ничего этого не замечала. «Я беременна», — мысль, звучавшая в сознании набатом, закрывала все остальное.

Лим сжал меня в объятиях еще сильнее и поцеловал. Властно, напористо, решительно. Заставляя забыть обо всем, добиваясь ответа. И я откликнулась, закрывая глаза, отпуская вожжи.

Когда все закончилось, я так и не поняла. В этот раз не было выворачивающей наизнанку боли, отдающейся в каждой мышце, в каждом сухожилии. Мы оказались посреди темного переулка под проливным дождем.

— Твою ж мать! Скотина, права купил, а ездить так и не научился! — Какой-то мужик вдалеке материл неумеху-водителя, щедро окатившего его из лужи.

Мы так и стояли с Лимом, обнявшись. Вода стекала холодными, жгучими каплями по нашим лицам, плечам, одежде. А мы улыбались друг другу, как двое сумасшедших.

Вернулись. Вернулись обратно.

Когда эйфория чуть-чуть стихла, я все же решилась спросить:

— Про беременность это что, правда?

— Нет, — серьезно ответил Лим.

Я с облегчением выдохнула, а этот паразит, дождавшись, когда я успокоюсь, добавил:

— Демонам об отцовстве становится известно не сразу же, а через неделю-две после соития…

У меня не было слов, одни эмоции и преимущественно матерные. Лим же, видя, как я медленно начинаю закипать, бесстрашно прижал меня к себе еще крепче и в самое ухо прошептал:

— Извини, я не думал, что у тебя будут столь бурные эмоции, иначе я бы придумал что-то другое… — и, с бесовщинкой в глазах посмотрев на меня, добавил: — Простишь?

— Посмотрим, — туманно ответила я, хотя в глубине души уже знала: прощу.

Увы, идиллия не длилась долго. Запах озона, полыхнувший круг телепорта, и я могла лицезреть перед собою взбешенного дракона собственной персоной. Довеском к нему прилагались еще несколько магов, появившихся следом, как опята на пеньке после дождя.

Сузившиеся глаза, потемневшая до грозового неба радужка, сжатые кулаки — было ощущение, что еще немного, и дракон, минуя слова, перейдет сразу к действию, но черноволосый сдержался.

— Где вас носило целых три дня! Три дня, слышишь! Я чуть не поседел за это время!

— Три? — бесстрастно уточнил Лим.

Рыжий вновь нацепил на себя маску аристократического отморозка, в котором эмоции напрочь выжжены сжиженным азотом еще в ползунковую бытность.

Тень, до этого ютившийся у ног Аарона, в мгновение ока скользнул ко мне, как будто это не я шлялась незнамо в каких временах и подворотнях, а он блудным сыном вернулся домой.

Не иначе как получил нагоняй от «старшего по званию».

— Я строил пентаграмму с откатом на сутки назад, чтобы мы появились в нашем времени накануне бала…

Аарон сложил руки на груди.

— Плагиатор, это была моя идея, — процедил ящер.

Они буквально прожигали друг друга взглядами, а во мне зрело желание ощипать крылья этому птеродактилю, как оказалось, специально подгадавшему, чтобы провести вместе со мною ночь в квартире!

— Может, и твоя, но у меня не сработала. Нас перебросило из прошлого, судя по твоим словам, на три дня вперед. Видимо, выброс силы был мощнее, чем могли удержать направляющие пентаграммы, вот точка переноса и исказилась.

«Это они еще так договорятся до того, чем же меня так напугал Лим, что я сдетонировала…» — пронеслось в мозгу. «Группа поддержки», прибывшая вслед за Аароном, хранила немое молчание, лишь с умеренным интересом глядя на дамское платье рыжего.

— Ребят, я жутко извиняюсь, но у вас чего-нибудь поесть не найдется? — обратилась я к инквизиторам-кордебалетчикам, понимая, что в данном случае лучший способ погасить конфликт — переключить внимание.

Тень молчал, руководствуясь принципом «тише воды, ниже травы», и ластился к ногам.

Один из инквизиторов, самый упитанный, с густой щеткой усов, похлопал руками по карманам и выудил пачку жвачки и пару мятных леденцов.

— Я — идиот. Совершенно забыл, что ты ничего не ела… — сокрушенно прошептал Лим.

Как ни странно, но желудок перебил своего хозяина, издав такую руладу, что окрестные оборотни удавились бы от зависти. Как оказалось, благородное воспитание благородным воспитанием, а вот перед некоторыми законами физиологии этикет, увы, бессилен.

— Как и я, — смущенно добавил он.

Аарон лишь вздохнул, покачав головой.

— Пойдемте в отделение, что ли, жертвы временного Освенцима, — проговорил он, разом теряя весь запал.

Спустя час я, замотанная с головы до пят в жесткий шерстяной плед, сидела в кресле и клевала носом: сытный ужин с гречкой и мясом сделал свое коварное дело. Меня разморило. Лим, Аарон и еще несколько магов собрались вокруг стола и занимались тем, что называется «мозговой штурм». Версия с Распутиным, увы, провалилась, а время поджимало.

— Верховный инквизитор требует отчета, а мы опять пришли к тому, с чего начали, — подвел итог дискуссии Лим, он хотел сказать что-то еще, но лишь бросил на меня взгляд, в котором в тугой клубок сплелись боль, отчаяние и гнев, порожденный бессилием.

— Да плевать на то, что требует Феликс Лазарев, — вспылил Аарон. — Если мы не найдем этого мальчишку, то…

— То что? — раздался смутно знакомый голос.

В дверях стоял эльф, чем-то слегка мне знакомый. Я высунула нос из-под одеяла и проморгалась. Увы, длинноухий узнал меня первым. Он замер на середине пути, крякнул и протянул:

— Однако… не ожидал увидеть эту барышню через столько лет, да еще и в такой обстановке.

Передо мною стоял тот, кого я еще совсем недавно оглушила ночным горшком.

— Прошу прощения за тот инцидент, это была вынужденная мера…

Это был странный диалог, и восемь пар глаз смотрели на меня и эльфа с недоумением. Как выяснила чуть позже у тени, в прошлом мне довелось огреть ночной вазой нынешнюю грозу магического сыска — верховного инквизитора. К тому же этот эльф ныне отличался крайней подозрительностью и проницательностью, и на него совершенно не действовали ни привороты, ни женские уловки.

— Признаться, я даже вам в чем-то благодарен — вы преподали мне урок, который я усвоил, — он оборвал сам себя и, развернувшись к следователям, произнес, обращаясь к дракону: — Меня не интересует, какие мотивы движут вами всеми: личные или же долг мундира и чести. Мне нужен результат. А пока что вы, господин Аарон, плюете на мое мнение… я это переживу. Главное — результат расследования. Мальчишка все еще у маньяка и все еще жив.

Лим на мгновение прикрыл глаза, глубоко вздохнул, а потом решительно произнес:

— У меня есть идея.

— И какая же? — заинтересованно протянул Феликс.

— Этот наш маньяк, или кто бы это ни был, отбирает жертв с достаточно сильным даром и еще ни разу не повторился с планетой, — рыжий поднял руку, опережая возражения. — Да, мне все же кажется, что он собирает способности согласно катрена Фомы Аквинского. Именно поэтому я предлагаю сделать приманкой Светлану…

— Сволочь, — Аарон все же перебил Лима. — Сволочь без души и чувств!

Дракон хотел было добавить еще весомый аргумент в виде фингала, но его остановили его же коллеги.

Внутри же меня что-то словно оборвалось.

Демон продолжил мысль:

— Я не хочу рисковать Светланой понапрасну, а потому прошу позволения сделать ее полную личину, со слепком ауры. Я эмпат, и мне будет легче всего срастись с магической маской Светланы. Думаю, после наглядной демонстрации ее способностей на балу она станет кандидаткой номер один у маньяка…

Аарон, до которого дошел весь смысл сказанного, сам перестал вырываться.

— Так бы сразу и сказал… — зло промолвил, словно сплюнул, дракон.

— Не скажу, что ваше предложение сверхоригинально, но это хотя бы что-то, — верховный инквизитор внимательно изучал лица всех присутствующих.

— Месье Дейминго, считайте, что вы получили мое одобрение на эту операцию. Но учтите, с данного момента прототип личины не должен совершать никаких магических действий, чтобы ее настоящую нельзя было отследить. Это касается в том числе и телепортов, — он сделал паузу, а потом добавил: — Приступайте. И да, дирекцию института в известность не ставить.

Эльф ушел, а комната наполнилась деловой суетой. Я же, уставшая от эмоций и переживаний, опустилась в кресло. Сон утянул меня в свои объятия мгновенно, как пучина брошенный в нее камень.

— Соня, просыпайся, просыпайся, Лючия, — ласковый голос, нежное касание ладонью щеки.

Сощурилась, открывая глаза. Рядом с креслом на корточках сидел Лим. В институтском платье, наспех коротко остриженный.

Я провела ладонью по ёжику волос. Нет, не померещилось. Это было правдой.

— В парике неудобно с длинными волосами. — Он кивком головы указал на русый скальп, который был точь-в-точь моя распущенная коса. — Мороки чистой воды, увы, легко раскусить, а вот актерский грим может провести даже бывалого чародея. Поэтому, если мы хотим, чтобы план сработал, меня без магии максимально подгонят под твой образ, а потом лишь слегка заштрихуют магией. Легкий флер чародейства уловить гораздо труднее. Сейчас с тебя снимут личину — слепок ауры — и слегка подкорректируют мои размеры, а то я немного больше тебя…

— Она готова? — голос, раздавшийся из-за спины, был мне незнаком.

Лим лишь кивнул.

Мне на виски тут же опустились прохладные пальцы.

— Будет чуть-чуть больно, госпожа, потерпите.

— А куда же я денусь с подводной лодки, — только и успела сказать, как почувствовала себя словно в салоне красоты. Не тогда, когда вам делают приятный массаж или спа-процедуры. Нет. Такое ощущение, что мастер депиляции со всего тела разом содрал восковую полоску.

Я не заорала лишь по одной причине: от волны непередаваемых ощущений весь воздух резко вышел из легких, и кричать попросту было нечем.

Боль ушла так же быстро, как и появилась.

— Ну, вот и все, — заключил невидимый мне экзекутор, — готово. Может быть, мы вас утешим, госпожа, но тот, кому личину будут накладывать, испытает ощущения гораздо более болезненные, чем тот, с кого снимают слепок.

Увы, эта весть меня не сильно обрадовала.

Лим, который расположился на стуле, откинул голову, всем своим видом показывая, что уже готов. Тот, что снимал с меня личину, отошел от моего кресла и направился к рыжему. Наконец-то я смогла рассмотреть этого гримера от магии. Солидный, грузный, с мясистыми пальцами. Он был в льняном пиджаке, весь лощеный. Неторопливой королевской походкой маг прошествовал к рыжему и, так же как и мне, опустил пальцы демону на виски.

Лим не кричал и даже не открыл рта. Лишь спустя какое-то время из его носа начала сочиться кровь. Глаза невидяще смотрели в потолок.

Наконец личинных дел мастер убрал руки.

— Все, готово.

Рыжий какое-то время еще посидел, а потом, стерев кровь платком, встал и надел парик. Расправил локоны, распрямил суженные магией плечи и повернулся ко мне.

— Матка Боска! — прокомментировал Аарон.

Перед нами была моя точная копия.