Сентябрь 2017, Париж
Двадцать девушек в бальных платьях с шифрами на груди стояли перед зеркалами. Высокие прически, прямые спины, талии, утянутые корсетами, и пышные фижмы. Все должно было начаться через полчаса, и дебютантки находились в предвкушении.
Я тоже волновалась, но вряд ли мое смятение было созвучно оному других институток. Ощущение товара, облаченного в вуаль и газ на ярмарке мужского тщеславия, не покидало ни на минуту. Глаза же дебютанток, горящие волнением величайшей радости, презрительные взгляды и лицемерные улыбки лишь усиливали это чувство.
— Попрошу вас выстроиться парами, окно телепорта откроется с минуты на минуту.
Вместе с этими словами директрисы в центре зала загорелась сфера, которая начала стремительно увеличиваться в размерах, пока не достигла высоты человеческого роста.
— А вот и приглашение. Как пунктуально, — прокомментировала госпожа Веретес и, подавая пример, первой шагнула в телепорт.
Мы последовали за ней. В паре со мной оказалась демонесса. Ее темные волосы, уложенные в затейливую прическу, были украшены бутонами алых роз, придавая образу девушки испанский акцент. Восемь пар уже вошли в телепорт, когда моя спутница наступила на шлейф одной из впереди идущих девушек. Та, не ожидая подвоха и, видимо, подумав, что край за что-то зацепился, по инерции потянула чуть сильнее. Как результат, ткань затрещала, и под носком туфельки демонессы остался изрядный кусок.
Оглянувшаяся в последний момент дебютантка была готова в первое мгновение разрыдаться: наряд был испорчен.
— Я нечаянно, — протянула, словно искренне сожалея об этом, демонесса.
— Ах ты, — влага из глаз исчезла, уступив место злости.
Было видно, что оборвашка готова вцепиться в рогатую красавицу.
— Время. Ты идешь или остаешься? — напомнила спутница пострадавшей.
— Иду, иду, даже голая я пойду на этот бал! — в порыве злости выпалила та, чья юбка стала значительно короче, и шагнула в телепорт.
Я оглянулась в последний раз на зал и шагнула следом.
Когда мы вышли, то застали интересную картину: оборвашка освободилась от каркаса юбки, отчего платье потеряло пышность. Зато и рваный край спрятался под складками. Приглядевшись, можно было понять, что произошло, но неискушенному взгляду были видны лишь точеные ножки, которые выглядывали из-под юбки чуть смелее, чем у остальных.
Директриса стояла к нам спиной, словно не заметив произошедшего.
— Будь готова ко всему, — одобряюще шепнул тень и… смылся в неизвестном направлении.
Зазвучали фанфары, распахнулись массивные позолоченные створки дверей, и я услышала три характерных удара, а потом зычный, поставленный голос провозгласил:
— Госпожа Веретес из Санкт-Петербургского института благородных чародеек с воспитанницами!
Яркий свет ослеплял, натертый до блеска паркет напоминал лед катка, и сотни устремленных взглядов вызывали желание ретироваться отсюда куда подальше.
Я непроизвольно сглотнула и еще выше подняла голову, почувствовав себя комедианткой, в улыбке которой мед, а во рту — вкус горечи.
Директриса остановилась и присела в реверансе перед убеленным сединой мужчиной. Мы синхронно повторили ее маневр.
— Рада приветствовать вас, генерал Шенон! Вот уже полвека вы оказываете нам честь, приглашая на ежегодный осенний бал.
— Ну что вы, госпожа Веретес, — учтивый поклон и ответ, соответствующий нормам этикета. — Это вы оказываете нам несказанную честь, принимая наше скромное приглашение. И прошу вас простить за некоторую спешку, но в этом году бал приурочен к празднованию четырехсотлетия нашей военной академии, а потому мы позволили пригласить и некоторых ее выпускников.
На это его заявление директриса хищным ястребом глянула по сторонам и расплылась в ответной любезной улыбке: видимо, увиденное ее удовлетворило.
— Хитрый плут! — Веретес, сложив веер, шутливо стукнула его по запястью. — И вы держали все в тайне. Я рассчитывала, что будет два празднества, а вы…
— Каюсь, грешен… — генерал хитро улыбнулся, — но совет посчитал, что два бала — слишком расточительная трата… А посему позвольте загладить мою вину и пригласить вас на первый танец.
Шенон галантно протянул руку директрисе, и в тот же миг я почувствовала, что кто-то подошел ко мне.
— Вы окажете мне честь? — приятный мужской баритон.
Я подняла глаза. Передо мной стоял блондин с правильными чертами лица, выдающими в нем аристократа, карими глазами, взгляд которых проникал в самую душу. Слегка замешкалась, и он мягким, чарующим голосом уточнил:
— Так вы позволите?
— С превеликой радостью окажу вам эту честь, — ответила я.
Зазвучали первые аккорды полонеза, выстраивающего пары для торжественного шествия. Неторопливые такты позволили мне осмотреться: военная униформа была везде и всюду. Блестящие эполеты, зеленые мундиры… мне на миг показалось, что среди остальных я увидела знакомую рыжую макушку, но музыка изменилась, призывая развернуться к партнеру лицом.
— Должен признаться, леди… — партнер намеренно сделал паузу, заставляя назвать свое имя.
— Светлана, Светлана Смирнова, — ответила и, вынужденная оказать ответную любезность, поинтересовалась: — С кем имею честь?
— Джеймон Йорк, — соблазнительно улыбнулся блондин. — Так вот, прошу вас, Светлана, простить мои горячность и напор, но вы меня поразили в самое сердце наповал.
— Ну что вы, я не пуля, чтобы поражать, — вернула неудачный и затасканный комплимент обратно адресату с пометкой «придумать что-то пооригинальнее».
Собеседник это понял и оценил, потому как тон сразу стал более деловым и в то же время искренним:
— Тогда позвольте сказать, что вы весьма ценный и необычный экземпляр, — он на мгновение прикрыл глаза и словно попытался уловить аромат, витающий в воздухе. — Поверьте мне на слово, мы, оборотни, в этом разбираемся.
— Меня не прельщает склянка со спиртом или препарировачная энтомологическая игла.
— При чем здесь они? — партнер хоть и не сбился с ритма танца, но был ошарашен.
— При том, что необычные экземпляры ценители-таксидермисты, дабы сохранить, обычно помещают в музей под стекло, предварительно выпотрошив.
— А вы умны. Определенно очень умны. А потому прошу: не показывайте ваш ум, ибо красивых девушек много, но красивых, умных и с сильным даром — мало. А потому вас обязательно запомнят и захотят в свою коллекцию многие в этом зале. И не скрою — я не исключение. Меня бы устроила такая, как вы.
— Вы это говорите вот так, сразу? — я вложила в эту фразу все безразличие, что у меня было, чтобы скрыть свои истинные чувства.
— Увы, вы же, как и я, понимаете, что этот бал — своего рода презентация. Институт выставляет на всеобщее обозрение свой лучший товар: молодой, с высоким даром, красивый, юный, неопытный и тем притягательный. А кадетский корпус свой: сильный, уверенный, напористый и с хорошей родословной…
— Чем-то напоминает выставку породистых собак, не находите? — вырвалось у меня непроизвольно.
— О да, весьма. И я уже вышел из романтической поры, мне двадцать пять. Не верю, что встречу свою единственную любовь, а потому просто предпочитаю чужому выбору свой собственный, осознанный, построенный пусть и на голом расчете, но моем, а не чужом.
— Говорить это той, с кем вы едва знакомы, — неосмотрительно и глупо, по крайней мере.
— Вы мне показались искренней и не ждущей чуда от этого вечера. У вас единственной глаза не горели предвкушением. Поэтому я и позволил себе убрать Олафа, с которым вы, согласно списку, должны были сейчас танцевать.
Собеседник кивнул в сторону, и я только сейчас увидела бледного юношу, сидящего на кушетке и буравящего нас злым взглядом. Оказывается, не только в институте правят бал интриги и пакости.
Прозвучали финальные аккорды. Партнер нехотя поклонился и не спешил покинуть мое общество.
Я уже присела в реверансе, собираясь сама закончить разговор, как оркестр заиграл вальс.
— Позвольте пригласить… — оборотня потеснил другой кадет.
— Этот танец мадемуазель уже обещала мне, — голос, прозвучавший за спиной, заставил помимо воли улыбнуться.
Лим! Все-таки не показалось. Рыжий, надменный, порою невыносимый, но такой… привычный.
Обернулась. Демон в военной форме был серьезен как никогда. Я протянула ему руку и поняла: вот теперь я действительно волнуюсь.
Мы замерли друг напротив друга — лицом к лицу, близко-близко, почти вплотную. Зазвучала музыка, приводя все в движение: пары закружились в неспешном вальсе. Мне показалось, что в эти мгновения даже воздух танцевал.
Лим положил руку мне на талию и уверенно повел, задавая ритм. А я была счастлива тем мимолетным, упоительным счастьем, которое пьянит голову осознанием его невозвратности и быстротечности. Вокруг все блестело: кенкеты и вощеный паркет, эполеты и серьги.
— Ты сейчас светишься, — демон словно прочитал мои мысли.
— Это непозволительная роскошь?
— В этом обществе, пронизанном интригами, — да, но я хочу, чтобы ты была сегодня расточительной.
Его уверенные руки, близость, шепот, щекочущий ухо, и взгляд, гипнотизирующий, заставляющий смотреть в янтарь глаз не отрываясь, — все это будоражило и дарило иллюзию надежды. И все же невероятным усилием воли я заставила себя вернуться в реальность:
— Как ты здесь оказался? — банальнейший из вопросов разорвал очарование.
— Трусиха… — констатировал Лим мою капитуляцию. — Как сказал генерал, в честь юбилея кадетского корпуса на балу присутствуют и выпускники академии. Мне почему-то показалось, что среди дебютанток будет, — рыжий замялся, словно поймал едва не вырвавшиеся слова, и сухо закончил: — И самая ценная из свидетельниц…
— Похоже, не тебе одному это показалось, — отчего-то завершение фразы царапнуло. Хотя кто я ему, свидетельница и есть, одна из многих, проходящих по громкому делу.
Аарон, внимательно наблюдал за нами, а тень Ника, моя тень, нагло нашептывал что-то ему на ухо.
— Но, как видно, ты сегодня популярна. Пришлось вспомнить юность, чтобы обойти конкурентов, а особенно одного, — демонюка посмотрел на меня с прищуром.
— Подножка или заклинание? — я попыталась придать вопросу светский лоск.
— Это было бы банально, и бывалый следопыт на такое бы не повелся, а вот на сообщение, что он сделал предложение одной из институток, некой демонессе, и она ответила согласием… Когда тебя окружает толпа из жаждущих поздравить и засвидетельствовать свое почтение… бывает сложно выбраться.
— А вы коварны и хитры, господин Дейминго, — ответ в тон словно был подтверждением, что я принимаю правила игры, в которой ни одна из сторон не желает признаваться в истинных чувствах первой.
— Да, демоны этим слав… — Лим хотел сказать еще что-то, но меня скрутила резкая боль. Увы, причина была все та же.
Мы сбились с такта и остановились. Лишь успела поразиться быстроте и глубине происходящего. Лим же, обхватил мою голову ладонями и зашептал прямо в губы: «Не бойся, я с тобой, не блокируй, не закрывайся… Отпусти свой дар, я рядом». В этот момент амулет, раскалившийся добела, просто раскололся на части и меня захлестнул шквал. Агония, безумие, от которого хотелось кричать, но крик был немым, я буквально тонула, а вокруг раскручивался кольцами огненный вихрь.
— Я рядом… — это были последние слова перед тем, как нас закрутил водоворот времени.
Сознание возвращалось рывками. То казалось, еще немного, и я вынырну на поверхность из-под водной толщи, то вновь меня уносило в глубину.
В явь помогло вернуться прикосновение: легкое, почти невесомое. Кто-то дотронулся до скулы, обвел ладонью овал лица. Сознание наконец-то определилось, по какую сторону грани оно банкует сегодня.
Глаза открывала медленно и нехотя, словно предчувствуя очередной сюрприз судьбы. Оный сидел передо мной в расстегнутом мундире.
— Ты меня напугала, — Лим с облегчением вздохнул.
— Я старалась, — ответила честно. — Можно сказать, работала с полным погружением и отдачей.
— Если пытаешься иронизировать, — значит, в порядке, — вынес вердикт рыжий.
Я приподнялась на локте и огляделась: судя по небу, я очнулась летним облачным утром. Только в ранний час воздух бывает столь кристально свеж и чист, напоен ароматом листвы с тонкими нотками еще нераскрывшихся бутонов. В полдень или вечером не только свет, но и звуки, запахи иные.
Посмотрела на Лима. Он ни капли не напоминал джипиэс-навигатор, однако ответить на вопрос, столь популярный у водителей: «Где мы находимся», предстояло именно демонюке.
— Не знаю, — почесав в затылке, выдал мой спутник. — Кукушка, которую мы вспугнули своим появлением, увы, уточнить адрес не удосужилась, а клены, как видишь, не особо разговорчивы.
Да уж, информативно. Впрочем, госпожа Логика подсказывала, что находимся мы отнюдь не на лоне дикой природы: аккуратно растущие, словно по линеечке, деревья, ухоженный газон вдалеке… Все это выдавало парковую зону.
— А вот интересно, те люди, в мундирах и фуражках, бегут к нам, чтобы выписать нам штраф за потоптанный газон? — невинно уточнила я.
К нам и вправду спешили несколько человек в серой форме. Вот только было в них что-то неуловимо знакомое.
— Так, с местом и временем теперь понятно, — скороговоркой протараторил Лим. — Царская Россия. А теперь — бежим!
Он дернул меня за руку, рывком поднимая на ноги. Задавать лишние вопросы не стала. Разберемся еще, вот только ноги унесем. Потому как я поняла, что мне показалось столь знакомым в этих мундирных: такое же выражение лиц было у дознавателей, вломившихся в мою квартиру.
Увы, бальные платья не были предназначены для спринтерских забегов по такой шибко пересеченной местности. Я споткнулась на первом же шаге. Выдавать геройское «Бросай, спасайся сам» даже не подумала, а лишь чертыхнулась.
Лим, видя это, повел себя совершенно не как джентльмен: запустил руки мне под юбку. Правда, совсем не с донжуанскими намерениями. Рыжий ловко отстегнул фижмы (будто специально долго и упорно тренировал именно этот навык) и в довершение укоротил подол ровно вдвое. Бежать стало значительно удобнее. А посему: ветер в спину, ноги в руки, и мы рванули к спасительному забору.
То ли испуг придал силы, то ли что иное, но я, подсаженная рыжим, перемахнула через ограду двухметровой высоты в одно мгновенье. Лим слегка запоздал и потому, к моменту прибытия мундирных, гордо оседлал забор, собираясь перевалиться на мою сторону. Увы, дознаватели позапрошлой эпохи, как и мои современники, не пожелали просто так выпустить добычу из рук и по инерции (считай, по дури) вцепились в сапог демонюки с одной стороны. Я, желая помочь, ведомая азартом, ухватилась с другой.
Не знаю, что чувствовал Лим, выступая в роли импровизированного каната. Однако на французском он шипел весьма экспрессивно.
— Мать вашу! Вы же покойники, почему тогда такие активные! — вырвалось у меня непроизвольно в адрес мундирных.
Дознаватель, вцепившийся в обувку демонюки разве что только не зубами, на мгновение опешил.
— Братцы, глядите-ка, девка-то — наша прошмандовка, а не французская…
В этот самый миг сапог Лима решил, что свою роль он сыграл и пора бы ему со сцены удалиться, а потому покинул ногу столь авантюрного хозяина.
Поскольку обувка, исполнив незабвенный трюк сказочной репки, оказалась-таки в столь вожделеющих ее инквизиторских руках, а я с другой стороны тянуть не переставала, Лим полетел прямиком на меня.
Увы, роль благородного рыцаря, ловящего свою даму, сиганувшую в его объятья с балкона, меня не вдохновляла. А потому я, разжав руки, отскочила в сторону. Рыжий не поцеловал траву лишь по одной причине: у него оказался важнейший анатомический элемент, который утратили еще далекие предки человека, — хвост. Им-то демон и ухватился за забор. Лим буквально на мгновение завис над землей, растопырив руки и ноги, как мышь, которую вынули из капкана за пятую конечность и пристально изучают, а потом, отцепившись, спрыгнул на землю.
Наполовину босой, в помятом мундире, но свободный.
— Это их надолго не задержит. Ходу! — выдохнул он.
Пока мы бодро следовали принципу: «Бегу, значит, живу; убежал, значит, выжил!» — я подумала, что в вузе было занятий физкультуры маловато: пара в неделю — это просто безобразие. Оказывается, мне, чтобы выжить, нужно заниматься каждый день и не по часу… Хотя некоторые вон бегают по утрам… Правда, чаще сопровождая это простое упражнение еще и дыхательной гимнастикой, а конкретнее криком: «Опять проспала!»
Вдох-выдох, вдох-выдох. Легкие начали уже гореть, в боку кололо, туфли норовили соскочить, а ноги все чаще запинались.
— Почему они за нами гонятся? — этот вопрос я буквально выплюнула из себя.
Хотелось услышать что-то вроде: «Они обознались, должно быть, скоро отстанут» или что-то подобное.
Лим бежал рядом и ничуть не запыхался, даже то, что одна пятка сверкала наготой, ничуть ему не мешало.
— Видишь ли, моя аура почти точная копия прадедовской… а мой доблестный предок когда-то в конце девятнадцатого века весьма сильно нашпионил в России… после чего ему пришлось спешно ее покинуть и ретироваться в Париж. Местная инквизиция получила карт-бланш на его поимку, арест и все вытекающие…
Если он думал, что эта новость меня как-то успокоит… значит, демон ничего не понимал в женской психологии. Лим смотрел лишь вперед. Глубокие вдохи. Медленные выдохи, уверенные, скупые движения корпуса. Не оглядываясь на меня, он продолжил, словно мы вели светскую беседу, а не уносили ноги:
— Наше появление вызвало возмущение магического фона, на которое, полагаю, и среагировали патрульные, ну а дальше, сличив мою ауру с тем, что у них имеется…
— Они не отстанут? — Мне же каждое слово давалось с трудом, а потому я их старательно экономила.
— Ну, у нас есть неплохие шансы уйти… — обтекаемо ответил рыжий.
Дорога под ногами имела характерный вид: две накатанные широкие колеи по бокам и одна вытоптанная — посредине. Такой ее мог сделать только гужевой, но никак не автомобильный транспорт. Колеса телег мнут траву по бокам, а лошадь, тянущая повозку, — посредине.
Впереди, меж раскидистых крон лип, появился просвет. Через несколько минут дорога вывела нас к взморью. Песчаный ровный берег, овеваемый ветрами с залива, виднеющееся невдалеке кладбище, радовавшее глаз жизнеутверждающей картиной из покосившихся плюсиков-крестов, были символической финишной чертой.
Я согнулась пополам, уперев ладони в колени и тяжело дыша.
— Ну что, есть варианты? — демон невозмутимо обозревал пейзаж.
— В воду больше не полезу! — категорично прохрипела я.
— Я не о том. Есть варианты, где мы можем быть? То, что это конец девятнадцатого века, как и Россия, понятно…
Выпрямилась и посмотрела окрест.
— Не уверена, совсем не уверена, но, судя по прибрежной полосе, кладбищу и тому то ли дворцу, то ли скотному двору в стиле готика, мы в Старом Петергофе.
— Э? — вопросительно взглянул на меня Лим.
Я мысленно застонала: «Иностранец!»
— Пригород Питера. Исторический. Так понятнее?
Демон утвердительно кивнул и стянул сапог. Следом он снял китель, рубашку и начал расстегивать ремень.
— Раздевайся! — как ни в чем не бывало обратился он ко мне.
Я же лишь мысленно застонала: «Опять!»
— Быстрее, они наверняка подключили гончих. Вода же смывает не только запахи, она и след ауры отлично маскирует.
Лента берега казалась серой полосой, на которой галькой выложен затейливый рисунок. Безмолвная лазурная гладь, местами покрытая дорожками штиля, перистые облака и пенный зигзаг неторопливого прибоя — все это было словно лирической мелодией, дарящей покой и уединение душе, тайной, завораживающей и манящей.
Я щелкнула пальцами раз, другой и поняла, что сегодня самой мне с застежками не справиться — банально не могла сосредоточиться. Пальцы дрожали, выдавая накопившуюся усталость. Тяжело вздохнула и обратилась к Лиму:
— Пожалуйста, помоги снять! — и повернулась спиной.
Демону пояснений не требовалось: он ловко расстегнул застежки платья. Осознание того, что такая точность может быть лишь результатом тренировок, неприятно кольнула.
— Оперативно, — комментарий, вырвавшийся непроизвольно, заставил Лима на секунду замедлиться.
— Ты не поверишь, если расскажу, где я приобрел этот навык.
Я попыталась повернуть голову и с интересом спросила:
— И где же?
— По молодости и по дури, сразу после окончания обучения, я возненавидел все, что связано с магией. На то были причины. Так вот, ничего не умея, кроме как воевать, я подался в Клермон-Ферран, одну из военных летных школ ВВС Франции. Может, выбор пал именно на знак штурвала и крыла, потому что всегда завидовал драконам: им-то небо доступно с рождения.
— Знак чего? — я перебила Лима.
Платье, услужливо расстегнутое, просто так сниматься не желало, несмотря на то, что юбка претерпела ряд авангардных улучшений.
— Штурвал и крыло, окруженные лавровым венком, — знак курсанта авиационного училища Франции, — пояснил он и вернулся к первоначальной теме. — Так вот, не знаю, кто разрабатывал летную форму, но у наших берцев была знатная шнуровка. Высотою едва ли не до колена. А нормативы на сборы по тревоге, как и везде, — двадцать секунд. Помнится, мы всей эскадрильей полторы недели тренировались в искусстве шнуровки.
Когда я наконец выпуталась из бального наряда, Лим уже разделся. Его одежда, аккуратно свернутая рулоном, лежала на гальке.
Почему-то сразу вспомнилось, как мы выпали из телепорта. Правда, тогда от рубашки Лима остался хотя бы воротник, а сейчас… Растрепавшиеся из хвостика рыжие волосы при порывах ветра скользили по сливочной коже широких плеч, худощавое, поджарое тело, рельеф мышц… И самое обидное, что демон был до безобразия спокоен. Хотя, глянув на хвост, выписывающий восьмерки на гальке, поняла: демонская невозмутимость напускная. Осознание этого примирило с мыслью, что и Лиму не чуждо волнение.
Он же смотрел на меня внимательно, слегка прищурившись против солнца, не иначе, оценивая картину «институтка в неглиже». Панталоны, чулки, корсет и сорочка под ним удостоились пристального изучения этим демонюкой. А ведь если я хотела зайти в воду, мне необходимо было избавиться еще от одной детали гардероба.
Освобождение от корсета сопровождалось столь протяжным вздохом облегчения, что, услышь его случайный прохожий, интерпретация была бы однозначно страстно-горизонтальной.
— Если бы ты знал, как я об этом мечтала… — протянула с облегчением.
— Доставлять женщине приятные минуты порою весьма просто… — невозмутимо заметил Лим, но в его взгляде было столько ехидства, что я невольно усмехнулась.
Демон подхватил мои вещи и, аккуратно свернув их, добавил к своей скрутке.
Он входил в воду уверенно и решительно. Темно-синяя, почти фиолетовая волна вела неспешную прибрежную беседу с камнями, и я сделала несколько шагов вперед.
Лим обернулся.
— Если что, я рядом.
«Не ахти какая поддержка, но все же», — решила и шагнула в ленивую волну балтийского прибоя.
Волны встретили меня, как теща зятя: не слишком ласково, но и не кусая холодом, как в Фонтанке. Лим пояснил, что нам стоило бы сначала проплыть вдоль берега, лучше всего с нырками, чтобы вода как можно быстрее впитала в себя остатки нашего магического фона, а потом уже пройти по мелководью.
Мне, мало что понимающей в заметании следов (как-никак из нас двоих изрядный дознавательский стаж был все же у демонюки), оставалось лишь согласиться. И вот сейчас я могла лицезреть перед собой рыжую макушку. Как оказалось, у демона хвост весьма нужная и полезная вещь. Именно эту конечность Лим весьма удачно приспособил к транспортировке одежды, когда руки заняты. Тючок из того, что осталось от моего платья (хотя после того, как от него оторвали большую часть подола, лишили фижм, рюшей и воланов, оно оказалось если не компактным, то вполне себе транспортабельным) и формы Дейминго, величественно проплывал над водой.
По точным, выверенным гребкам демона было видно, что вода отнюдь не его родная стихия. Как и большинство тех, кого природа обделила стратегическим жировым запасом, он держался на поверхности лишь за счет постоянного движения. Стоило ему чуть сбавить темп, как голова тут же уходила под воду (хвост в это время корабельной кормой тонущего судна задирался еще выше: не иначе, в попытке сохранить одежду сухой).
— Тебя точно не надо будет спасать? — уточнила я, отплевываясь.
— Не дождешься, — бросил через плечо Лим и добавил: — Загребаем к берегу.
Выходить из воды было неприятно. Ветер сразу же прошелся по мокрой ткани сорочки, липшей к телу. Кожа на руках враз порадовала синюшным оттенком и мурашками.
Демонюка, заметив, как я зябко обняла свои плечи, направился ко мне. Вода, к этому времени доходившая лишь до пояса, слегка замедлила его движения.
— Держи, — он протянул мне свой китель. — Нам еще минимум с полчаса идти по мелководью, продрогнешь.
Выбранного дознавателем курса на причудливое каменное здание с небольшим мезонином мы держались, по ощущениям, больше часа, когда Лим все же решил выйти на берег.
— Вот теперь оторвались, — заключил рыжий и стал споро одеваться. Я тоже решила, что хорошенького понемножку, и, хоть китель и заслонял полупрозрачную ткань сорочки (скорее подчеркивающую, чем скрывающую наготу), поспешила надеть остатки платья. С корсетом мы, не сговариваясь, распрощались едва зашли поглубже в воду: уж больно он был неудобный в транспортировке и бесполезный в носке. Лим даже придавил его ко дну камнем, чтобы не всплыл ненароком. Теперь, без этого атрибута, я чувствовала себя намного лучше, несмотря на то, что ни о макияже, ни о прическе, ни о надлежащем внешнем виде не шло и речи.
Мысленно усмехнулась, ведь стилисты утверждали обратное: уверенность женщине придает ее внешний вид. На поверку получалось, что эту самую уверенность вселяет удобство одежды.
— И что дальше? Попытаемся вернуться в наше время? — мне хотелось хоть какой-то определенности. Сама я пентаграмму переноса пока не могла начертить: не успела всего запомнить.
Лим, в этот момент собиравший непослушные волосы в хвост, энергично помотал головой, отчего мокрые пряди осыпали брызгами и его и меня.
— Ни в коем разе! Нам выпал уникальный шанс допросить подозреваемого из прошлого, и не воспользоваться им — кощунство.
— Надеюсь, ты не о Распутине говоришь? — подозрительно уточнила я.
Демон же, ничуть не смутившись, подтвердил:
— Именно о нем.
Рыжие волосы никак не желали собираться в хвост, во всей красе демонстрируя свой непокорный нрав, и демонюка плюнул на это гиблое дело: пытаться завязать их шнурком. Он печально вздохнул, а потом виновато посмотрел на меня:
— Знаешь, у нас есть одна проблема: если я воспользуюсь магией, то боюсь, что нас легко могут обнаружить местные инквизиторы.