Инопланетянин

ВОДЫ СТИКСА

Мейседон встал из-за стола и прошелся по кабинету. Пройтись было где: кабинет был неожиданно просторен — площадь его соответствовала генеральским пентагоновским нормам и составляла тридцать квадратных метров. Но обставлен он был очень просто, без генеральской роскоши. Вся мебель металлическая, из алюминиевого сплава. Письменный стол, приставной столик с электролампой и телефонами, сейф, шкаф и стеллажи для книг и документов, кресла и стулья. У дальней стены за прозрачной отгородкой — еще один стол и стул возле него; это место для посетителей, которым предстоит, не выходя из кабинета, в той или иной мере познакомиться с программой «Инвазия». Окно в кабинете большое, до самого пола, забранное решеткой из толстых металлических прутьев. Выходило окно во внутренний двор — небольшой сквер с газонами, аллеями для прогулок и скамьями для отдыха. В центре этого внутреннего островка зелени и свежего воздуха небольшой бар.

Мейседон нервничал. Более получаса прошло после объявления тревоги, вернее, после того, как он переступил порог этого кабинета. И ничего! Молчат телефоны. Никаких вестей ни от лейтенанта Армстронга, отправившегося в Фоли-Сквер за документами, ни от лейтенанта Сейрована, который должен доставить сюда Рэя Харви. Когда Мейседон будет видеть там, за стеклянной отгородкой, его крупную фигуру, склонившуюся над столом, на душе будет спокойнее. Зазвонил телефон. Мейседон поспешил к столу, сорвал трубку — он по звуку сигнала понял, что заработал спецаппарат.

— Полковник Мейседон.

— Си-один, баззард, си-один, а не полковник Мейседон, — насмешливо пропела трубка голосом Чарльза Уотсона. — Харви прибыл?

— Си-три, а не Харви, — отпарировал Мейседон. — Нет, не прибыл.

— Жаль. А офицер с оперативными документами?

— Тоже пока не прибыл.

— Жаль-жаль. Послушайте, баззард. — По изменившемуся звуку голоса Мейседон догадался, что Уотсон прикрыл микрофон ладонью — наивная, инстинктивная и зряшная предосторожность доверительного разговора. — Вы поверили в реальность тревоги?

Мейседону стало тревожно. Ему задал этот вопрос фактический руководитель программы в ее техническом аспекте!

— Что вам сказать, Уотсон…

— Правду, одну правду и только правду! — перебила трубка.

— Руку на библию возложить? — пошутил Мейседон. Но Уотсон не принял шутки.

— Да или нет? — жестко переспросил он.

В трубке послышался щелчок, и легкий фон нормально работающего телефона пропал.

— Хэлло! Уотсон, вы слышите меня? Хэлло!

Трубка молчала. А потом безликий женский голос проговорил:

— Авария на линии связи. Об исправлении повреждения вас уведомят.

Мейседон положил телефонную трубку. Постоял неподвижно и вдруг услышал, как бьется его сердце — часто, торопливо, нервно. Происходило что-то непонятное и непредвиденное. Что? Он снова прошелся по кабинету, стараясь привести нервы в порядок. Уотсон что-то хотел сказать ему — это несомненно! Но сначала пожелал убедиться — верит ли Мейседон в реальность тревоги. А надо было говорить сразу, сразу! Уотсона прервали, разъединили, авария на линии связи — стандартный, набивший оскомину, неуклюжий камуфляж. Уотсону помешали сказать нечто весьма важное. Но, пожалуй, вопрос вопросов — это не что помешали ему сказать, а кто помешал. Если ЦРУ, ФБР, госдепартамент, Пентагон — полбеды. Но если это сделали силы инвазии, вызвавшие тревогу? Испуг, животный ужас заставил Мейседона стиснуть зубы. Если инвазия — реальность, то, парализуя волю и сопротивление человечества, космические силы в первую очередь обрушатся на программу, которая создана для противодействия.

Мейседон расслышал наконец стук в дверь. Стук был громкий, стучали, наверное, не первый раз.

— Войдите!

Вошел капитан Стенли, заместитель начальника пентагоновской полиции — подтянутый, корректный, с суровым, ничего не выражающим лицом, на котором четко выделялся шрам — след касательного пулевого ранения. Приблизившись к Мейседону, капитан протянул ему опечатанный пакет.

— На ваше имя, сэр. Лично!

Принимая пакет, Мейседон спросил:

— А где же лейтенант Армстронг?

— Он еще не прибыл, сэр. Пакет доставлен солдатом-курьером.

Мейседон кивнул и, проходя к столу, поинтересовался:

— Чем занят сержант Бредли?

Следуя за полковником, капитан пояснил:

— Сержант Бредли отлучился в туалет, сэр. Он постеснялся беспокоить вас по такому пустяку.

— В следующий раз пусть не стесняется, — рассеянно проговорил Мейседон, опускаясь в кресло и разглядывая опечатанный конверт без всяких сопроводительных надписей.

— Вы уверены, что это для меня?

— Уверен, сэр. Извините, но вы не рассмотрели одной детали.

Капитан зашел сбоку, естественным, свободным движением достал из кармана пистолет, приставил к правому виску Мейседона и выстрелил. Голова полковника дернулась от удара крупнокалиберной пули и со стуком упала на стол. Тело Мейседона напряглось, свершило несколько конвульсивных движений и обмякло.

— Господи, прости меня, — прошептал капитан.

Достав большой носовой платок, он тщательно протер пистолет — личный пистолет Мейседона, изъятый из его ординарного служебного кабинета, — наклонился, вложил рукоятку пистолета в безвольно свисавшую правую руку покойника, обжал ее пальцы и отпустил. Пистолет почти без стука упал на палас. Капитан распрямился, созерцая деяние рук своих. Теперь, когда ему уже не нужно было контролировать себя, а дело было сделано, его суровое лицо смялось, сделав капитана похожим на измученного, убитого горем старика. С видимым трудом подойдя к покойнику вплотную, он осторожно вытащил из-под тяжелой головы пакет, с одного угла залитый кровью, смял его в комок. Потом спохватился, расправил, сложил пополам и спрятал в карман. С отвращением посмотрев на свои руки, на которых остались от конверта слабые следы крови, он принялся ожесточенно вытирать их платком, используя в качестве моющего средства собственную слюну. Сунув платок в карман, он судорожно вздохнул.

— Прости меня, Боже! — капитан поцеловал обручальное кольцо. — И ты прости меня, Кэт. Ради тебя я пошел на это!

Если бы некий беспристрастный наблюдатель мог следить за капитаном Стенли, он стал бы свидетелем любопытного зрелища, свидетельствующего об удивительной гибкости человеческой натуры: к двери кабинета двинулся убитый горем, едва волочащий ноги старик, но с каждым шагом лицо его твердело, а походка становилась все более упругой. Из кабинета вышел подтянутый, суровый и корректный заместитель начальника полиции. Он тщательно запер за собой дверь, снял с нее табличку с шифрованным названием — дверь стала безликой и, по крайней мере на некоторое время, никому не нужной. Пакет и носовой платок капитан Стенли сжег в железном ящике, который специально для этой цели стоял в углу, пепел тщательно растер и забросал мусором. Выпрямившись, капитан критически осмотрел помещение, задержавшись взглядом на пустующих местах дежурного офицера и оператора. Потом вышел в коридор, запер за собой и эту дверь, осмотрелся — никого не было, Мейседон со своей группой размещался в тупичке. И с этой двери капитан снял шифрованную табличку, обезличив ее, растворив в великом множестве других дверей гигантского здания. И, печатая шаг, направился к центральному входу.

При входе Стенли подошел к свободному телефону-автомату и набрал номер. Услышав ответ, произнесенный женским голосом, он спросил:

— Я не ошибся, это номер… — И он с ошибкой на три цифры в большую сторону, что соответствовало паролю на текущий день, назвал только что набранный номер.

— Ошиблись, но попали по адресу.

— Мне дедди.

— О’кей!

Капитан огляделся. Все было спокойно, никто не вертелся рядом.

Лейтенант Армстронг, загрузивший автомобильный сейф не только оперативными документами, но и кипой каких-то секретных папок, по дороге в Пентагон был переориентирован на сложный объездной маршрут. Лейтенант не удивился: когда везешь столько секретных бумаг, принимаются самые разные меры предосторожности, в том числе и неожиданные изменения маршрута следования. Когда спецмашина проезжала мимо забора с прозрачными пластмассовыми окнами, ограждавшего строительную площадку, она взорвалась. Взрыв был как две капли воды похож на тот, который наблюдал Рэй Харви. Машину разнесло буквально на куски. Харви ошибался, подозревая ядерный взрыв. Взорвалась пластиковая прокладка автомобильного сейфа, вделанная конечно же давно и заблаговременно. Пластиковая взрывчатка была неординарной — она была сделана на основе соединений с инертными газами, мощность ее взрыва на целый порядок превышала мощность взрыва стандартного тринитротолуола. Оболочка сейфа играла при этом роль обычного корпуса бомбы, что усиливало бризантное действие взрыва и способствовало превращению хранящихся в сейфе документов в прах и пыль.

Сержант Бредли, оператор, был найден в туалетной комнате повесившимся. Он повесился в странной позе, сидя на унитазе. Шелковый шнурок, привязанный к крюку на стене над его головой, охватывал его горло. Сержант, видимо уже в агонии, с такой силой рванулся, что сломал себе шейные позвонки. Вскрытие показало, что Бредли принял чрезмерную дозу героина. Наркотик был найден и в его кармане. Это был героин высшего качества, называемый наркоманами динамитом. По-видимому, Бредли перепутал его с гораздо менее эффективным героином кустарного производства, это и стимулировало роковой исход: банг-ап динамита вызвал полное помрачение рассудка со сдвигом к крайнему мазохизму. Ретроспективное расследование позволило установить, что сержант Бредли был скрытым наркоманом-тихушником и уже несколько лет весьма ловко, не вызывая особых подозрений сослуживцев, предавался этому пороку. Этот акт никого не удивил. Все знали, что в Пентагоне немало наркоманов на всех без исключения ступенях служебной лестницы.

Харви остался в неведении относительно судьбы сержанта Бредли, он его и не интересовал. Но о машине лейтенанта Армстронга, вывезшей из ФБР некие секретные документы, он кое-что узнал. Сначала тот же капитан Стенли сообщил ему, что спецмашина, отправленная в Фоли-Сквер монсеньером, не вернулась, так сказать, на свою базу. А когда Харви потормошил свою агентуру, то узнал и о взрыве, который превратил автомобиль военной полиции в разбросанную груду металлолома, удобренную человеческими останками.