Выйдя из отеля, Рене свернул налево, прошел вдоль фасада здания, миновал ресторан и еще раз свернул налево, в переулок. Часть старых домов недавно была снесена, освободившаяся площадь теперь использовалась под стоянку. У серого «ситроена», стоявшего с краю, открылась задняя дверца. Задняя — это добрый знак, если тебя хотят пристукнуть, посадят впереди.
Из открытой дверцы выглянул мужчина и спросил вполголоса:
— Мсье Рене Хойл?
— Он самый.
— Добрый вечер. Мы вас ждем.
«Ситроен» сразу тронулся с места. За рулем сидел еще один человек.
— Надо обговорить ситуацию, мсье Хойл.
— Мы едем на серьезное дело, не до условностей. Поэтому зовите меня просто Рене.
— Меня зовут Жак, я, как и вы, работаю в газете. За рулем Луи, сегодня он мой помощник.
Жак был колоритным мужчиной: атлетическая фигура, худое узкое лицо, большой тонкий нос с выраженной горбинкой. Ни дать ни взять Амундсен в южном, романском варианте или, еще точнее, Жак Ив Кусто в расцвете сил. Странно, что эти люди так похожи: норвежец Амундсен и француз Кусто!
— Итак, Рене, мы отправляемся на опасное дело. Мы почти незнакомы, но должны доверять друг другу. Иначе у нас ничего не выйдет.
— Я понимаю это. И готов к доверию и сотрудничеству.
Приглядываясь к журналисту, Жак одобрительно кивнул и продолжил:
— Прошу рассматривать нас не только как сообщников, но и как представителей прогрессивной французской общественности. Все материалы по делу Грейвса, которые удастся получить, поступят не только в ваше распоряжение, но и в наше.
— Я предупрежден об этом.
— И этими материалами мы распорядимся по своему усмотрению.
— Разумеется. — Рене не сдержал улыбки, его забавляла дотошность француза, нимало не изменявшая ему в такой напряженный момент.
Наверное, Жак понял смысл его улыбки, потому что дружелюбно улыбнулся в ответ.
— И последнее, — проговорил он с некоторым нажимом. — Полагаю, мы должны приложить все усилия, чтобы действовать в рамках законности.
— Разумеется. Но думаю, что без насилия нам не обойтись.
— Верно. Но насилие насилию рознь.
— Бог мой! — вздохнул Рене. — Неужели я похож на гангстера?
Жак засмеялся:
— Нет, не похожи.
Жак все присматривался к журналисту, а Рене, в свою очередь, поглядывал на французского газетчика. По их лицам скользили отблески реклам, уличных фонарей и встречных, теперь довольно редких автомобилей. Луи был опытным шофером, он вел машину на большой скорости, но эта скорость почти не ощущалась.
— У вас есть вопросы ко мне? — спросил Жак.
— Есть. — Рене помолчал, собираясь с мыслями. — Я в деле Грейвса замешан крепко, отступать мне некуда. А вы? Почему вы идете на риск?
— Потому что я ненавижу, — сказал Жак, — войну и фашизм, который без войны и существовать не может. Не только тот, старый фашизм, что подох и гниет в земле, но и новейший, разодевшийся так, что его и не узнаешь сразу. — Он помолчал, глядя не вереницу огней за окном. — У нас есть сведения, что Грейвс собирается стереть с лица земли Габон, расшатать и расколоть его гранитную платформу каким-то чудовищным взрывом и залить потоком раскаленной лавы. Могут пострадать и соседние страны, а может быть, и вся центральная Африка. Речь идет о жизни десятков и даже сотен миллионов людей!
— Внимание! — негромко предупредил шофер. — Мы подъезжаем к резиденции.
Вилла террористов находилась в районе набережной, неподалеку от яхт-клуба. Луи сбросил скорость и ехал довольно медленно, но виллу все-таки проскочил, опознав ее лишь в самый последний момент. Пришлось развернуться и снова проехать мимо нее, теперь уже по противоположной стороне улицы, хотя болтаться вот так, туда-сюда, на глазах у возможных наблюдателей было совсем ни к чему.
Стоянку для «ситроена» нашли не без труда — она должна была располагаться не слишком близко к вилле, чтобы не вызвать подозрений, и не слишком далеко — на случай, если придется спешно удирать.
Темным узким переулком — Рене и в голову не приходило, что здесь могут быть такие, — Жак вывел группу к забору, а потом и к самому дому с торцовой стороны. Виллу тщательно обследовали и выяснили, что снаружи здание не охраняется.
Со стороны фасада здание было темным, лишь возле внушительных дверей тускло светились узкие длинные окна — одно по левую, другое по правую сторону. С тыльной стороны здания были освещены четыре окна, три больших и одно обычных размеров, все они были задернуты плотными портьерами. У крайнего правого окна фрамуга была открыта, а портьера, чтобы обеспечить приток свежего воздуха, частично сдвинута. Свет, который лился в сад через эту щель, был не очень ярок и имел странный багровый оттенок. Судя по всему, освещенные окна выходили из одного большого зала, видимо, именно здесь находились террористы, а может быть, и похищенный Нед Шайе. Заглянуть в окна не удалось, они располагались слишком высоко от земли.
— Как быть? — вслух подумал Рене.
— А деревья на что? — спросил немногословный Луи.
— Это мысль, — согласился Жак. — Но я пас, Бог не обидел силой, но забыл наделить ловкостью.
На дерево напротив открытой фрамуги вызвался забраться Луи: он был невысок, но ладно и крепко сбит, напоминал фигурой акробата или гимнаста. Жак остался на дежурстве перед окнами, а Рене, чтобы не терять времени, решил еще раз обойти вокруг здания. Все двери, ведущие в здание, парадная и две торцовых — оказались запертыми на массивные внутренние замки. Рене осторожно заглянул в одно из узких окон возле парадных дверей. Оно вело в полуосвещенный вестибюль. Рене довольно долго приглядывался, пока не рассмотрел, что в глубине его, скорее всего возле двери, ведущей во внутренние помещения, сидит, преспокойно развалившись в кресле, здоровенный парень и курит. К подлокотнику его кресла был прислонен короткий автомат — «стэн» или «шмайссер». Сердце екнуло и от радости и от волнения, которое, прямо скажем, было похоже и на испуг. Вооруженная охрана! Значит, есть кого охранять и… есть шанс заработать несколько пуль из этого скорострельного оружия.
Луи слез с дерева очень возбужденный.
— Шайе здесь!
— Ты в этом уверен? — усомнился обстоятельный Жак.
— Он! Если верить фотографиям, которые мы получили, — он, точно!
Описывая обстановку, Луи, утратив свое обычное хладнокровие, извергал фразы с чисто французской экспансивностью и быстротой, так что Рене пришлось напрячься, чтобы не терять понимания. Луи сообщил, что все окна выходят из длинного центрального зала. В передней части зала, где расположено окно с открытой фрамугой, находится жарко растопленный камин, а возле камина в кресле сидит Нед Шайе. Кресло какой-то особой конструкции, вроде электрического стула, к нему специальными ремнями можно намертво пристегнуть человека. Но Шайе пока не пристегнут, просто сидит, а ремни болтаются. Возле него четверо террористов. Судя по всему, Шайе допрашивают пока добром, хотя и припугивают: неподалеку стоит столик на колесиках, на нем ампулы, шприц, какие-то блестящие медицинские инструменты. К каминной решетке прислонены два металлических прута в палец толщиной с деревянными рукоятками; концы их погружены в горящие угли и раскалены докрасна. Выслушав все это, Рене невесело усмехнулся; допрос готовился в духе неофашистов и разного рода крайних экстремистов: этакое мрачное средневековое действо под современным гарниром.
— Четверо, — раздельно проговорил Жак, — к тому же вооружены. Четверо это много.
Луи взглянул на него с некоторым удивлением: увлеченный наблюдениями, он все еще не отдавал себе отчета в сложившейся ситуации. Теперь его лицо постепенно приобретало унылое выражение.
— Может быть, как-то выманить их оттуда? — неуверенно предложил он.
— А молодчик со стэном? — возразил Жак и коротко передал Луи результаты проведенного Хойлом обследования.
— Да, — обескуражено протянул Луи и почесал свою круглую коротко остриженную голову. — Может быть, все-таки сообщить в полицию?
— Долго, шумно, в полиции у них могут быть свои люди. К тому же, почувствовав, что пахнет жареным, они скорее всего попросту прикончат Шайе, — сухо возразил Жак и с легкой, но уловимой насмешкой обратился к журналисту: — Вы-то почему молчите, мистер журналист?
Несомненно, он думал, что Хойл испугался, и, если честно говорить, определенные основания для этого у него были. Рене действительно было страшновато, но как это ни странно, боялся он не террористов, а того плана, который родился у него в голове и просился на язык. Оставалось решиться, а решиться было потруднее, чем прыгнуть в ледяную воду. Рене вздохнул и улыбнулся Жаку.
— А если я попробую их обезвредить?
— Всех четверых? Сразу или поодиночке? — с угрюмой иронией полюбопытствовал Жак.
— Всех четверых и сразу, — спокойно ответил Рене, он достал из кобуры круглую гранатку, из кармана пистолет и показал это товарищам.
— Не пойдет! Мы не бандиты, — резко бросил Жак.
— Не торопитесь. — Рене неторопливо, что успокаивало ему нервы, объяснил свойства этого оружия и изложил свой план. Жак слушал сначала недоверчиво, потом заинтересованно, Луи же сразу увлекся замыслом журналиста.
— С такими-то козырями да пасовать? Надо рискнуть!
— А молодчик со стэном? — напомнил предусмотрительный Жак.
Луи задумался лишь на мгновение.
— Ставлю десять против одного, что дверь в зал заперта изнутри, уверенно заявил он. — Эти типы никогда не доверяют друг другу до конца, дверь — понадежнее охранника!
— В конце концов, хватит патрона и на охранника, — добавил Рене.
Жак развел руками:
— Что ж, мне остается лишь присоединиться к мнению большинства.
Жак еще раз оглядел здание, задержался взглядом на окне небольших размеров, которое примыкало к трем большим, с зеркальными стеклами, подошел к нему вплотную и тщательно осмотрел теперь уже с близкого расстояния. Это окошко было полностью завешено портьерой, находилось оно в противоположном от камина конце зала.
— Луи, — шепотом обратился он к шоферу, — сможешь открыть его без шума?
Луи, не торопясь, оглядел окно и солидно ответил:
— Надо посмотреть.
Жак жестом подозвал Рене, вдвоем они легко подсадили Луи и придерживали, пока он вел осмотр. Спрыгнув на землю, Луи сказал, что такое окно и мальчишка откроет без шума. Но если в зале находятся не дураки, а они вряд ли дураки в таких делах, то сразу догадаются, что окно открылось: оно открывается внутрь, а поэтому створка упрется в портьеру и приподнимет ее. Да и ветерком потянет — не лето!
— Черт с ним, пусть тянет! — весело сказал Жак.
Эта веселость задела Рене: ему подумалось, что если бы напрямую схватиться с террористами предстояло самому Жаку, то он вряд ли бы так веселился. Жак повел в его сторону своим амундсеновским носом и спросил с усмешкой:
— Не передумал, мистер журналист?
— Нет, не передумал, — сухо ответил Рене.
— Тогда давайте мне ваш изумительный пистолет и все остальное.
Рене удивленно приподнял брови, а Жак улыбнулся:
— Вы думали, я отправлю вас на съедение к этим волкодавам? Как бы не так! Я пойду туда сам, с вашим оружием.
— Но почему вы? Почему не я?
— Потому что мы во Франции, а не в Канаде, — мягко ответил Жак.
— Допустим, это не Франция, а Монако!
— Монако — та же Франция!
— Браво, камарад! — вполголоса одобрил Луи.
— Да и какой у вас боевой опыт? Наверное, никакого! И потом, стрелять по фазанам — это совсем не то, что стрелять по тарелочкам. У вас уроки боевого каратэ, а за моими плечами полтора года Алжира. — И уже с ноткой приказа в голосе Жак добавил: — Ваше оружие, Рене!
Журналист повиновался. Жак внимательно выслушал его инструкции, а потом распределил роли.
Бесшумно вырезав часть оконного стекла, Луи приподнял шпингалет и чуть приоткрыл створку окна, стараясь, чтобы она не надавила на портьеру. Потом помог забраться на подоконник товарищам и, пожелав успеха, спрыгнул на землю. Занимая удобную позицию, Жак приобнял журналиста за плечи и шепотом посоветовал:
— Не суйтесь в драку! Только помешаете. В критической ситуации палите поверх голов.
Резким движением Жак распахнул створку окна, откинул портьеру и мягко спрыгнул на пол. Рене проскользнул вслед за ним и, оставаясь на подоконнике, придержал портьеру, чтобы наблюдать за происходящим.
Танцуя на широко расставленных ногах, покачивая и играя корпусом, Жак быстро продвигался к группе террористов. Он двигался точно так, как учил передвигаться Билл в ситуации, когда противник держит тебя на мушке пистолета. А Жак и в самом деле был на мушке. Хотя террористы, стоявшие возле камина, были, судя по всему, ошарашены неожиданностью и находились в известном замешательстве, один из них, атлетически сложенный парень, успел сориентироваться и теперь целился в Жака, водя дулом пистолета вслед за его танцующей фигурой. «Сейчас он выстрелит!» — вдруг понял Рене, и сердце его сжалось. Выстрел! Мимо! Так и должно быть, если верить Биллу. Пистолет — не винтовка с оптическим прицелом, а танцующая человеческая фигура — не мертвая мишень с черным яблочком. Это лишь в вестернах из пистолета бьют без промаха по любым целям. Еще выстрел! И опять мимо! Но теперь на Жака было направлено уже четыре ствола. Рене вскинул пистолет, чтобы выстрелом отвлечь внимание террористов, но в этот самый момент Жак гибким движением левой руки метнул гранатку и, прикрыв глаза рукой, метнулся к стене. Рене закрылся портьерой, но даже сквозь плотную ткань различил ослепительную вспышку света, сопровождаемую довольно сильным взрывом, похожим на ружейный выстрел. В тот же миг со звоном разлетелось толстое зеркальное стекло. Выстрелы загремели один за другим, как в тире, Рене, уже не таясь, откинул портьеру и спрыгнул на паркет. На сердце у него отлегло: террористы палили вслепую по тому месту, где Жак находился секунду назад. А он мягко, как кошка, пробежал вдоль стены и с расстояния трех-четырех шагов, почти в упор принялся стрелять с таким расчетом, чтобы струя сильнодействующего снотворного, которым плевался пистолет, попадала террористам прямо в лица. Террористы судорожно, точно захлебываясь, вздыхали и, роняя из слабеющих пальцев тяжелые автоматические пистолеты, послушно опускались на пол. Пересекая зал, Рене все время поглядывал на дверь: ведь каждое мгновение она могла распахнуться и открыть дорогу плотному вееру пуль. Лишь заметив, что на двери прострочилась цепочка выщербинок, Рене успокоился — дверь была заперта изнутри. Недоверие господ по отношению к плебею-охраннику обернулось против них самих. Стэн был не опасен, его легкие пули не могли пробить дубовую дверь, а лишь скалывали краску и лак с ее внутренней стороны. Жак стоял среди лежащих в самых причудливых позах людей и все пытался спрятать пистолет в карман, но рука его крупно дрожала, и эта немудрящая операция ему никак не удавалась. Встретившись взглядом с Хойлом, Жак через силу, хмуро усмехнулся, передохнул и уже подчеркнуто спокойным, замедленным движением спрятал пистолет.
— Финита ля комедия! — пробормотал он, оглядываясь вокруг.
— Надо спешить, Жак, — сказал Рене и только теперь заметил, что кресло, в котором раньше сидел сотрудник Грейвса, пусто. — А где Шайе?
— Здесь, — все так же хмуро проговорил Жак и поднял из кресла маленького худенького человека.
— Кто вы? — спросил он, усиленно моргая глазами. — Я плохо вижу!
— Мы ваши друзья, — успокоительно ответил Жак, подталкивая Шайе к окну. — Возьмите себя в руки. Мужчина вы, в конце концов, или нет? Нужно торопиться!
Шайе упирался, пытался вырвать руку, за которую его держал Жак, но противиться такому силачу не мог.
— Меня вовсе не радует перспектива попасть от одних бандитов к другим! — зло сказал маленький человек.
— Говорю же, мы друзья! — Жак начал терять терпение.
И тут Рене, если можно так выразиться, осенило.
— Имя Николаса Батейна вам что-нибудь говорит? — спросил он.
Шайе обмяк.
— Батейн, — прошептал он и обеими руками схватился за раму разбитого окна. — Бога ради, бежим! Скорее бежим отсюда! Скорее! Иначе будет поздно. Поздно!