Вместе с приказанием задержать преступника Питер Джексон получил и короткое напоминание о том, что главной его задачей является обнаружение похищенного золота и что для быстрейшего ее решения на задержанного следует оказать всевозможное давление. Джексон не любил такого рода напоминаний. За ними стояло прозрачное разрешение применять насилие, издевательства и пытки в той изощренной форме, при которой на теле задержанного практически не остается следов, а душа оказывается покалеченной. Питер Джексон был консервативным полицейским старого закала, он предпочитал обходиться с задержанными без пресловутого «давления» которое все шире и шире начало применяться в полицейской практике со времен вьетнамской войны. Джексон не любил «давления» и по врожденному отвращению к издевательствам над беззащитными людьми, и по той простой причине, что начальник, давший обтекаемую инструкцию об активном воздействии на задержанного с целью получения тех или иных сведений, оставался чист перед законом как ангел, в то время как на прямого исполнителя ответственность за содеянное ложилась в полной мере. Случалось, что после акта «давления» срабатывали некие явные или тайные механизмы правосудия, а полицейское начальство не могло или считало невыгодным оказывать ему противодействие. И тогда бедный добросовестный исполнитель чужой воли попадал под следствие, а то и под суд со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями. Нет, Питер Джексон предпочитал придерживаться ортодоксальной полицейской сдержанности и корректности. Другое дело, если задерживаемый оказывал сопротивление, особенно вооруженное; в таких ситуациях Джексон действовал быстро, весьма квалифицированно и без малейшего стеснения.
Тринадцать килограммов золота — это целое состояние для среднего американца, за такие деньги обычно сражаются остервенело и до конца. Поэтому Джексон подготовился ко всяким неожиданностям, решил действовать с максимальной энергией и соответствующим образом настроил своего технически прекрасно подготовленного, но несколько туповатого напарника. К двери, ведущей в номер, занимаемый похитителем, подошли втроем, третьей была отчаянно трусившая горничная-негритянка. Лоу держал наготове наручники, он был большим искусником по части обращения с браслетами, Джексон страховал операцию с пистолетом на боевом взводе.
Задержание прошло так чисто и гладко, что даже скучно стало; примерно так же заскучал и разочаровался бы рыбак, если бы крупная форель сама выпрыгнула из реки и забралась в садок. Постоялец на стук и голос горничной открыл дверь, и в тот же миг оказался в наручниках, которые с ловкостью фокусника нацепил на него Лоу. Задержанного втолкнули в номер. Судя по всему, он так растерялся, что не оказал ни малейшего сопротивления. Горничная, мгновенно растерявшая всякий страх и многократно умножившая свое любопытство, попыталась было проникнуть следом, но ее не пустили, наказав во избежание страшных кар держать язык за зубами.
Кил Рой выглядел удивленным, но отнюдь не испуганным.
— Что это значит, джентльмены? — с легкой улыбкой и очень спокойно спросил он, показывая скованные руки.
— Дежурный инспектор Питер Джексон, — вежливо рекомендовался представитель власти. — Мой помощник. Вы задержаны по подозрению в хищении тринадцати килограммов золота в стандартных слитках французского производства типа «савонетт».
— А-а, вот в чем дело, — с прежним спокойствием констатировал задержанный.
У него была запоминающаяся внешность: темные вьющиеся волосы, матовая смуглая кожа, синие, истинно васильковые глаза, правильные черты лица. Отнюдь не богатырская, но статная фигура и скупые, уверенные движения свидетельствовали о неброской сдержанной силе и ловкости. В его облике не было ничего общего ни с матерым преступником, ни с зеленым простодушным новичком, когда успех ограбления объясняется чудовищным везением и ничем больше. Этот Кил Рой, стоявший перед Джексоном, определенно выпадал из ситуации, не желая увязываться в сознании инспектора ни с банковским хищением, ни с каким бы то ни было преступлением вообще. По знаку Джексона Лоу несколько раз оглядел одежду задержанного, провел по ней ладонями сверху вниз и отрицательно покачал головой — оружия при нем не оказалось.
— Садитесь, — разрешил Джексон.
Задержанный поблагодарил и сел в кресло, стоявшее рядом с ним. Джексон огляделся. Номер был недорогим, а поэтому и небольшим по площади — что-нибудь около дюжины квадратных ярдов или около того, не считая коридорчика и маленького туалета с душем. Он был обставлен стандартной гостиничной мебелью: широченная кровать, встроенный шкаф, секретер с откидной доской, стул. Джексон и опустился на этот стул, сделав знак Лоу, чтобы тот остался при входе на страховке. Несколько полновесных секунд Джексон разглядывал задержанного, в то Же самое время и тот без тени робости или смущения рассматривал полицейского.
— Я полагаю, — проговорил наконец инспектор, — Кил Рой — не настоящее ваше имя.
— Совершенно верно.
— Так. — Джексон выдержал паузу. — И все-таки я бы хотел познакомиться с вашими документами.
— Их уже нет, инспектор. — Задержанный обезоруживающе улыбнулся, адресуя свою улыбку не только Джексону, но и Лоу. — Они были подложными. Поэтому, когда они выполнили свое назначение, я их уничтожил.
— Вот как! Почему такая спешка?
— На всякий случай. Чтобы не подвести тех людей которые меня снабдили ими.
— Вы откровенны, — протянул Джексон, честно говоря, ему почему-то не нравилась эта откровенность. — Как ваше настоящее имя?
Задержанный на секунду задумался, а потом со своей мягкой улыбкой извиняющимся тоном сказал:
— У меня было столько имен, что я и сам запутался — какое имя настоящее, а какое нет. Называйте уж меня пока Кил Роем.
— Хорошо, мистер Рой. — Джексон постарался придать своему голосу оттенок если не угрозы, то многозначительности. Его все более беспокоил задержанный, беспокоил своим хладнокровием, корректностью, тем, что не протестовал против наручников, — такое бывает не чаще одного случая из десяти. Где-то в подсознании у Джексона складывалось дурацкое впечатление, что не он, дежурный инспектор, контролирует ситуацию, а этот респектабельный господин со скованными руками неким непонятным образом направляет развитие событий по своему желанию. Надо было перестраиваться.
— Мистер Рой, — негромко, но внушительно проговорил Джексон, — откровенное признание и наше свидетельство о наличии такой откровенности и доброй воли способны существенно снизить меру вашей ответственности перед законом.
Задержанный кивнул в знак понимания и со всей серьезностью присовокупил:
— Закон суров, но справедлив. Это общеизвестно, инспектор.
Джексон выдержал паузу, ему показалось, что задержанный смеется над ним. Но нет, лицо Кил Роя сохраняло предупредительное, пожалуй, чуть почтительное выражение.
— В конце концов, — продолжал инспектор, — все можно объяснить влиянием импульса, навязчивой идеей, неким наваждением. Когда ценности возвращаются владельцам добровольно, в целости и сохранности, следствие бывает чрезвычайно снисходительным.
Задержанный снова согласно склонил голову.
— Вы сделаете доброе дело, — уже энергичнее продолжал ободренный Джексон, — если избавите от лишних хлопот и себя и нас. Рано или поздно похищенное золото так или иначе будет найдено. Но если вы сами скажете, где оно…
— Простите, инспектор, — задержанный счел возможным перебить полицейского, — но я отлично понимаю все это. Более того, я полностью разделяю ваше мнение я охотно принимаю ваше предложение.
Кил Рой перевел взгляд на Лоу, как бы и его призывая в свидетели, и сказал:
— Золото здесь, в номере.
Лоу недоверчиво хмыкнул, а Джексон с нажимом переспросил:
— Здесь?
— Здесь, — хладнокровно повторил Кил Рой, — в этом шкафу. Там черный атташе-кейс, а в нем тринадцать слитков золота ровно по килограмму каждый. Можете убедиться в этом.
Джексон и Лоу переглянулись, а затем по знаку инспектора Лоу открыл шкаф и вытащил оттуда атташе-кейс. Он даже не был припрятан, стоял на самом виду.
— Тяжелый, — не сдержав удовлетворенной улыбки, Лоу поискал глазами, куда положить атташе-кейс, Джексон помог ему, указав глазами на кровать:
— Сюда.
Джексон сидел к постели спиной, теперь он вместе со стулом повернулся к ней боком, чтобы, наблюдая за процедурой вскрытия чемоданчика, в то же время не выпускать из виду задержанного. Несмотря на очевидную лояльность Кил Роя, Джексон не мог полностью доверять столь необычному грабителю и интуитивно ждал от него неожиданного сюрприза. Видимо, нечто подобное копошилось и в сознании Лоу: он замешкался со вскрытием атташе-кейса, явно опасаясь какой-нибудь пакости, которая могла быть в нем скрыта. Видимо, Кил Рой догадался о мыслях полицейских.
— Вы можете быть совершенно спокойны, джентльмены, — корректно уведомил он. — Атташе-кейс не заминирован, в нем не содержится ничего другого, кроме золота. Поверьте, мне меньше всего хочется взлететь на воздух Даже в такой приятной компании.
Подбодренный этим замечанием, Лоу щелкнул замком, осторожно приоткрыл, а затем и откинул крышку чемоданчика. Его лицо расплылось в широкой улыбке, золотые блики придали этой улыбке торжественный, а отчасти и блаженный вид.
— Они, — вздохнул Лоу и провел по слиткам золота самыми кончиками пальцев. — Все тринадцать!
Джексон не выдержал, приподнялся со стула и заглянул через плечо в раскрытый атташе-кейс. Лоу не обманул: в два ряда в специальных кожаных кармашках лежали золотые слитки — этакие аккуратные, миленькие брусочки, в верхнем ряду семь, в нижнем шесть штук, да еще целый ряд кармашков в самом низу оставался свободным.
Это движение и взгляд Джексона были маленькой ошибкой, ошибочкой, которую он впервые допустил после того, как получил приказание задержать похитителя золота. Что поделаешь, совершенно не ошибающихся людей на свете нет, как не существует и абсолютно безупречных линий поведения. Надо полагать, что Кил Рой знал об этом. Видимо, он твердо рассчитывал на то, что его противники рано или поздно допустят какой-нибудь незначительный промах, и терпеливо ждал этого мгновения. Как только Джексон полуобернулся и на секунду отвел от задержанного взгляд, тот сделал быстрое, но отнюдь не резкое, наоборот, очень плавное движение, отличавшееся внутренним единством и цельностью; за внешний рисунок такие движения иногда называют рыбьими или змеиными. Кил Рой приподнял свои скованные руки, так что наручники не шелохнулись и не звякнули, и двумя пальцами, указательным и средним, извлек из нагрудного кармашка своего пиджака нечто похожее на плоский пакетик размером с большую почтовую марку. И снова опустил руки, пакетик при этом исчез, точно растворился в ладони. Наверное, все это задержанный мог бы проделать и непосредственно под взглядами полицейских, но он дождался, когда они отвлекут свое внимание.
Секунду полюбовавшись тусклым сиянием золотых слитков, Джексон подозрительно покосился на задержанного, но поскольку тот сидел совершенно спокойно и, можно сказать, безмятежно, он протянул своему помощнику руку.
— Дайте-ка один!
Лоу аккуратно, бережно вытащил один слиток из кожаного кармашка и протянул Джексону.
— Держите, шеф.
Джексон подставил ладонь и ощутил на ней приятную холодноватую тяжесть. Да, золото весомо в самом прямом смысле этого слова!
— Действительно, «мыльце», — с неожиданно прорвавшимися в голосе умильными нотками пробормотал инспектор, почтительно взвешивая на руке словно светящийся изнутри солнечным светом брусочек металла.
Впрочем, он тут же овладел собой, со вздохом передал слиток напарнику и снова, еще строже, покосился на Кил Роя. Джеральд Лоу, принявший «савонетт» из рук шефа, не торопился укладывать его в атташе-кейс. Он поворачивал аккуратненький слиток и так и эдак, откровенно любуясь им. В его холодноватых серых глазах мерцали теперь золотые искорки, может быть, отчасти поэтому они приобрели то странное зорко-невидящее выражение, которое характерно для глаз тигра, царственно взирающего из своей клетки на одинокого трусоватого посетителя. В мозгу Джеральда Лоу плавно кружились не очень-то благородные мысли. Он и благоговел и стервенел от сознания, что держит на ладони и может зажать в кулаке двадцать тысяч долларов сразу! Он вдруг подумал, может быть, не совсем всерьез, но и не в шутку, что если бы не было здесь старика Джексона, если бы он один застукал этого типа с золотом, то, наверное, он сунул бы ему пару слитков и велел убираться подобру-поздорову. Пару слитков взял бы себе, а остальное сдал — обнаружить и сдать девять килограммов золота из тринадцати тоже немалая заслуга. Только… Отпускать задержанного конечно же глупо. Такого дурака, разумеется, рано или поздно непременно задержат, и выгодное дельце всплывет наружу. По-хорошему, по-умному этого самого Кил Роя надо шлепнуть. Сопротивление, попытка к бегству — мало ли что можно придумать? Чего жалеть этого типа, корчащего из себя настоящего джентльмена? Таким выродкам, посягающим на священную чужую собственность, не должно быть места в мире свободы и справедливости! А с золотом надо поступить похитрее, а то ведь начальники тоже не дураки. Надо… Джеральд Лоу был еще молодым полицейским, а потому не научился по-настоящему владеть своим лицом.
— Не увлекайся! — резко прозвучал голос Джексона, Разом оборвавший и разрушивший радужные мечты. — Посмотрел и хватит. Клади на место!
Лоу глубоко вздохнул, точно пробуждаясь от глубокого Сна, и начал засовывать слиток в кожаный кармашек атташе-кейса, пальцы его подрагивали, а потому эта нехитрая операция удалась ему не сразу.
— Вы бы взяли по слиточку, — невинно предложил Кил Рой. — На память о нашей встрече. Я буду нем как рыба, честное слово!
— Помолчали бы о чести.
— Закрой свою грязную пасть!
Эти фразы были произнесены одновременно: первую суховато проговорил Джексон, вторую прорычал Лоу. Кил Рой легонько пожал плечами, как бы принося извинения и говоря — мое дело предложить, а уж вы решайте, как вам поступить удобнее и выгоднее. Джексон встал и оправил форму.
— Закрой чемоданчик, — обратился он к своему помощнику. — Закрой, закрой… Вот так. И не спускай глаз с этого… джентльмена.
Подойдя к телефону, Джексон еще раз оправил форму, откашлялся, а потом связно и четко доложил начальству об успешно проведенной операции и ее результатах. Если бы он внимательнее следил при этом за задержанным, то, видимо, заметил бы, как по лицу Кил Роя скользнула тень удовлетворения, точно случилось именно то, что он ожидал и чего хотел.
По ответным репликам Джексона можно было понять, что босс весьма доволен результатом операции и благодарит исполнителей. Получил Джексон и целый ряд конкретных приказаний, о деталях можно было лишь гадать, но о главном содержании догадаться было легко. Полицейским вместе с задержанным надлежало оставаться на месте, в номере, и ждать прибытия неких чинов, о которых Джексон говорил с несомненным почтением в голосе. Когда Кил Рой понял это, его лицо на секунду отразило непривычную озабоченность, а потом он начал действовать. Пока Джексон заканчивал телефонный разговор, а Лоу, прислушиваясь к нему одним ухом, любовно поглаживал кожаный бочок атташе-кейса, Кил Рой проделал что-то с пакетиком, спрятанным в правой ладони. По-видимому, он включил в пакетике некое пусковое устройство, в результате срабатывания которого в нем началась химическая реакция с выделением газа: пакетик разбух, вздулся и превратился в цилиндрическую пластиковую ампулу, а вернее — в спринцовку с наконечником. Как только Джексон положил телефонную трубку, Кил Рой задержал дыхание, сделал он это совершенно естественно и непринужденно, и начал постепенно, с нарастающей силой сжимать спринцовку-ампулу в ладони. Раздалось едва слышное шипение, на которое полицейские не обратили ровно никакого внимания, тем более что звук и вообще-то невозможно было расслышать из-за городского шума, уровень которого по всему «Тюдор-отелю» был высоким.
— Надеюсь, ты все понял? — не без самодовольства спросил инспектор у своего помощника. — Нам приказано…
Что было приказано, сообщить он не успел: по его лицу подобно ряби на поверхности воды, пробежали недоумение, беспокойство, нарастающая тревога. Глаза его расширились, рот дернулся и судорожно открылся, рука потянулась к горлу, но приостановилась на полпути, делая конвульсивные хватательные движения. Колени у Джексона подогнулись; цепляясь за воздух, он мягко повалился набок, дернулся раз-другой и затих. Лоу успел донельзя изумиться, но сказать ничего не успел. С ним произошло то же самое, что и с его шефом, за одним приятным исключением: он успокоился более комфортабельно — не на полу, а на постели.
Кил Рой воспринял происходящее как нечто само собой разумеющееся. Более того, не дожидаясь конца этой сцены и не обращая внимания на Лоу, который еще судорожно хватался рукой за драгоценный атташе-кейс, он сделал скованными руками несколько быстрых скользящих движений и снял наручники. Именно снял, вовсе не открывая браслетов, снял изящно и непринужденно, как это делают опытные клишники на цирковой арене. Поднявшись из кресла, он взял атташе-кейс, небрежно сбросив с него безжизненную руку Лоу. Положив чемоданчик на секретер и открыв его, Кил Рой пробежался глазами по золотым слиткам, усмехнулся каким-то своим тайным мыслям, достал из ящика секретера несколько плоских пластиковых пакетов, уложил их поверх золота, закрыл крышку атташе-кейса и взял его в левую руку.
Оглядевшись, Кил Рой наклонился к лежащему Джексону, опытной рукой обхватил его запястье, прослушав пульс, удовлетворенно кивнул головой и выпустил руку, Уронив ее на ковер. Потянувшись к окну, Кил Рой слегка приоткрыл его, оставив щель шириной не более ладони, и направился к выходу. Все это время Кил Рой не дышал и, судя по его поведению, не испытывал по этой причине ни малейшего неудобства. Его, казалось бы, неторопливые Движения были в высокой степени слиты в единое динамическое целое, между его отдельными действиями не было даже самой маленькой паузы. Знаток мог бы по своему любоваться движениями Кил Роя в не меньшей степени, чем, скажем, балетоман любуется отточенным танцем балерины.
Возле двери Кил Рой вдруг приостановился, с некоторой грустью обозрел поле своей деятельности, задержавшись взглядом на приоткрытом окне, словно извиняясь перед Джексоном, слегка развел руками и покинул номер.