Империя крови

Повелитель мести

Когда Фарос вошел в помещения древнего Храма, он уже и думать забыл о мертвецах снаружи, даже о своих погибших сподвижниках. Теперь вокруг были лишь новые формы кошмаров, всегда живущих с ним. Они стали только хуже с тех пор, как он объединился с повстанцами под командованием Джубала. Бывший старейшина колонии пожертвовал собой, чтобы спасти сына Градиса, надеясь на его помощь в свержении Дома Дрока. Но Фарос после его гибели лишь просидел несколько дней, запершись в бывшей каюте старейшины, глядя в пустоту.

В конце концов, Фарос решился вернуться в Керн, желая отомстить. Число его соратников стремительно росло — все новые мятежники бежали к нему, привлеченные делами бывшего раба.

Залы и переходы Храма тянулись сквозь большую часть холма, извиваясь и переплетаясь между собой с логикой, понятной только им. Но лишь горстка факелов горела в коридорах — искусные строители прорубили множество световых колодцев, украшенных желтыми ромбовидными кристаллами, в стенах и на потолке.

Еще можно было различить изящные барельефы, на которых были высечены стройные фигуры в мантиях — высшие людоеды, как гласила легенда, предки не только современных людоедов, но и минотавров тоже. Фигуры были раза в четыре больше самого высокого воина. Все барельефы изображали жертвоприношения или обряды почитания древнего Бога. Потолки покрывали огромные фрески. Можно было только догадываться, сколько мастеров поколениями трудились над ними... но это в глазах Фароса лишь еще больше доказывало их безумие. Боги посмеялись и бросили высших людоедов без малейшего раскаяния.

Приостановившись рядом с одним из барельефов, мятежник вгляделся в рогатое изображение, которое напоминало минотавра. Сидящий на высоком троне, этот Бог очень походил на доброго отца в окружении детей.

— Великий Саргоннас! — пискляво передразнил Фарос. — Никого не спасший ничей отец! — Он размахнулся и ударил мечом по камню. Раздался скрежет, словно жалобный вопль, эхом разнесшийся по проходу.

Предводитель мятежников убрал меч и, посмотрев на оскверненное изображение в последний раз, двинулся дальше. Поначалу минотавры изучали весь комплекс, рисовали карту, отыскивая все скрытые переходы и помещения, именно тогда они наткнулись на подземные ходы за спинами нападавших, которые использовали сегодня в битве. Фарос хорошо знал план переходов, вероятно, даже не хуже самих древних строителей.

Но все же... сейчас он свернул в коридор, где никогда не был.

На стенах виднелись неправильные изображения. Не жрецы, склоняющиеся перед Богом-кондором, несущие ему козье мясо и вино, а длинные вереницы оборванных, изможденных высших людоедов, понуро бредущих на восток. Впереди них неслась огромная хищная птица, затмевавшая небеса. Символика птицы была настолько прозрачной, что минотавр фыркнул. Уверенный, что вот-вот выйдет на знакомый путь, Фарос некоторое время двигался по коридору. Но тот привел его в огромный зал, стены которого также покрывали доселе невиданные картины.

На барельефах ясно прослеживалась история так называемого спасения — появления непосредственно расы минотавров из тех высших людоедов, которых Саргоннас счел достойными спасения от краха их цивилизации. Фарос смотрел на прекрасного людоеда, уши которого начали удлиняться и расти. Вот череп трескается, и оттуда показываются рога. Рвутся на могучем теле одежды, и оно покрывается мехом. К концу цепочки изображений у их персонажа ничего общего с древними родственниками уже не осталось — последняя фигура была чистейшим минотавром... подозрительно похожим на него самого.

Разочарованно заворчав, Фарос решил вернуться той же дорогой. Поднимая древнюю пыль, он пошел обратно мимо фигур, словно «проваливаясь» назад во времени. Воин свернул в коридор одновременно с тем, как череда минотавров рядом закончила свое преобразование в величественных высших людоедов.

Но коридор неожиданно свернул в широкую палату. Фарос недоуменно остановился на пороге — память его не подводила, и этот зал был явным доказательством того, что он заблудился. Затхлость, пронизанная бесчисленными древними ароматами, приветствовала его. Предназначение этого помещения угадывалось безошибочно: ряды широких каменных скамей, коричневая кафедра в дальнем конце и огромная статуя темно-красного кондора. С каждой стороны алтаря, стоящего под каменной птицей, была видна фигура Бога в облике минотавра, сжимающего меч и секиру.

Саргоннас.

Фарос наткнулся на один из главных залов, в которых в древние времена проходили службы. Даже сейчас на алтаре виднелись остатки жертвоприношений, хотя, что это — мясо, цветы или особенные дары — сказать уже было невозможно. Жрецы покидали Храм в спешке... Но кто тогда создавал барельефы в зале, из которого он пришел? Видимо, это были уже не высшие людоеды, возможно, даже сами минотавры — другого объяснения быть не может.

Потеряв интерес, Фарос повернул обратно — от мертвого Бога нет никакой пользы, так же как и от высших людоедов...

Но тут предводитель мятежников замер — перед ним не было коридора, он снова оказался в святилище. Посмотрев через плечо, Фарос увидел коридор, мимо которого он каким-то образом прошел. Он еще раз шагнул в проход, но нога вновь ступила на плиты священной палаты.

— Что за трюки? — прорычал воин, стоя на месте и хмурясь.

Затем он решительно пошел дальше, не зная, чего ожидать — вокруг была лишь тишина и пустота. Фарос оглядывался по сторонам в поисках причины западни, но натыкался только на изображение ушедшего Бога.

Ушедшего Бога, которого Фарос недавно оскорбил.

— Это твоя затея? — крикнул он ближайшей статуе Саргоннаса.

Фигура Бога, изображенная в броне, напоминавшей легионерскую, не отвечала. Взгляд был надменным: Божеству не пристало снисходить до простого смертного.

Гнев наполнил душу минотавра — этот Бог не смог защитить даже его семью. Фаросу внезапно захотелось обвинить во всех бедах Саргоннаса — он взмахнул мечом и, как недавно в коридоре, обрушил клинок на грудь статуи.

Но лезвие не просто скользнуло по мрамору — оно легко вошло в камень, вспарывая грудь и живот Бога. Из раны хлынул обильный поток густой красной жидкости. Сначала Фаросу показалось, что это кровь. Минотавр отпрянул. Ужасный поток лился на пол, от него исходил сильный жар. Фарос успел отпрыгнуть назад и оказаться в безопасности, но две реки стремились окружить его огненным кольцом.

Раскаленные струи продолжали литься из тела статуи, на полу расплывалась большая лужа. От жара минотавра бросило в пот. Внезапно извержение лавы прекратилось, рев перешел в шипение, а затем все смолкло, если не считать потрескивания пузырьков на поверхности расплавленной магмы. Оторопь Фароса переросла в раздражение — какая-то сила играла с ним, и первой, пришедшей на ум, стала Нефера.

— Иди ко мне, ведьма! — крикнул он. — Мой клинок заждался! Клянусь отцом, я выпотрошу тебя или умру, пытаясь сделать это!

В ответ из лавы начал подниматься огромный пузырь. Внутри его появлялась невероятных размеров темная фигура могучего воина. Фарос попытался приблизиться, но страшный жар отогнал его назад. Затем пузырь с четырех сторон пробили мощные конечности, наверху начала формироваться голова. Обретали четкость могучие руки и ноги, покрытые шерстью, на теле лепились пластины брони и мускулов, огненный килт закачался на бедрах. Расплавленная магма словно впиталась без остатка в новоявленный образ, на полу не осталось никаких следов недавнего буйства огня.

Фарос мог попытаться убежать — путь больше ничего не преграждало,— но не сдвинулся с места и молча ждал, уже начиная понимать, что происходит.

Тем временем вырисовывалось лицо и два огненных росчерка обозначили мощные рога над головой. На Фароса смотрела практически его копия, только более красивая и без всяких шрамов.

— Приветствую, Фарос Эс-Келин! — прогремел под сводами голос темно-красного минотавра. В этом гиганте все было такого цвета: мех, глаза, зубы, доспехи и килт.

Вождь повстанцев напрягся, готовый в любой момент броситься в бой.

— У меня нет причин с тобой здороваться... если ты действительно Бог-кондор.

Глаза Бога опасно сузились, но он кивнул:

— Да, Фарос Эс-Келин, я действительно... Саргоннас.

Но Фарос не испытывал страха или робости, одну только ярость.

— В таком случае, где ты прятался все эти годы, пока твои мнимые дети резали друг друга? А теперь ты явился вновь, после того как трусливо бежал?

Яростная гримаса исказила доселе спокойное лицо Бога, тело на миг ослепительно вспыхнуло — казалось, он стал еще больше.

— Я не обязан отвечать тебе, смертному червяку, но знай, я сделал то, что должен был сделать... и чувствовал все страдания моих творений, как свои собственные!

— Как это их утешило! — фыркнул Фарос, забывая об опасности. — Да и мне никакого дела нет до них! — Он высокомерно опустил меч. — Кстати, ты тоже лишь отнимаешь у меня время.

Он попытался уйти, но непослушные ноги вновь развернули его лицом к лицу с Богом.

— То, зачем я пришел, не имеет прямого отношения к тебе или ко мне, Фарос Эс-Келин, если рассматривать это с точки зрения мироздания. Но очень много значит для моих детей... и тех, кто идет за тобой!

— Прекрати звать меня так! — тряхнул головой Фарос, ощущая, как начинает ломить виски. — Клана Келинов больше нет! Совсем никого...

Саргоннас внезапно задрал голову и оглушительно заревел — зал содрогнулся, с потолка посыпались камни, Фарос едва мог устоять на ногах. В ответ статуи Бога тоже издали крик, от которого заложило уши. Живой огонь, ставший Первым Рогатым, мерцал и ярко переливался, искры разлетались во все стороны.

— И это существо звезды сделали моей надеждой! Я, который указывал путь Третноку, Макелу Людоедской Погибели, Ариксу Драконьему Глазу, низвергнут до того, чтобы болтать с таким жалким ничтожеством... как ты!

Бог сделала шаг вперед, и камень зашипел у него под ногами.

— Ты вытерпел боль и ярость битвы! Из тьмы рабства ты поднялся, разбивая оковы и возрождая былую гордость! С какой надеждой я наблюдал за тобой! А теперь? Теперь ты стал жалкой... тенью себя прежнего! Я видел, как хладнокровно ты приказал казнить всех пленников! А сколько жизней потеряно в жестоких бесполезных битвах, которые ты затеял лишь для того, чтобы добавить один-два новых черепа к своему списку трофеев! Связанных людоедов по твоему приказу швыряют мередрейкам — какое изысканное удовольствие! Ты не просто перенял все привычки своего бывшего надсмотрщика, но и сумел превзойти его!

Саргоннас сделал движение — и вокруг Фароса поплыли видения.

...На пыточном устройстве Сахда теперь вместо минотавров корчились людоеды и легионеры, другие жертвы извивались на земле с отрубленными руками и ногами. Вокруг сидели падальщики, довольно уплетая свежую порцию мяса...

— Вот к чему ты пришел, смертный.

— Почему нет? Я поступаю с ними так, как они поступили со мной...

Саргоннас вновь взревел. Облака серы окутали Фароса, мешая дышать.

— Ты стал таким же, как твои враги. Даже хуже. Неужели Дом Келинов ничему не учил своих детей?

Фарос взмахнул мечом:

— Мой отец мертв! Мой клан мертв! Может, тебя стоит за это поблагодарить?

— Даже Боги не могут изменить однажды предначертанного, — внезапно тихо сказал Саргоннас. Он замолчал, а затем его лицо вновь исказилось гневом, но на этот раз не по отношению к маленькой фигурке, стоящей перед ним. — Скоро вообще не останется никаких кланов и домов, если зло, воцарившееся в Храме, просуществует еще немного. Именно потому я явился к тебе, Фарос, надеясь возродить то, что однажды ощутил в глубине твоей души. Я думаю, оно не погибло, а просто дремлет. Именно поэтому ты должен узнать правду и увидеть наше недалекое будущее!

Огненная буря окружила Фароса — вращающийся вихрь пламени, затмевающий все остальное. Минотавр крепко сжал меч, хотя какая сейчас от него польза, понятия не имел. Стиснув зубы, Фарос ощущал, как раскаленные смерчи разрывают его на миллион частей, Саргоннас и Храм растворились...

Потом исчез и огонь, вокруг воцарилась тьма.

Но в ней Фарос был не один. Он ощущал чье-то далекое присутствие — чудовищное, злобное дыхание, возрождающее к жизни самые темные из детских страхов.

Тем временем тьма начала обретать форму — ужасно знакомую форму. Фарос узнал большой Храм в Нетхосаке, который казался кошмаром из сна, но был достаточно реален, чтобы ощущать пронизывающий холод помещения.

Высшая жрица Храма Предшественников.

Фарос и без антуража Храма узнал бы властную Неферу, он пережил Ночь Крови и хорошо представлял себе роль, которую она и Предшественники сыграли в той ужасной истории. Пока Саргоннас не показал ему ничего нового.

И тут мятежник почувствовал, что в Храме появилось новое существо, странная тень во тьме, которую он ощущал словно длинный и узкий клинок, — яснее ничего нельзя было сказать. Он уловил исходящую от тени удушающую ненависть — та тоже заметила его присутствие. Несмотря на браваду, Фарос испугался не на шутку. Чернота приближалась к нему, окутывая злобой, начиная медленно затягивать и переваривать...

Внезапно минотавр моргнул и вновь увидел себя в палате Бога, пристально смотрящим ему в глаза.

— Теперь ты увидел...

— Я не знаю, как это назвать, — пробормотал бывший раб, стараясь говорить так же уверенно, как раньше,— и мне на это плевать. Не хочу иметь ничего общего с играми Богов, особенно с твоими!

Саргоннас бросил на него удивленный взгляд:

— Упрямство — черта, известная среди моих детей, но ты воистину самый упрямый из всех, кого я встречал за столетия. — Бог тряхнул гривой, разбрасывая по сторонам искры. — Тебя предали... но все же в тебе моя надежда...

Фарос прижал уши к голове и оскалился:

— Тогда твоя надежда только что исчезла! Уходи, так называемое Божество!

— Следи за языком, сын Градиса! — проревел Бог так оглушительно, что Фарос содрогнулся. — Это я, Повелитель Мести, и ты, по собственной воле или нет, находишься на моей территории, так что будь полюбезнее! У меня множество лиц. — С этими словами вид Саргоннаса начал меняться: появился мрачный темноглазый эльф, бледный человек с крючковатым носом, хитро щурящийся гном, затем вновь возник минотавр. — И множество граней! — На этот раз Бог стремительно увеличился в размерах, почти упершись рогами в потолок, его свечение стало ужасающе ярким, так что Фаросу пришлось сощуриться. — Но прежде всего я тот, кто следит за избранными, за своими детьми...

— Следит и исчезает?

Саргоннас резко вернул себе прежний размер.

— Я никогда полностью не исчезал, Фарос. Все же раньше я был супругом Такхизис, Королевы Бездны, и если другие, вроде «очень благородного» Паладайна, доверяли слову Богини, то я ее натуру знал как никто другой! Когда она согласилась вместе со всеми принести клятву, обязуясь оставить Кринн в руках смертных рас, я еще не подозревал о предательстве, хотя меня оно совершенно не удивило бы. Но даже я не поверил в ее план украсть целый мир!

Фарос не понимал, о чем говорит Бог, да и не желал понимать. Ссоры богов не для него.

— Таким образом ты признаешь, что оказался в дураках...

— Не более чем мои дети, забывшие обеты Первому Богу и доверившиеся Предшественникам!

От такого разговора у Фароса начала кружиться голова.

— Оставил бы ты меня в покое, Бог, — сказал он. — Ты бессмертен, так какой помощи ждешь от меня?

— Саргоннас не единственный Бог, который вернулся, смертный... и именно потому пришел к тебе. Я очень ослаб, а один из других Богов ищет возможности расширить свою власть за счет моей. Он сотворит из минотавров нечто ужасное... если не найдется тот, кто сможет возглавить расу и вернуть ее обратно на путь чести и традиций, для которой они предназначались.

Фарос нарочито громко рассмеялся:

— Я твой воитель? Я не умею быть императором, Первый Рогатый! Я служу тебе на пути мести и больше ни в чем! И не собираюсь быть частью твоих замыслов!

— Месть разжигает аппетит, но не состоянии насытить истинного воина. Только честь способна дать силу выживания любой расе. Внутри тебя — пусть сейчас и спящее — есть семя величия, оно может помочь тебе стать таким же великим, как Амбеутин. — Внушающее страх Божество пальцем указало на Фароса. — В твоих силах воссоединить минотавров и повести навстречу судьбе!

— Я не твой воитель, — настаивал мятежник, — и уж точно не буду императором.

— Тогда твоей участью станет смерть в безвестности, ни для чего, и твой род также канет в небытие. Такое ли наследство завещал тебе отец?

— Оставь моего отца в покое! — гневно крикнул Фарос. — И хватит разговоров о нем! Градис погиб из-за тебя!

— Линия Дома Келинов завершится твоими костями, отбеленными здешним суровым солнцем, в этой дикой земле, — пробасил Рогатый, — и те, кто стремился стереть вас из памяти и истории, наконец одержат победу.

С диким криком Фарос взмахнул мечом и кинулся на Саргоннаса. Бог стоял неподвижно. Лезвие легко вонзилось в грудь, и не ожидавший такого поворота Фарос раскрыл рот от удивления. Пламенное Божество не выказывало никаких признаков боли, меч далеко вышел из спины, но никакая плоть, кость или органы не препятствовали клинку. Фарос выдернул оружие, ожидая гнева Бога, и рана Саргоннаса мгновенно затянулась.

Первый Рогатый провел пальцем по тому месту, где недавно было лезвие, и довольно кивнул:

— Смелый поступок. Ударить Бога... Градис был бы горд.

Фарос швырнул меч на камни.

— Я не собираюсь больше тебя слушать. Я не император и не гожусь для твоих планов. Уходи или дай мне уйти самому.

— Я позволю тебе быть. — Саргоннас указал в сторону меча, который немедленно прыгнул в руку бывшего раба. Изумруд, украшавший рукоять, сверкал наполненный новой энергией. — Я вижу, сейчас ты непреклонен, но, по крайней мере, настою на том, чтобы ты носил мой меч.

— Твой меч?

— Мой. Выкованный на заре мира для одного воителя, служившего моей неоплаканной супруге. Помнишь реку, Фарос? Ты случайно ничего там не нашел, он искал тебя долгое время. А ты никогда не задавался вопросом о кольце?

Минотавр удивленно посмотрел на кольцо с черным камнем — он так и не смог вспомнить, когда именно начал носить украшение. Но оно явно обладало магическими свойствами, в этом Фарос был уверен.

— Тоже создано хранить моих детей. Прежде его носил Рахм Эс-Хестос, командующий Имперской Гвардией... когда-то веривший в меня и собиравшийся спасти всех минотавров.

«Саргоннас ошибается, — подумал Фарос, — так же как и во многом другом».

Он не нуждался ни в чьем вдохновении или поддержке. Минотавр хотел снять кольцо и бросить меч, но оно не раз спасало ему жизнь, да и клинок никогда не подводил... Однако принять их — значило принять благословение Саргоннаса.

Бог почувствовал его колебания, покачал головой и проговорил:

— Я не попрошу у тебя ничего более, смертный. И не заставлю нарушать собственные законы мести и взгляды на жизнь других. Так сделал бы и твой отец.

«Взгляды на жизнь других!» — Фарос едва не захохотал. Он не заботился ни о ком, как не беспокоился о собственной жизни.

— Больше я тебя не потревожу, — сказал Бог — пламенная фигура уже таяла, потоки лавы быстро впитывались в трещины и бесследно исчезали.

Пока Саргоннас растворялся, Фарос приблизился, его уши оставались прижатыми, ноздри тревожно вздрагивали. Он ужасно хотел сказать еще одну вещь, но сдержался. Зал становился все темнее, через несколько секунд свечение, вызванное Саргоннасом, полностью исчезло.

В наступившем мраке внезапно со всех сторон прозвучал голос Бога:

— Будь осторожен Фарос, сын Градиса... Опасайся хозяина бронзовой башни...

Теперь последние следы Первого Рогатого растаяли.

Фарос вздохнул и посмотрел на статую, вновь ставшую целой, задаваясь вопросом, не померещилось ли ему все?

— Фарос? — послышался за его спиной осторожный голос.

Он уже подумал, что вернулся Саргоннас, когда разглядел Бастиана. Черный минотавр появился на пороге с тем же выражением лица, какое недавно было у самого Фароса.

— Где мы, Бастиан? — Предводитель мятежников все еще ожидал повторного явления Божества.

Черные брови удивленно поднялись.

— Охрана сказала, что ты здесь. Странно, но я совсем не помню этого зала...

— Охрана? — Фарос едва не поперхнулся, затем проворчал под нос: — Ну, Саргоннас...

— Что тут происходит?

— Неважно... А что такое срочное привело тебя ко мне?

Бастиан склонил рога в знак почтения:

— В день, когда ты сказал, что знал, кто я такой, с первой минуты, но не стал убивать, я стал верен тебе до смерти. Но после сегодняшней резни я предлагаю тебе особый дар...

— Что еще?

— На севере Керна находится не известный никому остров, достаточно большой для основания колонии...— Он замялся.— Если мы не встанем на путь мира, всех ждут только бессмысленные смерти...

— Ты хочешь сдаться?! — яростно взревел Фарос.

— Нет! Пожалуйста, выслушай! Я не собираюсь сдаваться, хочу лишь положить конец братоубийственной войне. Я бы послал империи проект договора, в нем мы поставим условие: если нам разрешают колонизировать остров и оставляют в покое, мы гарантируем, что не станем больше угрозой империи. Мы будем только защищаться, но никогда не нападем первыми!

— Ты сошел с ума! — Фарос уже почти ударил Бастиана, но тут увидел перед собой лицо отца. Да, Градис искал бы такого мира, а не продолжал резню.

Предводитель повстанцев некоторое время молчал.

— Как ты свяжешься с Нетхосаком? — наконец спросил он.

— Не с Нетхосаком, — покачал головой Бастиан. — С братом может поговорить только одно существо — Мариция...

Мариция любила Бастиана и восхищалась им почти так же, как и отцом. Если кто и мог выслушать условия подобного договора, то только военный наместник Амбеона.

— А как она отнесется к договору, после того как узнает, с кем ты сейчас?

— Я верю, что положительно. Надеюсь.

Новая мысль омрачила лицо Фароса.

— А как насчет людоедов? Каким образом мы сможем гарантировать их согласие?

— Как известно мне, — пробормотал Бастиан, — Великий Лорд выслушает мою сестру. И будет слушать внимательно.

Фарос уже знал, что Голгрин восхищается леди Марицией Де-Дрока, несмотря на несхожесть их взглядов. Этот план глуп и скорее всего, потерпит неудачу, но слова Саргоннаса, видимо, смягчили его душу, да и лицо отца вновь поплыло перед глазами.

— Что ж, если хочешь, исполняй.

Ошеломленный Бастиан поклонился:

— Тогда я сейчас же начну приготовления. Будь уверен, Фарос, я не подведу.

Когда, шаги сына Хотака затихли в коридорах, Фарос вновь пристально посмотрел на символ кондора. Тень птицы, казалось, дразнила его. Он повернул голову и встретил пристальные взгляды статуй-близнецов.

Яростно фыркнув, мятежник вложил меч в ножны и быстро вышел из зала.