Игры с шейхом. Книга 1

16. Чудовище

POV Лиля

Лошадь мчалась в обратном направлении и отдаляла меня от Антуана, лежавшего беззащитно по середине пустыни на радость стервятникам. Я тянулась руками, будто хотела его забрать за собой, пыталась сползти на бок и свалиться с коня на песок, но Артур не давал моим рукам тянуться назад. Сжимал их своей одной. Молчаливо пресекал мои попытки сползти с коня на полном ходу и разбиться. Преследуемая мертвыми широко раскрытыми голубыми глазами друга завыла сильнее, чем прежде и начала срывать злость на Артуре. Вцепилась ногтями в его лицо, желая разодрать кожу и оставить на нем шрамы. Хотела оставить напоминание о его жестокости! Его лицо и тело покрыто множеством корявых шрамов, означающих, какое он чудовище, рожденное убивать. И в тот момент не было страха неминуемой смерти за очередное покушение на принца, лишь боль клубком замоталась в груди, а потом яростно ринулась - размоталась по венам.

- Ах, ты, мелкое отродье! – взревел взбешенный мужчина. Я была готова к смерти, а, может, искала ее, ведь нет больше ни одного близкого человека. Только Клара. Тогда же почувствовала удар, и медленно накрыло темнотой и спокойствием. Благодатная тишина и одиночество.

***

Проснулась от шебуршания на рубахе. Какое-то движение возле моей груди. Возможно, инстинкт самосохранения подсказал и разбудил измученное тело. Казалось, его избили, тяжелое ватное, будто бы не мое, а лишь тяжкая ноша. Раскрыла веки и вгляделась в черную рубаху с короткими рукавами. В особенности взгляд первым остановился на груди и черных завитках волос. Хорошо известный мужчина заслонял собой солнце. Отбрасывал тень на меня. Погружал во мрак. Руки его такие большие, кажется, двумя ладонями перехватит за талию и раздавит или надавит на грудь и треснут хрупкие ребра. Но его грубые пальцы на редкость аккуратно расстегивали маленькие пуговицы на моей рубахе. Чертыхался, потому что они очень маленькие, а пальцы большие и промахивались между дырок.

Я лежала на чем-то мягком, спину кололи маленькие травинки, а Артур, стоя на одном колене рядом, меня раздевал. Расстегнул маленькие пуговицы до конца и пошире распахнул концы рубахи в разные стороны. Молча уставился на корсет, плотно затягивающий мою грудь и туловище до пупка. Тогда же я поняла реальность происходящего и дернулась. На что Артур отвлекся и перестал смотреть на мою грудь.

Остатки сна бесследно исчезли, отрезвили, возвратили память. Я поднялась на локтях и отползла назад, скользя невесомо по мягкой зеленой траве. Несколько секунд ползла на локтях, пока не прикоснулась шеей к дереву. Спиной оперлась о жесткую кору, ноги согнула в коленях и прижала максимально к груди, прикрывая вид на корсет. Запоздало запахнула полы рубахи, сжав их на груди. Другой рукой пощупала маску и капюшон. Облегченно поняла, что все на месте.

Артур все понял? Догадался, что я девушка? Это будет концом. Моим концом. Убьет ведь. Убьет за обман.

Мы, оказывается, одни на неизвестной поляне, над нами плотная завеса из листьев с ароматными розовыми цветами. От ветра лепестки срывались и иногда падали, образовывая на зеленой траве красивые узоры.

Артур поднялся в полный рост, в черной короткой рубахе с треугольным вырезом, штаны такие же черные, и весь он черный, загорелый смотрелся, как темное пятно среди ярких цветов. Как черный мазок на холсте, уродующий произведение искусства.

А на бедре меч, направленный острием в землю. Хоть и не могла с расстояния двух метров точно рассмотреть, но, как наяву, увидела на стали капли крови от рассеченной плоти Антуана. Артур не скрывал внешность и не прятался от солнца - без капюшона и повязки. Скрестил под грудью жилистые руки с толстыми вздутыми венами на них и на меня внимательно взглянул. Видно, удивленный моей реакцией и жалкой капитуляцией к дереву. Но, поняв, что не собиралась вести с ним светские беседы, поинтересовался:

- Зачем носишь корсет? Что скрываешь? – руки свободно разжал и опустил по бедрам. Лениво медленно, мягко наступая на траву, сокращал дистанцию. Инстинктивным желанием было просочиться сквозь дерево, спрятаться в нем от внимательных глаз, которые сменили кровавый янтарь на странные салатовые или изумрудные.

- У вас чудовищные глаза! Что с ними?

- Как считают все- дефект глаз. По мне- так преломление света. Радужка и зрачок дают разные цвета в зависимости от освещения и обстановки рядом. Страшно? Как в сказках у чудовищ, правда?

Я не ответила, но всем сердцем направила мысленный посыл: «Вы и есть чудовище, но не из сказки, а из моей жизни!»

Возможно, он прочитал мысленное послание, потому что немедленно потерял интерес к моим глазам, а начал изучать: руки, сжимающие рубаху; колени, прижатые к груди и вцелом прижатое тело к дереву.

Артур остановился неприлично близко рядом с моими ногами и опустился вновь на одно колено, локоть положил на него, а второй рукой потянулся опасно к маске или к капюшону.

Хотел посмотреть мое лицо!?

Он заподозрил неладное, он всем нутром чует во мне женщину. Глазами пытается увидеть во мне женщину, руками нащупать. А это его странное «ты мой». Сам ведь отдал в бордель. Для чего он хочет найти во мне женщину?

Хотелось позорно зажмуриться и исчезнуть. Раствориться в воздухе.

Его кончики пальцев прикоснулись к ткани повязки в области щеки, и я не выдержала напряжения и давления, крикнула:

- Не смейте. У меня изуродовано тело и лицо. Если в вашей душе (вдруг она есть у вас) имеется хоть капля сострадания, не заставляйте показывать свое уродство!?

Прищурив один глаз, некоторое время подглядывала за Артуром, и заметила, как его пальцы остановились. В нерешительности замерли, покалывая кожу щеки через повязку.

Неужели остановился? Ложь подействовала? Совесть пробудилась от вечного сна?

- Я видел твое лицо, хоть и грязное, но оно не было изуродовано, - попытался возразить, но повязку не снимал.

- Мое лицо изуродовали в борделе!

Решила надавить на его совесть. Устыдить. Пусть из-за него предположительно я стала уродом.

- Зверек, и почему я не могу убить тебя? - его рука опустилась с моей щеки и провела по пальцам, плотно сдерживающим ворот рубахи на груди. - Тебе надо было родиться женщиной, уж слишком хилый, костлявый и ранимый для мужчины.

Он погладил кончиками пальцев мой подбородок и скулу, едва-едва дотрагиваясь.

Не хочу я быть женщиной рядом с тобой. Не хочу!

Кажется, его инстинкты кричали о том, что я женщина, и поэтому глаза искали во мне хоть что-то странное.

- Такой странный. Кожа нежная.

Как он смеет так говорить? Чудовище! Я вжалась сильнее лопатками в кору дерева и отвернула лицо, чтобы прекратил гладить, но Артур пальцами последовал за моей щекой. Неужели за время, которое я была без сознания, он видел меня? Только не это. Его пальцы погладили мои губы сквозь повязку.

Ты - самое черствое существо, которое когда-либо видела, но прикасаешься, как к нежному цветку, словно мои лепестки могут оторваться.

Не смей прикасаться. Не смей ласкать, потому что сейчас отчетливо вижу голову Антуана с открытыми мертвыми глазами, а на песке кровь. Встряхнула головой, попытавшись избежать пальцев, но Артур не обращал внимания, продолжал водить по моему носу и по ресницам.

- Я - мужчина, если вы не забыли! - напомнила. Только тогда пальцы остановились, и я выдохнула из легких ощущение опасности.

- Иди мыться! - холодно приказал и кивнул в бок. А там под низкими ветвями дерева видна голубая полоска воды и слышен шум...водопада. Вода разбивалась о гладь.

Я была отвлечена Артуром и не слышала шум водопада. Правее от дерева на поляне увидела красивых женщин в разноцветных шелковых одеяниях. Они, скучковавшись, тихонько посмеивались, глядя на зверька-уродца.

***

POV Артур

Розу я по-прежнему не нашел, но поиски активно продолжал. Только уже не я, а тот стражник, засыпающий на посту, был отправлен исследовать улицы деревни, каждый куст в оазисе с задачей найти девицу, отобравшую спокойствие.

После долгого преследования беглецов и приказа, отданного девочкам помыть зверька, вернулся во дворец и поднялся к себе на третий этаж, где достаточно далеко от шумного зала, пропахшей ароматами кухни или служащих, марширующих по коридорам. Лег спиной на гору мягких подушек, а руками взъерошил волосы, помассировал гудевшую от недосыпа голову. Пальцы закололо тонкими иголками от воспоминания.

Поднес руку к лицу и посмотрел на линии ладоней и загрубевшую кожу. У него очень нежная кожа, белая, молочная. Почему природа наградила его «женственностью»? Тонкий голос, к тому же зверек значительно отъелся в бедрах и его ягодицы во время поездки на лошади постоянно терлись о мои бедра. Я не мог сконцентрироваться на командовании воинами. А зверек беззаботно посапывал мне в грудь, овевая теплым дыханием. А ресницы мокрые от слез.

Я был рад поймать первым зверька, а гнев на Розу поутих. Из всех беглецов я сразу понял, где зверек и с кем. С трудом сохранил жизнь его любовнику, хотя было желание срубить ему голову раньше. А он любезно дал мне возможность себя убить.

Вскоре усталость взяла верх, и удалось забыться сном, но я был разбужен тихим шепотом и семенящими шагами девочек.

-Мой принц!? - донесся вопрос, из-за чего я послушно раскрыл уставшие веки. Остальные вторили и пытались меня разбудить. Значит, случилось что-то действительно страшное, раз посмели нарушить мой покой. Поднялся, пытаясь привести мысли в порядок и проснуться.

- Да? - тем самым дал им слово.

- Мой приииинц! - одна скорчила свое лицо: нахмурила лоб и выпятила губы, как обиженный ребенок. - Посмотрите, он меня оцарапал до крови! - при этом задрала красную шелковую рубаху с запястья до локтя и показала свежие красные полосы от острых ногтей. - Дикий зверек отказывается мыться!

- Посмотрите, мой принц! - другая показала свою повязку на лице, которая теперь разорванная лежала на открытой ладони. - Он разорвал мне одежду! И в завершение он бросался камнями и попал Ваниле в щеку! - показала на самую скромную из наложниц, обычно молчавшую. Слова из нее не вытянешь.

- Не собирается же он грязным ходить? Весь в песке и пыли после бегства? - устало выдохнул. Как же достал этот зверек, сил нет, а выкинуть на улицу не могу и не хочу.

Этот проклятый зверек путает мысли и заставляет меня делать неразумные вещи? О! Дьявольские силы.

Зверек, пусть вновь дьявольские силы заберут тебя и избавят меня от твоего раздражающего вида.

- Он сказал будет один мыться!

Он еще командовать будет или условия ставить? Мгновенно внутренне вспылил, сон прошел, и возникло непреодолимое желание парой ударов научить воспитанию и уважению особе голубой крови. Но, сделав мысленную осечку, процедил, сдерживая гнев на глупого зверька, который играет с огнем. Да. Он потерял своего любовника и расстроен, немного спущу ему вольности.

- Разрешаю. Пусть моется один. Оставьте ему все необходимое и уходите. Но сложно водопад оградить от людей. К вечеру будет скопление народа, желающего помыться после трудового дня. Кто-нибудь да увидит.

***

Я поселил зверька в отдельной комнате на первом этаже, дал работу на кухне мальчиком на побегушках. Принести или унести, загрузить или погрузить. Подставил к нему учителя, мальчику не помешает быть грамотным. В остальном я пытался отстраниться от него. Пусть спокойно живет на моей земле.

Через несколько дней впервые случайно столкнулись в коридоре, он шел с подносом и неуклюже врезался в меня. Чайник с чашкой загрохотали, едва не упали. Но я подхватил, не давая неуклюжему пареньку разбить дорогой фарфор. А он вместо благодарности трусливо спрятал взгляд и сделал вид, что мы не знакомы. Более того, даже не поблагодарил. Рванул мимо меня, будто я не существовал.

На следующее утро проезжая по улицам оазиса, посмотрел налево и увидел зверька, собирающего землянику. Сел на поляне, украдкой снял повязку и жадно стал есть землянику, засовывая за обе щеки. Совсем мелкий, как ребенок. Любит землянику?

Возможно ли, что я думал о нем, как о сыне? Может, этим объясняется странное ощущение ответственности и беспокойства за юнца? Да. Должно быть так и есть.

Про себя размышляя, повел лошадь с тропы на поляну с земляникой. Только встав под дерево и спрятавшись в его тени, пришпорил лошадь. Зверек, сидя ко мне спиной, задеревенел, плечи понуро опустились. Украдкой взглянул. Прожег насквозь горящим взглядом, желающим мне все проклятия на голову, взял корзину с парой ягод и ушел, даже не выказав уважения принцу. Конь подо мной заржал вслед наглому зверьку, на что я погладил жеребца между ушей и тихо подтвердил:

- Да, Сизый, похоже мы впали в немилость. Мальчик изволил обидеться.

Беру слова назад. Не хотел бы я себе такого упрямого, взбалмошного сынка. Не иначе, как шейхи бывали в его родословной, уж больно горделивый для прислуги.

Но вскоре детские обиды зверька (непослушание; то, как избегал моего общества; то, как выставлял меня ненужным, пустым местом) начали портить настроение, и я перестал смотреть на его выходки сквозь пальцы. Мое терпение не железное. Отнюдь не железное.