— Если энхардцы настолько могущественны, почему они не использовали свои способности против аль-Ифрит? — проговорил я вслух. Этот вопрос мелькнул у меня в голове еще во время рассказа Теагана. — Ведь твой родной клан сумел сильно им повредить… Скажи, а ты знала об их особых способностях?
Амана кивнула.
— Знала, хотя и не с самого начала кровной вражды. Наш клан начал вести хроники слишком недавно, но союзники поделились всем, что им было известно. Ты прав, это странно. Мой отец вообще предполагал, что энхардцы выродились и больше не могут использовать «серую смерть».
— Но ты так не думаешь?
— Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нет, дело скорее всего в другом. Лично мне приходило в голову три версии.
Первая — дана Инджи решила, что «игра в долгую», стремление убедить другие кланы, что энхардцы больше не маги смерти, важнее, чем месть. Погибших все равно не вернешь, а многовековые усилия предков пойдут прахом — в прямом и переносном смысле. Вторая — все разы, когда энхардцы использовали «серую смерть», это происходило на границах их корневых земель. Возможно, энхардцы просто не в состоянии его использовать на чужой территории. И третья — это заклинание берет от мага слишком высокую плату, потому его использовали всегда только как «оружие последнего шанса».
Я задумчиво кивнул. Да, любой из этих вариантов мог быть правдив. И, кстати, вторая и третья версии хорошо объясняли, почему восемь веков назад мои предки, уже захватив и столицу, и трон, отступили. Потому как, будь эту «серую смерть» так легко использовать, они могли бы уничтожить пару кланов прямо внутри их корневых земель, и остальные быстро присягнули бы им на верность… Хотя нет, тут еще открытым оставался вопрос, как прореагировала бы Церковь. Церковники не вмешались, когда нынешний императорский клан уничтожил всех Аэстус, но там использовалась обычная магия, а не магия смерти…
— Этот мальчик, Бинжи, который вернул тебя из мертвых… — перебил мои размышления голос Аманы. — Кто он?
Кстати, о прошлом Бинжи, увиденном мною, Амане я не сказал. Казалось неправильным рассказывать о вещах, которые я подглядел случайно и которые меня совсем не касались. Не говоря уже о том, что я был обязан Бинжи жизнью и раскрывать его тайну было бы верхом неблагодарности.
— Тоже студент, самый младший у нас в группе, — сказал я. — Другие студенты в дормиториях к нему плохо относились, я заступился. Потом он пострадал от заговорщиков-шибинов, и я отдал ему часть награды за их поимку…
Мы разговаривали, все еще сидя за столом, и Амана, слушая, наклонилась вперед, задумчиво опершись подбородком о руку.
— Понятно, — проговорила она, когда я дошел в рассказе до того, как позвал Бинжи поселиться в нашей с Кастианом комнате. — Но это не объясняет, что он такое. Обычному человеку не дано возвращать людей с того света.
— А кому дано?
— Богам, — отозвалась она. — Посланникам. Святым.
Хм…
— То есть я тоже могу? В смысле, вернуть кого-то из мертвых?
— Теоретически, — Амана кивнула. — Но далеко не все посланники это делали.
— Может, у тех, кто так не делал, просто не находилось повода или желания?
— Может и так, — Амана чуть улыбнулась. — Так всё же, насчет Бинжи?
Я развел руками.
— Ты же сама его видела. Богиня не придет в мужском теле, а представить, что Бинжи — это аватар Восставшего из Бездны… Ну, лично у меня совсем не получается.
Судя по виду Аманы, в этом она была со мной полностью согласна.
— А насчет посланника — может ли их быть два одновременно? — задался я вопросом.
— Нет, — она покачала головой. — По крайней мере, такого никогда не бывало в прошлом. И Восставший из Бездны посланников не отправляет — там, на Темном Юге, другая система.
— Если же представить Бинжи святым… — я вновь вспомнил ту ярую жгучую ненависть, которую ощутил, когда погрузился в его воспоминание. Причем, судя по сегодняшнему общению с целителем, не особо-то она смягчилась. И если в прошлом эта ненависть была направлена лишь на мучителей Бинжи, то сейчас распространялась на всё человечество со мною в качестве единственного исключения. Можно было, конечно, надеяться, что тут действительно виноват подростковый возраст и повышенная эмоциональность, но я на это не особо рассчитывал.
Мог ли святой ненавидеть людей? Судя по всем священным книгам, которые я прочитал — нет, не мог. Да и посланник не мог тоже — ему же полагалось людей спасать, так что такая ненависть противоречила самому смыслу его существования.
Амана, которой слуги уже успели сообщить о разыгравшейся с целителем сцене, кивнула.
— Соглашусь, на святого он не очень похож, — проговорила она. — Присматривай за ним. Держи его рядом. Быть может, со временем мы что-то поймем.
— Я так и планировал, — согласился я.
А вот интересно, подумалось мне, что ни Теаган, ни Семарес вчера не задали ни единого вопроса о Бинжи.
Хотя ситуацию с Семаресом я понять мог — говорить о моем воскрешении значило для него признать наличие еще одного чуда, еще одного доказательства его неправоты. Для душевного равновесия куда проще и легче притвориться, будто этого и не было. Кроме того, имени Бинжи при нем я, кажется, не произносил, лишь упомянул, что умер, а потом меня вернули в мир живых.
Однако с Теаганом ситуация отличалась. Он все видел собственными глазами, видел белый огонь, объявший подростка. И при этом не задал ни единого вопроса, не упомянул ни словом. Интересно, почему?
Пробраться в Обитель во второй раз оказалось уже проще. Привычней. Встретившие меня у крепостной стены искры благословения пролопотали что-то вроде: «Опять сквозь камень лезешь. Странный. Ну да что с тобой поделать⁈» — и разлетелись по своим делам.
Днем бы, конечно, оказалось сложнее, но темнело сейчас рано, людей на улицах было меньше, так что до здания, в котором должна была проходить аудиенция, я добрался без приключений.
Здание, кстати, было тем же самым, где проходила аудиенция императорского советника, и все присутствующие соблюдали тот же самый протокол.
Через некоторое время появилась Вересия. За полгода, прошедшие с нашей первой и последней встречи, она не сказать чтобы изменилась.
В зал для аудиенции она вошла одна — вероятно, никого из ее сопровождения внутрь не допустили. Вошла, остановилась на должном расстоянии от трона Таллиса, поклонилась. Подчеркнуто скромно одетая милая девушка, с невинным выражением лица…
Мне было интересно, насколько сестрице хватит выдержки, чтобы поддерживать эту иллюзию. С одной стороны, ее с раннего детства должны были учить носить маску. С другой — если бы она действительно умела хорошо это делать, то не получила бы репутацию даны со стервозным характером.
Вот прошли все необходимые церемонии представления и благопожелания. Я ждал, что сейчас Таллис перейдет к сути, но вместо того по ступеням к Вересии спустился Семарес. Подошел и остановился на расстоянии всего одного шага. Сложил руки в приветственном жесте, представился… Хм, странный отход от протокола.
На лице Вересии тоже отразилось недоумение, она растерянно посмотрела в сторону Таллиса… А мгновение спустя возмущенно вскрикнула и отшатнулась от Семареса — на ее запястье, будто из ниоткуда, появился массивный металлический браслет. И ведь я тоже не заметил, когда Семарес успел его на нее надеть.
— Да как вы смеете⁈ — маска невинной скромницы слетела с моей сестрицы за долю секунды. — Что за наглость⁈ Кем вы себя возомнили⁈
Она попыталась избавиться от браслета, но тот сел намертво, и я не видел на нем никаких защелок, не видел даже самой тонкой щели — будто бы он был цельнолитым куском металла.
— Снимите! Немедленно снимите с меня это!!! — голос Вересии поднялся до крика, но Семарес с невозмутимым видом лишь отступил от нее на несколько шагов и остановился там.
— Ну-ну, милая, не стоит волноваться, — снисходительно проговорил со своего трона Таллис. — Это лишь предосторожность. А то времена сейчас странные, люди ведут себя непредсказуемо. Да и к чему тебе доступ к магии здесь, в самом сердце Обители?
Ха, вот как выглядели блокираторы магии, о которых я прежде лишь слышал. Правда, мне говорили, что их надевают на предплечье, а не на запястье, но вряд ли от места зависит суть их действия.
Потом я подумал о том, почему Таллис отошел от обычного протокола, поскольку было ясно, что Семарес лишь выполнял приказ верховного. Возможно, причиной послужило недавнее почти фиаско с императорским советником. Тогда Таллис отступил, не став давить до конца и рисковать битвой с сильнейшим боевым магом Империи, но вряд ли ему это понравилось. Или же Теаган сообщил Таллису обо всем, что недавно вычитал в закрытой части архивов? Хотя, возможно, верховный магистр знал о магии смерти энхардцев и без него.
Вересия между тем открыла рот, явно готовая разразиться гневной тирадой, но через мгновение с видимым усилием закрыла. По ее лицу было видно, как эмоции и здравый смысл отчаянно борются, и здравый смысл все же побеждает. Да, каким бы стервозным характер ни был, кричать на главу Церкви все же не стоит.
— В блокировке моей магии нет никакой нужды, — наконец проговорила Вересия почти нормальным тоном. — Но раз таково решение верховного магистра, то я, конечно, подчинюсь.
— Разумно, — одобрительно произнес Таллис, не став уточнять, что выбора у нее вовсе нет. Потом кивнул Семаресу.
Атмосфера в зале изменилась в одно мгновение — давление ментальной магии оказалось таким сильным, что даже я, с физическим телом, спрятанным внутри каменной стены, его ощутил. Вересия пошатнулась так сильно, что упала бы, если бы один из стоявших неподалеку Достойных Братьев не метнулся вперед и ее не удержал — а потом так и остался стоять рядом, придерживая под руку. А еще я заметил, что взгляд Вересии словно подернулся дымкой, а лицо потеряло всякое выражение.
— Я прошел все барьеры, верховный магистр, — сообщил Семарес. — Вы можете задавать вопросы.
Взгляд Таллиса, брошенный на главу ордена Достойных Братьев, ясно сказал, что со своей атакой тот перестарался, и мне разом вспомнились все когда-либо услышанные предупреждения о ментальных допросах…
С другой стороны, если после сегодняшнего у Вересии малость спекутся мозги, я ведь не расстроюсь?
Нет, определенно не расстроюсь.
— До меня дошли слухи, — начал Таллис, — что ты, Вересия Энхард, готовишься создать «Стену Костей». Так ли это?
— Да, — ответила она бесцветным голосом.
То есть сестрица не подумала, что кто-то знает о ее планах, и не убрала знание об этом некромагическом заклинании из памяти. Как неосмотрительно.
Глаза Таллиса блеснули, и он наклонился вперед.
— Расскажи об этом подробно.
И Вересия заговорила, действительно очень подробно описывая работу самого заклинания, все необходимые шаги, а потом и то, что она уже успела сделать…
Тут мне вспомнились неоднократно услышанные утверждения, что главы Старших кланов практически неподсудны. Однако речь всегда шла о светском суде, а не о суде Церкви.
— Что ж, — удовлетворенно проговорил Таллис, когда она замолчала. — Сколько веревочке не виться, а конец всегда найдется. Теперь объясни, для чего тебе эта «Стена»?
— Защита от опасности.
— Какой именно?
Вересия моргнула, и в ее голосе впервые после начала допроса отразилась эмоция — тень недоумения.
— Я не знаю.
Хм, то есть она позаботилась полностью вычистить из своей памяти мое существование — и, вероятно, все обстоятельства смерти нашей бабушки, — и на этом решила остановиться? Хотя, с другой стороны, в ее памяти наверняка хранилось столько преступлений и секретов, что убрать все было просто нереально.
— Ты не знаешь причину собственных действий, — повторил Таллис. — Как любопытно. Все же подумай об этом. Почему именно «Стена Костей», а не ваша знаменитая «серая смерть»?
Вересия моргнула снова.
— «Серая смерть» бесполезна против тех, в ком течет наша кровь, — ее голос вновь полностью лишился любых оттенков — будто у куклы, которая вдруг ожила и заговорила. — А «Стена Костей» работает против всех. Вероятно, она нужна против родича.
— О. И кем же может быть этот опасный родич?
— Я не знаю, — повторила Вересия.
Я мысленно вздохнул. Если так пойдет и дальше, то сестрица быстро выдаст секрет клана, который предки хранили пятнадцать веков. А это, в свою очередь, может сильно осложнить жизнь уже мне, когда мое настоящее имя станет известно. Но как предотвратить подобное я не имел ни малейшего понятия.
— Что могло заставить тебя забыть об этом родиче? — продолжил Таллис.
— Я не знаю, — ее голос звучал монотонно и сухо.
Таллис повернулся к Семаресу.
— Еще раз проверь все барьеры. Возможно, остались скрытые. И поищи признаки демонического воздействия.
Около минуты длилось молчание. Таллис ждал, Вересия стояла неподвижно, со все тем же отсутствующим выражением лица, и только Семарес хмурился все сильнее.
— Нет, ничего, — наконец проговорил он. — Ее разум чист.
— Ладно, — недовольно сказал Таллис, — пойдем методом исключения. Что ты можешь сказать про Младшие семьи Энхард? Насколько они опасны для тебя?
— Они слабы. Я их не боюсь, — пустым голосом ответила Вересия.
— Тогда кто-то из Старшей Семьи? Что ты скажешь насчет своей сестры, Милины?
— Она мертва.
— Неужели?
— Я приказала убить ее еще три недели назад. Она мертва.
— Ты приказала убить только ее?
— Нет, вместе с семьей. Так проще.
Таллис поджал губы, еще несколько мгновений рассматривал Вересию, потом произнес:
— Дана Энхард призналась в намерении использовать некромагию, запрещенную Церковью, и в попытке убить носителя дара этера, своего племянника. Кадеш, — он повернулся к невысокому неприметному человеку в темной одежде, стоящему недалеко от подножия его трона, — сообщи об этом в Совет Старших кланов. А ты, Семарес, надень на нее второй браслет и отведи ее к братьям Вопрошающим. Пусть проведут допрос — полный допрос в соответствии с уложениями. Думаю, дана расскажет еще много интересного.
Семарес молча поклонился, сделал знак тому Достойному Брату, который все еще поддерживал Вересию под руку, и все трое направились к выходу. Вересия шла послушно, с прежним равнодушным выражением лица — было ясно, что Семарес пока не собирался убирать ментальное давление, превратившее ее в лишенную эмоций куклу.
Я проводил ее взглядом, думая о том, что всё произошло как-то слишком быстро. И, право, я не ожидал, что сестрица явится в Обитель, оставив открытыми столько опасных воспоминаний. Суд ведь, по обвинению в убийстве бабушки, она сумела пройти с легкостью.
Или дело в том, что там она знала все вопросы, которые ей зададут, и потому подготовилась правильно? А тут не ожидала, что во время вроде бы невинного визита лишится доступа к магии и станет объектом ментального допроса…
В зале для аудиенций вдруг стало слишком светло — будто бы, несмотря на поздний вечер, взошло солнце.
Я отвел взгляд от Вересии, выискивая источник изменения — и обнаружил его практически сразу: свет исходил от Таллиса, от окружившего его белого слепящего огня.