Игрушки для императоров. Лестница в небо

Глава 14. Тактическое отступление

Тренировка. Место, где можно не думать. Выложиться на сто процентов, забыв обо всём, чтобы потом еле доползти до душа. Это всё, чего мне бы сейчас хотелось.

Я не ходил на занятия после «возвращения». Почему? Не знаю. Чего-то подсознательно боялся. А сегодня пошёл. Если рубить Гордиев узел, то рубить, нечего в окопах отсиживаться — всё равно решение придётся принимать, и чем раньше, тем лучше.

Поначалу изменений не ощутил. Бег, прыжки, разминка — всё как обычно, здесь трудно понять, насколько изменился организм. Затем силовая составляющая, повторение и закрепление пройденного. Тренер уже неделю готовил ребят к очередным соревнованиям между спортивными школами, занимаясь с каждым по очереди, отпустив остальных на самотёк. Я не считался слабым, но по его задумчивому холодному взгляду понял, до моей персоны дело дойдёт в последнюю очередь, и заскучал. А не надо было исчезать на несколько недель, сам виноват!

— Постоишь со мной? — кивнул я одному из парней, стопроцентно не попадающему на соревнования. Он, как бы это сказать, не блистал физическими данными. Нет, сила у него была, и реакция, только технику никак наработать не мог. Двигался, как мешок с дерьмом, к которому пришили руки и ноги, тренеры махнули на него рукой, внеся в список бесперспективных. Но для того, что я задумал во время разминки, именно он подходил как нельзя лучше.

Естественно, тот согласился. Мы встали, начали, и только тогда я почувствовал разницу.

У меня получалось! Нет, я не пытался копировать технику ангелов, да и не смог бы при всём желании, просто подражал в некоторых моментах. Я так и не понял её, она осталась загадкой, но двигаться быстро, как они, ставя динамические блоки вместо жёстких, мог.

Сразу, в первой же атаке соперника я ушёл от удара совсем не так, как учили в школе. Тот атаковал снова, но я вновь ушёл и контратаковал, и тоже не так, как положено. Быстро, как-то грациозно, будто танцую, а не стою в спарринге. Соперник начал злиться, попытался поймать меня на контратаке, но не преуспел. Снова пошёл вперёд, но я вновь ушёл и контратаковал, причём на этот раз он чувствительно получил по скуле. Моё тело, раскачанное до неизвестно каких высот, выдавало сегодня такую форму, что!..

…В общем, я и сам не знал, какую. Просто видел его удары до того, как они проходили критическую для меня точку, и нагло этим пользовался, уходя из под них и нанося свои. Наверное, в реальном бою уложил бы его за минуту, но я никуда не спешил.

— Ты что делаешь? — вспыхнул он, опуская руки и отскакивая.

— Стою в спарринге. А что? — я закатил изумленные глаза, причём изумленные искренне. Такого от себя сам не ждал.

— Ты всё время уходишь! Так не дерутся! Трусишь?

Нет, не трусил. Но так дерутся, и я даже знал, где.

Наконец, понял, что к чему. Несмотря на ненависть к Катарине конкретно и человеконенавистническим порядкам внутри корпуса в целом, всё это время мне не давала покоя их техника. Грациозная, похожая на танец, совершенно не жёсткая, но с фатальным финалом для меня, выступавшего против неё в привычном жёстком стиле. Жесткач не помог мне там, я бы не уделал не то, что Норму или хранителей инфанты, но даже тренирующихся рядом малолеток. Этот секрет свербил и свербил, и сейчас, когда я, наконец, успокоился, и появилась возможность что-то сделать, захотел немножко поэкспериментировать.

«Ну что, Шимановский, дерзай! Может раскроешь секрет этих вёртких стерв? — усмехнулся внутренний голос. — Как-то же у них это получается»?

«Разумеется, получается! После лет тренировки».

«Какие твои годы, Ваня!»

Но существовала и вторая сторона медали. После четвёртой дорожки, пройденной в заданное время, я должен был понять уровень, которого достиг. Они раскачали меня до него, через кровь и пот, но каковы его границы?

И я продолжил танцевать вокруг противника, изредка нанося короткие, но точные контрудары, не давая провести ни одной полноценной атаки. Я обязан знать свой уровень, и выяснив его, иметь представление, кого и в каком количестве смогу одолеть. Я шёл к ангелам в том числе, чтобы научиться драться, и они сделали достаточно, чтобы сказать им за это большое искреннее спасибо.

Мой соперник злился: он не понимал, что со мной делать, как бороться. Всё, чему его учили, не срабатывало. Предприняв ещё пару попыток и чувствительно получив под дых, завёлся окончательно: тренировка для него окончилась, теперь за атаками я видел желание достать меня, задеть, чего бы это ни стоило, плевав, что это всего лишь спарринг. Сволочь!

Мне вспомнились Норма и Мишель. Они точно также танцевали, играясь со мной, словно кошка с мышкой, как я сейчас с ним. И я точно также пытался бить на поражение, со всей силой и мощью, а они могли отвечать лишь мягкими тренировочными ударами. Время собирать камни.

Я иронично усмехнулся, ещё больше разозлив этим противника, принявшего усмешку на свой счёт. Со стороны, наверное, это походило на бой танка и лёгкого истребителя: танк мощнее, тяжелее, вооружён немереным количеством оружия, но неповоротлив и не отрывается от земли на большую высоту. Истребитель же не имеет брони вообще, оснащён минимумом вооружения, зато лёгок и вёрток — попробуй в него попасть! Здесь, на татами, столкнулись две техники, принципиально различных по своей сути. Первая — старая, которой нас учили много лет: жёсткие блоки, жёсткие атаки, плотный контакт, и вторая, подцепленная у Нормы — лёгкость, изящество, парение, постоянная смена дистанций и маневрирование. Красотища!

— Да иди ты знаешь куда! — вспыхнул мой соперник, получив серьёзный удар в челюсть. — Ты неправильно дерёшься! У тебя неправильная техника!

Я меланхолично пожал плечами, спорить не хотелось. Тем более, техники у меня как таковой не было.

— А разве она может быть «правильной» или «неправильной»? — улыбнулся я в ответ. Тот не нашёл, что ответить.

— А ну давай со мной?

Только тут я заметил, что за нами уже давно наблюдают. Почти половина группы отложила все дела и смотрела, как я избиваю младенца, танцуя вокруг него при этом.

— Не вопрос! — кивнул я вызвавшему меня другому одногрупнику. Этот боец серьёзный, я не раз получал от него на тренировках по первое число, не чета предыдущему.

Встали. Он начал первый, но атаковал не в полную силу, проводя разведку. Я вновь ушёл, отведя его удар. В обратную не атаковал — это не серьёзная схватка, не стоит раскрываться раньше времени.

Новая атака. И ещё одна. Движения его становились всё злее и резче, мои же всё быстрее и воздушнее. Я понимал, это ненадёжная тактика: кроме того, что я её не знаю совершенно, лишь интуитивно имитирую движения, импровизирую на ходу, я ещё и трачу больше сил, чем он. Но нужно было испытать всё до конца, даже если при этом отхвачу.

Очередная атака. На сей раз он решился пробить серьёзно. Я словно видел всё со стороны, понимал, что он сделает и как, в мельчайших подробностях, и это удивило. Предыдущий противник — да, но этот?

Уфф.

Всё-таки себя переоценил. Какое-то чудо спасло меня от встречи с возникшим вдруг перед лицом прямым. Ушёл, используя запредельную даже для теперешнего организма реакцию. Мышцы и связки взвыли. Отставить полёты, Шимановский! Вернуться на землю!

Получилось, собрался, следующие атаки отразил. Правильно, гордыня — смертный грех, не надо считать себя суперменом. Я всего лишь могу немного больше, чем он, двигаюсь на капельку быстрее. Только и всего.

Соперник продолжал атаковать. Я снова увернулся. Уфф, уффф — ещё и ещё. Затем отступил и понял — танцы окончились.

Да, это было красиво. Знакомая, вбиваемая инструкторами годами в голову техника, я только сейчас смог оценить по достоинству её красоту и мощь. Голый жесткач, ничего лишнего, но в нём своя прелесть, как и в парящих движениях ангелов.

Бой продолжился. Я вновь не встретил, а отвёл его удар, держась за новую тактику, но после этого не ушёл, как обычно, а ударил сам. Ударил крепко, как учили, используя старый, добрый, приём, вдалбливаемый в этой школе с первого дня.

Хлобысь!

Противник, шатаясь, отлетел, на несколько секунд выпав из реальности. Чистый нокдаун! В этот момент реального противника можно было бы добивать, но я, естественно, не стал этого делать. Поймал мысль, что Толстого уработал бы обязательно, даже на татами, и его счастье, что его тут нет.

— Ты что тут творишь? — раздался позади голос тренера. Я обернулся, как и все ребята.

— Тренируюсь. А что?

— Я не учил тебя такому.

Я меланхолично пожал плечами.

— Друзья пару приемов показали, захотелось их отработать, — начал я «загонять» старую легенду.

— Ну, давай, отрабатывай.

И он напал, тут же, без предупреждения. Я — прежний не успел бы среагировать, точно говорю, и круто огрёб бы, но я — теперешний, прошедший пять дорожек смерти, ушёл. Хотя с трудом, большим трудом!

— Шустрый! — то ли похвалил, то ли констатировал он. — У тебя интересные друзья, хорошей техникой владеют. Но непрактичной. Настоящие мужики так не дерутся.

Он снова атаковал. Финты, обманные, несколько выпадов.

«Настоящие мужики»… Возможно. Но я видел её совсем не у мужиков Так что…

Фууум, фуууум… Бымц!

Я оказался на земле. Как — не понял, но это точно не из учебного арсенала. И хотя было достаточно больно — тренеры редко щадили нас, особенно этот и особенно сейчас, я получил истинный кайф ценителя от последней его атаки. Круто!

— Я же говорил! — усмехнулся тренер. — Твоя техника хороша для слабых, но шустрых, кто не сможет выдержать прямой удар. Например, когда хулиганы напали, здоровенные неповоротливые носороги с пудовыми кулачищами. Ты же — силовой боец, вот и не занимайся ерундой. Делай то, что реально может тебе в жизни помочь, а это всё, — он пренебрежительно махнул рукой, — фигня.

Я вытер кровь из разбитого носа и поднялся. Хотелось поспорить, что с помощью подобной техники меня, силового бойца, уделало какое-то бабьё, но не стал.

— Занимаемся! — захлопал тренер в ладоши, и вокруг начался рассос. Он ткнул в грудь ещё одному одногрупнику и отошёл с ним, но всю оставшуюся тренировку я чувствовал его пристальный взгляд в свою спину.

Поверженный противник тем временем очухался и снова подошел ко мне.

— Давай ещё раз?

Как я мог отказать?

Журчание воды успокаивало. Я плеснул её себе в лицо, смывая кровь и ненужные мысли, которые так и лезли в голову, ставя крест на той благословенной пустоте, о которой мечтал в начале занятия.

— Так ты скажешь, как это делаешь? — раздался голос.

Я обернулся. В туалет вошли двое: тот парень, которого я отделал первым, аж два раза, и ещё один, которого сделал позже. Оба хорошие ребята, каких-то несколько недель назад были примерно на одном уровне со мной. Мы не то чтобы дружили, но общались тесно, считая друг друга братьями по оружию, членами одной стаи. Случись у кого-то из них неприятность, я не раздумывая приду на помощь. Они, в общем, тоже, но в свои разборки с сынками криминальных шишек я впутывать их не хотел, это простые ребята, да ещё безбашенные — меня совесть съест, если с ними из-за этого что-то потом случится (а с такими сорвиголовами обязательно что-то случится). Но врать им или молчать под укоризненным взглядом…

Да собственно, и что с того, что я мод? Чего я боюсь? Модов миллионы, почти каждый четвёртый в той или иной степени мод, за столетия долбанных генных экспериментов родилось столько людей, столько перемешалось!

Выключил воду и поднялся, оставив лицо сохнуть.

— Скажу. Только никому ни слова. Могила!

Они переглянулись, задумались, и оба согласно кивнули.

— Хорошо!

— Не вопрос!

— Это, правда, важно, ребят. Я сам многого не до конца понимаю, к чему это приведёт, но к чему-то приведёт точно.

— Ладно, не дрейфь, не сдадим, — усмехнулся первый. — Что там у тебя?

Теперь задумался я.

— Меня не было долго.

— Мы заметили, — улыбнулся второй. — Тренер лютовал, соревнования на носу, а ты исчез. Знаешь, что тут творилось?

— Но я же вернулся.

— И где пропадал? — хмыкнул первый. — Судя по тому, как ты нас сделал, даром времени не терял!

Я согласно кивнул.

— С ребятами одними пересёкся. Которые обещали кое чем помочь. Не спрашивайте, что за ребята, но люди серьёзные. Они на меня посмотрели и сказали, что я — мод.

Первый присвистнул, второй же задумчиво покачал головой.

— На что мод?

— Хрен знает. — Я развёл руками. — Какая-то боевая модификация, секретная разработка военных. Насколько древняя, насколько секретная ныне — не знаю. Кто-то из моих таинственных предков был выходцем из их генной лаборатории.

Первый вновь присвистнул. Второй же задал не очень приятный для меня вопрос:

— И ты не знаешь, кто именно? У тебя так много предков, кто мог быть выходцем оттуда, чтобы об этом никто не знал?

Первый тут же шикнул на него, но я махнул рукой:

— Да ладно, ничего страшного, пусть знает. Я — сын проститутки. Она не знает, кто мой отец. Так что это тот ещё вопросик.

Второй раскрыл, было, рот, затем смущенно выдавил:

— Я это… Не знал. Извини.

Я вновь махнул рукой.

— Ничего, я привык. Восемнадцать лет для этого было.

Так что, парни, я понятия не имею, как и каким образом, но этот таинственный предок оставил мне неплохую наследственность. Я обнаружил уже три способности. Первую вы видели, скорость, вторая — неестественная выносливость. Те типчики две недели меня гоняли, да так, что думал — сдохну! Не сдох. Наоборот.

Парни уважительно закивали головами.

— А третья?

— Третья… — Я грустно усмехнулся. — Мне крышу сносит, когда злюсь. Конкретно сносит. Побочный эффект модификации. По нему те типчики её и определили, эта вещь по ходу на потоке, я не первый, кто ею награждён. Так что у медали две стороны, и я бы не завидовал мне на вашем месте, amigos.

— Да мы и не завидуем, — смущённо потянул второй, но по его лицу я понял, что это не совсем так. По крайней мере, было до сего момента. — И что теперь будешь делать? — с сочувствием спросил он.

Я пожал плечами.

— А что мне остаётся? Родителей не выбирают. Жить, конечно. Только никому, пацаны! Если народ узнает!..

Пацаны жестами показали, что они — могила. Да, если народ узнает неизвестно, какая будет реакция.

— И это, ещё… — Червячок сомнения на миг сковал меня, но затем я решился — гулять так гулять. — Они мне приём один показали. Не приём даже, технику, бой продемонстрировали. В общем, как одному биться с несколькими противниками. Я не то, что понял, но какую-то суть уловил. Можете помочь с ней немного?

— Что надо делать? — оживился первый.

— Типа хочешь вспомнить, восстановить это дело? — понял второй и усмехнулся. — Чтобы самому использовать?

Я усмехнулся в ответ.

— Типа того. Может, не всё, но хоть что-то восстановлю. Вы ж знаете, мне нужно, у меня проблемы небольшие с группой camarrados.

Пацаны кивнули. О моих злоключениях в школе знали многие, это не секрет, в отличие от происхождения.

— Сколько партнёров тебе надо? Нас хватит, или ещё пацанов позвать? — взял быка за рога первый.

Я задумчиво покачал головой.

— Не знаю. Поначалу хватит. Но потом, если получится вспомнить?

Он кивнул.

— Хорошо, если что, ребята подстрахуют. Ну, пошли, camarrado мод?

Он дружески хлопнул меня по плечу.

В зале все занимались, разбившись на пары. Тренера не было, и это показалось хорошим знаком, как-то косо он на меня смотрел, неправильно. Узнал технику ангелов? Пересекался с ними раньше? Конфликтовал? Быть может, но раньше я ходил у него почти в любимчиках, а теперь его взгляд сквозил раздражением, факт.

Встали. Один справа от меня, другой слева. Двое парней из «старой гвардии», согласившихся помочь, предвкушая хорошее зрелище, сели невдалеке.

— Так, ребята, — обратился я к своим теперь уже противникам. — Давайте вначале по очереди и не быстро. Я пока не готов к жёсткому прессингу.

— Типа, потанцевать опять решил? — усмехнулся первый.

— Только ты приёмчики свои это… Не сильно! — воскликнул второй. — Раз мы медленно, то и ты.

Я согласно кивнул в ответ.

— Разумеется.

— Начали.

Первым атаковал тот, с которым я бился до вмешательства тренера. После того нокдауна он зауважал мою новую технику и был крайне осторожен. Используя оную, я отошёл, уведя его удары, и подался вправо, где уже начал атаку второй. Снова ушёл, но теперь подался назад, влево.

Влево-вправо, влево-вправо. Блок, уход, смена позиции. Блок, блок, уход, смена позиции. Я чувствовал себя маятником, качающимся туда-сюда от нечего делать. Парни не мешали, но и не помогали друг другу, облегчая мне задачу. Тупо не давали покоя, держали в напряжении, но только и всего. И я решил ускорить темп, доведя его до режима реального сражения.

Получилось. Всё продолжилось, только на большей скорости. Я чувствовал, что надолго меня не хватит, постоянный прессинг высасывает слишком много сил, и решился контратаковать. И понеслось!

После моей контратаки, почти достигшей цели, маятник сломался. Вместо него появился танец, зажигательный латиноамериканский танец группы из трёх танцоров с красивыми отработанными движениями и полной выкладкой. Парни атаковали и вместе, и вразнобой, но теперь за боем следил не я. Я… Как бы наблюдал за ним со стороны, как это случилось раньше в столовой и много ещё где. В моём сознании включился автопилот, он полностью контролировал тело, успевая уйти от ударов, от которых, будучи в полном сознании, я никогда не уйду, блокируя противников, делая захваты и контратакуя, проводя при этом удары «тренировочные», далеко не в полную силу. А главное, я не был драконом.

— Стоп!

Парни повалились на землю, тяжело дыша. Прошла какая-то пара минут, но сил она высосала много. Я повалился вместе с ними.

— Как ты это делаешь? — снова спросил первый, пытаясь выровнять дыхание. И я снова не смог ответить.

— Не знаю, ребята. Честно. Как автоматика сработала. Автопилот.

— Это тоже в твоей модификации? — усмехнулся второй. Я пожал плечами в ответ.

— Может быть.

— Так и назовём, «автопилотная модификация Шимановского»! — рассмеялся первый.

— Кажется, наша помощь всё же потребуется, — парни, обещавшие помочь, присели рядом. На лицах их читалось глубокое изумление. — Как будете готовы, поехали.

Мы поехали. Точнее полетели. По ощущениям это больше смахивало на полёт, парение над планетой высоко в небе. Они атаковали вначале по очереди, дав мне раскочегариться и войти в благословенное состояние транса, но затем действия их перестали нести в себе какую-то осмысленность, и стало трудно.

Биться с четырьмя — это не с двумя. Я порхал, как бабочка, как пчёлка, успевая чудом даже с повышенным восприятием, но несколько раз не успевал и отхватывал, вылетая в обычный режим сознания. Благо, удары были щадящие, много времени восстановление не занимало, я почти сразу вставал в строй, но разница чувствовалась. Однако постепенно автопилот втянул почти всего меня, и я перестал делать простые глупые ошибки. Продолжил порхать, но теперь делал это уверенно, везде успевая и отражая все-все удары без напряжения.

Это не было похоже на то, что выдавала Норма на демонстрации, там наука, чёткое знание, как, что и когда надо делать, отработанное годами тренировок, я же всё делал на голой интуиции, используя всего одну классическую школу рукопашного боя, просто быструю. Наверное, если бы учился, положил бы тут всех за пару минут (та же Мишель положила бы, и Катарина, и любой другой ангелочек). Но я не учился, потому только защищался, танцуя на волнах особой музыки, качающей меня, заставляющей двигаться в правильном направлении, выделывая незамысловатые па. Её никто не слышал, эту музыку, но я ощущал её всеми фибрами кожи и плыл по ней, не понимая, что происходит.

Кто сорвался первым — не заметил. Может я, может они, да и не важно. Главное, в один миг всё вдруг изменилось, появились злоба и ненависть, спарринг закончился, началась битва на выживание.

Я ушёл из-под очередного удара, но это был уже не тренировочный удар, а злой вырубающий приём, которым можно свалить, а можно и убить противника. И ответил. И снова ответил, с разворота отоварив напавшего сзади соперника, перекинув затем его через себя.

Словно бомба взорвалась, наполненная ненавистью. Её нельзя не почувствовать, как нельзя не почувствовать взрывную волну. От меня все разом отхлынули и выжидающе замерли. Пауза.

Пацаны, вся группа, наблюдавшие за нашей схваткой, затаили дыхание. Мои же противники смотрели косо и зло.

— Эй, amigos, заканчивайте! — попытался усмирить всех первый, единственный из всех, сохранивший здравый рассудок. Но его не услышали.

— На счет «три», — усмехнулся один из подошедших последними. — Р-раз, два, три!

Они напали втроём, разом. Я ушёл, справился, они слишком мешали друг другу, чтобы этого не сделать. Но кто-то, всё же, умудрился зацепить скользящим по лицу, и, вытерев кровь из разбитого носа рукавом спортивной куртки, я ощутил приступ бешенства. Берсерк проснулся.

Ребята снова напали, но теперь я бил на поражение, без пощады, как и они, двое отлетели в стороны, на несколько секунд выведенные из игры. Передо мной остался единственный соперник, и я почувствовал вкус крови на губах. Дракон взвыл, он хотел, жаждал убить его! Эти придурки напали всерьёз, превратив спарринг неизвестно во что, я обязан его наказать!

Сбоку ко мне что-то метнулось. Я с легкостью отразил удар, отправив напавшего первого в полёт и придав ускорения — вот и повержен последний здравомыслящий в этом сражении. Но так даже лучше, интереснее. Оставшийся на ногах пытался помочь ему, но не преуспел.

Дальнейшее помню смутно. Кажется, я пёр и пёр на него, избрав своей главной мишенью. Парни нашей группы, не участвовавшие в схватке, кинулись отбивать его, просекли, что происходит, но тщетно. Они мешали друг другу, больше помогая мне, чем наоборот. Кого-то я вырубил, кого-то отправил полетать, многие вставали и нападали снова, входя в боевой азарт. Их было много, но одновременно против себя больше трёх-четырёх противников я не видел, и это о многом говорило. Я был крут, неимоверно крут! Но у всего своя цена, перед моими глазами будто стояла красная пелена безумия, я продирался сквозь неё кулаками, отшвыривая надоедливых мошек, двигаясь к своей главной цели — убить.

И, наверное, убил бы. Что было бы потом, боюсь даже предположить, но вряд ли бы мне позволили жить на свободе. Спас от такой участи тренер, неожиданно возникший рядом и проведший серию молниеносных ударов. Его холодные безразличные глаза это всё, что я запомнил перед тем, как провалился в беспамятство.

— Всё в порядке? — первые слова, которые я услышал, когда пришел в себя.

Приподнялся. Сел. Осмотрелся. Я лежал в углу спортивного зала, на мате. Рядом с каменным лицом сидел тренер, держа в руках аптечку и смоченную аммиаком ватку, которой и привёл меня в чувство. Вокруг, разбитые на пары, занимались пацаны нашей группы, не обращая на нас никакого внимания. Невдалеке, бросая настороженные испуганные взгляды, присели мои теперь уже бывшие противники, все четверо. Они явно не знали, как реагировать, но то, что переживали за меня, на лицах читалось чётко.

Я слишком резко шевельнулся и застонал, всё тело болело, как обычно бывает после приступа. Хотя это же и был приступ? Mierda!

— Ты как, в адеквате? — хмуро спросил тренер. — Двигаться можешь?

Я пошевелил руками и ногами, кивнул.

— Вроде да.

— Тогда поднимайся и пошли. А вы на занятие, шагом марш!

Пацаны, нехотя, оглядываясь на меня, встали и ушли, на ходу разбившись, кто с кем стоит. Я встал, превозмогая послесудорожную боль в мышцах, и, стараясь унять дрожь, зачапал за тренером, твёрдо шагающим в сторону раздевалки, не глядя на меня. Вопросы «что сейчас будет» и «чем всё это кончится», по идее долженствующие вертеться в голове, не беспокоили, я был не в том состоянии, чтобы переживать из-за чего бы то ни было.

Когда вошёл, он выглянул в зал, затем плотно прикрыл за мной дверь, протянул какую-то капсулу оранжево-белого цвета.

— Пей.

Упаковка была рассчитана на две капсулы, но одной не хватало. Сложное зубодробительное название видел первый раз в жизни, оно ничего мне не сказало.

— Не бойся, принимай. Отпустит, — усмехнулся он, глядя на мои сомнения.

Я вспомнил лекарство, которое мне вкололи после приступа в корпусе, и, не задавая лишних вопросов, пошёл к раковине. Вода в системе водоснабжения регенерационная и вообще-то нуждается в дополнительной обработке, но от пары глотков не умру.

— Садись, — указал он на лавочку, когда я, заодно умывшись, вернулся. — Я говорил, чтобы ты не лез туда, куда не следует? — нахмурил он брови, стараясь держать непробиваемое лицо. — Говорил. Но ты не послушал. Теперь ты одеваешься, обуваешься и дуешь отсюда, и никогда в этой школе не появляешься. Вопросы есть?

Меня всё-таки пробрало.

— Но сеньор..!

— Никаких но! — тренер резко повысил голос. — Достаточно того, что ты уже учудил. Я скажу бухгалтерии, деньги за это занятие тебе перечислят обратно. Ты не приходил сюда сегодня, тебя никто не видел и всё такое. Соображаешь?

Я обалдело кивнул и почувствовал, что отпускает. То ли капсула так быстро подействовала, то ли у тела большой порог самовосстанавливаемости.

— Вам не нужны проблемы, да?

Усмешка.

— Да. И в следующий раз слушай старших, Шимановский.

Он намерился идти обратно в зал, но я окликнул:

— Вы не спрашиваете, что это была за техника. Вы знаете её. И знаете, что я мод. Не правда ли? Из-за этого вышвыриваете меня. Мод с опасной неклассической техникой, способный покалечить ваших учеников.

Он остановился, скривился. Наконец, проняло и его, а то я уж подумал, что ему только в покер играть.

— Шимановский, я знаю, что это за техника и кто ею владеет. Именно в том исполнении, которое ты так тщательно, но неумело пытался скопировать. И, кстати, она действительно тебе не подходит, у тебя совсем другие физические ограничения, не воспринимай мои слова, как аргумент обиженного тренера.

Но откуда она у тебя — не спрашиваю, мне это не интересно. Моя задача — обучать мальчишек, которые слушают старших и не совершают безумных поступков.

— Почему же безумных? — усмехнулся я. — Мне дали то, что не могли дать нигде. И если бы не приступ…

— Потому, что ты дурак, Шимановский! — вновь повысил он голос. — Они никогда не делают ничего просто так и никогда никого не отпускают! И им плевать на людей, которых используют! Уж если на своих бойцов плевать, то на гражданских!..

Из груди его вырвался разочарованный вздох.

— Но ты сам ввязался в это, и теперь это только твои проблемы. Я умываю руки.

— А откуда вы узнали, что я мод? — не отставал я. Несколько деталек мозаики моей прошлой жизни вдруг встали на места, и я просто обязан был задать некоторые вопросы в лицо. — Вы ведь знали! С самого начала опекали меня, показывали много индивидуального, недоступного другим что, наверное, всегда будет недоступно!

А еще учили самоконтролю. Много самоконтроля, очень много! Хотя я в это время просил помочь с ударами.

А потом на соревнование выдвинули, хотя я пришёл всего-то… Парни по десять лет тут занимались, с самого детства, и ничего, а я через год на планетарное первенство попал! Не странно?

Тренер, молча, сел рядом, глубоко задумавшись. Лицо его выдавало внутреннюю борьбу плана «сказать или так вышвырнуть». Скажет, это прямолинейный чёрт, правильный. Блин, и как я раньше всего этого не замечал? Ходил рядом, касался каждый день, а воспринимал, как… Идиот!

Да он с самого начала готовил меня как подающего надежды мода, а не ради помощи с Толстым! А помощью, когда та потребовалась, прикрывался, как удобным поводом заняться со мной более глубоко. Вот уж идиот так идиот!

— Шимановский, — начал тренер, но на сей раз каким-то похоронным голосом, — слушай внимательно. ОЧЕНЬ внимательно. Я много где служил, много чего повидал и знаю много умного.

Я кивнул. Преамбула обнадёживающая.

— В нашем мире есть люди, которым доступно то, что недоступно другим в силу природных ограничений. Ты меня понял, каких. — Он поднял тяжелый взгляд, и я поёжился. — Таких людей немало, не думай, что их единицы, я лично знавал около десятка. Эти люди могут контролировать свои способности, могут не контролировать, совершать с их помощью хорошие поступки и не очень хорошие. А могут вообще не совершать, это оптимальный для них вариант.

А ещё есть государство. Машина, которая считает, что имеет право единолично владеть любым оружием на планете и перемалывает в пыль тех, кто думает иначе. Любым оружием, Шимановский, это значит любым.

— В том числе людьми с уникальными способностями? — хмыкнул я. Ответа не требовалось.

— Если эти люди согласны быть полезными стране, если та уверена, что они не предадут, они живут и работают, как части системы. Или просто живут. Если же не согласны, не могут контролировать себя, или государство считает, что они ненадёжны, такие люди тихо и без проблем исчезают. И их никогда не находят. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да. — Меня вновь передёрнуло — слишком прямолинейно.

— Я знавал многих ребят с разными талантами, с некоторыми служил. И кое-кто из них вот так исчез, просто и незамысловато. Ушёл из дома и не пришёл, ни тела, ни улик, ни свидетелей.

К чему я это говорю? К тому, что последний из них потерялся после того, как убил в баре нескольких человек, когда ему в голову стукнуло от выпитой бормотухи.

— Приступ?

Тренер кивнул.

— Это не прошло незамеченным, и ответственные за того человека винтики в машине посчитали, что он ненадёжен и опасен. Его выпустили из тюрьмы под подписку, куда сбежишь из военного городка без пропуска, и через день это произошло. Дело висело открытым много лет, но по обвинению его никто не искал. Обвинению в убийстве, Шимановский! Не странно?

Он усмехнулся. Я молчал.

— Думай, Шимановский, думай. Тебе жить дальше. Я не могу больше опекать тебя, я и так сделал слишком много. Меня можно на некоторый срок прикрыть за содеянное, так что не подставляй больше. Иди с миром.

— То есть, по-вашему, индивидуальные занятия с модом, его обучение владению собой и способностями, а также демонстрация пары неклассических ударов — это противозаконно? — не мог не съязвить я. Он же в ответ хрипло рассмеялся:

— Пару ударов… Эх, Шимановский-Шимановский! Разве дело в ударах?

На тебя несколько раз приходили запросы из ДБ, — посерьёзнел он. — Довольно безобидные, если не знать, ради чего они. Я знал. Потому писал в них, скажем так, заниженные данные по поводу твоих успехов. Даже тогда, когда ты хорошо выступил на соревнованиях.

Я прикрывал тебя сколько мог, Хуан. А за это могут впаять столько, насколько хватит фантазии. Всё, я сказал, не подставляй больше, иди. С парнями разберусь, наши не сдадут, чужие же сюда тренироваться ходят, а не доносы для ДБ строчить. И для тех, и для других придумаю красивую легенду. Если ты здесь больше не объявишься и не разрушишь её, она сработает, и всё будет хорошо. Вопросы?

Он поднялся и пошёл к двери, но я вновь окликнул.

— Как мне жить дальше? С тем, что я мод? Я не справлюсь сам.

Он задумался и пожал плечами.

— Справишься. Ты не маленький. Просто никогда не забывай о контроле и держи себя в руках. Найди зал попроще и подешевле, занимайся там, отрабатывай удары на каких-нибудь болванках-дроидах, и ни в коем случае не стой в спарринге. Выясни все свои способности, малыш, их границы и пределы, научись контролировать, и только тогда возвращайся в спорт. Только… — он криво усмехнулся.

— Только что? — не понял я.

— Только не за этим ты сюда пришёл, не ради спорта. Ты пришёл научиться драться, давать сдачи, бить первому. Так?

Я опустил голову.

— Так.

— Ты достиг этого, Хуан, — ободрил он с прорезавшейся теплотой в голосе. — В принципе, спортивный зал тебе теперь нужен лишь для поддержания формы. Ты достиг всех целей, что ставил перед собой, вот и займись новыми, не век же топтаться на месте? Новый грант, учёба, карьера — не мне тебе объяснять.

— Я верю в тебя, Хуан! — завершил он такую долгую и содержательную отповедь. — У тебя получится. Только не связывайся больше с этими las maricas. Поверь, там нечего ловить, они не доведут до добра. Ну, давай, удачи!

Он протянул руку, которую я пожал, привстав с места.

— Спасибо, сеньор тренер! Я никогда вас не забуду!

Он усмехнулся себе под нос и вышел в зал, оставив меня наедине с собой.

Я шёл по улице, наслаждаясь эффектом сохнущей головы, и пытался подбить баланс того, что сегодня произошло. Ведь произошло столько всего и в такие сроки!..

В дебете у меня тренер, который, когда я только пришёл в школу, понял, опираясь на жизненный опыт, что я — мод, и всячески меня опекал. Даже пошёл на преступление, скрыл информацию от курирующего меня ДБ. И опекал бы дальше, научив справляться с приступами (или хотя бы попытавшись это сделать), но я не послушался его совета-приказа и влез в дерьмо, разгрести которое ему не под силу. Винить его в чём-то? В чём?

Дерьмо, про него отдельно. То, что оно имеет запах экскрементов это одно, но в нём меня научили…

Блин, ничему меня там не научили! Раскачали, нещадно гоняя по тренажёрам, только и всего! Я просто увидел там кое-что и попытался повторить, но возведённое в степень того, что я мод, это «кое-что», превратилось в избиение мальчишек-ровесников, в том числе избиение группы в одиночку.

«Я засветился», — таков первый итог баланса.

Невольно возникает вопрос, почему они не переловят всех модов и не утилизируют? Сразу всех? Зачем смотрят на них, заводят дела, выжидают? Напрашивалась только одна версия, моды — слишком ценное и немногочисленное оружие.

ДБшники следят за оружием, которое можно использовать, и относятся к нему соответствующе. Мы не люди для них, мы объекты, материальная часть. Какой-то процент этого оружия, как и любого другого, отсеется, попадет в утиль, но какой-то всё равно встанет на боевое дежурство. И размножаться таким модам дают по той же причине — где вы ещё видели оружие, которое само размножается? «Шмель», «Жало», боевой истребитель, эсминец, танк? То-то!

В кредите же висела ярость, и всё уперлось в неё. Моё спасение и моё проклятие, благословение и наказание. Я ведь чуть не убил ребят, почти своих друзей, где гарантия, что подобное не повторится завтра? И рядом больше не будет всемогущего тренера, который спасёт от нехорошей участи.

Но предупреждён — вооружён, я знаю, что департамент охотится за модами, знаю, что под колпаком с самого детства, и к чему это может привести. Я просто обязан научиться контролировать себя и не срываться, даже в драке с таким camarrado, как Бенито Кампос. Да, отхвачу. Но не залечу.

Уффф…. От разных высокоматериальных мыслей голова разболелась. Я шёл по улице привычной дорогой, фоном слушая что-то старинное и заумное, тот самый интригующий «русский рок». О чём поют — не понимал, хотя каждое слово в отдельности разобрать мог, и это придавало музыке особую таинственность. Может парочку красивых цитат взять на вооружение?

Тело почти не болело, то ли от того, что принял душ, то ли от капсулы, не знаю, но грешу на последнее. Лишь ощущалась некая опустошённость, как физическая, так и моральная — так всегда бывает, когда переворачиваешь в жизни важную страницу. Так уже было, когда я бросил танцы, расставаясь со своим сердцем в пользу мускулов, меняя одну душу на другую (как понимаю теперь). И когда бросил плавание тоже. Обидно. Да, знаю, это правильно, необходимо, но всё равно обидно.

Тренер, в голове вертелись его заключительные слова. «Я верю в тебя». «Ты пришёл сюда не ради спорта и достиг, чего хотел». Действительно, достиг. Я не всемогущ, новую тактику боя придётся разрабатывать самому, с нуля, что не очень эффективно, сложно и долго, но это победа. Корпус помог мне в достижении цели, превратил меня в зверёныша и раскачал спящие врожденные способности, но я ничем не обязан ему. Я был нужен им для эксперимента, они не скрывали этого и дали право выбора — участвовать или не участвовать. Карьера и пресс или топтание на месте, но свобода.

Подсознательно я понял, что решение это принято уже давно, и Катарина, забирая меня от дома хефе, знала его. Мудрая сучка! Лишь я сам делал себе мозги, не решаясь сделать то, что следовало с самого начала.

Из груди моей раздался вымученный вздох. Нельзя и быть свободным, быть человеком, и получить власть над чем-то, прыгнув в дамки. Всегда нужно чем-то жертвовать. Человек лишь выбирает, чем именно. Выбор — объективный закон мироздания. И я выбираю свободу.

В момент, когда я, наконец, принял долгожданное решение, которое откладывал много дней, моё внимание привлекла фифа лет двадцати — двадцати двух, идущая навстречу. Обычная такая, невысокая, смазливенькая даже, минимум косметики на лице. Я бы зажёг с такой не задумываясь. Она во все глаза смотрела на меня и улыбалась, выделяясь этим из множества других идущих мимо фиф. Улыбалась как-то покровительственно, будто давно знает меня и в её памяти я совершил какую-то невинную глупость. Мне эта улыбка не понравилась.

Я напряг память, пытаясь вспомнить, где её видел. Память не отзывалась, глухо молчала. Плохо. Какой-нибудь клуб? Девчонки-танцы-шманцы, алкоголь и секс в туалете? Наверняка что-то типа того, но незадача, я НЕ ПОМНЮ её, хотя не надираюсь до поросячьего визга, как некоторые — завет тренера.

Мы поравнялись. Ухмылочка на её лице буквально лучилась иронией. Она знала меня, сто процентов, и это напрягало.

Прошла мимо. Я мысленно вздохнул с облегчением — не люблю такие скользкие моменты. Хорошо ещё, не заговорила, вот позор был бы! И только собрался идти дальше, возвращаясь к прерванным мыслям, как был окликнут:

— Сеньор!

Обернулся, правой рукой убавляя на браслете громкость — виртуальный навигатор я так и не ношу. Окликнувший оказался парнем лет двадцати пяти или чуть больше, восточной наружности, но не классической. Неправильно-восточной. Его «сеньор» было произнесено с таким жутким акцентом, что мой преподаватель испанского даже в богом забытой старой школе повесился бы от горя, услышь его.

— Вы не подскажете, где здесь магазин со снарягой? — продолжил он.

Я задумался, оценивая парня, и сделал сразу несколько выводов.

Во-первых, этот тип опасен. Тигриная стойка, тигриный взгляд — натуральный хищник. Скорее всего, заблудившийся в недрах фешенебельного района урка с окраины, но достаточно учтивый, чтобы строить из себя приличного человека.

Во-вторых, он русский. Скорее всего выходец из Средней Азии, Узбекистана там, или еще какой-нибудь территории с ограниченными правами гражданства. Точнее, смесь, полукровка, оттого и странная внешность.

Последнюю мысль я озвучил вслух на языке бывшей метрополии предков матери:

— Русский?

Этот вопрос отчего-то выбил его из колеи.

— Да. Как ты догадался?

А русский его был великолепен — классический говор оккупированного сектора.

— Акцент. У тебя плохой испанский.

Чувство напряжения не покидало. Несмотря на мимолётную растерянность, парень быстро пришёл в себя, передо мною всё также стоял готовый к прыжку хищник. Что-то с ним не так, с этим уркой, надо держать ухо востро.

А, ну его! Теперь, после сегодняшней тренировки, я не боялся ничего, и особенно одиноких урок с окраины. Даже вооружённых — как-то слишком неестественно сидела на нём спортивная куртка. Я немного расслабился, оставаясь в режиме ожидания маловероятного, но удара. Парень, словно заметив это, расслабился тоже.

— У нас недолюбливают испанский. — Он натужно засмеялся. — Все вокруг только на русском говорят, даже в школах. Где ж его выучить?

«Нет, всё-таки не гопник. Может, и бандюк, но сейчас здесь не поэтому, не стоит из-за него нервничать», — успокоил я сам себя. «Недолюбливают испанский». Фраза зацепила. Да, это логично, для людей, каждый день видящих напоминание того, что их предки проиграли войну, «недолюбливать» язык оккупантов. И то, что на родном языке им позволяют говорить «с барского плеча», «одаривая» этим правом, не добавляет испанскому и португальскому симпатии. Это я, выросший в огромном латинском муравейнике под названием «Альфа», с детства привык к испанскому и воспринимаю его как родной, в отличие от языка матери, которому она учила меня как второму, не основному.

— Бывает! — Я невесело усмехнулся. — А сам откуда?

— Мирный, — ответил собеседник. — А ты?

Мне на какой-то миг стало неловко. Я всю жизнь мысленно причислял себя к национальному меньшинству, противопоставлял себя латиноязычному окружению, а теперь вдруг понял, что это всего лишь подростковые понты. Никакой я не русский, тем более, половина от единственной известной мне генеалогической линии вообще принадлежит полякам. Он, наполовину азиат, в гораздо большей степени русский, чем я. Я — латинос, и с этим давно пора смириться.

Тяжело вздохнув, неохотно выдавил:

— Местный я. Здесь родился. Но мать из-под Самары.

— Понятно, — закивал собеседник.

Тут, наконец, нервы дошли до критической точки, я почувствовал, как руки начали мелко дрожать. Тяжёлый день, много всяких событий, неудивительно, а теперь это. После всего случившегося национальная тема и тема детских разочарований стала соломинкой, переламывающей спину верблюду. Нужно было срочно успокоиться и прийти в себя, а с недавнего времени я знал один радикальный способ, как это сделать.

— Угостишь сигареткой? — попросил я, вспоминая, что перед тем, как заговорить, парень выбросил окурок в урну.

— Конечно. — Тот кивнул и с энтузиазмом протянул почти полную пачку.

Я вытащил одну сигарету, мысленно поругав себя — спортсмен, блин, и прикурил от «переданной на хранение» зажигалки, которую теперь всегда таскал с собой.

— А тебе какая снаряга нужна? — вспомнил я его первоначальный вопрос. Далековато мы от темы отошли. — Тут их много, магазинов. Самых разных.

— Да с пацанами решили в Тараску слетать, по вершинам полазить, — усмехнулся мой собеседник.

— Тараска… — Я тоже усмехнулся, вспоминая одну из венерианских туристических Мекк, прозванную во всем мире «альпинистским адом». Сьерра-ла-Тараска. — Губа не дура!

— А чего мелочиться? — оскалился парень. — Если горы, то самые сложные!

«Пить — так пить, спать — так с королевой», — вспомнилась мне цитата из проштудированного в детстве сборника. В общем, он прав, только так и надо, но вот его рожа не напоминала мне альпиниста, хоть убейте. И даже просто спортсмена, любого профиля. Это именно бандюк. Тогда как альпинисты все — фанатики экстремального СПОРТА, которых легко отличить в толпе от обычных людей.

— Вот сюда повернёшь, — начал я объяснять дорогу к одному из известных мне в этом районе уровневых спортивных магазинов, где есть всё. Это вообще спортивный район, здесь располагается база олимпийской федерации Венеры по лыжным видам спорта, несколько катков и хоккейных полей, а также множество обычных спортивных залов, включая мою… бывшую спортивную школу. И магазинов соответствующего профиля также достаточно. — Но не похож ты на альпиниста, — усмехнулся я. — Смолишь, как паровоз.

— А сам-то? — довольно парировал собеседник. — По виду, вроде спортсмен, а смолишь не меньше.

Мне стало не по себе. Одно дело — самокритика, другое — когда тебя тычут лицом в экскременты, причём тычет урка. И он прав, что обидно, но мне сейчас просто необходима эта сигарета.

— Да, есть маленько, извини. Ну, давай, земляк! Удачи в Тараске! — поспешил я закрыть тему, да и разговор вообще. Он стал напрягать меня, восточный человек из русского Мирного.

Когда я протянул руку, он внимательно на неё посмотрел, затем медленно-медленно поднял свою, будто чего-то боялся. Аж вспотел, бедняга. Ага, пристрелят его сзади, если дёрнется слишком резко!

Мне стало смешно, и я решил, что лучше быстрее идти дальше. Мудрое решение, мало ли, что у всяких придурков на уме? А мысль, что он придурок, всё больше и больше крепла в сознании.

— Увидимся ещё? — ради вежливости спросил я.

— Не думаю. — Он отрицательно покачал головой и медленно побрёл в сторону, противоположную той, куда шёл я. Из груди невольно вырвался вздох облегчения.

Мысли мои вновь вернулись к прерванному. Да, прерванному ещё той фифой моменту. Я остановился и всё также вручную (про себя выругавшись отсутствию нормального интерфейса) активировал на браслете кнопки телефона, после чего набрал на них отпечатанный в памяти номер.

Мне ответили через два гудка, резкий, но одновременно приятный женский голос.

— Слушаю?

По этому голосу трудно определить возраст обладательницы, но я склонялся, что ближе к тридцати, причём с большей стороны.

— Здравствуйте. Мне нужна Ласточка, служба вербовки. Не могли бы вы соединить?

Молчание. Я бы даже сказал, ошарашенное молчание. Прошло секунд десять, прежде чем на том конце переспросили:

— Простите?

— Я говорю, мне нужна Ласточка, служба вербовки. У вас есть такая?

— Это конфиденциальная информация.

— Я знаю. Но она ждёт моего звонка.

Пауза.

— Вы уверены?

— Абсолютно! — в голос усмехнулся я. Интересно, что выбило её из колеи? Что называю Катарину по прозвищу? Пардон, внутреннему позывному?

Личные контакты есть у всех, но вряд ли ради личного вопроса мужчины будут связываться с ней через оператора внутренней ангельской сети связи, для этого есть другие средства. То есть я, мужчина, посторонний, связываюсь с нею через их святая святых, называя не по имени, а по прозвищу. Это должен быть поистине важный вопрос!

— Соединяю, линия свободна, — ответили ещё через две секунды.

Больше загвоздок не было, мне тут же ответил знакомый довольный голос:

— Здравствуй-здравствуй, малыш! Что не звонишь, заставляешь пенсионеров столько ждать? Это невежливо!

Она так и лучилась весёлой иронией. Мне стало не по себе, но я сдержался и задал вопрос, с которого следовало начать разговор:

— И тебе не кашлять! Слушай, можно тебя спросить кое о чём, как представителя силовой структуры?

Она напряглась.

— Например?

— Вот смотри, я мод. У меня, благодаря вам, прорезались опасные способности, а ДБ ведёт меня много лет и не может их со временем не заметить. Каковы шансы, что они не посчитают меня опасным и не ликвидируют?

Усмешка.

— Малыш, об этом тебе может поведать лишь её королевское высочество принцесса Алисия, или курирующие тебя её подчиненные. Больше никто, извини.

Она знала и шансы, и даже могла повлиять на них. Я понял по голосу. Но не ударит палец о палец даже чтоб сказать мне об этом, если её родная контора с того ничего не поимеет. Я выяснил всё, что требовалось, пора переходить ко второму этапу разговора, поуламывав её ещё немного для приличия, женщины млеют, когда их уламывают.

— Но ты там вращаешься, знаешь.

— Знаю что? — снизила она интонацию до серьёзной. — Мы — корпус, малыш. Охрана королевы. У нас свои задачи, и мы не пересекаемся с другими службами. Тем более в таких щекотливых вопросах. Это всё, что ты хотел?

— Нет. — Я покачал головой, хотя она не могла этого видеть. — Я звоню сказать, что сруливаю. Ты была права, мне не место у вас.

Пауза.

— И чтобы сказать это, ты тянул так долго?

Я не понял, довольна она моим решением или нет, но равнодушной интонацию её назвать было трудно. Мне даже показалось, что недовольна, хотя вроде всегда декларировала обратное. Декларировала одно, а услышать, словно ждала, совсем другое? М-да.

— А ты куда-то спешила? — начал наглеть я. — Не хотела, чтобы я вернулся, учился у вас — твоё желание исполнено. Какие проблемы?

— Да никаких, в общем. — Голос собеседницы подобрел. — Молодец, всё правильно. Просто долго. На мне и так работы куча, а тут ещё тебя пасти.

— Извини. — Я делано вздохнул, ловя себя на мысли, что мне совершенно наплевать на её проблемы. — Но нужно было всё тщательно взвесить.

— Понимаю. Уверен, что справишься один? — поддела она.

Я мысленно пожал плечами.

— Справлюсь. Знаю, будет трудно, но я пробьюсь и без вас.

— Правильное решение, малыш. В корне правильное! — Я по голосу понял, что она улыбается. — Ну что, до встречи?

— А она состоится? — ухмыльнулся я.

— Конечно. У тебя же моя зажигалка.

Я рассмеялся.

— Для этого ты её дала, чтобы был повод для встречи?

Пауза.

— Вообще-то нет, просто она была нужна тебе в тот момент. Так что, если мы никогда больше не встретимся, считай, что я тебе её подарила.

Последняя фраза была произнесена с теплотой.

— Спасибо!

— Удачи, Хуан. С тобой было приятно иметь дело, хоть всё вышло так, как вышло.

Она пропала из эфира, я не успел ничего сказать в ответ.

Из груди вырвался облегчённый вздох. Ну, вот и настал конец этой дурацкой эпопеи с самым дурацким в моей жизни решением. Пришла пора трезветь, взрослеть и жить дальше, как жил до этого. Только лучше.

Я подошёл к уютно расположившемуся невдалеке лотку с информационными капсулами. Никогда не покупал их, хотя несколько раз мне давали посмотреть старые номера разных журналов. Улётные штуки! Интерфейс сумасшедший! И стоят не так уж дорого, почему не побаловать себя? Тем более, лишние центаво в кармане завалялись.

— Здравствуйте. — Я улыбнулся продавщице, добродушной женщине лет сорока пяти. — Скажите, вы можете помочь? Мне нужен список ста самых богатых семей планеты, но не как в «Экономическом вестнике», а с историями семей, описанием, изображениями ключевых членов, всё такое.

Женщина улыбнулась и принялась что-то объяснять и переспрашивать, одновременно активировав виртуальный планшет и ведя поиск в нём. Наконец, остановилась.

— «История венерианской аристократии». Это книга. Не новая, сорок второго года выпуска, но не думаю, что что-то кардинального в кланах за это время изменилось. — Она иронично улыбнулась. Я усмехнулся в ответ.

— Ага, только пара имён в списке местами поменялась. Это же так фатально!

Через минуту я стал обладателем обзорной книги по истории венерианской знати, в которой должны быть абсолютно все её представители, включая детей и дальних родственников, за последние сто лет минус пять последних. Где-то среди них пряталась и моя Бэль, ради поиска которой я её и купил. Эмма хорошая девушка, и вряд ли врала мне, но отныне, с этой самой минуты, такие вещи не доверю больше никому. Это моя и только моя обязанность, бороться за свою любовь. Я должен найти её. И найду.

А затем спрошу, глядя прямо в глаза, любит она меня или нет. Каким бы ни был ответ. Так и только так.

Размеренными шагами вышел к небольшому скверику, в котором пряталась станция подземки, и почувствовал, что большой и сложный этап моей жизни подошёл к концу. Этап поисков и метаний. Я знаю, кто я, знаю, чего хочу, и знаю, что могу достичь этого. Остальное детали.

Катарина де ла Фуэнте, а это были её настоящие имя и фамилия, долго смотрела в непрозрачное с той, но дающее неплохой обзор с этой стороны бронированное стекло салона «Эспаньолы». А затем на вихрь, дающий изображение спины парня с летящего за ним микродрона. Наконец, задумчиво произнесла:

— Да, малыш! Мне жаль, но для тебя всё только начинается!

Затем обернулась к другим экранам, показывающим, как девчонки из «чёртовой дюжины», обнаглев до крайности, с боевым оружием в руках среди бела дня, организовывают погоню в центре небедного квартала, кишащего охраной и гвардейцами. Они скучковались в одном месте и о чём-то разговаривали, давая объекту охоты фору, лица их были крайне недружелюбны для последнего. К слову, сеньор Музафаров, ведомый ещё двумя дронами, улепётывал от них куда глаза глядят, не догадываясь, что направление выбрал неверное, на его спине сходились кресты прицелов сразу трёх из четверых участвующих в операции снайперов прикрытия, и что это всего лишь игра. Был бы нужен, давно был бы мёртв.

— Кассандра, пару кварталов и домой, не увлекайтесь, — активировала она пятую линию. Ответам ей стали разочарованные гримасы всей подтянувшейся друг к другу пятёрки.

— Я сказала, всего пару кварталов! — повысила она голос, зная их своеволие. — Дальше им и без нас есть кому заняться.

— Есть, сеньора майор, — отрезала невысокая девушка с волнистыми каштановыми волосами, вытянувшись в струнку.

— Вот и хорошо.

Катарина отключила пятую линию, и тут же раздался вызов по второй. Красный, срочный, шифрованный.

Активировав все находящиеся в машине средства защиты и постановщики помех, она включила дешифратор и со вздохом откинулась на спинку.

— Прослушиваешь оперативные линии?

На том конце усмехнулись.

— Естественно. Уж не думала ли ты, дорогая, что я оставлю твои фокусы без присмотра?

— Ни в коем случае! — выдохнула она. — Как ты могла так плохо обо мне думать!

— Ничего не хочешь объяснить? — давил голос.

— Нет. Всё идёт по плану.

— А судя по вашему разговору, этого не скажешь.

— Планы бывают разные, — усмехнулась Катарина. — И этот работает, как часики. Во всяком случае, пока. Пока кроме меня никто в него не вмешивается. Наш мальчик только что загнал себя в ловушку.

Это тактическое отступление, Мишель. Оно необходимо для успеха стратегического. Он будет наш, с потрохами, нужно только немного подождать. Или хочешь отменить операцию?

На том конце раздраженно фыркнули.

— Если бы хотела — отменила бы! Но меня мало устраивает, что ты делаешь всё сама, ни в чём не отчитываясь.

— Потерпишь! — повысила голос Катарина. — Я же сказала, не хочу утечки, а кто в нашем гадюшнике на кого работает… Ну так что?

Мишель обречённо вздохнула:

— Хорошо, работай. Желаю успехов. Творческих!

Иконка линии показала отбой. Катарина про себя грязно выругалась. Затем вновь включила пятую линию и громко произнесла:

— Тринадцатое звено продолжает операцию. Всем остальным — отбой, сворачиваемся.