Амели замотала головой, заломила руки и принялась расхаживать из стороны в сторону. Орикад все еще лежал на подушках и следил за ней огромными желтыми глазами.
Соглашаться… А вдруг только хуже станет? Можно ли верить этому невообразимому существу? С чего она вообще взяла, что ему можно хоть немного верить? Ответ прост: верить горбуну хотелось еще меньше.
— Вдруг ты ошибаешься? — Амели, наконец, остановилась, потому что от беспрерывного движения начала кружиться голова. — Вдруг я ему совсем не нужна? Я простая девушка. Самая обыкновенная. Он поймет, что ошибся, и отпустит. Горбун сказал, что отпустит.
Демон лениво поднялся, расправил крылышки и вновь повис в воздухе:
— А ты этого уродца слушай больше. Он тебе и не того наговорит.
Амели опустила голову и сцепила заледеневшие пальцы. Она мерзла, несмотря на духоту и жар свечей. Обхватила себя руками и посмотрела на Орикада со всей искренностью, на какую была способна:
— Помоги мне. Он ошибся. Клянусь, ошибся. Я домой хочу.
Демон пожал плечиками:
— А это теперь только мессиру решать — кто и в чем ошибся. Терпи. И глупостей не делай. Глядишь, повезет, да домой отправит.
— А если не повезет? В Валору? — сердце ухнуло и почти перестало биться. — Как тех, других?
Орикад нахмурился:
— Каких других?
Нечего миндальничать — лучше сказать, как есть и, может, получить правдивый ответ:
— Тех, что гвардейцы из реки достают.
Демон округлил золотистые глаза, пожевал губы:
— А это вообще не твое дело. Вот дура! Твое дело сидеть смирно и не высовываться. — Орикад пристально посмотрел и погрозил пальчиком: — Мессиру лишний раз на глаза не попадайся. И не ходи в Восточную башню.
— Почему не ходить в Восточную башню?
Демон заливисто рассмеялся и даже хрюкнул от удовольствия:
— Потому что там живет семиглавое чудовище, которое тебя тут же сожрет! Вместе с твоими юбками! — Он вновь расхохотался: — Шутка, не смотри так. Мессир там работает. Никому не дозволяется входить — только этому горбатому засранцу, Гасту. А нам с тобой — ни-ни. Ну, особливо тебе. Мне-то, почитай, и не будет ничего. Я у мессира в любимчиках.
Кажется, он просто бравировал. Создавалось впечатление, что маленькому уродцу уже от души доставалось за это. Он приложил ладошку к губам и протянул заговорщицким шепотом:
— Только бежать не надумай… это самая большая глупость.
Амели сглотнула и промолчала. Стояла прямая, как палка — она и надеялась ночью пробраться за ворота. Главное на реку выйти, а там — в камышах, вдоль берега… никто и не заметит. Только это теперь и держало.
Демон вновь хихикнул:
— Знаю, уже надумала. На тебя же глянешь — и сразу все понятно. Не получится сбежать.
— Почему?
— Потому что магия, дурочка! Хоть всю ночь к воротам иди — нипочем не дойдешь. Чары не пустят.
— Врешь!
— Так иди да проверяй! Тебя даже не запирает никто.
Она понурила голову и соврала:
— Не буду.
Нужно лишь дождаться, когда все уснут. Амели вдруг наполнила непоколебимая уверенность в успехе. Конечно, все получится! Нужно лишь не бояться. В доме ни лакеев, ни стражи, как она успела понять.
Теперь только один-единственный вопрос не давал покоя:
— А какой облик настоящий?
— Что? — демон, кажется, не понял.
— Облик твоего хозяина. Какой настоящий?
Он широко улыбнулся, обнажая смешные кроличьи резцы:
— А какой больше нравится?
Амели поджала губы:
— Никакой не нравится.
Орикад прищурился и покачал головой:
— Ну, ты и врушка! А то я не видел! Если бы не мы с Гасту — так прямо на столе бы перед ним и разлеглась.
— Перестань! Все это неприлично, — она даже топнула ногой.
— Все вы, нетронутые девицы, ханжи благонравные.
Лучший способ избавиться от издевок демона — не обращать на них внимания, но не ответить было так тяжело. Амели не привыкла молчать. Не даром отец называл ее несносной.
— Так какой облик настоящий? Ну, скажи!
Демон кувыркнулся в воздухе:
— А не скажу. Сама разбери. Мессир может принимать облик любого человеческого существа, правда, ненадолго. Никак не больше часа, я сам засекал. Хоть твой, хоть этого урода за дверью. А вот голос… всегда один и тот же останется.
— Почему?
Демон пожал плечиками:
— Кто его знает?
Он подлетел к двери, хлопнул в маленькие ладошки и часть свечей погасла. Теперь стало более привычно:
— Спать ложись.
Он юркнул за дверь, едва Амели успела что-то добавить.
Амели тронула кончиками пальцев тяжелую вызолоченную кисть балдахина, прошлась по искусному тканому узору, раскинувшемуся на теплом желтом фоне. Подобная ткань стоила невообразимо — около двадцати саверов за локоть. Но, разве это имело значение? Она трогала тисненые обои, рассматривала расписные панели, замечая, как ловко и умело положены мазки краски, создавая пышные кроны деревьев или спокойные воды реки. Амели подошла к окну, забранному расписными ставнями, прижалась к прохладному стеклу и прикрыла глаза ладонями, чтобы не мешал свет.
Замок стоял на холме, над рекой. Вдали, над кромками парковых деревьев можно было различить влажный блеск воды. В лунном свете хорошо просматривалась засыпанная песком главная аллея, ведущая к воротам вдоль стройных рядов деревянных кадок с апельсиновыми деревцами, будто покрытыми инеем от мелких белых цветов. Достаточно лишь пробежать по аллее, скрываясь в тени деревьев. Это просто.
О том, что ворота могут оказаться запертыми, или о том, что у колдуна есть привратник, она старалась не думать. Это все осложняло — для начала нужно хотя бы выбраться в сад. Еще оставалась калитка, через которую они с горбуном вошли с реки, но где ее искать в темноте?
Амели на цыпочках прокралась к двери, приоткрыла, чтобы появилась крошечная щелочка толщиной с волосок. Превратилась в зрение и слух.
Непонятно, сколько она прождала: может, несколько тягучих минут, а может, целый час. Дом будто оцепенел, уснул. Ни звука, ни дрожащего огонька. Амели, придерживая, к счастью, отменно смазанную дверь, юркнула в коридор, прислушалась в темноте, и стала аккуратно пробираться в свете заглядывающей в незакрытые ставнями окна луны. Шаг за шагом, легко и бесшумно, как маленькая мышка. Она без препятствий миновала анфиладу, почти дошла до лестницы. Постояла у перил, вслушиваясь в тишину, глубоко вздохнула и порывисто выпорхнула, надеясь быстро и бесшумно преодолеть лестницу. Но едва, будто на крыльях, сбежала вниз, слушая легкий шорох юбок, похожий на шелест осенней листвы, остановилась, как вкопанная, и зажала рот ладонями.