Идеальная для колдуна (СИ)

Глава 37

Амели долго не могла уснуть. Ворочалась на влажных скомканных простынях, то и дело откидывала стеганое одеяло, плавясь от жара. Но тут же натягивала до самого подбородка, ощущая, как разгоряченной кожи касалась прохлада плохо протопленной комнаты. Несмотря на неумолчный треск дубовых поленьев в камине и очевидную духоту.

Все произошедшее было до крайности унизительным. Чем больше Амели думала, тем сильнее и безжалостнее бичевала себя. Феррандо обращался с ней, как с уличной девкой, которую купил за пригоршню серебряных кринов. Точнее, не так. Как с девкой, которая продалась сама, навязалась, повесилась на шею, соглашаясь терпеть все, что угодно.

Но Амели не навязывалась. Не преследовала, не умоляла жениться, не вламывалась в дом. Не лезла в его постель.

И эти безумные обвинения… Он наказывал за то, чего она не совершала.

Однажды отец рассказывал, что на Седьмой площади секли мещанина Перренеля, укравшего соседскую свинью. Так постановил суд. Дело получило большую огласку, жарко обсуждалось. Обвиняемый не сознавался даже под пытками. Горожане тогда разделились на два лагеря: одни были на стороне предполагаемого вора, другие верили обвинителю. Ни улик, ни свидетелей. Все дело строилось на уверенности пострадавшего и на обрывках разговоров, которые якобы имели место быть. Но обвиняемого все же приговорили и высекли, двое суток продержали у позорного столба.

А потом свинья нашлась. Перренель вломился во двор своего обидчика и на его глазах увел злосчастное животное.

Город тогда еще долго галдел, потому что наказание свершилось раньше самого преступления. И больше того: наказание вынудило несчастного совершить преступление. Даже если он и не хотел. А он наверняка не хотел, на том многие сходились. Стояли, что Перренель был в своем праве. За одно и то же деяние невозможно наказать повторно. А если не совершить — тогда за что он страдал? Стерпев, он оказался бы в дураках.

Амели перевернулась на спину, глядя в расписной потолок, бледно озаренный светом одинокой свечи в подсвечнике. Ее тоже наказывали за несовершенное преступление. И если следовать правилу несчастного Перренеля…

От самой мысли сперло дыхание. Что она должна сделать? Повеситься на шею Нилу, лишь бы самой не оказаться в дураках? Амели невольно поймала себя на том, что это не так уж неприятно. Наверное. С Нилом все было бы иначе. Он бы так не унизил. Все было бы совсем иначе.

В груди шевельнулось что-то непрошенное, щемящее. Вопреки желанию, она живо представила, как могло бы быть. За стенами этого дворца, ставшего золотой клеткой. И, наверное, это принесло бы удовлетворение. Это была бы ее месть. За все.

Амели не отпускало чувство, что Нил знает намного больше, чем показывает. И чем больше она думала об этом, тем сильнее уверялась. И роль его представлялась гораздо значительнее. Чем он связан с колдуном? Если верить тетке Соремонде — одним лишь голосом. Но стоит ли голос такой жертвы? Неужели он не смог пережить давние обиды, чтобы пожертвовать голосом и стать свободным, как ветер? Ведь он легко нашел бы себе место в мире. Как художник. Как камнерез. Его талант, его искусные руки умеют говорить лучше слов. Неужели он не понимает?

Амели поежилась и сильнее натянула одеяло. От мыслей о Ниле становилось спокойно, даже несмотря на всю недосказанность. Будто думала о старом друге. Если бы только он согласился помочь, встать на ее сторону. И, может, они оба смогли бы вырваться.

Феррандо пугал, подавлял. Казалось, не видел в ней человека. Лишь одну из своих кукол, которая не удалась. Красивое лицо — это еще не все. Какой же она была глупой. Но больше всего убивало то, что он мог подчинять ее тело. Впрочем, надели магией горбуна — и он смог бы подобное.

Магия. Проклятая магия. Ничего больше. Где магия — там ложь.

На мгновение показалось, что, может, все морок? Амели резко села в постели и зажала рот ладонью, пораженная этой мыслью. Как раньше это не приходило в голову? Все морок? Дом, парк, эти покои. Сам колдун. Он представал в образе уродливого старика, и Амели так и не знала, какой облик истинный. Предпочла воспринимать так, как было приятнее. Вообразить себя женой отвратительного старика?

Амели даже замотала головой, пытаясь представить на месте Феррандо того другого. И все произошедшее пару часов назад предстало совсем в ином свете. Еще омерзительнее. Хотелось зажмуриться и махать руками, чтобы прогнать эти ужасные видения. Она вспоминала разговор с демоном. Тот, самый первый разговор. Что он сказал? Что мессир может принимать облик любого человека, но не более, чем на час. Но можно ли верить Орикаду?

Получалось, проверить можно только единственным способом — продержать Феррандо подле себя более часа. Все их встречи были достаточно коротки. Неужели по этой причине? Но как это сделать? На ум приходила только постель, но Амели решительно отвергла эту мысль. Должен быть другой способ. Аккуратно поспрашивать Нила и тетку Соремонду. В прошлый раз кухарка оказалась вполне словоохотлива, секреты Нила разболтала. Может, вновь удастся ее разговорить?

* * *

Утром Амели ожидаемо застала тетку Соремонду в кухне. Та влезла на табурет и что-то искала на высокой полке у очага, перебирала выставленные горшочки, заглядывала и ставила обратно.

— Доброе утро, тетушка Соремонда.

Толстуха вздрогнула всем телом и ухватилась за стену, чтобы не упасть:

— Ты, я смотрю, моей смерти хочешь, госпожа.

Амели подошла и участливо протянула руку:

— Что вы.

— Кто же так бесшумно входит, милая! Сердце стерпит — так ноги не устоят. Я женщина грузная.

Амели помогла тетке спуститься:

— Так что же вы влезли? Хоть бы попросили кого.

— Кого? — тетка обтерла пыльные руки о фартук и поправила чепец. — Уж не тебя ли, госпожа? А, может, мессира кликнуть? Ему уж только и дело, что до моих горшков.

Амели пожала плечами:

— Нила. Или хотя бы Орикада.

— Орикада? — тетка звучно сплюнула. — Только этого засранца не хватало. Всю кухню облазит, разворошит. Шерсти накидает. Третьего дня корзину миндального печенья уволок. А что не уволок — понадкусывал. Этой нечисти ход в мою кухню заказан — дальше порога не пущу, метлой погоню. Весна у паразита! Совсем стыд потерял.

Амели улыбнулась:

— Ему одиноко.

Тетка фыркнула:

— Это что это? Среди людей живет.

— Так ему не человека… — Амели опустила голову. Вдруг стало грустно, обидно за маленького паразита. — Ему бы такую же, как он сам. Он говорил как-то. Только Феррандо отказывает.

— Вот удумал! — Соремонда поджала губы. — Тут от него одного не знаешь, куда деться. А с двоими такими и вовсе с ума сойдешь.

Амели вновь пожала плечами:

— Не знаю. Матушка всегда говорила, что человеку нужен человек. А демону, наверное, нужен демон. Видно, так Создателем положено.

— Хворостина ему хорошая нужна — вот и все дела.

Тетка не сдавалась. Видно, очень осердилась из-за печенья. Впрочем, Амели бы тоже осердилась. Но она вспомнила огромные желтые глаза. Разве многого хотел Орикад? И разве Феррандо имел право отказывать ему в такой естественной потребности?

Амели не ответила, но Соремонда все не унималась:

— Вот и мак, поди, тоже он уволок. Всю кухню перерыла — не нашла. Придется Гасту в город посылать.

Амели встрепенулась:

— Для чего мак?

— Так в воскресенье Неурскую деву славят — первый день лета. Большое гуляние у мельницы в Сансоне. Разве не знаешь? Каждый год прилавок арендую, маковые бисквиты пеку и раздаю. Положено сладко есть. Дело богоугодное, пропустить никак нельзя.

Амели замерла, чувствуя, как в горле собрался ком:

— А на мельницу кто возит?

— Я и вожу. Племянник на козлы садится. Это чтобы Гасту лишний раз народ не пугал. В прошлом году я даже в хороводе плясала. Хорошо!

Амели сжала пальцы до ломоты:

— Тетушка, а мне с вами никак нельзя? Я и с печевом помогу.

Соремонда повела тонкими бровями:

— Отчего же нельзя? Праздник. Дело нужное.

Амели опустила голову:

— А как вы думаете, Феррандо меня отпустит?

Тетка хмыкнула и рассмеялась:

— Отчего не отпустить? Ты же на праздник, а не в бега подалась. Или к любовнику!

Тетка Соремонда озвучила то, что сама Амели не успела даже подумать. Если и есть возможность вырваться отсюда, то мельница в Сансоне — единственный шанс.