Идеальная для колдуна (СИ)

Глава 48

Амели медлила. Куталась в старую шаль так сильно, что она едва не трещала. И молчала, боясь даже дышать.

— Амели открой сейчас же!

Кажется, выбора не было. Она немеющими пальцами отодвинула щеколду и отбежала к окну. Напряглась, словно готовилась к удару:

— Входите, отец.

Скрип петель будто перетряхнул все внутри. Амели попятилась, пока не уперлась в подоконник — дальше отступать было некуда.

— Доброе утро, сударыня.

Этот тон не предвещал ничего хорошего. Впрочем, на хорошее Амели давно уже не надеялась.

— Доброе утро.

Отец подошел и протянул ей распечатанное письмо. Ветер из окна колыхал уголок со сломанным красным сургучом. Амели взяла бумагу дрожащими пальцами, но развернуть не решалась:

— Что это?

Отец молчал. Наконец, поджал губы, покачал головой:

— Ну… знаете ли, сударыня… Вы едва не загнали в могилу собственную мать!

Другого ответа Амели не дождалась. Она развернула письмо дрожащими пальцами, увидела ровные аккуратные строчки, будто выписанные искусным каллиграфом. Безупречным. Письмо к ее отцу… от ее мужа.

Внутри все похолодело, письмо в пальцах ходило ходуном, изящные чернильные завитки плыли перед глазами:

«Досточтимый господин Брикар…»

Амели решительно опустила бумагу:

— Отец, это адресовано вам. Я не решусь читать чужую переписку.

— Читай!

Это походило на пытку. Амели вновь развернула бумагу:

«Досточтимый господин Брикар. Надеюсь, ваша дочь, прояснила для вас причину своего неожиданного визита. Смею заверить, что я, как супруг, не намерен препятствовать ее желанию и полностью одобряю это решение, ибо не вижу ничего дурного в желании навестить родительский дом. Зная безграничную любовь моей жены к вам и вашей уважаемой супруге, полностью разделяя ее чувства, я позволяю ей пробыть у вас так долго, как она того пожелает. Об издержках не беспокойтесь. Мой слуга передаст вам на расходы и содержание моей жены пятьсот саверов золотом. Когда эта сумма закончится, прошу известить меня письмом…»

Далее следовали дата и подпись.

Амели не верила глазам. Так просто? Внутри все гудело, как ветер в каминной трубе. Она чувствовала себя легкой, невесомой. Пушинкой одуванчика, подхваченной ласковым летним ветром. Муж отпускает ее? Без скандалов и угроз. Так просто… Хотелось улыбаться, кружиться. Амели уже вмиг представила, как славно будет жить в этой комнате, совсем как раньше. Она снова и снова перечитывала письмо, лишь бы убедиться, что поняла все верно. Наконец, подняла голову и едва сдерживала ликование.

Но отец вовсе не разделял этой радости. Он казался не просто хмурым — он был в ярости:

— Так ты радуешься?

Амели кивнула:

— Конечно. Вы же сами видите: мой муж позволил мне остаться здесь. Погостить.

Отец побагровел:

— Погостить? — он заложил руки за спину и перекатывался с пятки на носок, припечатывая каблуками, совсем как вчера. — Он выставил тебя? Говори!

Амели задрала подбородок:

— С чего вы это взяли, отец?

— С того, сударыня, что где это видано, чтобы замужняя дочь являлась в родительский дом ночью с намерением проживать, как ни в чем не бывало.

— Мне всегда казалось, что это и мой дом тоже. Я имею право…

— … нет у тебя никаких прав! — отец с остервенением махал перед ее носом указательным пальцем. Кружево на его белоснежных манжетах металось, как безумная бабочка. — В этом доме — больше никаких! Все твои права остались в доме твоего законного мужа!

Он побагровел и, казалось, сейчас закипит. Но тут же сгорбился, будто долго бежал, и тяжело дышал. Амели впрямь показалось, что отца вот-вот хватит удар. Она взяла его за руку и помогла сесть в кресло. Он не противился. Достал из-за обшлага платок, с усилием вытер лицо:

— Ты же понимаешь, что это неприлично, — тон смягчился, в нем сквозило отчаяние. — Что люди скажут?

Амели отошла к приоткрытому окну, отвернулась, обхватила себя руками на зябком ветерке, плотнее кутаясь в шаль:

— А вы разве не привыкли?

— Что? — отец нахмурился, но казался растерянным.

— Что люди говорят. Не привыкли?

— Завистливые языки всегда будут.

— Завистливые? — Амели повернулась, даже усмехнулась, глядя на отца. — Да они меня все ненавидят. Гнали тогда по улице, как паршивую собаку. Едва не прибили!

Отец, впрямь, ничего не понимал:

— Создатель с тобой! Что за вздор, Амели?

Она зло хмыкнула:

— Не нужно, отец. Сама видела. И бабку Белту. У самой сын моему мужу глину с Красного озера возит, а она… слыхали бы вы, какими словами меня называла.

— Да что с тобой? Бабка Белта первая о тебе справляется, да выбор твой нахваливает. Все удивляется, как тебе удалось. Каждую неделю к матери ходит. Сидят в кухне, как две сороки. Только треск стоит! Чир-чир-чир! Чир-чир-чир! — отец комично затряс кистями рук, как бродячий артист. — Тьфу!

— Нахваливает? — Амели даже уперла кулаки в бока. — Чир-чир? Да она сама его душегубцем называла! Бабка Белта!

Отец отмахнулся:

— Ты сама знаешь, что все только лишь сплетни. Чернь всегда зубоскалит.

Амели растерялась. Смотрела на отца и не понимала, что происходит. Казалось, он сошел с ума. Может, заболел от расстройства? Нельзя же отрицать очевидные вещи. Амели никогда не забудет тот день. Это очень страшно, когда ты один, а против тебя толпа. Будто остаешься наедине с диким зверем.

Она оправила сорочку, помолчала какое-то время, раздумывая:

— Пятьсот саверов — достаточная сумма. Я сниму дом. Если угодно, как можно дальше от Седьмой площади.

Отец, кажется, не сразу понял смысл сказанного. Поднял голову, даже сощурился несколько раз:

— А уж вот это ни за что! — он порывисто поднялся и принялся снова грозить пальцем. — Уж это только хуже! Одно дело — в родительском доме. И совсем другое — жить в городе одной, при живом-то муже!

Отец вздохнул, опустил голову. Вновь обтер лицо платком:

— Вот что: останешься здесь покамест. А потом вернешься к мужу. — Он направился было к двери, но развернулся: — И имей в виду: в лице Сесиль ты наживешь врага. Это теперь ее комната. Но бедняжке придется размещаться вместе с сестрами.

Амели поджала губы:

— А это ничего. Переживет.

Кажется, аргументы у отца закончились. Он вышел и прикрыл за собой дверь.

Амели поплотнее укуталась в шаль и не сдержала улыбку. Победить в битве — еще не значит выиграть войну. Но она отвоевала немного времени. А там… только Создатель знает, как оно будет дальше.