Хронум Книга I

Глава 15

Бойцы разложили во дворе что-то вроде шатра из плотного войлока, заимствованного у хозяина дома. Поставили буржуйку. Ночи в Хакасии оказались холодными, несмотря на август месяц.

Проснулся я в шесть тридцать утра. Свеж, бодр и полон сил. Горы курились туманом. Я пошел к Июсу, разбежался и нырнул в ледяную воду. Долго в такой воде не пробудешь, и я быстро выскочил на берег, взбодренный, как заново родившийся.

Неподалеку на берегу, обнаружил Карелину, разводящую костерок.

— Доброе утро, Лев Константинович, — как-то сухо поприветствовала она. Но я понимал, что на самом деле ей хотелось, чтобы я сам сделал шаг навстречу. Ей нужно было убедиться, что она не случайный мой выбор.

В нашу первую же встречу она призналась, что я ее кумир. И мне казалось тогда, что она сбросила наваждение, переспав со мной. Но, видимо, для неё секс был не случаен. Девушка переспала со мной, ради чего-то большего.

Поймав себя на мысли, что пауза неприлично затягивается, подсел к разгорающемуся костру.

— Доброе утро, Марина, — буднично приветствовал ее.

Я не хотел переводить отношения на другой уровень. В первую очередь Марина была моей подчинённой, а я ее «работодатель».

— А ты чего так рано поднялась?

— Не спалось. Думала… много, — улыбнулась она своим мыслям. — И Наночка ворочалась всю ночь. Отвыкла я так спать.

Девушка ушла в дом, а вернулась уже с полотенцем для меня и тазиком маринованного мяса. Закурив сигарету, я продолжил разговор:

— Марина, ты и твоя семья…

Не мог я подобрать нужных слов, но Марина поняла мой вопрос:

— Да, я приемная.

Я ждал, что она продолжит, но девушка принялась насаживать мясо на шампур. Похоже, для нее это — больная тема.

Обсохнув у костра, я сходил в шатер и, переодевшись, вернулся.

— Родителей своих я не знала, — неожиданно заговорила Карелина, — а когда немного подросла и поняла различия между мной и родителями, хватило ума не спрашивать о своем происхождении. Родители вырастили меня, как собственную дочь. Я их очень люблю.

— И они тебя любят. Это видно.

— Ну да, — улыбнулась, наконец, девушка.

— Ходила каждый день в Ефремкино в местную школу, отучилась там с золотой медалью. Поступила на журфак. А дальше ты знаешь, — она вздохнула.

— Сказала уже родителям, что бросила учебу?

— Да.

— И что они?

— Мама поругала немного. Отец… одобрил мой выбор.

— Жалеешь, что связалась со мной?

— Отнюдь. С тобой весело и…

— И?

— И спокойно.

— А как ты оказалась тогда в компании Романова?

— Мы стипендию отмечали. Пошли в клуб, а там Романов с друзьями. Сказал, что даст мне интервью. Опоил чем-то. Потом появился ты.

— Расскажешь, что за дар у твоего отца?

— Выводить на чистую воду таких, как ты, — расхохоталась Марина.

Меланхолия покинула ее окончательно.

— А если серьезно, то очень редкий дар «пейрама» или по другому дар «истины».

— Кажется, я слышал о таком. И в чем его сила?

— В слове. Папа может выводить на чистую воду, и никто не может ему соврать. Знаешь, как в детстве было? Спрашивает: «Полила огород?» А ты попробуй, скажи ему неправду. Или, кто съел пирог? Да я из угла не вылазила. Но никогда он не поднимал на меня руку.

Я вспомнил своего отца, от тяжелой руки которого часто страдала задница Олега. Он суровый был мужик, но, как оказалось, с правильными понятиями.

Нужно было менять тему разговора, иначе воспоминания завели бы меня далеко.

— Когда ты мне представишь одаренных?

— В общем, — помялась Карелина, — тебе нужно заслужить их уважение. Понимаешь, местные признают только силу. И не важно, кто ты. Барон, виконт, да хоть цесаревич. Они не пойдут к тебе работать, если ты недостоин их. Здесь почитают культ силы дара, Лев.

— И когда ты планировала мне это сказать?

— Вот сейчас говорю. Но мои друзья уже согласны. Я рассказала им о тебе. И им не нужны доказательства, верят мне на слово.

— Сколько их?

— Трое.

Я расхохотался.

— Тогда может быть среди них есть тот самый лекарь?

— Нет, один из них туманник восьмого ранга и двое близнецов — граверы шестого.

Я залился смехом, да так, что проснулись мои вояки и повыскакивали из шатра, похватав оружие.

— Тихо, тихо, — успокоил я их, — просто мне тут ваш командир… бывший командир, рассказала веселый анекдот, про то, как дурак Ахматов поперся через полстраны покататься на лошадях и отведать шашлыков на берегу реки. В общем, слушайте меня все. Пообедаем и выезжаем домой.

— Но Лев! — воскликнула девушка.

— Я сказал домой!

Внутри меня была буря негодования, я едва сдерживал свой гнев. Напомнив себе, кто я такой, подавил в себе ауру хронума, что поползла из меня рваными черными лоскутами.

— По приезду в столицу наши пути разойдутся.

Девушка, едва сдерживая слезы, убежала домой.

Откуда ни возьмись появился Молох и укоризненно покачал головой. А что я должен был делать после ее откровения? Я похож на клоуна? Мне нужно выступить перед публикой верхом на моноколесе и жонглировать кеглями или обратиться в хронума и начать биться с толпой граверов десятого ранга? Скорее, второе. Хватит с меня! Отдохнули и хватит!

Бросив в костер еще дров, закурил сигарету и разложился на траве. Какой же я доверчивый дурак!

— Где Стивен?

— Со вчерашнего не появлялся. Местных сук огуливает.

— Егор, найди эту бестолковую псину и приведи сюда. Если надо будет, на цепь сади. Но чтобы к отъезду он был здесь.

Вскоре на берегу появился отец семейства с ружьем в руках.

— Что, застрелите? — кинул ему с издевкой.

— Не здесь. Поехали, прокатимся.

— Честно говоря, мне не хотелось бы вас убивать. Поэтому предлагаю просто забыть обо мне.

— Поехали.

Астай был непреклонен. Я оценивающе на него посмотрел. В худшем — вырублю главу семейства под «пеленой времени». Да и между лопаток было спокойно.

— Константиныч, нам с тобой?

— Нет, оставайтесь здесь. Если местные будут представлять угрозу, улепетывайте в Ефремкино и ждите меня там.

— Умный, а дурак, — покачал головой Молох и ушел в дом.

Я сел на уже знакомого мне гнедого жеребца с шикарной гривой и поскакал вслед за Астаем.

Мы гнали в галоп вверх по течению реки Июс минут тридцать, отдалившись от Сыи на приличное расстояние. Наконец, его лошадь перешла на рысь, и вскоре он остановился.

— Что мы тут делаем?

Астай, не говоря ни слова (он вообще был молчалив), хлопнул моего жеребца по заднице, отчего тот ускакал в обратном направлении, и прокричал ему что-то на своем хакасском вслед. То же сделал и со своей лошадью.

Я все еще не понимал его действий. Но угрозы он мне не представлял.

Откуда-то из кустов появилась резиновая надувная лодка и ручной насос. Минут двадцать Астай накачивал ее, а потом остановился и сказал мне продолжить. Закатав рукава, я принялся за дело.

— Я думал, вы хотите меня убить, а вместо этого мы поедем на рыбалку?

Астай невозмутимо раскуривал свою трубку и сказал мне другое:

— За дочь обидно, Лев. Маришка влюбилась в тебя, дурака, а ты и не замечаешь. Моя вина, не нужно было отпускать ее в столицу.

Это еще не хватало. А ведь он «пейрам» — она могла и прямо сказать ему, ответив на прямой вопрос.

— Ну а что бы она здесь делала? Коз пасла?

— Да хоть даже и коз. Чем тебе не работа?

— Не ее это.

— Не ее, — с горечью согласился мужчина.

— Так что мы здесь делаем?

— Разговариваем, — невозмутимо сказал Астай и пыхнул густым дымом. — А она ведь хотела, как лучше. Ты думал, приедешь сюда, покажешь кошель с деньгами и все? Наши сыновья и дочери толпами будут на тебя работать?

Я на секунду завис, но видя, что качать еще долго, ускорил темп.

— Нет, — ответил он за меня. — Много таких было, но не было достойных. Вот ты и докажи, что достоин! Хакасы — гордый народ, абы с кем срать рядом не сядут.

Астай остановил меня и сам взялся за насос. Забавно, теперь я «перекуривал».

— А как так вышло, что здесь все обладают даром?

— Не все. Только чистокровные хакасы.

— А Марина чистокровная?

— Марина моя дочь.

Ну да, ну да…

Еще через полчаса мы снесли лодку на воду. Я уселся впереди, окунув ноги в воду, Астай остался стоять в середине лодки с единственным веслом и перекинутым за плечо ружьем. Бессменный его атрибут. Наверняка, не зря он с ним ходит.

Мы отправились в плавание. Слева и справа возвышались скалы. А Астай, как ни в чем не бывало, рассказывал старинные легенды, знал названия ручьев, впадающих в Июс, и причудливых скал.

— Посмотри на эти горы. Видишь? Это три сестры. Когда давным-давно в нашей деревне жила старая колдунья, — затянул он новую легенду. — И однажды начал пропадать скот, а земля перестала давать урожай. Произошло это в тот год, когда трем сестрам-близняшкам с пепельными волосами исполнилось восемнадцать лет. Колдунья сказала местным жителям, что, мол, от этих сестер все беды. Чистокровные хакасы не могут иметь такой цвет волос. Собрались они всей деревней, и утопили девчонок. А ночью земля тряслась так, что половину домов порушило. На утро с северной стороны Сыи появились три близняшки-горы.

Мы как раз подплывали к деревне и он добавил:

— В средней горе есть пещера — наш источник силы, Лев.

«Да мать его за ногу», — чуть было не выругался я.

То есть, весь этот путь он морочил мне голову, а самое сладкое оставил напоследок! Знал, чем меня зацепить. Впрочем, я успел остыть, и даже испытывал легкое чувство стыда к Марине.

Я помог подтянуть лодку к берегу, на котором меня уже дожидались мои люди и от души поблагодарил отца Карелиной. Все же не зря прокатился. Узнал интересные легенды. И места он мне показал такие, что дух захватывало.

— Планы меняются. Мы останемся здесь еще на два дня.

Стив радостно запрыгал с намордником на пасти. Я покосился на Егора, тот лишь пожал плечами: пес представлял угрозу. Ну да, охотно верю.

— Что, не все еще заборы пометил? — снял я с собакена намордник и достал ему шоколадную конфету?

— Хозяин, я чувствую здесь поганых кошек! — совершенно серьезно сказал мне пес и вытянулся струной в направлении «трех сестер».

— Что ж, пойдешь тогда со мной. Я как раз туда направляюсь.

— Не ходи туда, хозяин! Там опасно!

Честно говоря, я был ошарашен. Пристально посмотрел на среднюю гору, и между лопаток прошлась холодная сталь.

Теперь я точно должен туда пойти.

Я обратился к главе семейства, не сводя взгляда с горы:

— Астай, дай мне проводника.

Обернулся к нему и увидел наставленное на Стива дуло.

— Астай, не смей этого делать.

— Кто он⁈ — мужчина задал вопрос с такой силой, что моя голова налилась свинцом.

— Пес из ада, — не мог я противиться воле «пейрама».

Последовал незамедлительный выстрел, а я под «пеленой времени» схватил Стива в охапку и увел от огня.

Время вернуло свой привычный ход.

— Что ты творишь⁈

— Истребляю адское отродье! — смачно сплюнул он на землю.

— Меня тоже убьешь?

В глазах Астая читалось непонимание. Я не стал медлить, и дабы расставить все точки по местам, обернулся в демоническую сущность хронума. Дуло уставилось на меня, а мужчина прицелился в мое сердце.

— Папа, не делай этого! — бросилась на него Карелина и ударила по ружью.

Но Астай успел нажать на курок. Пуля пробила мне правое плечо. Никогда еще в своей жизни я не испытывал такой адской боли от огнестрельного оружия. Оно явно было не простое.

Марина закрыла меня своим телом.

— Нет! Не убивай его! Прошу! Папа!

Астай не знал, что ему делать. Но, видя, что я не отвечаю силой, медленно опустил дуло ружья. С некоторой опаской он стал приближаться ко мне, не сводя взгляда с узора.

— Белый виток? — неверяще пробормотал Астай. — Значит, не все потеряно. Ведите его в дом. Живо!

Меня подхватили под руки и понесли в дом. С каждой минутой становилось все хуже. Вроде бы пустяковая рана для хронума, но развороченное плечо истекало кровью, и боль при этом распространялась все дальше по телу. Я находился в полусознательном состоянии. Периодически то терял сознание, то вновь обретал его.

Пока женщины ухаживали за мной, вокруг сновали люди. По лицу девушки катились крупные слезы. Егор на повышенных тонах разговаривал с главой семейства. Позже в дом начали заходить разные люди, что-то обсуждали, изучали мой рисунок за груди.

Молох сидел за столом, безучастно пил чай, и наблюдал за этим со стороны. Рядом скулил Стивен. Кажется, я стонал в муках. На очередном витке боли, в виски остро кольнуло, и я окончательно потерял сознание.

Открыл глаза в неизвестном мне месте. Огляделся. Белоснежные облака слепили глаза. Потребовалось время, чтобы сфокусировать взгляд. Оглядел себя, свое плечо — от раны не осталось и следа.

Я стоял в очереди. Но куда? Или за чем? Это был первый мой вопрос. Я легонько коснулся впереди стоящего и задал ему его.

— На суд Божий, — ответили мне со спины. Лица «идущего» я не видел. Так же не мог и посмотреть назад.

Странно, но внутри меня ничего не колыхнулось. Будто бы так и должно быть. Я был спокоен, на душе умиротворение и явное желание поскорее явиться на этот суд. Мне казалось это правильным.

Цепочка идущих на суд тянулась далеко вперед и уходила в туман. Каждые семь секунд я делал один шаг вперед.

Чтобы хоть как-то занять себя, я начал отсчитывать это время.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Шаг вперед.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Шаг вперед с левой ноги.

Раз, два… семь. С правой. На ум приходили рифмы к каждой цифре.

Раз — конфету Стиву даст, два — это больше не игра, три — на небо посмотри, четыре — все плохо в этом мире, пять — пойду гулять, шесть — на небе кто-то есть, семь — человек…

Я ступал шаг и твердил про себя эту дурацкую считалку, как мантру.

Семь — человек…

Таким образом я прошел много сотен шагов. Туман постепенно рассеивался. Вдали показалось высокое здание в виде античного храма с необъятными каменными колоннами, будто подпирающими само Небо.

Я задавался вопросами: а как я прожил эту жизнь? Что для меня решит Суд Божий? Куда меня отправят? Брат говорил, что нам с ним уготовано место внизу, но ведь я делал и добро. Много добра. Или я заблуждаюсь? Будь что будет. Я успокоился и снова начал проговаривать считалку.

Показались очертания огромных ворот, а за ними радужная пелена. Идущий ступал за порог и исчезал бесследно в этом мареве. С каждым шагом желание получить вердикт становилось все сильнее, будто мозг обработали ментально и сделали из меня послушную куклу.

… семь — человек. Впереди осталось трое.…шесть, семь — человек. Двое. Один. Я закрыл глаза и шагнул вперед.

Но на этом очередь не закончилась.

Я очутился в огромном зале, с высоченными потолками, украшенными различными фресками. Некто, в длинной рясе до пола и лицом, скрытым капюшоном, возник передо мной и безмолвно указал рукой на одну из скамей, расположенных вдоль стены.

Посыл был понятен и я незамедлительно занял место у стены, разглядывая лица тех, кто сидел против. Здесь все были молодыми. На вид лет двадцать-двадцать пять. Мужчины и женщины.

Я остановил свой взгляд на молодой девушке, держащей в руках младенца. Она склонилась над ним и что-то шептала, улыбаясь при этом. Малыш весело смеялся, агукал.

Чувства, что притупились здесь, вновь накрыли меня с головой. Как⁈ Как этот мир мог допустить такое⁈ Почему умирают дети⁈ Почему Бог допускает такую несправедливость⁈

— Маратон Бокари-Байо, — прозвучало над головой, и чернокожий мужчина направился к свободному постаменту, на котором его ожидал старец с весами Фемиды. Таких старцев было двенадцать и каждый из них вершил суд.

— Вивьен Биссет…

Так продолжалось до тех пор, пока не назвали мое имя:

— Лев Константинович Ахматов.

Я увидел свободный постамент и направился к нему. Вот и пришел момент истины. Старец с правильными чертами лица вблизи оказался просто исполином. Он склонился надо мной и хмыкнул:

— Воин Света.

Двое его коллег, находящихся по обе стороны, при этих словах одновременно посмотрели на меня, но уже через мгновение продолжили вершить суд.

Он опустил весы и с явным недовольством сказал:

— Что ты делаешь здесь? Твое время еще не пришло. Возвращайся обратно и выполни свое предназначение.

На этих словах меня с неимоверной силой потянуло «назад», и я вернулся в свое тело.

— Лев, ты жив! — воскликнула Марина.

Я ощутил на своем лице ее горячие слезы. В голове была звенящая пустота. Я пытался вспомнить что-то очень важное, но но не мог понять что.