… То и дело скрипели ступени, входная дверь хлопала, пропуская внутрь заведения все новых и новых посетителей. Был полдень, время, когда почти все столы в "Хрустальном окуне" заняты. Жафероне Айкан, или попросту - Жаф, хлопотал на кухне, у плиты. Его компаньонка, которой принадлежала половина от стоимости харчевни, Лионда Бру, занималась посетителями, разнося по столам напитки и миски с едой. В кармане ее передника, подшитом изнутри тонкой кожей, уже звенело немало монет. Кстати сказать, хоть она и не была "вывеской предприятия", а в поселении все называли ее "Крысельдой", жителям и гостям этого места не было других развлечений, кроме как попивать её пиво и втихаря посмеиваться над бородавками на её длинном носу, который, впрочем, от этого ни рос, ни укорачивался.
Рядом с Жафом на кухне сновал долговязый шарган, которого повар называл Убо. Этот шарган ловко управлялся с тяжелыми котлами и большими кастрюлями, которые надо было ставить или снимать с огня. Он время от времени выбегал на задний двор, а потом возвращался с дровами на руках, перенося за раз такое их количество, что можно было бы расплавить все чугунки Жафа, если запалить все разом. Убо аккуратно складывал поленья в угол, где стены и пол были обиты жестью, брал несколько штук сверху, подходил к топке, и, помогая себе кочергой, добавлял топливо в печь. В какой-то момент, когда он делал это, несколько угольков упало на пол. Жаф, наклонившийся с баночкой приправы и деревянной лопаткой над сковородой с рыбой и тщательно помешивавший блюдо, сделал небольшой шаг в сторону. Его босая пятка наступила на один из углей, еще дымящихся на настиле. Он дернулся, вскрикнул, емкость с приправой не удержалась в его пальцах и упала на раскаленную поверхность плиты. Стекло разлетелось вдребезги, раздался сухой треск, а затем приправа вспыхнула и сгорела. Хотя травы в банке было мало, Жаф завопил с большим надрывом:
- Проклятье, Убо, растяпа!! Три тысячи демонов тебе в печенку!! Ты хочешь меня разорить!! Аккуратнее, чтоб тебя!
- Простите, хозяин! - виновато пробасил Убо, переминаясь на месте и не зная куда деть руки.
- Эти травы, конечно, дрянь контрабандная, но все-таки они куплены за деньги! А еще плотогоны с Тисса дерут три шкуры за доставку стволов в дельту! - продолжал ворчать Жаф, как будто уже и не на своего шаргана, а так, между делом.
Два человека, помощник повара Энемус и его жена, Окка, посудомойка, слушая, как ворчит Жаф, ухмылялись, поглядывая друг на друга. Еще бы! Сколько не ворчи, а без постороннего участия ни Жафу, ни Крысельде харчевню содержать не по силам. С другой стороны, за долгие годы, что Жафероне провел здесь, все привыкли угощаться изысканными, необычными блюдами, которые он приготавливал из, казалось бы, самых простых продуктов. Эти яства не приедались, к тому же повар периодически вносил небольшие изменения в свои рецепты. Старшины рыбацких артелей из этой и других деревень всячески способствовали процветанию "Хрустального окуня", потому что это заведение привлекало под свою крышу путешественников и гурманов, а Жаф исправно платил подати в казну общины. Возможно, харчевня и не подошла бы ийзиру какого-нибудь южного утана, чей корабль мог бросить якорь в судоходной части дельты, но многие богатые купцы и знатные особы считали своим долгом наведываться сюда время от времени. Деловые связи Айкана были весьма широки, снабжение свежими дарами моря и огородов было прекрасно налажено, он был очень доволен своим нынешним положением уважаемого человека, хотя в глубине души и считал Лимерию сущей дырой. С другой стороны, он трезво рассудил, что лучше быть королем рыбного стола в таком месте и жить припеваючи, чем быть придворным поваром у кого-то из прибрежных владык, купаться в золоте, но все время при этом опасаться за свою голову. Что про всё это думала Лионда Бру никому не было известно из-за её молчаливого, строгого нрава.
Народ в харчевне, действительно, бывал пестрый. Сюда заходили рыбаки, чья артель удачно провернула сделку с рыботорговцем и стремилась побаловать себя чем-то эдаким; здесь бывали фермеры, откармливавшие своих свиней рыбьими потрохами и другими отбросами и пытающиеся выращивать хоть что-нибудь на грядках, удобренных навозом всё тех же свиней. Побережье нуждалось в строительном лесе, и, стало быть, в харчевне бывали плотогоны, ведущие свои "флотилии" с верховьев Тисса, из северных земель, где река брала своё начало. Бывали здесь и торговцы древесиной, ведущие свои дела с монархиями побережья и Пустыни. Если в дельте или у побережья останавливалось судно, то в "Окуне", как правило, гуляла вся команда, включая капитана судна и даже пассажиров.
Прошло около двух часов, когда с каменной наблюдательной вышки, служившей одновременно местным заменителем настоящего маяка, караульный подал сигнал, несколько раз ударив в медный гонг. Прибежавшие на шум люди спросили сторожа в чем дело. Он крикнул сверху, что в дельту намереваются войти четыре гребных судна. Эта новость быстро долетела до харчевни, народ поспешил на берег реки. Там, с глинистого бугра, зеваки стали вглядываться в приближающиеся силуэты. Жаф и Энемус оказались здесь же, среди любопытствующих. Повар прихватил из своей комнаты большую подзорную трубу, установил ее на деревянную рогатину. Он смотрел на корабли, входящие в дельту. Оторвавшись от окуляра, он проворчал себе под нос, однако Энемус все слышал:
- Что ж, как раз вовремя!
- Ты это о чём, Жаф, старина?
- Что? Я? - встрепенулся повар, как будто его разбудили резким толчком в бок. - А ты, Эне, пройдоха, разве забыл, о чем я тебе бубнил уже не один месяц?!
- ?!
- Я уезжаю!!
Энемус стоял как громом пораженный, даже приоткрыл рот от удивления.
- Что ты раззявился, как вяленая лула? Это - лодки-цендалы морских цыган-анугов! Я ведь тебе про них рассказывал. Говорил я тебе и то, что близок день когда их старейшина пришлет лодку за мной. Я тебя учил?! Я тебя натаскивал?! Ты всегда был рядом со мной на кухне и знаешь все мои секреты. Вот, а теперь сам управляйся с хозяйством и собственностью - ты волен поступать, как тебе заблагорассудиться!
- Но, Жаф, как же так, я ведь думал ты это не серьёзно! А потом, что скажет Кры…, то есть, Лионда? Она ведь твой компаньон!
- Нет и нет, и не уговаривай! А госпожа Бру, если заглянет в свой сундучок, найдет там письмо со всеми подробностями и извинениями. Теперь ты - полноправный компаньон! Распоряжения на этот счет я тоже оставил. Всё, иду к себе и собираюсь в путь!
Тем временем, к речному причалу Лимерии, справа и слева, пристали две длинные узкие лодки, с двенадцатью гребцами, сидевшими в один ряд. У каждой лодки нос и корма были высоко задраны вверх. Еще одна, самая большая представляла из себя катамаран из восемнадцативёсельных лодок. На его настиле возвышался шатер, покрытый тростниковыми циновками и плотной тканью. Катамаран бросил якорь рядом с пристанью, люди пересели на другую лодку и потом высадились прямо на берег. Все прибывшие расположились полукругом прямо на песке недалеко от пристани.
Здесь были только ануги-мужчины, стройные, смуглокожие, черноволосые и черноглазые, все примерно одинакового, среднего роста. Они все имели за спинами котомки, которые тут же развязали, а их содержимое предложили на обмен местным жителям. Здесь были коралловые бусы, жемчуг, искусно вставленный в оправы из красивого полированного дерева магр, амулеты и ожерелья из акульих зубов, гребни из панцирей ракохвостов и еще много разнообразных мелких вещей, изготовленных из даров моря с большим старанием и мастерством.
Один из этих людей был с черной бородой, а его одеяние выделялось особым вкусом и изяществом, хотя и не было вызывающе роскошным. У него на поясе висел кривой нож в посеребренных ножнах из того же магра, на костяной рукоятке поблескивал драгоценный камень. Глаза этого человека отличались особой жгучестью, а сам он был смешлив и весел.
Когда на берег пришел Жаф с мешком и походной тростью, чернобородый широко ему улыбнулся, и они заключили друг друга в объятия, как давние и хорошие знакомые:
- Клиоу манаа, перван Жаф! Здравствуй, мой дорогой друг! Как давно мы не виделись! - весело приветствовал чернобородый ануг повара.
- Итти аку дэ, венал Мизасу! - ответил повар, улыбаясь и кланяясь. - Я тоже рад встрече, старшина Мизасу!
Далее разговор пошел на языке анугов. Беседуя, приятели пошли в сторону причала. Медленно шагая, они оказались у его противоположного конца. Там оба остановились. Мизасу подал знак рукой. От торжища встали шестеро гребцов и перевезли друзей на катамаран.
Через пару часов "ярмарка" была свернута, а гости пересели на свои суда и отправились в открытое море.
Пока все это происходило, Энемус, Окка и Лионда были заняты тем, что горячо обсуждали решение повара. Они не долго ломали себе голову, хотя как раз вопрос о причинах столь быстрого отъезда, если не сказать - бегства, сильно всех озадачил. Больше всего их занимали распоряжения Жафа о своем имуществе, потому что, не будем скрывать, они были людьми жадноватыми до золота, красивых вещей и всего прочего, достающегося даром. Негласное правило "чистых полов" в "Хрустальном окуне" было известно всем: утерянное "по причине приподнятости духа и кружки" в харчевне искать бесполезно - схватить за руку хозяев за то, что они собирают упавшие на пол ценности, потерянные подвыпившими посетителями, было крайне сложно. Искать же по "остывшим" следам и что-то доказывать никто не хотел в силу бесперспективности этого занятия.
Когда Энемус, наконец, выскочил из харчевни и побежал к берегу, приезжих уже не было, а силуэты лодок почти исчезли за поворотом левого берега дельты. Он был несколько опечален этим обстоятельством и угрюмо побрел обратно.
Войдя в опустевшее заведение, Энемус обнаружил свою болтливую Окку в некоторой растерянности. Она вдруг вспомнила, что при их разговорах не было еще одного участника. Энемус согласился с тем, что Жаф почему-то забыл упомянуть про Убо. Лионда, сколь не была прижимиста и холодна, согласилась с тем, что шаргана можно было бы принять в компаньоны - хотя бы за длительную службу - почти пять лет. Она еще добавила, что при всей своей угрюмости он был справным работником и исполнительным помощником. Все взяли по свече в деревянных подсвечниках с округлыми рукоятями и направились к каморке, где и обитал Убо. На улице уже было темно, а скрип половиц и свист ветра где-то в тростнике на крыше нагоняли на присутствующих мрачноватые мысли и даже некоторую робость. И вот уже дверь, в которую Лионда, как старшая, все-таки решилась постучать. Но с последним ее ударом дверь открылась, хотя в такое время обычно была запираема изнутри. В узком помещении была пустая кровать, стол и табурет. Небольшой морской сундучок, с которым Убо пришел сюда так давно, а также все его вещи исчезли. На середине дощатого стола лишь осталась лежать красная выцветшая косынка, которую шарган повязывал себе на голову и под которую прятал длинные черные волосы, заплетенные в тонкие косички, напоминающие тощих змей. Все трое так и ахнули: "Он тоже ушел! Или убежал?! Куда он мог уйти?!"
Вскоре мелькание свечей в окнах "Хрустального окуня" стало пропадать, пока вся харчевня не погрузилась в сонную тьму…