Хозяйка Медной Горы. Часть I. Чужаки

Эпизод 2

* * *

Наземная база, 2550-07-07 20:47

Малиника медленно шла вниз по склону, обеими руками прижимая к груди планшет.

Узкая полоса ведущей к агрокомплексу дороги ― будто залита медом. Сегодня солнце садилось в облака. Два огненных шара своими лучами, словно лезвиями, пронзали собравшиеся над океаном грозовые башни. На посадочную площадку опустился малый катер с очередным контейнером. Оттуда, сверху, слышались разговоры и смех.

Вязиницына смотрела только себе под ноги. Она очень устала. Оставив Отто руководить текущими работами по расчистке территории, созданию необходимой инфраструктуры и непосредственно посевной, лидер биологов второй день кряду пыталась собрать на имеющихся исходных устойчивую модель продовольствия. С Хилмида во время подготовки экспедиции идея сэкономить на еде выглядела очевидным решением. Разумеется, современные космические миссии не могли себе позволить взять на борт полноценную коллекцию семян, целый контейнер пшена и тем более каких-либо животных. Непосредственно пригодным к посеву был только ограниченный минимум, а все остальное ― капсулы с законсервированной ДНК. С одной такой можно нареплицировать сотни тысяч семян, к тому же агрогенетики могли отредактировать материал под требуемые условия на месте. Только вот биология ― не квантовая физика, и обмануть классические законы сохранения в ней практически невозможно. «Распаковка» растений требовала времени и энергии. Много энергии, и во вполне конкретной форме. Квантово-гравитационные флуктуации эффективнее всего преобразовывать в движение, с чуть меньшим КПД ― в электричество. Для биологии нужна в основном химия и другая биология. По плану первые пару лет агротехнические инкубаторы потребляли до половины энергии колонии. В реальности за прошедший месяц отряду Вязиницыной досталось хорошо если десять процентов, остальное было потрачено на вычисления и производство необходимого для деактивации аномалии оборудования. Ситуация с Ковчегом тоже не добавляла определенности: если бы пришлось возвращаться в Метрополию, для выращивания на корабле требовались совершенно другие виды.

Да и теперь дефицит энергии никуда не делся, ведь все остальные работы на этот месяц были отложены. «Придется снова остановить все, кроме производства генераторов и еды, иначе нас ждет голод».

Команда Вязиницыной уже просчитала несколько вариантов, и не сказать, чтобы они были совсем уж плохи. Создание энергоустановок само по себе чрезвычайно ресурсоемко, а значит, полноценная станция очистки воды откладывается на неопределенное время (имеющаяся временная уже перегружена). За горизонт планирования отодвигаются и цеха, и дома. Вроде бы не критично, но как долго люди смогут эффективно и творчески работать, ютясь в крохотных каморках с душем по расписанию? Нет, конечно, люди не будут падать замертво от недоедания. Обеспечить колонистов необходимым минимумом калорий команда биологов сможет. «Однообразный, скудный рацион с таблетками вместо фруктов». По нижней границе нормы. «Мы уже выбрали норму длительности путешествия. Сколько еще параметров мы можем позволить себе выкрутить до предела?» И сколько времени теперь уйдет на стабилизацию колонии? Расчетное время было три года. «Пятнадцать? Двадцать?» Проблемы накапливались, как снежный ком. Если в ближайшие недели они не найдут принципиально другой выход, лавина изменений отбросит их от этапа заселения на десятилетия.

В теории базовая экспедиция может существовать автономно неограниченно долго. «И мы будем, если потребуется. Только не за этим мы сюда прилетели!»

Малинику не оставляло ощущение, что, даже отключив движок Ковчега, они все равно попались в ловушку временно́й аномалии. С помощью квантовой гравитации люди смогли обмануть астрономические расстояния, и это объединение планковского и гигантского казалось настоящим волшебством, но в масштабе биологии они пока что были всего лишь уличными фокусниками. Вязиницына закусила губу. Люди, весело обсуждавшие прошедший день в холлах жилых корпусов, еще не осознавали, что испытание ожиданием не закончилось. Ожиданием гадким, выматывающим, таким, которое невозможно заменить действием и которое разрушает личность с неотвратимостью тепловой смерти Вселенной.

«Идиотка! Как я могла быть такой самонадеянной!» ― с этой мыслью Вязиницына толкнула влево прозрачную дверь агростанции.

Слабо подсвеченное изнутри помещение уже накрыла тень начинавшегося в нескольких шагах леса, и потому оно оказалось неожиданно темным, несмотря на стеклянную крышу. Вдоль стен над стеллажами с рассадой горели красно-фиолетовые ботанические лампы. Короба направляли свет строго вниз, поэтому на столах в центре помещения царил полумрак. На всех, кроме одного. Белые диоды словно вырезали из окружающих теней светлый конус, в котором стояли пропагатор, ящик с почвосмесью и кассета для рассады, уже заполненная на треть маленькими, каждый ― лишь с двумя настоящими листочками ― перчиками. Стоявший за столом человек оторвался от работы и сейчас спокойно и прямо смотрел на лидера биологов.

― Что ты здесь делаешь? ― голос Малиники прозвучал устало и глухо.

Ямакава опустил взгляд на свои руки. Тонкие пленочные перчатки матово блеснули на огромных ладонях.

― Паникую? ― с вопросительной интонацией, словно впервые задался вопросом о причинах того, чем он занят. Вряд ли он что-то планировал специально: интуиция и опыт космического разведчика сделали это за него.

― Расчеты показывают, что мы укладываемся в допустимый интервал, ― шепотом, почти без звука, пытаясь убедить хотя бы саму себя.

Ямакава вновь поднял глаза. Непроницаемая ледяная стена под тонким слоем теплого спокойствия. Не поверил.

Малиника закусила губу. Дурацкая привычка, из-за этого кожа на губах уже несколько дней шелушилась.

― Скажи ты. Мне нужно это услышать от кого-то другого, ― еще тише, будто бы боясь собственного голоса.

Вернон чуть нахмурился, словно спрашивая: «Уверена?» Вязиницына кивнула, таким же скупым движением.

― На Нью-Церере… ― крохотная, но заметная пауза. ― Мы в определенный момент обнаружили, что модель продовольствия развед-экспедиции подразумевает вполне определенный градиент снижения численности экипажа корабля. Тогда нас было тридцать три, хотя предполагалось, что будет не больше пятнадцати. Мы почти ничего не ели в течение двух недель, пока не стало понятно, что нам удалось расширить и стабилизировать теплицу.

Ямакава остановился. На этот раз пауза затянулась.

― Вейверов учат ждать. Это самый важный навык, без него не выжить. На десятый день вынужденного голодания тридцать девятый съел какую-то пасту из машинного отделения, смешанную с толченым стеклом. Мы ничем не смогли помочь, кроме эвтаназии. Когда я спросил, зачем, он сказал, что так у остальных больше шансов.

Ресницы Малиники дрогнули от острого осознания, насколько четко эта история совпала с ее собственным беспокойством. А Вернон, не глядя на нее, продолжил:

― Тридцать девятый был добровольцем. Очень уравновешенным. Рассудительным.

Ни вздоха. Ни срывающегося голоса, ни даже смены интонации.

― Здесь, на Вудвейле, мы найдем другой выход.

Он снова посмотрел на Вязиницыну. Спокойный и уверенный. Заражающий своей уверенностью. «Как, черт возьми, ты все это пережил?! Как вообще это можно пережить?!»

Сильно легче не стало, но Малиника почувствовала, как холодные клещи ответственности и одиночества, сдавившие ее сердце, потихоньку разжимаются.

Чуть улыбнулась, и, получив улыбку в ответ, забралась с ногами на соседний стол. Взяв стилус, начала новый набросок. Ямакава вернулся к перцам, аккуратно взяв огромными пальцами очередной хрупкий росток.

* * *

Наземная база, 2550-07-07 21:30

В лагере экспедиции Б-32 еще один человек внезапно начал тяготиться шумными компаниями. Возможно, ему хватило бы просто выйти на свежий воздух, но нагромождение машин и контейнеров загораживало закат. Не то чтобы стоявшего на обрыве космонавта интересовал вид, скорее, ему недоставало пространства. Арчибальд с надрывом вздохнул, невидяще глядя вдаль. Стиснул зубы. Мысли снова и снова возвращались к Деборе. И снова и снова разбивались о воспоминание о том вечере, когда она выбрала другого. Сильвергейм не ожидал, что это может так сильно его подкосить. «На что я вообще рассчитывал? Я ведь ни разу даже не заговорил с ней о чувствах!» Довод казался самым сильным и рациональным из всех, но он не работал, как и миллионы других. Это был не первый в его жизни отказ (хотя с его внешностью и характером они были скорее исключениями) и, казалось бы, не самым страшным из того, что с ним случалось. Он четыре года работал в бригаде быстрого реагирования на чрезвычайные ситуации перед тем, как Семенов пригласил его в команду, да и после этого отряд спасателей продолжал участвовать в операциях, ведь в их деле тренировки мало чего стоят без реального опыта. Арчибальд успел насмотреться на боль и смерть, и потерять нескольких друзей. На этом фоне редкие проблемы на любовном фронте казались лишь мелкими неурядицами. Почему же невозможность надеяться на взаимное чувство со стороны той, с кем он даже полноценно не разговаривал ни разу, вдруг затмила все, лишая лидера спасателей возможности нормально жить и работать? В голову непрошенными бабочками впорхнули воспоминания. Месяц ожидания на орбите как будто бы сблизил их. Дебора ― единственная из вейверов, кто остался работать на корабле, потому что ее специализацией были исследовательские автономные космические аппараты, АКАи. Короткие приветы возле шлюзовых камер… Арчи помнил, что она улыбалась в ответ. И в столовой она не могла не заметить, что он наблюдает, как она ест. Лидер спасателей зажмурился, резко провел рукой по волосам. «Черт, почему я просто не пересел за ее стол хотя бы раз?!» Хоровод дурацких мыслей вернулся к тому, что нужно ее отпустить… Или все-таки попытаться? И что он, конечно, ее не достоин. Хуже всего становилось, когда Арчи видел, что чувства Деборы к Ямакаве, похоже, не взаимны, и тот продолжает при всех обнимать других женщин. Сильвергейм понимал, что запутался, и что нельзя все так оставлять, но не знал, у кого просить помощи.

Погруженный в раздумья, Арчибальд не заметил подошедшего Шмидта и вздрогнул от его тихого приветствия. Расти улыбнулся. Протянул стакан с какой-то прозрачной жидкостью. Может, аскорбинка, а может, просто вода. Но с пузырьками. Расти считал, что диоксид углерода уместен в любом напитке, и даже кофе и чай разводил газировкой. Сильвергейм принял напиток, ритуально стукнул своим стаканом по стакану друга ― звук вышел тихий и глухой, ― но пить не стал.

Шмидт же отхлебнул немного и, словно продолжая разговор, сказал:

― Арбогаст, конечно, умнейший мужик. Мало того, что он с первой же выработки оснастил добывающие катера на Медной горе композитной металлокерамикой для ускорения процесса, так он теперь переставил эти агрегаты на технику Гейла. Если бы наши ископаемые находились в месторождении на планете, а не на орбите, такой фокус было бы не провернуть. А так строительство теперь в пять раз быстрей пойдет. Ну а для харвестеров еще один комплект сделают, чай, не квантовая гравитация.

Арчи не вслушивался, но размеренный, похожий на речитатив монолог друга все равно успокаивал и отвлекал от тяжелых мыслей.

― Нам тут с Седзимой тоже идея пришла, ― продолжал Расти. ― Планетологи обмолвились, что часть Ковчега уцелела, а переработка обычно эффективнее добычи. С инструктажем по ТБ мы закончили, так что думаем смотаться в этот их Винегрет, посмотреть, нельзя ли там чего взять. А радиоактивность можно почистить щитами, которые использовались для деактивации движка. Я не очень в этом понимаю, но инженеры говорят, что можно рассчитать места, где расположены радиоактивные изотопы, и стимулировать распад. Подождать под землей, пока все высветится, и потом тащить на поверхность. Катер спокойно от такого защитит, он же на космос рассчитан. Мы б завтра на разведку сгоняли, да прикинули бы на месте, что да как, и имеет ли смысл возиться. Как думаешь?

Упоминание Ковчега окончательно вернуло Сильвергейма в реальность. Идея Шмидта звучала разумно и интересно, но не успел лидер спасателей даже кивнуть, как за спинами парней раздалось:

― Никуда вы не полетите.

Голос хриплый, такой бывает после тяжелой простуды. Еще Арчи слышал такой в реабилитационном центре у людей, получивших химический ожог гортани, и у одного старого-престарого землянина, который скручивал листья какой-то травы в трубки, поджигал, совал в рот и дышал дымом. Спасатели переглянулись и обернулись к говорившему. Тот, выдержав неприлично длинную паузу, перекинул сухую былинку из одного угла рта в другой и пояснил:

― Без меня.

Эта реплика далась ему легче. Похоже, данный индивид просто редко разговаривал.

Высокий и статный, крепкий, как и все вейверы, но странным образом тонкокостный. Черная копна крупных кудрей. В черной щетине ― просека уродливого, бугристого шрама. Глаза… Левый ― абсолютно черный, будто радужки и нет вовсе, один зрачок. В правой глазнице, пересеченной шрамом, глаз был ярко-голубым. Расти удивленно склонил голову набок: этот планетолог вызывал у него навязчивую ассоциацию с обложками любовных романов, в огромных объемах поглощаемых его старшей сестрой. И дело было даже не в крышесносном сочетании смазливости и брутальности, а в кукольной пустоте этих разноцветных глаз.

Арчи скептически сдвинул брови. Жутковатой рожи недостаточно, чтобы раздавать тут ценные указания.

― Ты кто такой?

Расти про себя улыбнулся, радуясь знакомым уверенным ноткам в голосе друга. Странный черт вдруг расплылся в кривой, но веселой усмешке, обнажив неожиданно ровные и белые зубы. Взгляд вейвера столь же внезапно наполнился теплом, будто тот услышал что-то приятное и даже лестное.

― Я ― спасатель спасателей.

* * *

Наземная база, 2550-07-08 8:23

― Это что?! ― Расти отвлекся от проверки приборов и с удивлением обернулся на устраивавшегося в салоне катера вейвера.

― Карабин УК-39М.

Тадао, сидящий в штурманском кресле, тоже обернулся и с вежливым интересом пронаблюдал, как навязавшийся в их компанию планетолог защелкивает оружие в боковое крепление кресла.

― Зачем?!

― Что ― зачем?

― Мы летим в дыру, где радиацией выжгло все, крупнее тихоходок, отрывать куски от ошметков космического корабля! ― Шмидт махнул рукой на установленные на катер дополнительные манипуляторы. Вышло не очень наглядно: девять клешней в сложенном состоянии представляли собой три аккуратных обтекаемых выступа по бокам и на крыше катера и не были видны из кабины.

Вейвер сосредоточенно сдвинул брови:

― И при чем тут ружье?

― Это я тебя спрашиваю!

Несколько секунд Ростислав всматривался в разноцветные глаза оппонента, чувствуя себя все большим идиотом. Седзима, видя, что пауза затягивается, перевел взгляд с планетолога на пилота. Шмидт цыкнул и вернулся к предполетной подготовке. «Интересно, вейверов специально учат бесить окружающих или у возвращенцев это само вырабатывается? Как эти заразы между собой-то уживаются? Как они с такими закидонами вообще смогли из экспедиции вернуться?!» С этими мыслями Расти закончил проверку, привычным, но чуть более резким движением проверил ремень безопасности и потянул штурвал на себя, начиная вертикальный взлет с плотно забитой машинами площадки.

* * *

Долина Винегрет, 2550-07-08 8:27

Джамиль Ал-Каласади скользнул безразличным взглядом по своим сегодняшним товарищам и отвернулся к окну. Внизу быстро удалявшаяся база кишела техникой и людьми, словно большой муравейник. Между катерами, корпусами и контейнерами сновали люди и ярко-оранжевые погрузчики, спеша, кто наверх, к причудливым строительным механизмам, кто вниз, к похожим на огромные кристаллы теплицам и еще темным квадратам полей.

Среди спускавшихся выделялась мощная фигура Вернона.

Все вернувшиеся с Нью-Цереры усвоили некоторые очень простые способы выжить, и возглавляло этот список непреложное правило: слушайся Ал-Каласади, если он молчит ― слушайся Ямакаву. Последний мучился под гнетом ответственности, первого данная схема абсолютно устраивала. А еще последний очень ловко скрывал, что у него нет власти над первым. Вчера Джамиль написал Вернону лишь короткое сообщение, чтобы тот его не терял. Формальный начальник ответил формальным согласием, но оба знали, что даже если бы лидер планетологов решил сказать «нет», ничего бы не изменилось.

Лагерь колонистов быстро уплыл за корму, и под катером теперь расстилалось пушистое, изумрудно-зеленое покрывало девственного леса. Лететь предстояло около часа. Джамиль устроился поудобнее и внимательно уставился вниз, ловя каждое подозрительное движение, от вспорхнувших с ветвей летучих ящериц до качнувшейся не в унисон с остальными еловой макушки.

Космических разведчиков не учат наблюдать за дикой живой природой, только за находящимися в их полной власти корабельными теплицами. Вероятность того, что неизвестный новый мир встретит вейв развитой биосферой, ничтожно мала, поэтому ею можно пренебречь и не впихивать соответствующие блоки в и без того перегруженные программы подготовки. Джамиль в свое время сдал итоговые тесты курса натуралистов на девяносто два из ста. Не то чтобы он испытывал от этого какой-то восторг, но оценки требовались для следующего уровня в скаутах, с продвинутым тренингом по работе в невесомости. Обычных скаутов, не вейверов.

Программа ЭПВ, экспедиций первого вейва, готовила космических разведчиков, таких, как Ямакава, с момента их зачатия. Добровольцы, попадавшие в программу в подростковом возрасте, не превышали и трети от состава миссий, но и они начинали подготовку в четырнадцать-семнадцать лет. Только вот клан Ал-Каласади не мог допустить, чтобы его член стал космическим разведчиком, валютой, которой человечество платит за новые миры, расходником для опасных экспедиций. Нельзя стать успешным вейвером, можно только мертвым, или, с крохотной вероятностью, ущербным инвалидом, и если физическое здоровье достижения цивилизации еще могут как-то вернуть, то психическое ― никак. Всех вейверов ждет ранняя и довольно бессмысленная смерть ― вот, что думали по этому поводу лидеры клана. О том, чтобы Джамиль пошел по этому пути, не могло быть и речи. Поэтому он смог попасть в ЭПВ только в двадцать восемь, двадцать из которых целенаправленно потратил на то, чтобы самому сделать из себя вейвера.

Джамиль прищурился: на небольшой прогалине лежало тело. Голое, бледно-бежевое, конечности звездой раскинуты по серому мху. Тень катера скользнула ровно по нему. Огромная, в рост человека, ящерица, встрепенулась и шустро уползла в чащу.

Когда Джамиль в последний раз пришел на пункт приема добровольцев, то снова услышал твердый отказ, сдобренный формальными отговорками, что он не пройдет по тестам, ведь нужно быть эгоистичным отморозком, а не знаменитым ученым, да и возраст уже солидный. Как вообще такому успешному человеку может прийти в голову променять блага цивилизации на черную пустоту и отправиться в космическую разведку, на практически гарантированную мучительную смерть? Тот момент отпечатался в памяти Джамиля с компьютерной четкостью: вот он стоит, в дорогом костюме и с идеальной укладкой, с роскошными механическими часами на левой руке и самым передовым планшетом в правой. Дизайнерские кожаные туфли. Маникюр. Впереди ― счастливая и долгая жизнь. Клан, конечно, предпочел бы видеть его социологом или компьютерным психологом, но и с геофизикой он справился великолепно. Уже семь университетов в трех мирах предложили ему возглавить кафедры, а на Калтане с радостью отдадут целый НИИ. Наверняка двоюродные тетки уже подыскали десяток невест, красивых, бойких и образованных, и дом на берегу моря для создания семьи у него уже есть. Идеальная жизнь.

Но не для него. И ни единая душа вокруг не замечала, что жизнь он живет не свою. Все восхищались, заботились, поддерживали… другого человека. Семья, коллеги, многочисленные поклонники и почитатели ― все. Кроме Ямакавы. В тот день Джамиль впервые увидел Вервольфа, а в его желтых глазах ― отражение собственной обреченности. Кроме этих глаз, человек, которого Ал-Каласади встретил на рекрутском пункте, не имел ничего общего с лидером планетологов Вудвейла: сутулый, ширококостный, но худой старик, с обвисшей кожей и редкими клочьями коротких волос в бугристом ландшафте шрамов на черепе. Стандартная черная водолазка ― как чехол не по размеру. Этот уродливый возвращенец одной короткой фразой выдернул доктора Ал-Каласади из его персонального приторно-сладкого кошмара в единственное место, где тот снова мог быть собой ― в программу развед-вейвов.

Денек выдался ясный и жаркий. Солнца поднялись уже высоко, небо и лес внизу начали словно выцветать под яркими лучами, а боковые окна катера ― автоматически затемняться. Джамиль с удовлетворением подумал, что сегодня не придется возиться на полях.

Сидевшие в переднем ряду люди что-то активно обсуждали. Говорил в основном Шмидт, задорно и шумно, но, судя по репликам Седзимы, тот тоже принимал деятельное участие в дискуссии. Джамиль вновь сосредоточился на несущихся под машиной верхушках деревьев.

В учебном лагере программы ЭПВ Ал-Каласади оказался парией: лощеный красавчик, одновременно с этим слишком замкнутый и слишком взрослый. Правда, инструкторы на первых же занятиях обнаружили, что никакого дополнительного обучения или тренировки новому рекруту не требуется. Джамиль проходил все стандартные тесты: теоретические, практические, медицинские и психологические, ― с завидной четкостью и на голову опережая всех остальных. Через восемь месяцев он успешно завершил не только вступительные, но и все квалификационные проверки. Было очевидно, что Ал-Каласади давно готов к своей первой экспедиции.

Но прошел год, другой ― назначения не было.

Джамиль прекрасно понимал, что это значит: влияние семьи преследовало и опекало его даже внутри ЭПВ. Клан не мог представить себе развед-экспедицию, которая была бы достаточно перспективной и, главное, безопасной для блудного сына. Видимо, патриархи считали, что затянувшееся ожидание заставит бунтаря бросить эту сомнительную затею, но на деле они только лишний раз демонстрировали ему, насколько его образ в головах родственников далек от реальности. За плечами Джамиля уже была одна блестяще построенная карьера, он прекрасно знал дорогу от подозрительного новичка до признанного авторитета. Ему не составило бы никакого труда включить свой ум, лидерские навыки и харизму, чтобы через полгода возглавить любой вейв по выбору. Только вот это не было тем, за чем доктор геофизики рвался в ЭПВ всю сознательную жизнь.

А потом одним бессовестно ранним, неотличимым от полуночи темным зимним утром его разбудил пронзительный «треньк» планшета: единственный не отключаемый ночным режимом сигнал ― назначение в состав экспедиции. Р-241 Нью-Церера.

Явившись на первый сбор, Ал-Каласади ничуть не удивился, встретив там Ямакаву.

Полотно леса внизу внезапно оборвалось, зелень прорезали хаотические нагромождения каменных пластин, опутанных совершенно другой растительностью. В этом месте разница между окружающим ландшафтом и долиной, под которой был погребен Ковчег, напоминала границу между ухоженной лужайкой и вскопанным прошлой осенью бурьяном. Шмидт замолчал, сосредоточившись на пилотировании. Ал-Каласади тоже подобрался, еще внимательнее вглядываясь в детали проплывавшего за окном пейзажа.

На связь вышел Наум, вместе с Лерой заступивший на дежурство пару часов назад. Спросил, нужна ли помощь. Сбросил координаты ближайшего к Ковчегу колодца. Долина, где обнаружили древний корабль, представляла собой пятидесятикилометровый язык, словно бы вывалившийся из очередного ничем не примечательного холма и заваленный по всей площади каменными пластинами, похожими на переломанные крекеры. Джамиль недовольно двинул челюстью. Четкие контуры и почти идеальная, словно график Гауссова распределения, форма были заметны даже со снизившегося до двухсот метров катера. Да, плотный ковер растительности немного скрадывал очертания, но неужели он бы не обратил внимание на это странное место на снимке, если бы удосужился посмотреть?! Из всей команды планетологов Ал-Каласади единственный имел достаточно опыта работы на планетах с биосферой. Если бы он не отнесся к ситуации как к развед-вейву, включил мозги и дал себе пару минут подумать о том, как бы он, доктор геофизики, решал задачу поиска гравитационной аномалии, скорее всего, Ковчег нашли бы намного быстрей.

Тем временем Шмидт по дуге спустился к практически невидимому сверху провалу между скалами и деревьями и завис метрах в пяти над ним. Пощелкал переключателем видов между камерами, покрутил 3D-визуализацию, внимательно осматривая дыру. Погладил тумблер перехода в более безопасный режим полной гравикомпенсации, фактически отрубающий все внешние ускорения, но отказываться от имитации отдачи, используемой для пилотирования в плотном газе, не стал. Похоже, Расти смущало изменение летных характеристик, созданное огромными пластинами дополнительных щитов, использовавшихся для устранения аномалии на Ковчеге. Тяжелые, громоздкие выгнутые прямоугольники, установленные на носу катера, значительно усложняли расчеты, а значит, замедляли реакцию компьютерного помощника. Инженеры Арбогаста выбрали скорость и простоту производства в ущерб летным качествам.

Тщательно все взвесив, Шмидт решил, что полагается на свои навыки больше, чем на перегруженные модели. Медленно толкнул штурвал от себя, спускаясь в колодец.

Поглощенный пилотированием, спасатель не заметил одобрительного кивка Джамиля. Ни паники, ни лихости, ни сомнений в своих действиях.

Шахта выходила в недлинный, но очень узкий просвет между двух каменных плит, который, в свою очередь, обрывался в большое, темное пространство, заваленное плоскими кусками гранита, как миска с картофельными чипсами.

Расти снова остановил машину, оглядываясь. Удивленно присвистнул.

― Нехило тут наворочено!

Щелкнул отстегиваемый ремень безопасности, Джамиль резко встал и подался между передними креслами к ветровому стеклу. Повышенный радиационный фон за годы затемнил поверхность породы, но на обширных плоскостях отчетливо проступали светлые сколы и трещины.

― Сядь давай! ― Шмидт, которому Ал-Каласади бесцеремонно загородил обзор, пихнул того в бок.

― Эта городушка скоро рухнет, ― буркнул вейвер, возвращаясь на место. ― Постарайся, чтоб не на нас.

Пилот не стал огрызаться в ответ. Сосредоточился и медленно повел катер по указанному Наумом маршруту.

Пещеры под долиной, очень емко названной Винегретом, уходили вглубь Вудвейла на несколько километров и, несмотря на серьезное радиационное загрязнение, кишели жизнью. Как только проникающий с поверхности свет пропал, загороженный гранитными «чипсинами», все относительно горизонтальные поверхности стали светиться разноцветными, преимущественно розовыми пятнами. Именно на такой люминесцирующей лужайке неделю назад Джамиль видел человеческие следы непонятного происхождения. Тогда они залетали в пещеры другим путем, и наткнуться на то же самое место было маловероятно, но вейвер удвоил бдительность, положив руку на ствол лежавшего на коленях карабина. Его спутники, увлеченные впечатляющим видом, не заметили, как, возвращаясь на свое место, Ал-Каласади вынул оружие из крепления.

Но сегодня все пятна плесени были девственно чисты, хотя площадь, ими покрытая, стала заметно больше.

― Нарядненько тут, ― отметил Расти, не отвлекаясь, впрочем, от пилотирования.

― И тепло, ― вскинул бровь Седзима, удивленно сравнивая показатели высотомера с температурой за бортом.

― Я б даже сказал, жарко, ― Шмидт бросил взгляд на уровень радиации. ― Странно, что тут вообще есть что-то живое.

«Вот именно», ― подумал Джамиль, вспоминая четкие отпечатки ботинок, но вслух ничего не сказал.

Катер продолжил спуск в недра первого шрама, оставленного на этой планете человечеством. Ал-Каласади с легким удивлением наблюдал, как аккуратно Ростислав ведет машину. Предназначенный для мультисредовых полетов, маленький космический кораблик был достаточно крепким, чтобы выдержать и радиацию короны звезды, и агрессивную химию атмосфер планет-гигантов, и, разумеется, удары небольших астероидов. Зная это, вейверы, как правило, полагались на надежность транспорта и не слишком церемонились ни с движками, ни с пассажирами. Шмидт же летал так, что даже при отключенных компенсаторах ускорения практически не ощущались. «Словно ведет школьный автобус, забитый шестилетками!»

Впереди что-то блеснуло: свет фар отразился от остова древнего звездолета. Катер остановился. Джамиль с легким раздражением отвлекся от окна: «Ну что там?»

― Что-то не похоже это на проход, ― Расти сверился с навигатором. Тот указывал на сформированное четырьмя плитами почти квадратное окно, узковатое даже для скутера, не то что для тяжелой машины.

― Свежий обвал.

Шмидт включил голографическую модель пространства вокруг катера, сравнивая ее с предыдущей версией в навигаторе и пытаясь найти облет.

Ал-Каласади обеспокоенно нахмурился. Лишенная «подпорки» из гравитационной аномалии, система пещер начала разрушаться. «А фонит здесь, как в магнитосфере юпитера». И до базы меньше тысячи километров. Джамиль что-то смутно помнил о бетонных саркофагах над поврежденными энергоблоками атомных электростанций в далеком прошлом, но применить этот метод к многокилометровой каверне было бы затруднительно даже с полноценной промышленностью.

― Надо бы помочь пещере обрушиться как нам надо, а не как ей захочется, ― Седзима, похоже, думал о том же самом.

― А перед тем ― высветить наиболее опасные очаги, ― сказав это, Расти снова взялся за штурвал и повел кораблик вверх и влево.

Через пятнадцать минут перед ними открылась образованная Ковчегом полость.

За несколько дней, прошедших с момента операции, это место значительно изменилось: тонкие изящные каменные иглы и ленты, прежде сетью заполнявшие все пространство, рухнули под своей тяжестью. Вместе с ними обвалились длинные и металлические щупальца, до того словно выраставшие из остатков древнего корабля. Сам остов накренился, осел под собственным весом. Если раньше в странно органичном хаосе, созданном гравитационной аномалией, Ковчег казался изуродованным, но живым, теперь это точно был труп.

* * *

Долина Винегрет, 2550-07-08 20:33

На поверхность из могилы звездолета они выбрались только вечером, когда закат уже перекрасил долину в оранжевый, с длинными темно-синими треугольниками теней.

Подходящий кусок древнего корабля нашли довольно быстро: фрагмент многослойной обшивки, смятый сначала катастрофой, а потом ― гравитационной аномалией. Что-то выгорело и испарилось, остальное ― сплавилось в невнятный, чем-то похожий на корявую подсолнечную семечку ком из металла, керамики и пластика. Могло показаться, что нет большой разницы между этим месивом и осколком той же Медной Горы, но это было не так. Бурное развитие космического строительства парадоксальным образом научило человечество перерабатывать мусор. Когда новые, более прочные, безопасные, эффективные, практически чудесные материалы создаются чуть ли не каждые полгода, никакая промышленность не накопает вам еще несколько тонн тербия и не настряпает несколько сот квадратных километров навороченной нанокерамики. Так появились роботы, которые могли изменять наноструктуру высокотехнологического мусора прямо на месте, и у экспедиции Б-32 они были, пусть и не самые навороченные. Но кто мог предсказать, что им достанется остов Ковчега? Так что инженерам еще предстояло оценить целесообразность такого подхода.

Возле узкого края выбранного обломка виднелся свежий скол в том месте, которым он еще недавно крепился к основному остову. Упал этот кусок очень удачно: в желоб, образованный двумя каменными плитами. Насыпавшееся ранее каменное крошево надежно фиксировало заинтересовавший колонистов фрагмент, при этом сверху и с боков его ничем не перекрыло, так что можно было комфортно работать без боязни что-нибудь задеть и обрушить.

Утащить весь кусок за раз не получалось, и Седзима ловко раскромсал его пополам входившим в оснащение манипуляторов универсальным резаком. Работа заместителя главного архитектора поражала своей точностью. Шмидт и Ал-Каласади, наблюдавшие за этим священнодействием, ощущали себя присутствующими на древнем шаманском ритуале. И спасатель, и вейвер имели опыт работы с таким оборудованием, но виртуозность Тадао казалась за гранью человеческих возможностей.

Отрезать фрагмент размером с катер, оттащить его в место с радиацией пониже, терпеливо подождать три часа, пока компьютер через квантово-гравитационный щит не повыловит и не разрушит большинство радиоактивных изотопов (за этим процессом присматривал Джамиль). Однако перед всем этим Седзима убедил Расти облететь и закартографировать всю пещеру. Похоже, он всерьез собирался доломать воздвигнутые аномалией структуры и похоронить радиационную опасность под гранитом.

Машина с неуклюжими щитами спереди и куском Ковчега под брюхом напоминала успешно поохотившуюся стрекозу. Чтобы выбраться с добычей из лабиринта пещер, требовалась ювелирная точность, и Шмидт идеально справился с этой задачей, не задев ни единого выступа.

Впрочем, даже для него это было непросто: услышав в динамиках голос Наума, Расти заметно расслабил плечи.

Джамиль вспомнил, как аккуратно, на трех машинах, страхуя друг друга, отряд планетологов вел разведку этого района. Теперь, когда аномалия деактивирована, единственное, что могло грозить катеру под Винегретом, это внезапно обвалившийся купол. «Но в таком случае еще один катер лишь увеличит количество жертв».

* * *

Долина Винегрет, 2550-07-08 20:36

Обменявшись с дежурными стандартными репликами, Расти вдруг нахмурил брови и резко обернулся в Ал-Каласади:

― Эй, а ну пристегнись!

― Нет.

― И ружье в крепление поставь!

Вейвер не ответил. Замер, глядя в упор своими пустыми, кукольными глазами. Карабин также остался лежать на коленях. Похоже, спорить с этим неприятным типом было бессмысленно. Шмидт раздраженно вернулся к штурвалу и взял курс на базу.

Летать в атмосфере на гравитяге Расти не любил, не доверяя достоверности имитируемой отдачи, особенно когда на машину навешаны несбалансированные куски массы и сложных поверхностей, не предусмотренные в стандартных моделях полета. Катер постоянно вело влево и вниз, при этом попытки поправить положение непонятным образом приводили к тому, что корму начинало заносить вперед и неприспособленный для такой эксплуатации кораблик норовил закрутиться волчком. Компьютер негодовал, панели расчетов светились оранжево-желтым, отдельные параметры то и дело вспыхивали красным. Все это не вдохновляло на набор высоты и скорости. «Еще и этот черт непристегнутый!» Шмидт в итоге поднялся почти надо всеми каменными гребнями, рассчитывая вновь спуститься пониже, когда выберется из долины. Вот сразу за этими двумя утесами...

Зверюга вывалилась из черного треугольника тени, со скалы ― прямо на катер. В контрастном освещении заката заметить ее заранее было невозможно. Огромное серое тело ударило машину в бок, в окнах правого борта мелькнули когтистые лапы и зубастая рептилья пасть.

Расти вздрогнул от неожиданности, но не растерялся, накренив машину в сторону монстра и врубив дополнительное ускорение.

Сидящий у противоположного борта Джамиль не растерялся тоже: пока машина по крутой дуге поднималась над скалами, он плавным движением полуупал-полусоскочил на оказавшуюся внизу дверь, открыл ее ногой и выстрелил. Такие четкие и быстрые движения Расти раньше видел только у людей с Bear. Ремень безопасности нужен был Ал-Каласади, как страховочный трос орангутану в лесу.

Шмидт выровнял катер, вейвер перешагнул со стены на пол, сохраняя вертикальное положение и продолжая вглядываться в густой рыже-черный лес, поглотивший серого ящера. Из места, куда тот свалился, поднялась стая каких-то насекомых, но никаких других признаков неудачливого охотника видно не было.

― Эй, что у вас стряслось?! ― На радаре катер дежурных, только что сменившийся и тоже возвращавшийся в лагерь, изменил курс и направился к месту происшествия.

― Не поверите! На нас ящерица напала! ― голос Расти был хриплым от пережитой неожиданности. Датчики показывали, что никакого вреда внезапная атака иноземной фауны не нанесла, но неприятный осадок остался.

― Серая?

― Да, я ее еще в первый день высадки видел.

― Мы ее почти каждый день встречаем. Надо у биологов спросить, что за хрень. Данные по удару сохрани! Увидимся на базе!

Шмидт кивнул невидимому собеседнику, хотя такие советы ему не требовались: он пометил логи последних двадцати минут как важные сразу, едва выровняв корабль.

Катер планетологов, не обремененный нестандартной обвеской, ускорился, скрывшись за горизонтом.

А Ростислав с изумлением обнаружил, что работать с этим отрядом легко и приятно. В планетарном отделе по чрезвычайным ситуациям Шмидт привык, что все прочие задают много лишних вопросов, а увидев его пируэт на радаре, даже коллеги не удержались бы от какой-нибудь колкости. Бывшие вейверы над опасными ситуациями, похоже, не шутили. «Бывшие ли?»

Убедившись, что микрофон отключен и никто в эфире их не услышит, Расти обернулся к сидящему сзади стрелку.

― Попал?

― Отскочила.

― Чего? ― Шмидт непонимающе нахмурился. Седзима тоже удивленно обернулся к Джамилю.

Тот на секунду возвел очи горе, но все-таки пояснил:

― Восемнадцатимиллиметровая пуля с расстояния примерно в пятьдесят метров не пробила череп этой твари.

― Погоди, ты сидел здесь с ружьем, заряженным для охоты на слона?!

― Было бы заряжено, выстрелил бы дважды.