Хозяйка Медной Горы. Часть I. Чужаки

Эпизод 12

* * *

Деревня, 2550-07-19 11:20

Лодка плавно поднялась по песчаному пляжу и вошла в узкий деревянный док. Ш-шурх ― кто-то толкнул тяжелую створку ворот, и она встала в пазы, надежно запирая транспортное средство в его доме. Плоское днище опустилось на дощатый пол. Борт оказался в семи сантиметрах от настила, теперь окружавшего лодку. Алекс шагнул туда с палубы, открыл дверцу на причальной будке, вытащил кабель, закрыл створку, убедившись, что провод привычно улегся в специальный паз. Наклонился к лодке, откинул вверх специальный лючок-заглушку, освобождая расположенный в нише разъем. Лючок плавно поднялся вверх и тихо щелкнул, зафиксировавшись козырьком над сложным узором из отверстий. Алекс воткнул штепсель. Теперь энергоустановка ховеркрафта была подключена к общей сети Деревни.

Алекс бережно похлопал по крышке люка. Несмотря на все старания Старого и других учителей, в электричестве он ничего не смыслил. Знал только, что передается оно по проводам и нужно для древних чудесных предметов. Некоторые из этих устройств были очень полезными, как те медицинские штуки из хозяйства Рэндалла или вот лодка. Другие ― просто забавными, как планшеты, которые были почти в каждом доме. Ну или телескопы и микроскопы, которые записывают разные… наблюдения. В Деревне были люди, которые умели пользоваться этим добром и даже чинить, если сломается. Алекс не умел. Ему гораздо больше нравилось готовить, а еще консервировать еду на долгий срок. Для этого наследства Ковчега не требовалось. Раньше Алекс считал, что того, что он знает и умеет, достаточно. Кто-то разбирается в съедобных грибах и как лучше потрошить ящерицу, кто-то ― в том, как лечить или как перепаять лампочку. Кто-то ― как наблюдать за звездами, хоть Алекс и не очень понимал, зачем. К тому же брать новые детали для древних предметов было неоткуда. Батареи требовалось заряжать все чаще. Ветряных генераторов осталось только семь, хотя в школе говорили, что раньше их было двадцать. Солнечные генераторы работали все, но энергии давали все меньше и меньше. Все чаще то одно, то другое устройство навсегда выходило из строя. Алекс про себя предполагал, что если не его детям, то уж точно внукам знания из другого мира уже не пригодятся.

А потом однажды ночью, семь лет назад, Старый заметил новые, быстро движущееся по небу светящиеся точки.

Алекс провел ладонью по гладкому, теплому боку лодки, слушая, как радостные приветствия встречающих сменяются обеспокоенными расспросами.

Он не знал, как ко всему этому относиться. С одной стороны, рассказы Старого о жизни там, в других мирах, звучали захватывающе. С другой стороны… Алекс запустил пятерню в шевелюру, почесал затылок. Он никогда не задумывался о том, правду Старый говорит или нет. Эти истории были чем-то сказочным и неважным. И вот теперь эти сказки ворвались в реальную жизнь, чуть не убив своего рассказчика! Что с этим делать, совершенно непонятно.

― Ну что? Приплыли?

Алекс обернулся к вышедшему из лодки Степану. Тот выглядел таким же озадаченным. И… виноватым?

* * *

Деревня, 2550-07-19 12:38

Олли со вздохом гордости и глубочайшего облегчения опустился на постель в своей избе, чем заработал осуждающий взгляд Рэндалла. Он не одобрял его трехсотметровую прогулку и предпочел бы транспортировать своего пациента на носилках, причем желательно непосредственно с одной кровати до другой, даже если для этого пришлось бы снять дверь в дом или разобрать стену на лодке. И в случае обычного инсульта врач был бы прав, да и несли бы тогда человека не домой, а в томограф. Но Олифер хорошо знал, что чем раньше он начнет передвигаться самостоятельно, тем быстрее восстановится. Хотя этот путь дался ему нелегко.

Олли откинулся на подушки, принимая заслуженную награду. Признаться, его собственные подушки нравились ему гораздо больше, чем то, на чем он спал на лодке. Эти все были разные, набитые пухом, соломой, опилками, в чехлах из грубого домотканого материала. Особенно радовала огромная перина, словно обнявшая утомившееся тело. Не чета белым, скользким, стандартным простыням с Ковчега. Все сохранившиеся синтетические вещи были отданы медикам. Когда материал сам по себе обладает антисептическими свойствами, гораздо проще держать их чистыми.

Олли повел плечами. Сделанная на планете ткань могла бы быть чуточку помягче. О выращивании льна или хлопка в Деревне не могло идти и речи: слишком трудозатратно. Экосистемы Вудвейла были созданы самовосстанавливающимися, ведь никто не подозревал, что здесь придется вести примитивное сельское хозяйство. Дикие виды агрессивно отвоевывали расчищенные под грядки площади назад. Отряды гусениц, жуков, слизней и ящериц предпочитали нежные листочки точно так же, как и люди, а сорная трава при поддержке грибов и мхов вообще наступала на удобренные территории ровными колоннами, ощетинившимися колючками. Без полноценной автоматизации отстоять посевы могла только генетика. Вот и получилось, что вся ткань, ровно как и все масло, в Деревне делалась из конопли.

Сколько времени вы готовы потратить на получение еды и других бытовых вещей натуральным хозяйством? Выжившим после крушения Ковчега было жаль каждой минуты. Олли хорошо помнил те дни, наполненные вязким, давящим беспокойством. Еще вчера эти люди прилетели за сотни парсеков на космическом корабле-городе, чтобы заниматься терраформированием нового мира. Они владели энергией пустоты, ничего не боялись и кроили природу в этом уголке пространства под себя. А сегодня весь день напролет они пропалывают крохотные огороды, охотятся на ящериц и собирают хворост, чтобы не умереть от голода и холода, ведь все остатки их былой мощи тратятся на поддержание жизней раненых и заболевших, и на расчеты. А заболевал каждый, рано или поздно, и часто чем-то новым, и с каждым разом все более тяжелым. Те дни летели очень быстро, одинаково выматывающие и одинаково пустые, и никак не кончались. Главное было не останавливаться, ведь если на хоть секунду отвлечься от выживания и посмотреть вперед, можно вдруг осознать, что там ничего нет. Нет больше мечты о новом мире для людей, нет даже элементарной безопасности и удобств. Осталась только битва за выживание, итогом которой будет поражение и смерть. Тогда казалось, что с каждым погибшим или умершим рвалась очередная ниточка, связывавшая их с цивилизацией, с тем огромным, далеким миром, который только и виделся настоящим на фоне ада, созданного потерей контроля над ядром Ковчега, основой их жизни и благополучия.

«Мы неплохо справились, не так ли?»

Дом, в котором жил Олли, был из огромных корявых бревен. Что росло возле станции, из того и построили. А росло нечто странное. Олли не разбирался в ботанических классификациях, но деревья в округе больше всего походили на гигантские оплывшие свечи с несколькими макушками-фитилями, только они не сгорали, а наоборот, только увеличивались. Сложить из них обычный сруб невозможно, поэтому стволы просто нарезали на крупные деревянные кирпичи. Как правило, только одна их сторона была прямоугольной, примерно пятьдесят на семьдесят сантиметров. Сверху, снизу и по бокам этой грани были перпендикулярные ей срезы, ровные лишь настолько, чтобы их можно было класть друг на друга.

То, что у животных вызывало рак, у многих растений сработало как стимулятор роста. Вудвейлу очень шло его название: растительный покров сформировался невероятно плотным. Как и везде, на месте Деревни изначально были простирались заросли, так что самые старые дома построили из того, что осталось после расчистки территории.

Комната в избе одна, зато просторная. Плоский потолок отсутствовал, доски над головой сходились в двускатную крышу. В середине дома высота ― около трех метров. Центральную балку подпирали два дополнительных столба. Почти под самым коньком натянута гирлянда с пучками сушащихся трав. Возле маленьких окошек потолок в два раза ниже. Сами окна изначально были просто дырами, которые на ночь и на зиму закрывались ставнями, но потом в одном из походов к морю выжившие нашли совершенно чудесные ракушки с практически прозрачным перламутром толщиной в полсантиметра, и теперь импровизированный витраж отбрасывал на пол радужные блики.

В центре избы стояла сложенная из камня печь. С ней мороки было больше всего: необходимую для кладки глину приходилось привозить издалека, да и специалистов по постройке печей на Ковчеге, очевидно, не имелось. Вот и пришлось в двадцать четвертом веке с помощью компьютера переизобретать это старинное устройство. Олли смежил веки, вспоминая всю эту возню. Тогда было тяжело и страшно, но сейчас те годы вспоминались с теплотой.

Рэндалл суетился вокруг: открывал окна и двери для проветривания. В дверь тут же свесился цветущий красным побег фасоли. Даже Агата была не всесильна, так что сельское хозяйство в Деревне было весьма специфическим. Фасоль росла сама, заплетая все стены. Кукурузу выращивали в специальных ящиках, обязательно сначала в помещениях. На улицу выставляли только тогда, когда мощные стебли с жесткими листьями обретали силы самостоятельно противостоять хотя бы некоторым вредителям. К тому моменту, как начинали образовываться початки, растения достигали шести метров высотой, а края листьев резали не хуже осоки. Из стеблей, как из бамбука, делали потом посуду и мебель. Хорошо росли помидоры и некоторые кусты: крыжовник, смородина, малина. Настоящие яблони так и не прижились, их сжирали на корню. Дети называли яблоками мелкие, терпкие, как черноплодная рябина, ранетки. Источником животного белка были яйца и мясо ящериц, как домашних, так и одичавших. Лес был богат грибами, реки и озера ― рыбой и раками. За солью приходилось раз в несколько лет летать к солончакам далеко на юге. Любимой сладостью был дикий мед.

Олли улыбнулся, чувствуя гордость за их странное, но уютное поселение.

В дверном проеме мелькнули три любопытные мордашки малышей, но почти сразу же исчезли, пропуская Вику и Петра. Они вдвоем втащили корзину, волшебно пахнущую свежей едой. Петр начал накрывать на стол, а Вика что-то быстро обсудила с Рэндаллом и выпихнула того отдыхать. Из висевшей на боку сумки она вытащила медицинский монитор, пристроила его на полке возле кровати и налепила на Олли десяток датчиков. Убедившись, что Рэнд ничего не напутал, она уступила место Петру, который поставил перед пациентом складной столик с миской густого, потрясающе ароматного супа. Олли не сопротивлялся. «Как же хорошо дома!»

* * *

Деревня, 2550-07-19 11:42

Инн помогла Деду выбраться на помост возле лодки и убедилась, что тот бодро, почти не опираясь на Рэндалла, направился к своему дому. На душе у девочки была светлая, тихая радость, что с Дедом все хорошо. Ну и, конечно, чуточку грустно, что приключение закончилось…

― Ой!

Как она могла забыть?! Инн почувствовала, как моментально вспыхнули щеки, а потом и уши. «Чужак!» Девочка резко развернулась, чтобы опрометью броситься назад к лодке, но тут же замерла. Собравшиеся вокруг ховеркрафта люди уже расходились по своим делам, медленно и неохотно. «Что-то произошло?!» Она все пропустила, а спросить было боязно.

― Инн! Ну наконец-то! ― послышалось сзади. Девочка замерла. Медленно выдохнула и, широко улыбнувшись, снова развернулась.

― Привет, пап!

Спешивший к ней отец улыбнулся в ответ, развел в стороны руки, приглашая в объятья.

Инн пошла навстречу.

― Как хорошо снова тебя увидеть! Мы с мамой беспокоились, ― тихонько сказал он, когда Инн обняла его за шею. Большие руки обхватили дочь, попытались поднять, но девочка разжала объятия и чуть отстранилась. Он не стал настаивать.

― Не нужно было волноваться! Я же написала!

Сбегая, Инн действительно оставила родителям записку. На специальной дощечке у двери, ровными, понятными буквами: «Уплыла вместе с Дедом. Вернусь тоже вместе». Для взрослых этого оказалось недостаточно. Отец посмотрел на нее с упреком. Девочка виновато отвела глаза. Вряд ли он или мама сомневались, что с их старшей дочерью все будет в порядке. Любознательная, сообразительная, сильная и ловкая, и при этом достаточно рассудительная и осторожная, она постоянно участвовала в походах и многодневных экспедициях. Мать, видимо, помнившая себя в ее возрасте, считала дочку уже достаточно взрослой для самостоятельных решений, а вот отец, похоже, действительно беспокоился, возможно, по той же причине.

― Ладно, пойдем домой! ― он тепло улыбнулся. Сердиться на Инн, как и на ее мать, он не умел. ― Там сегодня отличный рыбный пирог!

Несмотря на недавний завтрак, в животе у Инн предательски заурчало. Пироги пекла бабушка, и они были потрясающие. «Но сначала дело!»

― Ага, я только сумку заберу! ― и бегом бросилась к лодке.

С причала все уже разошлись, но у входа в кладовку стоял Глен.

― Стой! Куда?

Он ловко подхватил девочку, попытавшуюся прошмыгнуть мимо него.

― Там мой рюкзак! ― серьезным тоном ответила Инн. Вырываться она не стала, лишь всем весом повисла на чужих руках, стараясь казаться тяжелее, чем есть на самом деле, и посмотрела с укоризной.

― Твой рюкзак здесь! ― Глен указал на аккуратно прислоненный к стене мешок и ховер-доску за ним, разрушая ее план. Надо было срочно что-то придумать! Инн поймала себя на том, что недовольно пыхтит, словно малявка, у которой отобрали сладость. «Да что же это такое, в конце концов?! Речь ведь о человеческой жизни!»

― Что вы сделали с чужаком?

― Не волнуйся за него, ― Глен тепло улыбнулся. ― Ты хорошо о нем позаботилась, ― на этих словах Инн невольно залилась краской, ведь она совсем забыла о своем пациенте, когда Дед пришел в себя. ― Теперь мы за ним приглядим! Все будет в порядке.

Девочка еще полминуты недоверчиво вглядывалась в парня, но он был спокойным и доброжелательным, совсем не таким, как взрослые на лодке.

― Он все еще там? Можно я взгляну?

― Нет уж. Тебя вон отец заждался! Он очень волновался, когда обнаружил, что тебя нет. Нехорошо так.

Инн потупила глаза. Уши пылали.

Буркнув что-то вежливо-благодарное, она схватила свои вещи, выбралась на помост и быстрыми шагами направилась к папе.

* * *

Деревня, 2550-07-19 11:48

Степан стиснул зубы, глядя вслед уходившей Инн. Все это выглядело очень неправильно. Сердце неприятно стучало в висках. Несколько минут назад в злополучную кладовку заглянули Маргарет и Данил, члены совета старших. Данил даже не шагнул внутрь, тут же отвернулся и вернулся на помост. «Трус!» ― подумал Степан, но немедленно одернул себя. Он ведь точно так же стоял в стороне, всего в паре метров, не способный ни заступиться за чужака, ни вернуться к разгрузке судна.

Он не видел, что происходило внутри, только слышал, и воображение дорисовывало все остальное. Вот Маргарет сдергивает одеяло. Приоткрывает одно веко. Другое. Щупает странный прямоугольник на боку. Перекатывает чужака на живот. «Говоришь, его Ящер хвостом приложил?» Наверное, Финеас просто кивает. «По шее?» ― «Нет, это Янис». ― «А куда?» ― «Если смотреть, как мы их нашли, то по спине». ― «Да?» ― Пауза. ― «Ты видел Ящера живым, Фин?» ― «Видел». ― «Я тоже. И как он одним укусом разрывал лепострича пополам. Эта тварь ударом хвоста валит деревья в три обхвата. Даже замаха вполсилы хватило бы, чтоб разнести позвоночник вдребезги. А тут ― ни следа». ― «Он был в специальной одежде». ― «В какой?» ― Финеас протягивает Маргарет перчатку. Мягкую, из гладкой струящейся оранжевой ткани, с полужесткой пластиной на тыльной стороне ладони. Слишком тонкой, чтобы от чего-то защитить. Маргарет, наверное, недоверчиво хмурит брови. «Не думаю, что это человек».

Степан посмотрел на свою ладонь. Даже если и правда не человек, но ведь живой же! Поднял глаза на стоявшего рядом Яниса. Бледного, с плотно сжатыми губами.

― Ты им ничего не скажешь? ― едва открывая рот, выдавил Янис.

― А что я могу сказать?

Все сказал Данил: «Выглядит как человек». Доводы Маргарет звучали весомее: «Он пережил удар Ящера без видимых повреждений. Он ходил по долине Упавшей звезды без защиты органов дыхания…» ― «Может, он не знал?» ― «Даже у нас еще сохранились четыре анализатора воздуха. Не может быть, чтобы пришельцы эту технологию утратили». ― Данил согласно кивнул. ― «Этот синий прямоугольник на боку. Не говоря уже про цвет глаз и общий размер». ― Маргарет замолчала. За нее продолжил Данил: «Если когда-то люди со звезд создали все живое вокруг нас, то что мешало им создать искусственные заменители людей?»

Ответ был так очевиден!

Все в Деревне знали, что ни деревьев, ни насекомых, ни лепостричей ― ничего этого не было раньше. Все это принесли люди с Ковчега. Они владели огромными знаниями и технологиями. Они даже могли достигнуть бессмертия, как Старый! И конечно, они наверняка искали способ, чтобы не нужно было целыми днями полоть огороды, ткать, охотиться, готовить и делать другую работу. Гораздо проще создать ненастоящих людей, которые все сделают за них. Степан никогда раньше об этом не задумывался и даже не представлял, как такие штуки должны выглядеть, но все необычные черты чужака подходили идеально.

Янис фыркнул и ушел. Его быстрые, размашистые шаги дважды стукнули по помосту, а затем заскрипели по гальке.

Степан постоял еще немного и направился внутрь лодки в поисках какого-нибудь дела. Выгрузить ценное медицинское оборудование. Пополнить запасы того, что хорошо хранится: круп и сухофруктов. Он даже помыл палубу и полы во всех помещениях, кроме кладовки. К чужаку Степана не пускали. Глен явно маялся от жары и вынужденного безделья, но поставленную перед ним задачу выполнял. За весь день в узилище чужака никто не заходил. Узилище. Это было слово из книг и из фильмов, не из реальной жизни. В Деревне запирали разве что лепостричей в загонах, но людей ― никогда.

В середине дня пришла Франческа. Принесла завернутый в тряпицу бутерброд с яйцами и зеленью. Открытый, спокойный взгляд. Водопад крупных каштановых кудрей. Красиво округлившийся живот. Степан чувствовал себя виноватым. Он соскучился и знал, что она ― тоже. Только проследить, что будет с чужаком, было важней.

Он бережно обнял свою женщину.

― Помощь нужна? ― услышал он тихий, но такой нужный вопрос.

Чуть отстранился, вгляделся в ее лицо. Она едва заметно кивнула. Поговорила с Финеасом? Успела перемолвиться словечком с Инн? Скорее всего, просто заметила, что творится что-то неладное.

Степан сунул сверток под мышку. Поймал ладони Франчески, поднес к своим губам. Бережно подул на них. Поцеловал любимые пальцы.

― Нет, ничего не нужно. Вечером буду дома.

Она улыбнулась. Чмокнула в щеку и ушла.

Степан развернул тряпицу и принялся за еду. Он был уверен, что Франческа все поняла правильно, но чувство вины все равно усилилось. «Как будто беспокоиться о чужаке ― это что-то зазорное». Сладкие, еще пустые, но уже сочные стручки гороха приятно хрустели на зубах и странно контрастировали с вязкими, липкими мыслями, клубившимися в его голове.

В Деревне никого и никогда не наказывали за вопросы, какими бы глупыми или неуместными они ни были. Только вот спрашивать о чужаке никто не спешил. «Почему? Чего мы боимся? Ссоры? Но ведь обсуждение для того и нужно, чтобы ссоры предотвращать. Мы боимся совершить ошибку?» Или эту ошибку признать? Степан замер, глядя на полукруглые следы своих зубов. Два куска серого пористого хлеба с желтой и зеленой прослойками между ними. «Почему я молчу?» Потому что не понятно, как остальные воспримут подобные слова. Слишком ново. Слишком страшно.

Степан успешно находил себе занятия возле лодки в течение всего дня, даром что с этой куделей мыслей в голове ни одно из найденных дел не спорилось. Начало смеркаться, но людей на улице только прибавилось. Завершив дневные хлопоты, все спешили обсудить произошедшее в долине Упавшей Звезды. Чужак ― не чужак, а смерть Ящера всех очень интересовала. Зверь был диковинкой. Кроме Старого, в Деревне уже не осталось в живых тех, кто помнил, как он сбежал после смерти Агаты, но многие видели монстра вживую, так что его погибель стала поводом пересказать все связанные с ним истории, как правдивые так и выдуманные. Не то чтобы Ящер как-то досаждал Деревне, разве что в первые годы порой воровал домашних ящериц. Потом он ушел в Долину. Старый продолжал несколько раз в год что-то проверять там, но экспедиции редко пересекались с Ящером и еще реже теряли в его пасти лепостричей. Степан оживился. Подумал, что сейчас кто-нибудь спросит о подробностях, а может, и потребует показать победителя чудовища. Надежда не оправдалась: через час бурление прекратилось. Стало необычно пусто и тихо. Длинные летние вечера, такие теплые и погожие, все обычно проводили на улице за играми, танцами, разговорами или просто любимыми делами, но сегодня все разошлись по домам очень быстро.

Степан тяжело вздохнул. Ему тоже пора было идти. Франческа, наверное, заждалась. Он посмотрел на свои руки. Последнее, чем он занимался, была прочистка дымоходной трубы. Надо сказать, она давно в этом нуждалась. Пальцы и ладони теперь были абсолютно черными. Степан, конечно, снял заранее рубаху и надел специальный фартук для грязных работ, еще когда мыл загон для лепостричей, но заявляться домой в таком виде ему не хотелось.

Сгреб небольшой кусочек мыла, направился к реке. Спустился по песчаному склону, поболтал сапогами в воде, смывая пыль и налипшие соломинки. Намылил руки. Сполоснул, смыв самую большую грязь. Вышел из красиво поблескивавшего в свете заходивших солнц потока. Потянул за шнурки, скинул обувь. Короткий заход в воду покрытые жиром и воском сапоги выдержат, но мытье предстояло небыстрое, а хлюпать через всю Деревню не хотелось. Развязал и стянул через голову фартук. Оставшись в одних штанах, Степан вернулся в воду и принялся уже тщательно, с песком, оттирать руки. Прогретая за день вода уносила вниз по течению черные разводы сажи. «Надо бы целиком сполоснуться». Он понимал, что лишь тянет время, но собраться и уйти от злополучной лодки было выше его сил.

Кинул мыло на полоску влажного плотного песка. Шагнул чуть глубже, поплескал на грудь. Умыл лицо. Распрямился. Уставился в ясное летнее небо. «Паршиво как. Словно я преда…»

Краем глаза Степан заметил какое-то движение на ховеркрафте. Четверо парней суетились примерно там, где находилась дверь в кладовку. «Вот оно!» Пытаясь не шуметь и не отводя взгляд от происходящего, Степан направился к берегу.

Возня выглядела очень знакомо: протащить огромного чужака через узкий и низкий дверной проем ― непростая задача. Перевалили вялое, неподвижное тело через борт. Уложили на носилки. Подняли. Сначала попробовали вдвоем, но получилось только всем вместе.

Степан подхватил свои пожитки и последовал за носильщиками, пытаясь не приближаться и не попадать в поле их зрения. Он очень надеялся, что они направляются в лекарскую избу. Ее построили еще до падения Ковчега, стены там и внутри, и снаружи были покрыты специальным пластиком, не дававшим никакой плесени и микробам расти, там же хранились лекарства, а еще там стояло стационарное медицинское оборудование, гораздо более мощное, чем то, что было на лодке.

«Нет-нет-нет-нет! Не туда!»

Носильщики прошли мимо и остановились у одной из приземистых хаток, расположенных за избой. Эти низкие, покрытые тесом и мхом полуземлянки соорудили сразу после эвакуации как временное и самое простое жилье. Сейчас их использовали для хранения дров и сельхозинвентаря.

От угла мед-избы Степан проследил, как чужака затолкали в один из этих складов. Отвернулся. Прижался затылком и голыми плечами к прохладному даже после жаркого летнего дня пластику. Вчера вечером он снова кое-как напоил чужака, но с тех пор никто не пытался оказать ему хоть какую-то помощь. «Он умирает». Зажмурился. Резким движением взлохматил волосы на своей голове. «Что мы творим?!»

* * *

Деревня, 2550-07-19 21:22

Степан нашел Франческу за разбором огромного стога лекарственных трав. Девушка сортировала растения и связывала их в небольшие венички, чтобы потом подвесить под крышей. Весь дом свежо и пряно пах чабрецом.

Франческа тепло улыбнулась и широким жестом сдвинула свою работу на дальнюю от печи половину стола, освобождая место для ужина. Степан подошел к ней, бережно обнял сзади, поцеловал в макушку. Франческа, прекрасная, замечательная Франческа, чуть подалась назад, и он почувствовал, как расслабляются ее плечи. Он наклонился, поцеловал свою любимую в щеку. Сглотнул подкативший к горлу комок. «Заставил тебя волноваться». Франческа, словно услышав это, запрокинула голову, пытаясь посмотреть ему в глаза, но Степан тут же разжал объятья и направился к печи, накрывать на стол.

Из загадочно мерцающего чрева пахнуло жаром. Степан кочергой выкатил оттуда две огромных картофелины. В горшке на шестке нашел вареные яйца, зашуршал скорлупой.

― Вся Деревня гудит от слухов. Говорят, люди со звезд натравили Ящера на Старого.

Степан резко обернулся.

― Что, серьезно?!

Франческа грустно усмехнулась. Кивнула.

― Серьезно. Все, кто были в походе, молчат, словно воды в рот набрали, или юлят, как ужи на сковородке, вот остальные и пытаются додумать, что произошло. Еще говорят, что вы привезли робота, выглядящего как человек, но с резиновой кожей и металлическим скелетом.

― Не знаю про скелет, но кожа у него обычная… ― Степан хотел продолжить, но голос вдруг охрип и пропал. Он вновь отвернулся. Пальцы дрогнули, разломив мягкое яйцо пополам. Мужчина положил его на тарелку, оперся руками о столешницу и уставился в сгущавшиеся за окном сумерки.

Позади скрипнула по полу отодвигаемая лавка. Теперь уже Франческа обняла его. Положила подбородок на его плечо.

У них было потрясающее окно. Слегка выгнутый наружу кусок прозрачного пластика, метр шириной и почти шестьдесят сантиметров в высоту. Окно выходило на фруктовый сад, где росли уже довольно высокая яблоня и две вишни. Между ними разбит небольшой огородик. Было так легко представить, как по узким тропинкам между грядками носится за огромными бабочками их будущий малыш. А пока что этот гладкий, практически идеальный фрагмент из другого мира, заключенный в деревянную раму, отражал их руки: ее, обнимающие за пояс любимого человека, и его, с силой, до белых костяшек, упершиеся в стол.

― Степ, что там случилось?

Эти слова, словно паводок, вдруг прорвали плотину немого напряжения, и он рассказал ей все: про то, как воодушевлен был Старый, про то, как он, по своему обыкновению, ушел из лагеря с утра, пообещав вернуться поздно вечером. Про то, как караульные заметили Ящера и все решили не дожидаться ночи, а идти искать Старого, благо тропа была знакомая и вдалеке от опасных пещер. Про то, как нашли. Уже наступила ночь, и хорошо: рассматривать в деталях, что там происходило с тушей лепострича, было тошно. Хорошо, что это пир отвлек падальщиков от людей. Спасатели тоже заметили их не сразу: в темноте оранжевый скафандр казался черным. На этом моменте Степан замолчал, вспомнив свой испуг: мертвый лепострич, мертвый Ящер, считавшийся вечным и непобедимым. Тело чужака. Мысли сами собой продолжили ряд: тело Старого, такого же вечного, как Ящер. Про то, как тусклый, неверный свет луны упал на бледное лицо старика, и про всеобщий вздох облегчения, когда Рэндалл сказал, что тот жив.

Жив ли чужак, они проверили, только когда Старого, отмытого, тщательно осмотренного, с бесценным одноразовым монитором здоровья на предплечье, уложили в гравиносилки.

Степан стиснул зубы. Франческа молчала. Наконец мужчина тяжело выдохнул и продолжил готовить ужин: дочистил злополучное яйцо, взял пучок укропа из стакана с водой, начал нарезать. Вместе с делом слова снова полились из него.

Франческа слушала, не перебивая, до самого того момента, как Степан поставил на стол две тарелки: одну безупречно красивую и аппетитную для нее, и вторую, с развалившимся яйцом, для себя.

― Они вечером перенесли чужака в старые склады, ― закончил он свой рассказ.

― Похоже, старшие считают его опасным для Деревни.

― Он едва дышит, ― пробубнил Степан, расколупывая картофелину ложкой.

Несколько минут они молча ели.

― Если я стану его защищать, меня сочтут предателем.

Франческа отложила ложку и взяла его левую руку в свои.

― Не думаю, что все настолько плохо. Но, скорее всего, старшие не будут тебя слушать.

Она замолчала. Степан поднял взгляд от переплетенных пальцев и посмотрел в ее яркие, уверенные глаза.

― Они послушают Старого. А он послушает тебя.

― Что, если он ничего не помнит?

― Мы этого не знаем. Надо спросить.

Ее голос, такой родной, и такой будничный, сдвинул гнетущее беспокойство в сторону, как недавно охапку пряных трав, освобождая место действию.

* * *

Деревня, 2550-07-19 21:57

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Темно. Тихо. Жив.

Перебарывая туман в голове, Вернон попытался сосредоточиться на анализе происходивших с ним событий. Новые люди. Новые голоса. В те моменты, когда сознание более-менее прояснялось, он понимал почти все, о чем они говорили. «Не думаю, что это человек». Тук. Тук. «Они не считают меня человеком».

Тук. Тук. Тук. Тук. В скафандре есть аварийный маячок. Он автоматически ищет и поддерживает связь со всей техникой экспедиции, до которой может дотянуться, а если датчики определяют, что человек внутри пострадал от удара, яда, гипоксии ― чего угодно ― маяк автоматически переходит в аварийный режим, делая сигнал более простым, мощным и четким. «Но скафандр сняли». А значит, и сигнал, скорее всего, отключился. Да если и нет, передатчик не очень мощный и со спутника, если не знать, где искать, его будет очень сложно засечь.

Тук. Тук. «Эти люди меня боятся». Тук. Тук. Тук. В жизни Вернона, давным-давно, был период, когда он боялся людей. Как бы далеко не продвинулось человечество в формировании нравственных ценностей, избавиться от исключений пока не получалось. В лагерях подготовки вейверов, да и в самих развед-экспедициях, места для гуманизма не предполагалось изначально. Ямакава знал, что даже по меркам вейверов он огреб больше, чем полагалось. Травля. Унижения. Угрозы. Драки. Постоянное ожидание беды. Только когда он попал в команду Нгуена на Аделаир, его персональный ад прекратился, сменившись чуть более переносимым кошмаром. В той команде у него впервые появились «свои». Там он научился не бояться всех подряд. Там впервые люди начали бояться его, и Вернон умел это видеть. Обрывают фразы на полуслове. Замирают. Отводят глаза. Избегают встречи. Вернон понимал их, он знал, каково это: бояться того, кто сильнее тебя. И Вернону невыносимо было быть на месте того, кого боятся. Испуганные взгляды обжигали, словно крапивой, и научиться жить с этим удалось далеко не сразу.

Хорошо, что теперь люди гораздо чаще боялись Джамиля.

Но у людей, которые окружали Вернона сейчас, страх был другого рода. Каким бы сильным и опасным ни был другой человек, он все еще остается таким же человеком, как и остальные, с теми же ограничениями и потому достаточно предсказуемым. За внешне спокойными и рациональными словами людей с Ковчега Ямакава слышал экзистенциальный ужас. Таким Вернон представлял себе страх средневековых крестьян в зимний шторм или, может, горожан под бомбежками во время войны. Ужас перед чем-то неотвратимым, неконтролируемым и смертоносным.

Тук. Тук. Тук. Те трое, кто находился возле него несколько дней до этого, сегодня не появлялись. Только эти новые, очень сильно напуганные люди. В определенный момент они решили переместить Вернона и подняли его вертикально. Организм решил, что это чересчур. Горькая густая желчь обожгла пищевод и даже, похоже, ноздри, но в последний момент передумала и отправилась обратно. В этот момент Вернона снова опустили, и позыв повторился и не прекращался все время, пока его куда-то несли. Лежа на спине, Вернон делал все возможное, чтобы не захлебнуться.

Даже когда его опустили на что-то твердое и холодное и наконец повернули на бок, спазмы в животе не отпустили. Несколько голосов что-то обсуждали над ним, но сосредоточиться было невозможно. Не только из-за тошноты. Страх, исходивший от людей вокруг, стал, казалось, материальным и теперь клубился повсюду мутными, вязкими хлопьями, поглощая слова словно вата.

А потом что-то холодное, скользкое, но главное ― влажное! ― коснулось его лица. Он судорожно подался навстречу драгоценной жидкости, жадно слизывая капли… горькие, липкие, острые! Их запах, мощный и резкий, снова обжег ноздри и гортань, на этот раз снаружи, а не изнутри. Глаза защипало. Вернон попытался отпрянуть от очередной отравы, но не смог. Он чувствовал, как мышцы одна за другой сами по себе расслабляются. Сначала язык, губы, веки. Пальцы, руки и ноги, шея. Боль в животе плавно отступила. Вместо нее начала нарастать тяжесть в груди. Расправить легкие под ребрами с каждым вздохом требовало все больше усилий. В борьбе за каждый миллилитр воздуха Вернон не заметил, как люди ушли.

Тук. Тук. Тук. Тук. Вот он один, в темноте. Те, кто его окружают, боятся его так, словно он, Вернон Ямакава ― всадник Апокалипсиса. Он же не то что не может за себя постоять, он с трудом может дышать. Холодно. Подтянуть ноги к груди? Отрубился даже дрожательный рефлекс. Заперт в холодной тьме.

«Я умираю». Снова.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Как будто сердце забилось чуть быстрей, а очередной вдох дался чуть легче. Физиологический оптимизм. Так доктор Вентер назвала этот генетический комплекс. Генетика проще психологии. Закодировать крупную, «черновую» архитектуру нейронных ансамблей и подогнать чувствительность рецепторов к нейромедиаторам ― сложная, но решаемая инженерная задача. Века процессорного времени, сложные и дорогие эксперименты ― все это лишь расходы, когда ты знаешь, как предсказуемо и повторяемо находить решение. И это решение запускалось в Верноне сейчас. Он видел эту каскадную реакцию в записи на мониторах Роба: плавные, как по лекалу начерченные графики разложения кортизола и перебалансирования нейромедиаторов, возвращающего контроль префронтальной коре и заглушающего эмоциональные центры. В конце ― всплеск адреналина, и вот уже космический разведчик вновь в состоянии здраво рассуждать и оценивать ситуацию. Не сила воли, не черта характера и уж точно не обучение. Просто физиология. Результат работы генетиков.

Вернон с упоением и немного с надеждой прислушивался к своему телу. Ох, еще недавно он очень хотел, чтобы в ту черно-белую ночь после возвращения с деактивации Ковчега на базу этот каскад запустился в нем в последний раз. «Ну же, скорее!»

Всплыть из бездны тревоги и отчаяния. Из беспомощного, измученного комочка страха снова на несколько мгновений стать собой. Рациональным. Любопытным. Влюбленным. Живым.

Адреналин всегда отзывался напряжением в мышцах.

Но не сейчас.

«Сигнал не проходит».

Тук. Тук. Тук. Та же тьма. Тот же холод. Та же беспомощность. Та же тяжесть в груди. Трепыхнувшееся было сердце снова замедляется. Снова. Но уже чуть по-другому. Вернон знал, как выжать максимум из этого каскада.

Мир не ограничен этой липкой, промозглой тьмой. На планете две сотни человек, которые знают, что он пропал. «Надо просто ждать». Он умеет ждать. У него еще есть время. Крохотный огонек, казалось бы, почти залитый безнадежностью обстоятельств, снова разгорелся где-то внутри и будто бы даже начал согревать Вернона. «Я дождусь». Улыбок и объятий друзей, страстного поцелуя Алии, какой-нибудь черной шутки от Роба. Осуждающего взгляда Джамиля, конечно. В мире, где есть Малиника, он не может не дождаться. Особенно теперь, когда она знает.

* * *

Деревня, 2550-07-19 23:10

Лунный свет из-за неплотно прикрытой занавески тонкой полоской падал на постель. В этот белый, словно вырезанный в синей ночи прямоугольник попала совершенно очаровательная пяточка Франчески в полосатом носочке и согнутая в колене нога Степана. С улицы доносились стрекотание насекомых и едва слышный шум реки. Под боком, закинув ногу на свернутое в валик одеяло, тихонько спит любимая женщина. «Ты права, мое солнышко. Надо идти к Старому». Хотелось вскочить и бежать к нему в дом прямо сейчас. Или в проклятую полуземлянку, проверять, что там с чужаком. Степан аккуратно повернулся, чтобы лучше видеть свою подругу. «Если бы ты знала, насколько ему плохо, мы бы уже были там».

Нет, не уснуть.

Степан медленно-медленно, чтобы не потревожить Франческу, вылез из отгороженного под спальное место угла. Изба, такая знакомая и понятная, была залита привычным лунным светом. «Есть ли в мире, откуда прилетели чужаки, луны? Сколько их?» Степан обернулся на нарядную, сшитую из цветных лоскутов кожи занавеску, за которой спала его любимая. «Что бы стало с Франческой, если бы я пропал в долине, как чужак?» Ищут ли его свои? Ждет ли его своя… франческа? Степан замер посреди комнаты, раздираемый сомнениями. Его бросало то в жар, то в холод. Что, если чужак не доживет до утра? Сам Степан в медицине мало что смыслил. Поднимать Рэнда или Вику? Если вспомнить отношение Рэндалла к чужаку, ясно, что тот вряд ли станет его слушать. Да и к Старому после такого может не пустить. Что еще предпринять? Где искать помощь, чтобы не усугубить ситуацию? Взгляд Степана, бесцельно метавшийся по комнате, остановился на планшете. Окошко в знания предков, не обладавшее ни волей, ни мнением. Степан включил его и углубился в чтение.

* * *

Деревня, 2550-07-20 05:20

Франческа аккуратно вынула из-под щеки Степана планшет, заменив его на свернутый шарф. Накрыла одеялом плечи. Достала из печи горшок с водой, зачерпнула ковшом. Залила в заварочном чайнике несколько веточек чабреца.

За окном только-только взошли солнца. Девушка открыла коробку с печеньем, вытащила из нее большой неровный кругляш. Задумчиво посмотрела на Степана. Вчера он выглядел встревоженным, но не настолько, чтобы не спать всю ночь. «Не хотел, чтобы я волновалась?» Наполнила кружку. Подошла к окну. Откусила печенье.

Тук-тук-тук. Франческа удивленно обернулась. Двери в Деревне запирались только от животных, но стучать было принято, особенно в такую рань. Но почему так тихо и со стороны сада?

Девушка поставила кружку, накрыла ее печеньем и пошла открывать.

На пороге стояла Инн.

― Привет, Франческа! ― девочка слабенько и кривенько улыбнулась. Ее взгляд обеспокоенно шнырял туда-сюда. На щеках ― нездоровый румянец.

― Привет. Хочешь чаю?

Глаза девочки вдруг внезапно расширились от ужаса.

― Ой, а что со Степаном?! ― испугано пролепетала она вместо ответа.

― С ним все хорошо, просто устал.

― Я тогда попозже зайду, ― и развернулась уходить.

― Чужак в старых складах возле мед-избы. Погоди, я обуюсь и пойдем к Старому вместе.

― Не надо! ― Инн вспыхнула, словно лампочка. Неуверенность и беспокойство как метлой смело. Девочка схватила руку Франчески своими маленькими загорелыми ладошками. ― Спасибо! ― Глаза ― как плошки. Лицо ― серьезное и очень сосредоточенное. ― Я сама справлюсь! ― и унеслась в сторону реки так легко и быстро, как могут только дети.

* * *

Деревня, 2550-07-20 06:34

― Привет! Как дела?! ― влетевшая в избу Инн светилась, как кусок полония.

Схватила кружку, половник, налила себе чай, пристроилась на лавке рядом с Петром, напротив Олли, схватила с тарелки вареное яйцо и ловко начала его чистить.

― Ишь, какая шустрая! ― Петр, которого врачи оставили на ночь присматривать за Старым, удивленно вскинул брови. ― Чего прибежала?

― За Деда беспокоюсь! Ну, как дела-то?

Олли с улыбкой смотрел на девочку, хоть и видел в ее поведении несвойственную ей наигранность.

― Спасибо, моя хорошая! Мне уже намного лучше.

― Представляешь, два дня назад Дин вечером уснул на крыше курятника, упал оттуда, дверь открылась, и почти все лепикуры выбежали! Такой переполох! Ночью их не видно же совсем! Они по огородам разбежались. У Герды и Алекса весь горох сожрали, да и другим соседям досталось. На следующий день утром всей Деревней курей собирали! Трех так и не нашли.

Инн на секунду замолчала, чтобы откусить яйцо, и продолжила дальше, уже с набитым ртом:

― Ребята сеодня на Соунечный ук соб’ались. Гово’ят там зем’яника поспела.

― Рано же еще!

― Ано, ― подтвердила девочка и, проглотив кусок, продолжила уже нормальным голосом: ― Так ведь и весна в этом году ранняя.

― Заодно и в пещеры можно заглянуть, ― Олли хитро подмигнул. Инн отвела глаза и залилась румянцем, теперь уже вполне искренне. В округе не осталось не то что пещеры ― норы, в которую она бы не залезла, ручья, по которому она не дошла бы до истока или высокого дерева, с макушки которого она бы не обозрела окрестности. А вот у Солнечного луга пещеры были исследованы не полностью. К тому же там находили очень красивые аметисты.

Петр, которому новости вчерашней свежести и детские похождения были не интересны, откровенно клевал носом. Врачи проинструктировали его следить за состоянием пациента, и он добросовестно всю ночь не спал, развлекая себя вязанием и чтением. Почти законченный большой круглый половик лежал вдоль стены, аккуратно свернутый в рулончик.

― Слушай, Петь, хватит себя мучить. Вика придет вот-вот. Я чувствую себя хорошо. Не в первый же раз! Инн за мной присмотрит. Иди домой, отдохни!

Петр вяло кивнул и встал из-за стола. Олли тоже поднялся, провожать. Несмотря на заметную слабость, он держался прямо и улыбался.

Постоял пару секунд на крыльце, вдыхая теплый, полный запаха еды и жужжания пчел воздух Деревни. «Все-таки мой дом здесь. Не на погибшем Ковчеге и не в мегаполисах Земли, а в этой зеленой тени под старой яблоней». Вернулся внутрь, оставив дверь открытой, чтобы в комнате было еще свежей и уютней. Подошел к столу.

Инн с упорством матерого путешественника доедала третье яйцо, вприкуску с лепешкой и редисом. Вся наигранность осыпалась с нее, как с яйца скорлупки. Лицо стало сосредоточенным и серьезным. И очень взрослым.

― Что стряслось? ― спросил Олли.

Девочка подняла на него свои большие карие глаза.

― Они чужака… убивают, ― после звонкой болтовни минуту назад ее голос звучал очень хрипло и тихо. Похоже, она из последних сил пыталась не расплакаться.

Олли присел на лавку рядом с ней. В порыве успокоить протянул руку, чтобы накрыть маленький кулачок, но вовремя вспомнил, что пока не стоит так рисковать и на полпути опустил свою ладонь на стол.

И только тогда понял, что она сказала.

― Убивают?

Инн кивнула. На ее глазах навернулись слезы. Горькие. Полные отчаяния. Беспомощные. Олли слишком хорошо знал это чувство. «Ну нет!» Он обнял девочку за плечи. Та уткнулась ему в его грудь и приглушенно разрыдалась. Олли гладил мягкие, золотистые волосы, разрешая ее отчаянию течь через него и вымывать его собственную липкую, склизкую неуверенность. «А ведь никто, кроме меня, в этой Деревне никогда не видел других людей».

― Ты знаешь, где он?

― Угу.

― Пойдем посмотрим.

― Да! ― Инн уверенно отстранилась, вскочила с лавки, но пошла не на улицу, а к кадке с чистой водой. Поплескала себе на лицо. Несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь.

Олли некоторое время с гордостью наблюдал за своей воспитанницей, а затем поднялся и пошел искать перчатки.

* * *

Деревня, 2550-07-20 06:53

День снова выдался ясный и жаркий. Обычный. И Деревня выглядела, как обычно. Узкая дорога с дюжиной ответвлений. Деревянные мостки вдоль нее. Живописно рассыпанные вокруг домики, навесы и сарайчики. Что-то из дерева построено, что-то ― в дереве вырезано, и лишь совсем редко ― из камня. Три строения из металлопластика сохранились еще с тех времен, когда здесь была не Деревня, а опытная станция Агаты.

Как и всегда летом, в Деревне кипела жизнь.

Олли спокойно спустился с крыльца и последовал за Инн.

Девочка хотела было броситься бегом, но быстро поняла, что не полностью поправившемуся Деду будет сложно поспеть за ней, да и спешка может привлечь внимание. «Внимание к чему?» Это их Деревня, и дело у них срочное. А если все так, как говорит Инн, то и касается оно каждого. Несмотря на жаркое утро по спине Олли пробежала волна мурашек. Встречные прохожие здоровались с ним. Он отвечал. Он знал всех этих людей с пеленок, очень разных, но честных и справедливых, чутких к чужому горю, готовых прийти на помощь… Так ведь?

Олли покрепче сжал маленькую ладошку и ускорил шаг.

* * *

Деревня, 2550-07-20 07:02

Когда Олли уже решил, что желтоглазого незнакомца оставили на ховеркрафте, Инн резко свернула к старым, вросшим в землю складам. Там держали сезонные или просто редко используемые вещи, поэтому Винс, сидевший на чурке возле одного из них, выглядел странно. Немолодой мосластый мужчина что-то увлеченно вырезал из дерева, хотя сейчас в Деревне было полно куда более срочных и важных дел.

Олли чуть ускорился, обогнав Инн и спрятав девочку за спиной. Подошел к запертой на задвижку двери. Винс встал, но преградить дорогу старейшему жителю Деревни не рискнул.

Олли отпер и открыл дверь.

И тут же, подавив желание отпрянуть, загородил проход, скрывая то, что находилось внутри, от Инн.

В складе было темно. После яркой улицы Олли разглядел только силуэт лежавшего на дощатом полу человека, но стоявший в помещении запах был страшнее любых повреждений и увечий. На фоне древесной затхлости отчетливо выделялся ацетон. «Тяжелое обезвоживание». Но этим дело не ограничивалось.

Если бы вы потерпели крушение на планете в сотнях световых лет от цивилизации, потеряв почти все оборудование и источники энергии, какую технологию вы бы попытались сохранить на максимально возможном уровне? Не просто знания, а что-то готовое к применению в любой момент. Люди с Ковчега «Вудвейл» выбрали медицину, а она включает в себя не только оборудование и навыки, но и фармпроизводство. Почти волшебный мини-завод спасти не удалось, поэтому выжившие генетики попытались «научить» растения его функциям. В Деревне умели получать много чего, от аспирина до ингибиторов протонной помпы. Сложнее всего было с анестезией. Обезболивания недостаточно, для многих операций требуется усыпить и обездвижить пациента.

Именно обездвиживающим препаратом и пахло на складе. Олли зажмурил глаза в бессмысленной надежде, что этот несильный, но очень узнаваемый аромат куда-то исчезнет. «Дураки!»

Чтобы получить релаксант, пригодный для хирургии, выведенный генетиками лишайник требовалось прогнать через многоступенчатый процесс, занимавший несколько месяцев. Результирующее вещество не пахло. Оно вызывало снижение тонуса мышц, которое само проходило через несколько часов. Все эти сложные и трудозатратные танцы с бубном были нужны как раз для того, чтобы эффект от препарата проходил. То, что вырабатывал лишайник, вызывало неизлечимый паралич.

Олли пробил холодный пот. Если от обезвоживания в Деревне еще могли спасти, то от отравления гребаным лишайником ― нет.

Словно в вязком кошмарном сне, Олли обернулся.

Инн куда-то спряталась. Вместо нее за его спиной стояла Маргарет и еще несколько человек. Все ― уважаемые в Деревне люди. Все ― уверенные в своей правоте. Под их взглядами Олли ощутил себя дряхлым, выжившим из ума стариком, а то и вовсе деревянным идолом предков, суровым, но немым. «Что, будешь убеждать нас, что огромный чужак не опасен?» ― молча спрашивали они. О’Донохью смотрел на этих детей, каждого из которых он знал с рождения, и не узнавал. Главный инженер звездолета вдруг увидел в них дикарей, считавших, что непонятно откуда свалившегося на них чужака можно просто выкинуть прочь из привычной жизни, и все снова станет как прежде. Все рассказы о далеких мирах были для них лишь сказками, ничего общего не имевшими с их маленькой уютной реальностью. Они не понимали даже, что чужак не один, что его будут искать свои, гораздо более оснащенные и сильные. Притащившие на их небо четвертую луну! Но это меркло на фоне другой, гораздо более простой и важной мысли. «Вы не понимаете, что он ― человек».

Темный проем за спиной пах беспомощностью.

Олли вежливо кивнул стоявшим перед ним людям и закрыл дверь.

Шагнул вперед. Стоявшие вокруг расступились. Заметил стоявшую в кустах возле дороги Инн. Уверенно взял маленькую холодную ладошку девочки и пошел прочь от импровизированной темницы.

Когда злосчастный склад исчез из виду, девочка убитым голосом тихо-тихо проговорила:

― Он умрет, да?

― Нет, ― ответил ей главный инженер Ковчега «Вудвейл».