Хозяйка Медной Горы. Часть I. Чужаки

Эпизод 9

* * *

Наземная база, 2550-07-19 09:02

Утро было недобрым. Вчера снотворное буквально выключило Малинику, но, даже проснувшись на два часа позже обычного, заряда бодрости она не получила. И вот теперь Вязиницына сидела в полупустой столовой, раздумывая, запихать в себя сначала еду или стимулятор. Так увлеклась, что пропустила момент, когда в поле зрения появился поднос с миской салата и кружкой, и вздрогнула от вроде бы не внезапного вопроса:

― Доброе утро. Можно здесь сесть?

― Да, конечно! Доброе утро, ― ответила машинально и только потом подняла глаза.

Широкий подбородок. Длинный, чуть с горбинкой нос. Небольшие светло-карие глаза под тонкими выцветшими бровями. Короткий хвостик волнистых волос неопределенного цвета.

― Я ― Гвиневера Тернер, ― представившись, девушка улыбнулась и отпила из своей кружки пахнущий мятой чай.

― Малиника Вязиницына, ― выдавила лидер биологов, поморщившись про себя от неловкости ситуации. «Нас не так уж много, чтобы не быть знакомыми». Малиника часто видела эту девушку, знала, что она из отряда планетологов, но разговаривала с ней впервые.

Та тем временем принялась за еду. Малиника машинально следила за каждым кусочком, отправляемым в рот. «Кого она мне напоминает?»

― Ты дочь Алании?

― Угу. ― Хрум-хрум-хрум.

Алания Тернер. Лидер команды инженеров-конструкторов кораблей развед-экспедиций, спроектировавшая и собравшая несколько двигателей, в том числе и для полета на Аделаир. Не просто вменяемая и социализированная, а вполне состоявшаяся, даже успешная. После возвращения она стала преподавателем в программах ЭПВ и ЭВВ. Студенты ее обожали, как, должно быть, и коллеги до Р-218. Немногословная, с мягким, понимающим взглядом, в учебных классах она была на своем месте. Как Нгуен убедил управление миссий допустить ее на развед-вейв, совершенно не ясно. «Альберт как-то сказал, что без ее знаний и опыта корабль Р-218 не смог бы покинуть систему Аделаир». И вот перед Малиникой сидит ее дочь. Увлеченно смотрит в тарелку. Пережевывает редис. Сколько ей было, когда ее мать решила лететь в развед-экспедицию? Есть ли у нее в программе ЭПВ братья и сестры, никогда эту мать не видевшие?

Внезапно Малинике вспомнились жуткие одинаковые взгляды вейверов. По спине пробежали мурашки. «Интересно, как ты отреагировала, узнав о пропаже Ямакавы?» В тот вечер к разбитому катеру вышли не все планетологи, и Гвиневеры там не было. Вязиницына попыталась представить, как кто-то подходит к ней, чтобы сообщить тяжелую новость. А может, это было лишь сообщение в общем чате? Кто его написал? Рассудительный Герман, оставленный за главного? Эмоциональная, но внимательная к товарищам Алия? Немногословная Дебора? Безразличный ко всем Джамиль? «Вы разные. Я научусь эти отличия видеть».

Увлекшись наблюдением за неожиданной соседкой по столу и погрузившись в свои мысли, Малиника пропустила момент, когда Гвен покончила с салатом. И вот уже вейверша наблюдает за Вязиницыной, пристально глядя в глаза.

Не проснувшийся мозг не сразу это заметил, и Вязиницына снова вздрогнула. Сморгнула.

― Что?

Гвен несколько секунд продолжала смотреть на нее, не столько собираясь с мыслями, сколько давая время на это своей собеседнице.

― Джамиль говорит, ты похожа на Вера.

Малиника нахмурилась, демонстрируя, что не понимает, хотя внутри все похолодело. В текущем контексте ей такое сравнение очень не нравилось.

― Чем? ― выдержки хватало только на короткие фразы. «Вот этим, например», ― уставшая голова издевательски легко построила аналогию с манерой речи Ямакавы. Гвен тоже это подметила, и в уголках ее глаз появились смешливые морщинки.

― Тем, что слышишь людей.

Пауза.

― Даже когда они молчат.

* * *

Наземная база, 2550-07-19 09:20

Сказав то, что собиралась, Гвен сразу ушла, за что Малиника была ей очень благодарна. Вопрос, с чего начать, был тут же решен в пользу стимулятора. Таблетка помогла: уже к последнему глотку остывшего чая в голове заметно прояснилось, и спустя пару минут Вязиницына быстрым шагом спускалась к агростанции. Ночью прошел дождь, сделав мир ослепительно ярким, словно в детском мультфильме. На влажных скалах, обычно белесых, проступили разноцветные пятна и прожилки: рыжие, пурпурные, белые ― и теперь они напоминали неудавшийся сметанный торт. Солнца двойными блестками сияли в каплях и лужах, еще больше усиливая ощущение неуместного праздника.

Вязиницына упрямо мотнула головой. Подняла подбородок. Расправила плечи. Хуже всего сейчас было бы позволить себе расклеиться, сосредоточиться на своих переживаниях и начать себя жалеть. «Тот редкий случай, когда правильнее на время забыть о себе». Только так удается справиться с этой внезапной пугающей хрупкостью, этим ощущением беспомощности. «Еще и сравнивают меня с ним!»

Внутри нового корпуса лаборатории кипела работа. Инженерам оставалось совсем чуть-чуть, и улыбавшийся во всю ширь лидер бригады обещал, что к обеду биологи смогут начать использовать помещение по назначению. Малиника немного завидовала этой его заслуженной гордости. Конечно, никто не обвинял агротехников в неэффективности, но на фоне потрясающих достижений инженеров их результаты выглядели очень… обыкновенно. Маленький город на планете рос, словно по волшебству. Едва заметный слой композитного полимера ― и тонкая каменная колонна станет в триста раз крепче. Роботы затянут умным сэндвич-стеклом сотни квадратных метров проемов. Другие машины проложат тоннели внутри горы, протянут по ним коммуникации. Инженеры добавили дополнительный слой в стекло, и через пару дней все они заработают как солнечные генераторы для питания водонасосной станции. В космосе на Медной Горе с помощью системы линз собрали цех металлообработки, использовавший только энергию двойного светила. Блестящее великолепие побед инженерной мысли!

Агротехнологи сажали картошку. Сотни маленьких зеленых ростков, полученных из небольшой банки. Ничуть не более простые, чем добывающий комплекс на орбите, и ничуть не менее важные для выживания колонии, но на вид куда менее впечатляющие. «Не вся работа сияет своими результатами, но вся должна быть сделана».

Большая часть научного отряда уже ушла в теплицы и поля. На теплом каменном уступе возле стекляшки сидела только Ани. Увлеченная чем-то в своем планшете, она заметила подошедшую подругу только тогда, когда на экран упала ее тень.

― Здорово получилось! ― Ван Уик подняла взгляд от визуализаций генетических моделей и восхищенно посмотрела на Вязиницыну. ― Объединить то, что сформировалось в нулевом слое биосферы, с земными экстремофилами ― прекрасная идея!

Малиника улыбнулась.

― Спасибо. Только она не моя.

Ани нахмурилась.

― Ты хочешь сказать?..

― Да, эти гениальные склейки сделаны на Ковчеге. Я только перенесла их в наши агрокультуры.

― Просто потрясающе!

― Угу. Только вот зачем?

Все указывало на то, что до появления в этой звездной системе людей Вудвейл уже был идеальным миром для колонизации. Изменения в предназначенных для терраформации видах должны были быть минимальны.

Охваченная смутными подозрениями, Малиника пристроилась рядом и открыла результаты анализа собранных образцов на своем экране. Несколько последних дней было не до удовлетворения любопытства, но ей вдруг показалось, что она упускает что-то важное. Большая часть проб относилась к не слишком шустрым формам жизни: растения, грибы, одноклеточные. Гоняться за сколько-нибудь крупной фауной времени не было, поэтому среди тысяч образцов лишь несколько десятков принадлежало к моллюскам и насекомым, и около дюжины ― тетраподам: ящерицам, амфибиям и мышам. Даже на имевшемся материале было видно, что животные изменены намного сильнее, но Малинику интересовало другое. Она открыла карту распределения многообразия, использовавшуюся для поиска Ковчега. Долина, где он был в итоге обнаружен, ― всего лишь один из многочисленных максимумов, даже не самый четкий. Вязиницына открыла настройки отображаемых данных. Выбрала степень искусственной модификации.

Резко выдохнула. Отвела глаза от экрана. Невидяще уставилась в пустоту, пытаясь уложить в голове увиденное. Ковчег сиял, как крест на карте с пиратским кладом.

Заглянувшая через плечо Ани изумленно вскинула брови.

― Это же с новыми пробами, да?

Больше образцов ― больше шансов обнаружить модификации.

― Нет.

Малиника тапнула на иконку выбора датасета, добавляя свежие данные. Скрипнула зубами. «Мы анализировали количество изменений, а не их происхождение».

― Мы могли найти Ковчег на неделю раньше, если бы знали, куда смотреть.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-16 12:42

Три дня назад

Оркестр летнего дождя. Шум накатывает волнами с разных сторон, то ослабевая, то снова усиливаясь, одновременно однообразный и непредсказуемый. Но самое необычное всегда наступает в конце, когда ливень постепенно затихает, оставляя за собой странные шорохи и глухие перестуки капель.

Это здесь или в воспоминаниях?

В тот день тоже шел дождь.

Олли вошел в избу, на ходу снимая шлем. Пришлось сильно пригнуться и развернуться боком: для сохранения тепла дверной проем был сделан узким и низким. Проходить вглубь не стал: со скафандра тут же натекла лужа. Лежавший возле очага Ящер поднял морду и посмотрел на гостя выпуклыми немигающими глазами. И на улице, и в единственной комнате было темно. Едва заметные язычки пламени на тлеющих углях вместе с приглушенным холодным светом от экранов и голограмм обводили каждый предмет в комнате красным и синим.

― Как там? ― поглощенная работой Агата даже не обернулась от терминала.

― Корабль продолжает проваливаться. Нетипичные квантово-гравитационные возмущения фиксируются все так же на трехстах километрах. Макропроявления начинаются в сотне километров от эпицентра, но по всем признакам затухают.

Что делать, если вы потеряли контроль над сверхмощной энергоустановкой, способной гнуть само пространство? Связи с Метрополией нет, передатчик не работал с момента выхода из пузыря Алькубьерре. То, что выглядело как незначительная поломка, оказалось первым симптомом страшной беды. Собрать другую энергостанцию достаточной мощности нельзя: разрушающийся ДМЗ повреждал все сколько-нибудь крупные квантово-гравитационные генераторы в округе. Единственное решение, которое видел главный инженер Олифер О’Донохью, ― это управляемо разбить космический город о тяжелую каменную планету. В системе их две, но к тому моменту, как он смог убедить руководство экспедиции принять его план, вывести корабль из гравитационной ямы Вудвейла стало невозможно. И вот теперь им предстояло жить на том же шаре, куда упал комок взбесившейся гравитации в броне из всех элементов таблицы Менделеева.

Агата наконец оторвалась от экранов и раздраженно обернулась. Ни до, ни после тех дней Олли не видел ее такой напряженной и такой резкой. Агату не волновала гравитация, только уровень ионизирующего излучения в районе крушения, но вместо вопроса она лишь приоткрыла рот. Затем поджала губы. Увидела очередную опухоль на его лице. Олли тоже ее видел: нависла над левым глазом и мешала смотреть.

Агата вздохнула. Встала, направилась к лабораторному столу.

― Радиация продолжает нарастать, ― Олли отвел глаза. Поскреб затылок. ― Я думаю, нанофлуктуации стимулируют распад нейтронов прямо в ядрах и количество нестабильных изотопов растет.

А значит, растет радиоактивное загрязнение.

Агата подошла к продолжавшему стоять у входа гостю. Щипцами схватила новообразование у него над бровью. Резко дернула, отрывая кусок. Сунула в пробирку. Олли ничего не почувствовал: в тканях опухоли не было нервов.

― То, что ветер это все не тащит на Убежище ― чистое везение.

― Не такое уж и везение, ― Олли пощупал выпуклость у себя на лбу. Бугристый упругий наплыв выступал вперед, словно зарождающийся рог, и уходил под волосы почти до середины черепа. ― Здорово, что удалось не разбить звездолет к чертям, а уложить между холмами. Они неплохо прикрывают место крушения от воздушных масс с океана.

Агата поставила пробирку в холодильник, к десятку других таких же. Взяла на руки Ящера. Тот пристроил морду на локте хозяйки и свесил лапы, словно большой ленивый кот. Женщина вернулась на скамейку возле терминала. Переложила животину себе на колени. Провела рукой по переливающейся красным и синим чешуе.

― Что с куполом?

Олли резко выдохнул. В воспоминание о позднем дождливом вечере ворвался вихрь других, ярких, как осенние листья, и размытых, словно смотришь на них через запотевшие очки дополненной реальности. Пошедший вразнос ДМЗ был почти неуправляем, но они все равно до последнего пытались изменить его конфигурацию так, чтобы, проваливаясь в планету, корабль образовал над собой саркофаг из окружающих пород. О’Донохью не помнил, что конкретно они делали. В его голове сохранились лишь эмоции горячих споров и гнетущее ощущение, что это они не звездолету, а себе собирают гроб поудобней. Хуже всего было то, что «гроб» не собирался: в итоге мощности кое-как перенастроенного ДМЗ не хватало, чтобы эффективно противостоять тяготению планеты и полностью завернуть себя в скалу. Каменные пластины под собственным весом осыпались в гравитационную аномалию, делая ее все более непредсказуемой. «Мы смогли сделать так, чтобы рана от падения корабля не была смертельной, но не нашли способа свести ее края, и она начала загнивать».

К тому моменту они потеряли практически всю энергетику, а значит, и промышленность. В Деревне же установили лишь жалкую горстку ветряков и солнечных панелей, да десяток аккумуляторов. Временно, пока не исправят «небольшие» проблемы с квантово-гравитационными генераторами. «Как же мы ошибались!» Руководители экспедиции, да что там ― все колонисты ― долго отказывались признавать проблему. «Что бы это изменило?» Пока Ковчег висел в пространстве, не стиснутый тисками тяготения и тверди Вудвейла, обуздать энергию вакуума было невозможно.

Густое, склизкое, маятное чувство обреченности ― вот, что Олли очень хотел бы забыть. Смыть. Соскрести. Вырезать. Случайно оставить в одном из своих приступов. «Наша сила стала нашим проклятьем».

Своей самоуверенностью они сами загнали себя в угол. В парадоксальную ловушку. Глубочайшее понимание устройства вселенной и невозможность его использовать. Планета с множеством поверхностных еще залежей руд, но нет ни времени, ни оборудования, чтобы их обнаружить и добывать. «Даже метеоритное железо почти невозможно собирать: благодаря нам на Вудвейле не осталось пустынь». Каждый прибор, каждая деталь, произведенная до потери Ковчега, стала драгоценностью. Как, например, автономный медицинский комплекс, тихонько пищащий где-то на границе яви и забытья. Это Агата настояла на переносе его на поверхность планеты, вместе со своей биолабораторией.

«Физики и инженеры, полагавшие себя всемогущими, проиграли по всем фронтам». Олли сосредоточился на шуме дождя, возвращая поток воспоминаний в тот далекий вечер. К вопросу, на который главному инженеру О’Донохью не хотелось отвечать.

― Что с куполом?

В тот раз Олли ответил честно. Он тогда уже научился признавать свои ошибки, и это было очень вовремя. «Потому что Агата успела найти решение. Иначе мы бы точно не выжили. Ни люди, ни планета».

* * *

Наземная база, 2550-07-19 09:26

― То есть деревья Винегрета искусственно модифицированы для ускорения роста? ― в полушепоте Ани слышалось детское благоговение перед чудом.

― Не только деревья, ― Малиника открыла модель трофических цепочек. По такому маленькому набору проб было бы удивительно, если б компьютер восстановил хотя бы тысячную часть связей, но метаболизмы всего: деревьев, мхов, грибов, микроорганизмов ― подходили друг другу, как кусочки паззла. И эта мозаика обладала вовсе не той фрактальной красотой, которая формируется миллионами лет эволюции. Густая сеть подсвеченных белым линий напоминала Вязиницыной совершенство современных космических кораблей, где в стосемидесятиметровый шар упаковано все, что необходимо для сложнейшей экспедиции. Зеленых линий, обозначающих естественно сформированные связи, не было вовсе. Этот биоценоз полностью спроектирован и отлажен людьми. «С ума сойти», ― Малиника закрыла глаза. Потерла пальцами переносицу. «Я вижу не только, как это было сделано, но даже зачем!»

― Микробиом очень эффективно поглощает ионизирующие излучения, ― чтобы убедиться, что это не бред после тяжелой ночи, Вязиницына начала озвучивать свои находки, ― и осуществляет своего рода фотосинтез на их основе. Грибы связывают и изолируют самые разнообразные тяжелые или радиоактивные изотопы.

― Как на Муруроа? ― Ани заглянула через плечо подруги, потом открыла те же данные на своем планшете.

Малиника кивнула, не отрывая взгляд от экрана. Муруроа ― колония, расположенная на трех спутниках супер-юпитера. Поверхности крупных, почти с Венеру, шаров были на две трети покрыты высокими ячеистыми куполами. Вязиницына была там однажды на конференции. В покрытии куполов имелся уникальный слой, содержавший организмы, которые поглощали все волны короче ультрафиолета, вырабатывая кислород и пропуская тепло и видимый свет. Из-за этого с поверхности небо выглядело почти обычным, если, конечно, не считать гигантских прозрачных стен-переборок и периодических рыжеватых зарниц. Картина с орбиты была гораздо более сюрреалистичной: спутники напоминали собой шары для петанка в мыльной пене.

― Да. Только эти, если верить моделированию, в разы эффективнее.

Словно ища подтверждения, Вязиницына посмотрела на подругу. Та медленно, словно завороженная, листала длинные цепочки обнаруженных реакций. Потом на секунду остановила скроллинг и начала комментировать.

― Выходит, микроводоросли поглощают высокочастотные фотоны, используют их энергию на сборку сахаров, которые поставляются в микоризу грибов и даже мху. Те собирают из окружающей среды минералы и вместе с сахарами транспортируют их деревьям, которым даже не нужно фотосинтезировать самим до определенного момента. При этом в грибе образуются глобулы, изолирующие радиоактивные участки и поросшие изнутри теми же водорослями. Грибы и деревья прорастают друг в друга по всему объему стволов. Это вроде как лишайник, но где вместо водорослей ― дерево. А все, что не получается поглотить, переизлучается на других частотах и рассеивается.

― Микроорганика защищает от радиоактивных и химических загрязнений, а макроорганика ― от обвалов. ― Малиника отложила планшет в сторону. Уперлась руками в землю за спиной и запрокинула голову. Под правой ладонью оказалась теплая шершавая скала, а под левой ― скользкая и еще влажная трава. ― Похоже, люди с Ковчега потратили немало сил, чтобы построить эту эшелонированную оборону. Хотя вряд ли все это будет работать как надо сейчас, когда внизу больше нет гравитационной аномалии.

― Ого!

Ани, продолжавшая листать результаты моделирования, заметила, что один из экспериментов был прерван по тайм-ауту. Развернула свой экран к Вязиницыной.

Расчет продолжительности жизни, перед тем, как быть остановленным, дошел до 3540 лет.

― Дракон что, бессмертный?!

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-17 14:20

Восковое лицо. Плотно сомкнутые веки, подведенные по краю черными ресницами. На левом глазу в нескольких миллиметрах от внешнего уголка в ровной, будто углем нарисованной полосе ― короткий кусочек пегих и более длинных щетинок. А вот бровей нет, да и волос практически не осталось. Уголки губ скорбно опущены. Имя этого человека Олли помнил. Харука. Вокруг безликими тенями стояли другие люди. Олли чувствовал себя виноватым.

Не запомнившаяся толпа загудела и расступилась. К гробу подошла Агата, похожая на труп, как сестра: такая же бледная и расслабленно-напряженная.

Харука успел собрать полный набор маркеров преследовавшей их генетической напасти. Вряд ли хоть кто-то на корабле хотя бы примерно представлял взаимодействие квантово-гравитационных искажений с ДНК. Ясно было одно: клетки повреждаются определенным образом и сразу в большом количестве. Для людей это означало несколько экзотических форм рака и смерть в течение нескольких месяцев. Причем переиначенные клетки сами по себе не были раковыми и продолжали корректно функционировать, постепенно заменяя нормальные, а болезнь развивалась позже, сама по себе, без непосредственного влияния аномалии.

Некоторые генотипы оказывались более устойчивыми к этой беде, другие ― менее, но рано или поздно она настигала всех. Попытки починить ДНК не помогали: исправленные последовательности после очередного всплеска снова ломались тем же самым образом, причем не только в людях, но и в восстанавливавших их вирусах. Врачи боролись с тем, что они окрестили синдромом Ковчега, всеми доступными методами: от бережных управляемых генных модификаций и экстракорпорального обучения иммунных клеток до трансплантации здоровых тканей и даже варварских химио- и лучевых терапий. Ничего не помогало. Вселенная словно смеялась над ними. Миллионы лет эволюции? Маловероятные события? Случайность? Раз за разом квантово-гравитационные всплески воспроизводили один и тот же паттерн мутаций. Это как если все астероиды звездной системы падали бы в один кратер на одной и той же планете, или все жуки, разбивающиеся о транспорт на автостраде, попадали бы точно в третью цифру на наклеенном изнутри пропуске одного конкретного грузовика, игнорируя другие машины. Физики восхищались невероятным чудом и ночи напролет спорили о причинах. Один уставший врач как-то сказал Олли, что есть чудеса, с которыми лучше бы никогда не встречаться.

Была и третья точка зрения. К тому моменту генетики под руководством Агаты уже справились с последствиями «синдрома Ковчега» для многих форм жизни. Их биолаборатория была спущена на планету, чтобы уменьшить влияние всплесков и, как подозревал Олли, спрятать от руководства проводимые эксперименты. Этика? Ритуальные предосторожности? Доктор Беринг забыла их на орбите. Вместо того, чтобы восстанавливать нанесенные повреждения в каждом отдельном человеке или бороться с их причиной в ДМЗ, Агата собирала экосистему, которая могла бы просто жить в условиях аномалии. Чрезмерно ускоренному мутагенезу растений она противопоставила спутниковый мониторинг и заражение целых континентов поддерживающими баланс бактериями. Чтобы дать млекопитающим шанс, она увеличила количество мышат в помете и сосков на груди самок до двадцати. И в точности так же, как эволюция не работает как-то по-особенному с людьми, Агата не изменяла своим подходам в работе с homo sapiens. Многие считали, что она от ужаса и безнадеги сошла с ума. Олли был с ней согласен.

Он помнил сотни пластиковых ящиков, в каждом из которых кишели крохотные, не больше пальца длиной, ящерки с искусственно ускоренным метаболизмом. Присматривающие за ними лаборанты были похожи на врачей: такие же вымотанные, со следами вечного недосыпа на помятых лицах. Разве что улыбались они чуть чаще. Сначала они увлеченно пытались объяснять Олли что-то про ксеногенетические ин витро модели и горизонтальный перенос генов, но потом махнули рукой: главный инженер их практически не понимал. Ему нравилось следить, как с каждым его прилетом изменяются будущие сельскохозяйственные животные колонии: увеличиваются в размерах, отращивают разноцветные перья или становятся на задние лапы. При этом Олли старался не обращать внимания на большие светло-серые пластиковые бочки, рядами выстроившиеся под навесами. Однажды он имел неосторожность спросить, что в них. Ответом было походя брошенное: «Отработанный материал».

Сколько ящериц было «отработано» для того, чтобы пациент Олифер О’Донохью мог получить очередную инъекцию модифицирующих вирусов? Каждый раз перед тем, как запереть его на несколько дней в герметичном боксе-автоклаве для генной модификации, ему предъявляли пяток бодреньких и здоровых рептилий, которые, по словам экспериментаторов, носили в себе следующую версию апдейта его генетической программы. В их внешнем виде не было ничего, что напоминало бы людей. Серые, зеленые, белые. В основном без перьев. Почему-то с каждым разом все более крупные.

Доза вируса. Доза активирующей его каталитической полисахарозы. Снова и снова. Все чаще и чаще. Обычно Олли не замечал никаких изменений, кроме того, что у него каждый следующий рак был новым, а те, что вылечены Агатой, больше не возвращались. И вот доктор Беринг предлагает препарат, который раз и навсегда остановит все формы рака. Универсальный. На порядок более сложный. Испытанный только на ящерицах. Олли согласился, не раздумывая.

Это было первое изменение, которое действительно изменило его жизнь. Теперь, когда новые опухоли достигали размера с горошину, иммунитет стал наращивать вокруг них плохо проницаемые оболочки из тканей, похожих на кожу. Сначала получившиеся капсулы приходилось вырезать, но следующий курс модификации сделал так, что они стали автоматически выталкиваться на поверхность тела. Все это требовало активного клеточного деления, а значит, ускоряло старение. Агата приняла и этот вызов. И вот, Олли жив до сих пор, больше полутора сотен лет спустя. Первые успехи его тогда окрылили. Он стал активно защищать свою спасительницу от критики врачей. Сама Агата никогда им не отвечала. Лишь стискивала зубы и уходила. Ему казалось, что нападки несправедливы, что медики застряли в своих закоснелых бюрократических процедурах, больше похожих на ритуалы, что они стоят на пути выживания всей колонии! Казалось ровно до того дня, когда Харуку убила первая же процедура.

* * *

Наземная база, 2550-07-19 09:35

― Как это возможно? ― Малиника открыла расшифровку генома дракона. Десятки тысяч модификаций. Сложных. Красивых. И четких, словно… «Сделанных непосредственно в этой особи?»

Улучшенная система репликации воспроизводила химерную ДНК с удивительной точностью, сохраняя все спайки и вспомогательные вставки. Обычно после внесения изменений геном чистили от этих «строительных лесов», но в драконе все было сохранено, будто стройка еще не закончена, хотя какое количество модификанта потребуется на пятнадцатиметровую тушу, трудно представить.

Недоброе предчувствие привело Малинику на вкладку с похожими геномами. Три строчки: исходный вид варановых из базы данных и два вида, обнаруженных по косвенным следам на Вудвейле. Рука предательски дрогнула, когда она переключила критерий сравнения с родственных связей на обнаруженные модификации. Порог различий выставлен очень высоким, так что список должен быть пустым.

На экран вывелась одна строчка. Что-то из новых образцов, которые Вязиницына еще не открывала.

«Вот черт!»

Открыть полный список образцов. Включить сортировку по количеству искусственных модификаций. Образец, совпадающий с ДНК Ямакавы, носителя генетического комплекса Bear, одного из сложнейших среди когда-либо созданных человечеством, находился на восьмом месте, немного уступая растениям и бактериям Винегрета. Но даже им было далеко до двух лидеров. На первой строке стоял представитель рода Varanus, на второй ― рода Homo. Дракон и абориген.

Малиника сжала губы. Потом, не выдержав, все-таки облизнула их, пытаясь подавить желание срочно связаться с Джамилем и потребовать от него снаряжать поиски. В простеньких черновиках, оставленных Ямакавой, не было параметров для генетического разнообразия людей. В моделях Арбогаста ― были.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-18 06:40

Слушать. Собственное дыхание, размеренное и спокойное. Писк медицинских приборов, ритмичный и убаюкивающий. Плеск воды. Шорох. Рэндалл, терпеливо дежурящий возле пациента, сменил позу.

Олли тоже не прочь размяться: тело затекло, несмотря на всю заботу врача.

«Волнуются, поди». Пускай. Вряд ли он потерял сознание недавно. Скорее всего, прошло несколько дней. Случившееся было из разряда редких, но для Олли уже привычных происшествий, да и Рэнд не в первый раз его откачивает. А значит, у Олифера О’Донохью есть еще немного времени, чтобы самому попробовать восстановить цепь событий, приведших к очередному инсульту. Это не всегда удавалось. Свежая информация не успевала пройти весь цикл запоминания, а записать ее в дневники Олли по понятным причинам не мог, так что обстоятельства приступов он частенько узнавал от окружающих. Беда в том, что инсульты случались только во время ярких, эмоционально насыщенных событий. Важных событий. Олли чувствовал себя совершенно беспомощным, когда не мог вспомнить ни смерть друга, ни обнаружение последнего эвакуационного рейса с выжившими, ни даже крушение Ковчега. Хотя обстоятельства некоторых приступов он помнил. Например, когда на него бросился вернувшийся из леса охотник. Это была их первая весна на поверхности, и в тот сезон они обнаружили эффекты от спор местного мха. Раньше ни у кого не было необходимости уходить в лес так надолго. У парня были тяжелые галлюцинации, и он принял Олли за какое-то чудовище. «Немудрено». После очередного раунда модификаций на всем теле Олифера, включая лицо, проступили симметричные белые линии. «Как на какой-нибудь лягухе». Одновременно с этим перестали появляться странные наросты, но узнать в получившемся человеке изначального главного инженера О’Донохью было трудно. Потом, правда, оказалось, что необычная внешность нравится детям, и следующие поколения даже стали разрисовывать себя таким же образом по праздникам. Из этого вышла одна из первых традиций Деревни, к тому же белила неплохо защищали от назойливых насекомых…

Олли понял, что его мысли уплывают от основной задачи и заставил себя сосредоточиться на последних моментах перед отключкой.

Олли помнил страх. Очень сильный. Наверное, он и стал причиной. А еще помнил Ящера. Сейчас все в Деревне называли его Ящером. Агата звала своего питомца Моделькой. Одна из десятков рептилий, из которых генетический гений доктора Беринг собрал сначала замену курицам, а потом и ездовых лепостричей. Моделька была из линии, которая использовалась для поиска человеческого лекарства от вызванных Ковчегом напастей. Сотни почти идентичных клонов. Из ящерицы нельзя сделать примата, но Агата продвинулась так далеко, как только возможно. Для этого, в том числе, приходилось делать ящериц все крупней и крупней. «А потом, после очередной модификации, одна из моделек перестала стареть». Но не перестала расти, пусть и медленно.

После этого Агата перешла на клонов этой особи. Все свои находки, перед тем как в очередной раз отправить Олли в автоклав, генетик испытывала на исходной ящерице. Получавшийся Ящер был настоящим чудом! Чего только стоили самоотрастающие глаза! Их добавили намного позже, спустя несколько лет после падения Ковчега. Ящер был тогда размером с крупную собаку. Более смышленый и игривый, чем лепостричи, к тому же единственный в своем роде, он очень интересовал всех детей. Не очень правильно оценивая свои габариты, зверь был довольно неуклюжим и потому периодически получал ранения. Особенно часто страдали глаза, и, когда однажды он умудрился за день лишиться обоих, а через неделю после восстановления вновь приплелся к хозяйке с веткой в роговице, Агата решила это исправить раз и навсегда.

На макушке Ящера постепенно формировались новые отверстия, а в них ― глазные яблоки. Потом они начинали медленно сползать вдоль лба к своим нормальным позициям, если расположенные под ними зародыши или собственно функционирующие глаза повреждались. Процесс останавливался у двух больших черных шишек в передней части морды.

Все это казалось важным. Как-то связанным с инсультом.

Ящер не нападал на людей. Он ассоциировал их запах с безопасностью. Зато ел других ящериц, сначала лепикур, а потом, когда сбежал в лес после смерти хозяйки и одичал, лепостричей. Вообще он был всеядным, с улучшенной микрофлорой для переваривания целлюлозы. Иначе его было б не прокормить. Особенно любил тыкву, и вообще все оранжевое. Находил где-то огромных оранжевых бабочек и жрал. А потом играл с оторванными крыльями…

Писк приборов изменился. Встревоженный Рэнд, похоже, вскочил со стула.

Другая экспедиция. Оранжевые катера. Человек в оранжевом скафандре. Страх. Выстрел. Олифер вспомнил.