Хозяйка Медной Горы. Часть I. Чужаки

Эпизод 7

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 06:53

На следующий день после спасательной операции

Из вязкой, не приносящей отдыха дремы Инн вырвал звук приближавшихся шагов. Ночь выдалась тяжелой. Рана на боку чужака оказалась неглубокой, но перевязать ее не было никакой возможности: мужчина оказался слишком тяжелым, и обмотать бинт вокруг торса девочка не смогла. Получилось только расправить оторванный угол искусственной кожи, покрыть кровоточащее место толстым слоем обеззараживающей мази и приладить сверху марлю в несколько слоев, чтобы лекарство не стерлось одеялом. Скорее всего, за ночь такая повязка присохнет, но ничего лучше Инн сходу придумать не смогла.

А вот задача помочь чужаку прийти в себя оказалась невыполнимой. Вроде бы прошло уже несколько часов, и взрослый организм должен был сам справиться с воздействием спор, но лихорадка не прекращалась. То ли слишком много их попало внутрь, то ли человек со звезд был к ним более чувствительным, чем большинство в Деревне. Хотя в кладовке было прохладно, чужак сильно потел. Инн накрыла его одеялом, подоткнув со всех сторон. Завернуть не получалось: не хватало размера спальника. Но главной бедой была вода. Капельница, одно из немногих устройств, производство которых сохранилось в Деревне, помогала возвращать в человека воду, снова и снова, пока вся отрава не переработается. Те, кто не получали достаточно воды, могли умереть. Инн положила голову чужака себе на колени и долго, капля за каплей, пыталась его напоить, выжимая смоченный в воде из походной бутылки бинт ему в рот. По-простому из горла или из стакана отравленные мхом пить не могут, даже если они в сознании: им сложно глотать, и они захлебываются. Обычно питье пусть не полностью, но заметно облегчало страдания, но то ли гигант как-то по-особому плохо переносил споры, то ли влитой в него воды было недостаточно на объем его тела. «Наверное, все-таки слишком много вдохнул, или долго лежал носом в мох». Первый бинт Инн потратила на то, чтобы стереть прозрачную, почти невидимую пыльцу с его лица.

Вода в бутылке почти закончилась, когда Инн поняла, что от усталости и голода у нее самой кружится голова. Поела. Попыталась уснуть, но без спальника было слишком холодно. Устроилась под боком у чужака, спина к спине, и быстро провалилась в почти такой же, как у него, тяжелый сон.

Шаги за дверью приближались.

Инн резко села и осмотрелась. Диодная лампочка так и горела всю ночь, но теперь в неприятный, изрезанный синими тенями полумрак пробивался еще и свет от щели по краю двери. Чужак, похоже, начал выходить из ядовитого забытья: перестал дрожать и дыхание выровнялось. Это хорошо. Споры мха не только вызывают лихорадку и спутанность мыслей, они еще и повреждают внутренние органы, и тогда лихорадка не прекращается сама. Девочка легонько хлопнула по огромному плечу. «Молодец. Теперь осталось выспаться, и все пройдет. Только лучше бы меня не нашли у тебя под боком!»

Покидать нагретое место не хотелось. Инн с трудом заставила себя встать на четвереньки и отползти к стене. Очень вовремя: буквально через пару мгновений в кладовку заглянул Янис.

― Так здесь и спала? ― Закатил глаза. Фыркнул. ― Дверь же не заперта!

Инн насупилась. Неужели это надо объяснять?

― Ему нужен уход и присмотр. ― Секунду помолчала. ― Но сейчас ему уже лучше.

Янис снова фыркнул.

― Спальник тебе дали!

Резким движением он сдернул с чужака одеяло и швырнул девочке. Неопределенно шевельнул бровью, увидев «заплатку» на боку. В падавшем из двери свете вчерашняя работа Инн выглядела убого и неряшливо.

Чужак никак не отреагировал, только подтянул ноги плотнее к груди, чтобы сохранить тепло.

Янис зашел за спину чужака и присел на корточки возле его головы. А потом вдруг опустил колено ему на горло.

От неожиданности и непостижимости происходящего Инн потеряла дар речи. Несколько долгих мгновений она лишь хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и завороженно смотрела, как чужак задыхается. Он лишь беспомощно дернулся в неэффективной попытке освободиться, слишком ослабший и все еще не пришедший в себя.

― За что? ― наконец смогла прошептать пораженная девочка.

Янис не ответил. Резко отпустил чужака, так же внезапно, как придавил. И ровно за миг до глубокого, судорожного вдоха что-то прижал к лицу своей жертвы.

― Не надо!

Вдох. Второй.

На третий чужак всхлипнул, словно захлебываясь воздухом, и Янис наконец убрал подушку мха от его лица. Встал. Презрительно дернул уголком рта. Вышел, оставив дверь открытой.

Инн хлюпнула носом. Ступор отступил, и она вдруг поняла, что по щекам текут слезы.

― Он же почти очнулся, ― шепот на грани срыва в рыдания.

Вытерла сопли рукавом. Достала из сумки бутылек со спиртом, капнула на ладони и принялась отматывать марлю. Ее оставалось совсем чуть-чуть, но убрать споры хватит. Снаружи раздались раздраженные голоса. Взрослые о чем-то спорили. «Лучше бы помогли». Протереть чужаку лицо. Накрыть одеялом. Подложить свою свернутую куртку ему под голову. «За что?!»

При дневном свете чужак выглядел… обычно. Да, большой, огромный даже, наверняка крупнее любого в Деревне, но вполне пропорциональный. Бледная, снова покрывшаяся испариной кожа. В синевато-белом свете лампочке был заметен неровный загар, но сейчас его почти не видно. Плоское лицо. Ершик черных, очень густых волос. Веки плотно сомкнуты, но в Деревне были люди с похожей внешностью, и Инн знала, что у всех них глаза почему-то черные. Ну или, может, темно-карие.

Ужас от пережитого потрясения начал потихоньку отступать. Девочка в последний, как она надеялась, раз швыркнула носом и устроилась в изголовье импровизированной постели. Вынула остаток бинта, промокнула пот со лба чужака.

Шрамы. Тонкие, едва заметные. В Деревне у многих были шрамы, по разным причинам: от порезов, ожогов, ссадин. Даже от открытых переломов. А Степан, говорят, в детстве с крыши на забор упал, и жердь ему плечо насквозь проткнула! Только вот таких аккуратных, ровных, почти невидимых шрамов, как были у чужака, Инн не видела ни разу. Даже у тетки Фанни после операции шов был заметнее, а ведь ее разрезали инструментами с Ковчега, Инн сама видела, какой там нож был тонкий и острый! «Как так могло получиться?» Может, он и правда не совсем настоящий?..

Но сейчас важным было не это. Девочка замерла в нерешительности, переводя взгляд со своего пациента на разбросанные вокруг предметы и обратно. Бинты кончились. Бутылка из-под воды пуста. Ей самой неплохо бы привести себя в порядок и умыться. Инн поджала губы, чувствуя, как к горлу вновь подкатывают слезы. После визита Яниса выйти из кладовки, бросив чужака одного, казалось немыслимым. «За что?!» Да за что бы там ни было! То, как взрослые обращались с этим человеком, никак не укладывалось у нее в голове. «Нужен план! Или хотя бы следующий шаг!» Единственное, что пока получалось придумать ― это горько расплакаться.

В кладовке резко потемнело: в проеме двери, почти полностью ее закрыв, появился Степан.

― Все тут сидишь? Завтрак уже заканчивается. Нам сегодня много порогов проходить, так что лучше поешь сейчас!

Инн насупилась и прикрыла глаза, надеясь, что под ресницами не будет заметно, что они красные от слез.

Степан тяжело вздохнул и шагнул внутрь. Свет из-за спины красиво подсветил его кудрявые волосы, делая чем-то похожим на Деда.

Спохватившись, Инн загородила своей рукой чужака. Уж на этот раз она не допустит никакой бессмысленной жестокости.

Степан сделал полшага вперед и присел на корточки. Инн внимательно следила за ним, но бояться его было значительно сложнее, чем Яниса. Открытое, доброе лицо. Загорелое. Нос немного шелушится. Карие, как почти у всех в Деревне, глаза смотрят укоризненно, но без ненависти. «Неужели он считает, что Янис прав?»

― Защищаешь его? ― Степан кивнул на чужака. ― Он чуть Старого не убил.

Что ж, что-то такое Инн и подозревала.

― Откуда вам знать?! Вы же не видели, что там случилось?..

― Чтобы понять произошедшее, не обязательно при этом присутствовать.

Инн секунду колебалась, говорить ли, что она следила за отрядом, но в итоге решила, что это и так очевидно.

― Я видела, как они лежали. Похоже, Ящер Хозяйки напал на них, и чужак пытался защитить Деда от удара!

Степан усмехнулся.

― Еще бы это чудище не напало! У него же костюм ярко-оранжевый. Старый говорил, что лепостричей тоже хотели такими сделать, но Ящер сжирал всех цыплят. Только вот ты видела у этого парня синяк во всю спину, а? Может, мы пропустили? Любому бы такой удар сломал позвоночник, а у этого не только все кости целы, но и ни царапины! Только и ущерба, что спорами надышался.

Степан отвел взгляд и подвигал челюстью, раздумывая, продолжать или нет.

― Все считают, что он напал на Старого. Ты же знаешь, тому и одного прикосновения хватить может. ― Помолчал. Похоже, все происходящее ему самому не очень нравилось. ― Поэтому пусть этот чужак пока лежит как есть.

Степан еще несколько секунд посидел неподвижно, вроде как приглашая идти завтракать. Инн сделала вид, что не понимает намека. Мужчина тяжело вздохнул и поднялся.

Девочка вдруг вскинула голову и посмотрела на него с внезапной надеждой.

― Принеси воды! Пожалуйста!

Степан снова вздохнул.

― Хорошо.

Вышел, оставив дверь открытой.

Инн некоторое время смотрела Степану вслед, пока чужак не вздрогнул от очередного судорожного вздоха. Его голова чуть сдвинулась со свернутой куртки, и девочка потянулась ее поправить. «Что это?!» На серой ткани остался черный крохкий порошок. Девочка растерла его между пальцев, поднесла к носу. Кровь. Холодея от ужаса, она запустила руки в волосы чужака, аккуратно, но тщательно ощупывая череп. Когда коснулась левой части затылка, тот снова вздрогнул, на этот раз от боли. Засохшая кровь, такая же черная, как и волосы, была совсем на них не заметна. Шишка под пальцами ― тоже. Кость цела, да и Рэндал бы не пропустил серьезной травмы, чего не скажешь о ссадине, особенно второпях и когда есть другой пациент, гораздо более важный.

Инн старательно раздвигала волосы, чтобы понять, насколько велика рана. Это было непросто: густоте жестких, толстых, почти как щетина, блестящих черных волос позавидовал бы кто угодно в Деревне. Царапина оказалась не такой большой, как боялась девочка, не длиннее ее мизинца, а вот синяк был обширный. «Наверное, твое тело защитил костюм, но без шлема ты ударился головой и потерял сознание». Дед настаивал, чтобы при езде на лепостричах все носили шлемы. В Деревне их делали из плотной кожи, но у чужаков защита для головы была намного лучше, почти полностью из какого-то прозрачного материала. Инн четко помнила, в каком положении лежали чужак и Дед. «Ты не пытался убить Деда, ты его защищал!»

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 07:11

Сознание возвращалось волнами. Как и всегда. Первая принесла красный свет и одно слово: «Опять».

Он не помнил своего имени. Он не помнил своего прошлого. Все, что он знал, все, что мог в тот момент осознать, это то, что происходящее случается с ним не впервые.

Со следующей волной пришел ужас. Такой сильный и всеохватный, какого приходивший в себя человек никогда до этого не встречал.

Так бояться могут только профессионалы. Смельчаки, привыкшие через свой страх переступать, причем не в глупой браваде одиночки против банды хулиганов в подворотне и не в безнадежном отчаянии, защищая своего ребенка. Видов смелости много: от спонтанных до точно просчитанных, от незаметных, как одинокий светлячок в летней ночи, до ярких, как фейерверк, от самоубийственно бессмысленных до меняющих судьбу мира. Но есть такая смелость, которая изнашивает страх, застирывает его до дыр, заставляет вылинять до совершенной бесцветности, словно старую ситцевую занавеску. Это смелость тех, чья работа ― сталкиваться с кошмарными ситуациями едва ли не ежедневно и эти ситуации разрешать. Смелость пожарных и спасателей. О, они вовсе не бесстрашны, нет, но они пугаются по строго отработанной процедуре, а на случай внезапной паники у них есть три других процедуры, так же тщательно выверенных и протестированных. А если под конкретный случай процедуры нет, они собирают ее на ходу, кроя имеющиеся и соединяя части суперклеем своего опыта.

Просыпавшийся человек знал нескольких таких. В одном только респираторе зайти в медленно заполнявшийся смесью ядовитых газов химический цех и вернуться с двумя спасенными: одну вывести, другого вынести. Выслушав получасовой ликбез по управлению квантово-гравитационным реактором, отправиться к поврежденной установке и выиграть целых десять часов для эвакуации. Две недели руководить обустройством вновь прибывших, ни на секунду не прекращая собирать осколки надежд если не в прекрасные дворцы, то хотя бы в добротные дома, зная, что, возможно, через пару дней, или даже пару часов все вновь рассыплется прахом. Буквально все, вместе с планетой. Эти люди не боятся страха, он их коллега и старый знакомый. До тех пор, пока они не теряют над ним контроль.

Волна ужаса схлынула. Это было лишь воспоминание.

С третьей волной наконец пришло имя. Олли. Олифер Дуглас О’Донохью. Главный инженер Ковчега «Вудвейл».

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 07:12

Вернона снова морозит. Бывало и хуже. Намного хуже. Но его несколько беспокоит, что он никак не может собраться с мыслями.

Обстановка вокруг меняется: становится то светло, то темно, то тепло, то холодно… Хотя это, возможно, от лихорадки. Что-то болит, но он никак не может понять, что именно. Неприятное ноющее ощущение словно гуляет по телу, вспыхивая внезапными искрами то там, то тут, но Вернон никак не разберется, где конкретно.

Он слышит голоса. Человеческие. Что-то обсуждают. Иногда спорят. Вернон не понимает ни слова.

Кажется, осталось только настоящее. Нет прошлого, и поэтому нельзя понять, что происходит. Настоящее меняется, Вернон осознает это, но зафиксировать последовательность изменений или хотя бы удержать их в памяти невозможно. Нет будущего, и поэтому никак не выходит сформулировать свои мысли, сгрести их в кучу и начать действовать.

Нет воли. Почти нет эмоций, только это смутное, свербящее ощущение неправильности происходящего.

Но это не страшно. Вокруг люди. Люди не бросят. Люди будут за него бороться и вернут его назад. Людям Вернон верит.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 07:20

Вместе с именем вернулась память о Ней.

Это очень радовало.

Каждый раз, выбираясь из инсульта, Олли что-то забывал. Когда он обнаружил это после самого первого такого происшествия, у него был шок. Он отчетливо помнил то совершенно жуткое, сюрреалистичное ощущение, когда вот он ты, Олифер О’Донохью, и вроде бы всегда таким был, но, когда люди вокруг обсуждают события, в которых ты непосредственно участвовал, ты вдруг понимаешь, что в твоей голове ничего об этих событиях нет. Чтобы справиться с этим, Олли начал вести дневники, записывая туда самое важное, то, что забыть никак нельзя.

Больше всего на свете он боялся забыть Ее. Олли не помнил, где и когда он впервые Ее встретил. Скорее всего, это было еще в другом мире, во время подготовки экспедиции. Те события стерлись из памяти уже почти полностью, не из-за инсультов, а просто за давностью лет. Остались лишь записи, сделанные после самого первого провала. Когда Олли перечитывал их, то не узнавал в написанном себя. И ненавидел того, их кто писал. Тот Олифер О’Донохью почему-то думал, что важно сохранить как можно больше сведений о той, большой цивилизации: две Монополии, шесть планетарных колоний, описание принципов общественного и политического устройства, куча разномастных исторических и научных фактов. Тогда еще были живы многие из первого поколения, и никто не мог представить, как все повернется. Тому Олли не приходило в голову сохранять себя.

Поэтому Олли сегодняшнему казалось, что Она была в его жизни всегда. Серо-синие глаза. Уверенный, успокаивающий голос. Теплая улыбка.

Очередная волна воспоминаний наконец вынесла на берег сознания Ее имя. Агата.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 07:25

Степан принес не только воду, но и завтрак: тарелку каши с горстью сушеных яблок, ― а потом и второе одеяло. Вода в закупоренной глиняной крынке: значит, из-под фильтра. Первое, что сделала Инн, как только Степан вышел, это развернула одеяло, чтобы закутать чужака получше. Он потел, и из-за этого его тело, даже такое большое, быстро теряло тепло. Девочка закусила губу. Отравиться спорами у взрослых в Деревне получалось редко: опасных видов мха около поселения было намного меньше, чем возле Ковчега, все знали, как их определить, к тому же, со временем вырабатывалась устойчивость. А вот дети с завидной регулярностью то забредали в поднятое каким-нибудь животным облачко, то падали, споткнувшись, в подушку мха. Инн и сама так падала, и потому знала, что от спор сильно потеют. Очень сильно. Не так, как чужак. «Когда он в последний раз пил?» Девочка в который раз подумала о капельнице, но на это, похоже, рассчитывать не стоит.

Вздохнула. Встряхнула серое полотно.

Пум.

На пол выпал небольшой туго набитый мешочек. «Бинты!» ― Инн радостно улыбнулась.

Укрыла вторым слоем чужака, тщательно подоткнув одеяло с боков. Быстро, почти не чувствуя вкуса, проглотила кашу. Села рядом с пациентом, положив его голову себе на колени. Провела рукой по его лбу. Холодный. Немного липкий. Посмотрела на свою ладонь. По-хорошему надо бы вымыть руки с мылом. И в туалет надо. Инн упрямо нахмурилась. Дотянулась до лежащей у стены сумки, чтобы добыть склянку со спиртом. Бросить чужака здесь одного она не могла.

Тщательно растерла по рукам резко пахнущую жидкость, еще влажными пальцами вытащила из мешочка белую тряпицу и тщательно вытерла их. Отложила грязный лоскут в сторону, взяла следующий. Окунула его в крынку с водой и аккуратно, капля за каплей, стала вливать жидкость в чуть приоткрытые губы чужака.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 10:07

«Что ты творишь?!» ― «А ты разве еще не понял?» ― Смех. Злой, нервный, на грани истерики. ― «Это корабль, Олли! Корабль, о котором ты так заботишься! Он убивает нас!» ― «Что нас точно убьет, так это выключение энергоустановки! Ты забыл, что все сколько-нибудь мощные резервные генераторы полетели при выходе из пузыря?! Отрубится все, от гравитации до регенерации воздуха!»

Олли отчетливо помнил тот разговор. Паника и отчаяние адреналином впечатали в его мозг каждое слово. Время стерло имя и лицо его собеседника, но Олли знал, что был с ним полностью согласен. Со всеми доводами, кроме одного: отключения межзвездного двигателя.

Потому что с источником энергии у них все еще был шанс выжить.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 13:01

Степан вернулся в обед. Загородил на секунду льющийся из двери свет. Шагнул в кладовку. Сел на пол прямо возле входа. Инн превентивно нахмурилась.

― Что, с утра так здесь и сидишь?

Пауза. Угрюмый кивок.

― Иди умойся.

― Нет!

― Обоссаться тут собралась?

Инн залилась краской: Степан попал в точку. Но последовать разумному совету было страшно. «Может, все теперь только и ждут, когда я выйду, чтобы добить чужака!»

Степан задумчиво пожевал губу, видимо, подбирая слова.

― Знаешь, ты права.

Инн закатила глаза, показывая, что не верит в его искренность. Но мужчина на этом не остановился:

― Нельзя так обращаться с людьми, пусть даже опасными. Но большинство на лодке в шоке и в ярости. Старый так уверенно говорил, что эти прилетевшие со звезд не опасны, ― в голосе проскользнула нотка детской обиды. Степан отвел глаза. Похоже, он и вправду чувствовал себя виноватым.

В кладовке повисла тишина. Снаружи доносились невнятные обрывки разговоров, шебуршание лепостричей и плеск реки под днищем ховеркрафта.

Степан сидел, невидяще глядя в пустоту. Прошло не меньше минуты, прежде чем желание высказаться победило смущение и он продолжил:

― Когда мы вернулись в Тихую бухту, Янис словно помешался. Решил, что этот парень, ― кивок в сторону чужака, ― не человек, а машина. Попытался даже оторвать тот синий прямоугольник у него на боку. Думал, это крышка какая-то, а под ней ― какой-нибудь маяк, по которому лодку или Деревню могут найти. И знаешь, я и сам в это поверил! Посмотри на его шрамы! Ровные, как хорошие сварные швы, ― Степан тяжело, через зубы выдохнул. ― В общем, оттащили мы Яниса, только когда кровь брызнула. ― Еще один тяжелый вздох. ― Старый это не одобрит.

Мужчина наконец посмотрел на свою собеседницу, грустно и виновато.

― Иди давай, приведи себя в порядок! Я за ним присмотрю.

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-14 15:20

«Поздравляю, Олли, ты собрал уже три из пяти маркеров», ― голос Агаты словно соткался из тиканья медицинской аппаратуры. Это было еще до драки в реакторном отсеке, не так ли?

Первые годы экспедиции все шло прекрасно: небольшие проблемы при выходе из пузыря Алькуберре были быстро забыты, и они с энтузиазмом начали изучать и заселять жизнью новый, идеально расположенный относительно своей двойной звезды мир. К моменту их прилета здесь уже существовала своя жизнь и даже одноклеточные фотосинтетики, постепенно формировавшие кислородную атмосферу. Вудвейл в очередной раз подтвердил теорию, что только пять оснований нуклеиновых кислот достаточно устойчивы для образования жизни, и генетический код «инопланетян» совпал с тем, что использовали земные организмы.

Олифер помнил, как выглядела планета до прихода людей. Серые и бурые, еще совсем пустые пятна континентов обведены контурами: колонии протогрибов, начавшие постепенно выбираться из океана. Сверху кажется, что полосы идеально ровные, но вблизи видно, что и ширина, и интенсивность цвета, да и состав оттенков разный: на более пологих и влажных местах экспансия на сушу продвинулась намного глубже, полосы шире и ярче; там же, где берег изрезанный и скалистый, линии распадаются на отдельные пятна. Зато и цветов там намного больше: белые и черные, все оттенки охристого и багрового, а иногда даже синие и зеленые. Примитивные, все еще одноклеточные, но многие уже с ядром, необычные, даже странные, эти новые организмы чрезвычайно увлекли биологов. Кое-кто из энтузиастов даже предлагал оставить планету как есть. Этот восторженный ажиотаж и жаркие споры Олли помнил смутно. Гораздо четче в его голове пропечаталось то, как изначально выглядели океаны. Если континенты по краю были разноцветными, то океаны в ответ ― ярко-зелеными. Приливные зоны и мелководья были застелены водорослями. Крохотные зеленые организмы объединялись в тонкие цепочки, которые сплетались в более толстые нити. Когда вода отходила, они подушками ложились на дно, и в такие моменты берега очень напоминали земные болота, а когда вода прибывала… Зрелище было совершенно невероятное: водоросли расправлялись, расстилались под самой поверхностью, шелковисто переливаясь в лучах двойного солнца, словно малахит. Биологи Ковчега так их и назвали: «малахитовые водоросли». Эти зеленые поля кое-где распластались на километры от берега и были видны даже с орбиты, потрясающе красивые с любого расстояния, и в микроскоп, и со скользкого от грибной слизи пляжа, и из иллюминатора Ковчега. Они и сейчас в определенные сезоны распушались вдоль побережий бескрайними зелеными коврами. «Наверное». До океана от Деревни было две недели пути. На Птичке, самом быстроходном из имевшихся в Деревне транспорте, можно было добраться за полтора дня, но если у посещений места крушения Ковчега была определенная цель, то летать к океану не было нужды. С тех пор как они потеряли Ковчег, Олли был на побережье всего пару десятков раз, и ни разу не попал в малахитовый сезон. «Может быть, после терраформации эта планета перестала быть похожей на шлифованный шарик из богатой медью породы».

Мысли постепенно приходящего в себя Олли лениво колыхались в приливе воспоминаний, как те самые водоросли. Имели ли люди право вторгаться в чужую экосистему? Ну, они же тщательно собрали коллекцию местных видов перед началом терраформации, а Агата, несравненная и гениальная Агата Беринг, искусно вплела изобретения местных видов в колонизационные. Только какое это имеет значение сейчас, когда нет ни исходной экосистемы, ни коллекции, ни терраформаторов?

Такое же состояние прострации и безразличия настигло Олифера и тогда, когда Агата выложила перед ним очередные результаты его анализов. Три из пяти маркеров опасных мутаций, вызывавших перерождение нервной системы, необычные формы рака, затем ― быструю, но мучительную физическую и ментальную деградацию, и смерть.

Вначале никто в это не верил. «Что за ерунда, законсервированные ДНК не могут сами по себе изменяться, тем более одним и тем же способом! Просто отделите брак и расклонируйте здоровые образцы с культивированием разнообразия», ― эта фраза, произнесенная высоким надменным голосом, оказалась одной из тех, что врезались в память Олли. Как и в большинстве случаев, он забыл говорившего. Помнил только свою досаду, потому что это ставило под сомнение выводы Агаты.

В таких вещах Агата не ошибалась. То, что поначалу приняли за нелепое совпадение, оказалось жуткой реальностью: каким-то образом все, что на Ковчеге имело генетический код, рано или поздно оказывалось изменено определенным образом, и если растениям и беспозвоночным это не причиняло никакого вреда, рыб и ящериц удалось починить, искусственно внедрив в их ДНК специальный восстанавливающий автомат, то для архозавров и млекопитающих подобрать такую защиту не получалось. Какие-то варианты геномов были чуть более устойчивы, какие-то ― чуть меньше, но рано или поздно случались пять последовательных мутаций, которые запускали цепную реакцию и неизбежно разрушали любые живые организмы начиная с определенного уровня сложности. «Тогда почему я все еще жив?»

* * *

Где-то в лесу, 2550-07-15 06:20

Просыпаться не хотелось. Инн давно не было так тепло и уютно, но шум на палубе настырно разгонял дрему, заставляя вернуться в реальность. Вчера она специально легла спать между чужаком и дверью, чтобы никого к нему не пустить. Янис, скорее всего, попытается повторить этот свой кошмарный ритуал со мхом, и надо бы встретить его бодрой и во всеоружии! Девочка решительно открыла глаза, попыталась откинуть одеяло и вскочить, но… Сверху и ее, и одеяло прижимала тяжелая рука. Ну, не то чтобы прям прижимала, просто лежала сверху. Видимо, за ночь она подкатилась к чужаку. Одеяла было два: одно под рукой, другое ― над. Спиной она ощущала спокойное, но очень тихое дыхание.

Инн вывернулась из-под горячей руки и со страшным предчувствием обернулась к чужаку. Бледный, с нездоровым румянцем. Дышит неглубоко, через рот. Медленный, слабый вдох и резкий выдох. Приложила ладонь ко лбу. Сухой и тоже очень горячий. «Плохо!» Что делать? Бежать к Рэндалу? Звать на помощь?!

Шорох за спиной. Дверь открылась. В спину ударил сноп солнечного света. Пахнуло речной свежестью и прелым запахом леса.

Инн резко посмотрела через плечо и мгновенно покрылась холодным потом от нахлынувшего ужаса: Янис.

В отчаянной попытке защитить девочка обняла чужака за шею. Выдавила сквозь стиснутые зубы:

― Уходи!

В ответ ― лишь тихий смешок.

Надвигающаяся тень.

Янис перешагнул через чужака. Остановился у его головы.

Неимоверным усилием Инн заставила себя поднять взгляд и посмотреть Янису в лицо. Спокойный. Чуть улыбается. Свет, отражаясь в его серых глазах, делает их словно стеклянными.

― Не надо… ― тихо, жалобно.

Янис опускает колено на горло чужаку прямо поверх ее рук. От паники темнеет в глазах. Инн что-то кричит, но сама себя не слышит. И Яниса не слышит тоже, даже если он и отвечает. Где-то глубоко внутри зарождается отстраненное понимание: никто не придет на ее крики, ни Степан, ни Рэндалл, никто из тех, кто сейчас на лодке. «Дед бы пришел!» Но Дед в коме, и неизвестно, когда выберется, а помощь нужна прямо сейчас! Попытаться раздвинуть руки, чтобы было больше пространства!.. Ну хоть чуточку!

Но она ― всего лишь девочка, ей не справиться со взрослым мужчиной.

Голова чужака тяжелая, как камень. Мышцы полностью расслаблены. Сквозь пелену паники Инн понимает, что его губы начинают синеть. «Он задохнулся. Он умирает!»

Осознание этого заставляет ее замолчать. Все, что она теперь слышит ― это бешеный, оглушающий стук собственного сердца. Удар. Еще один…

Чужак вдруг резко дернулся вверх, мощным рывком сбрасывая и мучителя, и спасительницу. Дернулся бестолково, тут же опал назад на пол. Ударился головой. Пальцы беспомощно заскребли по доскам. Глаза, в первый момент широко распахнувшиеся, стали медленно закрываться. «Желтые», ― удивленно подметила Инн. Таких глаз она не видела даже у животных, не то что у людей.

Янис, в первый момент замерший от неожиданности, удовлетворенно хмыкнул и прижал губку мха к лицу своей жертвы.

Кровь стучала у Инн в висках. На предплечьях наливались багровые синяки. Но все это было не важно, ведь чужак снова дышал!