Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ)

Глава 12. Расследую

Я ринулась в ателье с твёрдым намереньем накостылять оборотню по зубам. Но услышала лишь звон разбитого стекла. Убийца ускользнул через окно! Пани Ядвига валялась на полу в позе морской звезды, придавленная рулонами тканей с опрокинутого стола, и я с ужасом упала на колени, ища страшную рану на горле.

Её не было.

Приложив пальцы к шее женщины, нащупала бьющуюся жилку и с облегчением вздохнула. Живая!

– Слава богу! – простонала в голос и принялась тормошить модистку: – Пани Ядвига! Очнитесь! Очнитесь же!

Женщина вдруг открыла глаза и глянула на меня с первобытным ужасом, слабо пробормотала:

– Где он?

– Кто? Пани Ядвига, вы видели, кто на вас напал?

– О… оборотень! – она схватилась пальцами за мою руку – железная хватка! – Я распустила девочек пораньше, моих швей! Они всю неделю трудились без отдыха над срочными заказами… У Потоцких, знаете ли, завтра бал!

– Знаю, пани Ядвига! Я как раз к вам приехала по этому поводу…

– А потом я услышала крик – о, это был леденящий душу крик! Кричала моя служанка… Я обернулась, перед глазами что-то блеснуло… И я хлопнулась в обморок! Я всегда падаю в обморок при малейшем волнении, у меня такая конституция…

– Что блеснуло, что?! – я попыталась освободиться от её руки, но не смогла. Пришлось помочь модистке подняться и сесть на банкетку. Та жалобно скрипнула под весом пани Ядвиги, всё ещё бледной и напуганной. Я обернулась в поисках воды или хотя бы веера, чтобы привести бедную даму в чувство, но ничего не нашла. А модистка прикрыла глаза, приложила ладонь к груди и ответила с ужасом:

– Зубы блеснули, что же ещё?! Он хотел меня сожрать!

– Это был мужчина? – спросила с замиранием сердца. Подумала о Захаре. Нет, я же его крепко связала, да и Аглая присматривает…

– Я не видела, – откликнулась раздражённо пани Ядвига. – Только этот блеск…

Блеск, блеск… Зубы не блестят так ярко, чтобы запомнить только их… Если это, конечно, не зубы негра в темноте при свете полной луны! Но не думаю, что в Михайловске есть хоть один негр…

Чёрт, надо же полицию вызвать, там служаночка мёртвая лежит…

Подскочив, я спросила у пани Ядвиги:

– Я могу вас оставить на минуточку? Нужно вызвать полицию!

– Полицию? Но ведь я даже не ранена! – она вдруг осознала и прижала ладонь ко рту: – Глашка?!

– Ваша служанка, к сожалению…

Я уже не слушала рыдания пани Козловской, бросилась к выходу, старательно обогнув мёртвую девушку, и выскочила на улицу, крикнула:

– Городового! Городового зовите! Полицию! Тут убийство!

На зов появился Порфирий, бросивший лошадь, и я сказала ему быстро:

– Живо езжай в полицейское управление и привези сюда господина Городищева!

Кучер закивал меленько, тряся бородой, и заспешил обратно. А я выдохнула и вернулась в ателье. Надо всё здесь осмотреть! Мало ли, вдруг убийца оставил следы?

Присев над убитой, я подавила рвотный позыв и посмотрела на неё. На лице служанки не было ужаса. Если честно, я бы наложила в панталончики со страху, если бы увидела оборотня. А она… всего лишь удивилась. Ну как удивилась… Неприятно изумилась! И это изумление стояло у неё в глазах, широко открытых и уже подёрнувшихся белой плёнкой. Рана была похожа на рану Лалы Ивлинской. Такие же следы от клыков, такие же рваные края… А в углу раны чистый порез. Или разрыв? Нет, слишком ровный для разрыва кожи!

Блин!

Вот что меня теребило! У модистки Лалы был точно такой же порез в самом уголке раны! Вот оно, то чувство, когда что-то не на своём месте!

Обеих жертв сначала убили ножом, перерезав горло, а потом инсценировали укус оборотня.

Миленько, миленько. А главное – я была права, когда говорила, что оборотень тут ни при чём. Нужно срочно, чтобы Городищев это увидел! Он сразу поймёт, что убийцу надо искать среди обычных людей… Которые отчего-то не любят модисток.

Топот сапог за спиной заставил вздрогнуть. Я поднялась и увидела двух полицейских, которые вбежали и остановились, как вкопанные. Те же самые, что и на предыдущем убийстве. Один из них почесал в затылке, сдвинув на лоб кепи, и спросил:

– А вы опять тут? Что ж не везёт-то вам так, барышня?

– Сама в шоке, – пробормотала. Где же Городищев? А, вот и он.

Но вместо моего любимого полицейского в ателье появился серьёзный блондин с голубыми глазами. Он поджал губы, а в зрачках его заплясала искренняя радость от того, что увидел. А увидел он меня. Рот Трубина растянулся в широкой улыбке:

– Какая неожиданная, но весьма приятная встреча! Госпожа Кленовская! На месте преступления! Позвольте со всем почтением арестовать вас и препроводить в полицейское управление.

– Господин Трубин, если вы оставите в стороне нашу с вами взаимную неприязнь, то заметите, что я здесь в качестве свидетеля, – сказала ему холодно. – А вон там, в другой комнате, пани Ядвига Козловская, на которую тоже было совершено нападение. И ещё: это я спугнула убийцу, он выскочил через окно, так что сходите осмотрите это место, он наверняка оставил следы.

Повернувшись к городовому, спросила у него:

– А где господин Городищев?

– Нездоровится им, – ответил, кашлянув, мужчина. – Дома они сегодня обретаются.

– Вот же ж… – почему обязательно сегодня? Нужно идти к нему и рассказать о порезе. – А где он живёт?

– В доходном доме Поречина, – озадаченно ответил городовой, а Трубин взорвался:

– Что за блажь, Иванов?! Почему ты разговариваешь с подозреваемой?! Захотел в холодную?! Быстро в обход дома, ищите следы убийцы!

Повернувшись ко мне, добавил сладким голосом:

– И если их там не окажется, я вас арестую, госпожа Кленовская.

– Вы не посмеете, – раздался голос пани Ядвиги. – Татьяна Ивановна спасла мне жизнь, если вам это о чём-то говорит, пан полицейский!

– Благодарю вас, пани Ядвига, – сказала я ей искренне. – Если позволите, я загляну к вам по поводу платья для завтрашнего бала, быть может, у вас найдётся какое-нибудь завалящее…

– Завалящее! – фыркнула модистка так, что любая лошадь удавилась бы с досады. Пани Ядвига подбоченилась, ткнула в меня обличающим пальцем и заявила: – Для завтрашнего бала у Потоцких я сошью вам такое платье, что все дамы обрыдаются от зависти!

Потом она повернулась к Трубину и царским поворотом головы пригласила:

– За мной, пан полицейский, я расскажу вам, как было дело.

Не медля ни секунды, я выскочила из ателье и бросилась к Порфирию, который гладил Звезду по шее, приговаривая ей какие-то присказки:

– Поехали! Мне нужно в доходный дом Поречина!

– Сей секунд, – ответил кучер, качая головой. – Чтой-то вы, барыня, постоянно вляпываетесь в истории…

– Сама в шоке, прикинь, – буркнула я, залезая в коляску с его помощью. – Мадам Корнелия спокойнее жила, да?

– Прощения просим, барыня, – он покачал головой. – Не моё дело это.

Доходный дом Поречина был трёхэтажным, лет сто назад выкрашенным в светло-жёлтый цвет и настоятельно требовал ремонта. Я вошла в скрипучую дверь и наткнулась на каморку под лестницей. Оттуда на меня выползла грузная фигура, закутанная в вязаную шаль, в вязаном же платке на голове и в шляпке, которая увенчивала всё это великолепие. Старушка прошамкала:

– К кому изволите, барышня?

– К господину Городищеву, – ответила я, очнувшись от ступора. Консьержка указала наверх:

– Второй этаж, квартира номер шесть. Визиты к жильцам разрешены до одиннадцати часов вечера.

Ишь! Я только глаза закатила, чтобы высказать моё мнение, и принялась подниматься по лестнице с шаткими перилами. Квартира номер шесть была последней по коридору. Я постучала в филенку, не получила ответа и на всякий случай нажала на ручку.

Дверь открылась.

Ой, это совсем нехорошо! В любом фильме так начинаются большие проблемы с законом! По-хорошему в таких ситуациях нужно вызвать полицию, однако я решительно отмела эту дурацкую идею и вошла в квартиру. В ней было темно, душно, и пахло прокисшим бельём. Одинокая свеча горела на столе. А в кровати лежал Городищев с горлом, обмотанным шарфом, и тихонечко стонал.

– Платон Андреевич?

– Татьяна Ивановна? – удивился он. – Но… Как вы… Что вы тут делаете?

– Пришла вас проведать, как видите! – я огляделась. – Сегодня вам удалось меня удивить. Никогда бы не подумала, что такой видный мужчина живёт в таком… борделе!

– Это не бордель, это доходный дом, – он приподнялся на локте. – Простите, что встречаю вас в таком виде… Сейчас я встану…

Фыркнув, я покачала головой и ответила ему:

– Вы никуда не встанете, а будете лежать и выздоравливать. Кстати, вы вызывали врача?

– Я ходил к нашему полицейскому доктору Брому, к патологоанатому. Он подтвердил, что это обычная простуда, и стоит денёк отлежаться. Завтра я уже буду на службе.

Городищев говорил неохотно, словно лишь из вежливости сообщая мне детали своего здоровья. А я не поверила своим ушам:

– К патологоанатому?! Вы настолько не любите себя? Нет, я, конечно, понимаю, что у патанатомов нет плохих отзывов от клиентов, но не позвать нормального врача… Я была о вас лучшего мнения, Платон Андреевич.

Он хотел возразить, закашлялся и без сил откинулся на подушку, тяжело дыша. Я быстро соображала. Деньги у меня есть, вызвать врача на дом я могу. Ещё надо будет купить лекарства. Заварить чай, желательно с мёдом, приготовить что-то лёгкое, но сытное. Возможно, это лёгкое сытное лучше приобрести в трактире на углу. Прибраться – это бесценно, это я тоже могу.

– Ждите меня здесь и не смейте двигаться с постели, – строго предупредила я Городищева и вышла за дверь. Спустилась на улицу, даже не глянув в сторону консьержки. Коляска стояла неподалёку, я махнула рукой Порфирию. Он медленно подъехал, думая, что барыня закончила все свои дела. Жестоко ошибался…

– Порфирий, сейчас ты поедешь за доктором. Найдёшь любого хорошего, нормального врача, понял? И привезёшь сюда, на второй этаж, комната номер шесть.

Кучер удивился, но кивнул. Я подняла брови:

– Езжай же!

А сама направилась к трактиру, из которого слышались крики, пьяные голоса, шум. Сумерки уже подкрались к городу, растянули плотное тёмное покрывало и готовились набросить его на людей, чтобы ночь пришла на готовенькое и заявила свои права. Мужиков я не боялась, как та Красная Шапочка из анекдота: лес знаю, секс люблю. Пусть попробуют хоть подойти, получат по яйцам!

Трактир оказался не из богатых. По полу в нём была рассыпана солома, едва прикрывавшая грязь, половой в замызганном переднике глянул на меня странным взглядом, а компания за ближним столиком стихла, переглянувшись с другими мужиками. Все они выглядели, как каторжники – лохматые, бородатые, а некоторые бритые, но такого вида, будто под армяками и тулупами (в такую жару!) у них набиты купола и чёрные розы.

Но я только задрала нос и прошествовала мимо них с таким видом, будто выросла в этом трактире, а хозяин был моим родным отцом.

Вероятно, именно хозяин и встретил меня за стойкой бара. Седой и такой же лохматый, как клиенты, он взглянул на меня исподлобья маленькими светлыми глазками, засунутыми глубоко в складки век. А я улыбнулась ему, очень стараясь, чтобы моя улыбка не выглядела заискивающей, и сказала:

– Добрый вечер. Мне нужен ужин для постояльца доходного дома, который тут недалеко.

– Барышня, – пророкотал он и прочистил горло. – Ты дверкой ошиблась. Иди-ка отсюда подобру-поздорову.

– Я ошиблась? – подняла бровь. – Вы не готовите еду?

– Готовим. Но не для таких, как ты.

– А откуда вы знаете, какая я? – снова улыбнулась. – Мне просто нужен ужин. Я заплачу.

Он оглядел трактир и всех своих клиентов, потом достал из-под стойки большой стакан и очень большую бутылку, наполовину заполненную мутной жидкостью, и налил её в стакан. До краёв. Подвинул мне, подбоченился. Не поняла… Он что, хочет, чтобы я выпила вот это пойло? Интересно, сколько в нём градусов?

Не то чтобы мне было страшно.

Нет.

Просто, ну что за метод такой? Я клиент, такой же, как и остальные! А меня заставляют пить, чтобы принять заказ… Может быть, у Городищева есть плитка, чтобы приготовить хоть суп?

Да хрен. У него там едой и не пахнет, а питается полицейский, наверное, по таким вот кабакам, где его принимают за своего. Патриархат, чтоб его бабайка съел… Эх, некогда и негде искать другое заведение, поэтому…

Я взяла стакан, шумно выдохнула и сделала глоток.

Твою мать! Не меньше шестидесяти градусов! Это убийство – заставлять пить это дерьмо!

Глянула на хозяина. Он ждал. Поэтому я просто зажмурилась и выпила всё до дна. С трудом. С большим трудом.

Стакан звякнул о стойку, и я спросила, когда снова обрела возможность дышать:

– Ну, так я могу получить этот грёбанный ужин на вынос?!

Уф. Если так дальше пойдёт, я пойду танцевать и драться… Но, видимо, испытание было не окончено, потому что хозяин с бесстрастной рожей налил мне ещё один стакан.

– Нет, вы издеваетесь? – спросила, чувствуя, что самогон уже заиграл внутри. – Я просто хочу сделать заказ!

– Для этого надо доказать, что ты не из этих, – и хозяин мотнул башкой наверх.

– Я не из этих, – медленно ответила я. – Но доказать это можно и другим способом.

Он подвинул стакан поближе.

Меня убьют. Если я выпью – помру сама. А если нет – пырнут ножиком и выбросят на задворках! Я прочитала это в глазах хозяина… А и пофиг, помирать так с музыкой! Взяв стакан, я широко улыбнулась и резким жестом выплеснула содержимое в лицо хозяину.

Он заорал от неожиданности и схватился за глаза одной рукой, второй потянулся за ножом, который лежал неподалёку, но я предвидела это и запустила в эту сторону тяжёлым стаканом. Хозяин выругался и хотел было схватить меня за горло. Такой жест не был для меня в новинку. Прямого доступа к яйцам у меня не оказалось, пришлось импровизировать. Я нырнула в сторону, уйдя от скрюченных пальцев, и схватила мужика за предплечье, а потом со всей дури шибанула локтем о стойку.

– Ух ты ж, ё… – только и сказал хозяин, ухватившись за локоть, который вывалился из сустава. А я, тяжело дыша, спросила:

– Так я могу заказать?

Он не ответил, зыркнув злобно. А сзади меня раздался молодой хриплый голос:

– Гринька, собери-ка леди горячий супец да капустки квашеной с погреба подними.

Я обернулась, горя желанием накостылять ещё кому-нибудь по шее, и увидела парня с широким загорелым лицом, усеянным рябушками, и весёлыми серыми глазами, одетого в какой-то незамысловатый крестьянский наряд. И парень этот шёл ко мне танцующей походкой человека, у которого в жизни всё тип-топ.

– С кем имею честь? – холодно спросила, глядя ему прямо в глаза. Есть такой приёмчик – смотреть в одну точку на переносице, тогда у собеседника будет впечатление, что ты спокойна и уверена в себе. И этот купился, поднял брови удивлённо, потом поймал мою руку и склонился над ней, имитируя поцелуй:

– Дмитрий Полуянович, весьма рад знакомству, пусть и при таких необычных обстоятельствах.

Я покачала головой, ответила колко:

– Полагаю, вы и есть истинный хозяин сего милого заведения?

– Что вы, сударыня, я всего лишь клиент, как и остальные здесь присутствующие господа.

Господа переглянулись и громко заржали. Да уж, не про них будет сказано… А мой новый знакомый фыркнул в сторону хозяина:

– Демидушка, а что, болит локоток-то?

Тот пробурчал что-то, баюкая покалеченную руку, и потянулся за «обезболивающим» – за бутылью мутного самогона. Дмитрий крикнул:

– Гринька, а ну метнись за доктором по быструхе! Твоему хозяину подлечиться надобно. – И ко мне обернулся, подхватил под локоть: – Я не расслышал, как вас, сударыня, звать-величать. Пойдёмте-ка за столик упадём.

– Татьяна Ивановна я, – ответила тем же тоном, что и «Марфа Васильевна». Похоже, я попала на смотрящего – авторитетного бандита… Что ж, пока не знаю, повезло мне или не очень, но горячий ужин для Городищева я получу. Это уже хорошо. За столик с Дмитрием я присела. Нам тотчас подсунули рюмки с графинчиком, тарелку обалденно пахнувшей квашеной капусты и пресных лепёшек. Я ухватила пальцами горстку капусты и предупредила бандита: – Пить не буду, уж простите.

– Это отчего это? Брезгуете, Татьяна Ивановна? – прищурился он.

– Нельзя на понижение, – фыркнула. Самогон уже играл внутри, мне стало весело и почти не страшно. – Градус надо повышать, а не то завтра будет день горьких воспоминаний.

Несколько секунд Дмитрий молчал, пристально разглядывая меня, и это были самые долгие несколько секунд в моей жизни. Потом он обернулся к остальным, притихшим, и громко довольно заявил:

– Наш человек!

Налил в рюмку водки, махнул её в рот и закусил капусткой. Спросил великосветским тоном:

– А что же вы, драгоценная Татьяна Ивановна, забыли в нашей глуши? Заблудились? Аль по делу?

– Больного друга навещала, – с достоинством ответила я. – Ужин для него вот хотела купить, а меня так неласково встретили.

– Друга-а-а, – протянул Дмитрий. – Вот как, у вас и милый друг имеется…

– Ну извините, – кокетливо улыбнулась я. – Так уж случилось.

– Ладно, я не сержусь, – он даже откинулся на спинку стула, великодушно прощая мне неизвестно что.

Дверь хлопнула, закрывшись за вошедшим в трактир человеком в чёрном с красивой тростью в руке. На его голове неловко сидел тёмный потрёпанный цилиндр, а усы порыжели от табака. Человек поднял повыше кожаный саквояж и кивком спросил что-то своё у Дмитрия. Тот кивком же указал на стойку, за которой пил уже третий стакан обезболивающего хозяин. Так же молча, без единого звука, доктор прошёл туда, одним ловким движением вправил локоть, вызвав вопль боли у старого хрыча, и поклонился, придержав цилиндр на башке.

– Какой хороший врач, – с ехидцей умилилась я. – И быстро пришёл… Дмитрий, могу ли я просить вас одолжить сего господина, чтобы он полечил моего друга?

– Татьяна Ивановна, – смотрящий растянул губы в улыбке, а глаза остались цепко-серьёзными, – да разве я могу в чём-то отказать женщине, которая сумела окоротить старого волка Демида?! Матвей Антоныч, сокол мой, сходишь с вот этой леди туда, куда она скажет, и вылечишь человека, на которого она укажет, понял ли ты меня?

Доктор снова поклонился, светлыми рыбьими глазами ощупав мою фигуру с ног до головы. Стало неуютно, но всего лишь на миг. Взглядом не убивают, взглядом не калечат, от взглядов мне ничего не будет. А сделать со мной этот странный врач ничего не посмеет. Не пойдёт против смотрящего…

Наверное.

Расторопный половой притащил глубокий поднос с жестяными кастрюльками, с хлебушком и чайником, из носика которого вился пар. Я поднялась с милой улыбкой:

– Благодарю вас за угощение, Дмитрий, мне пора. Сколько я должна за ужин?

– Оставьте, это от заведения, – смотрящий медленно поднялся, склонив голову. Но я решительно достала из сумочки мелкий билет, положила на стол:

– Этого будет достаточно?

– Более чем, – Гринька стрельнул взглядом на Дмитрия, тот стрельнул бровями, и половой мгновенно смёл бумажку со стола в карман передника. А смотрящий ввинтил свои зрачки в мои глаза и сказал с лёгкой улыбкой:

– Что ж, Татьяна Ивановна, встретимся ещё. Приятно было. Гринька, отнеси поднос до места!

Я вышла из трактира с эскортом. Доктор постукивал о булыжники мостовой своей тросточкой, а половой мурлыкал под нос простенькую мелодию. Оглянувшись на трактир, я вдруг ощутила могильный холод. Осознала, чего избежала каким-то чудом. Меня могли избить, изнасиловать, убить… Если бы не симпатия (странная и подозрительная) смотрящего с весёлыми хитрыми глазами. Но эта история точно не закончена.

Мой опыт подсказывал мне, что за услугу меня обязательно попросят что-то сделать.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Пока нужно подлечить Городищева, накормить и убраться в его берлоге.

Втроём мы поднялись по лестнице, а консьержка проводила нас весьма неодобрительным взглядом. Половой решительно отказался отдать мне поднос, бурча:

– Велено до места, значицца до места.

Доктор молчал.

Он заговорил только тогда, когда вошёл и увидел пациента. Половой поставил ужин на стол и испарился, прикрыв за собой дверь. А Матвей Антоныч снял цилиндр и вежливо поклонился, сказал:

– Ну, вот и встретились, Платон Андреич.

– Какими судьбами, Баронов? – выдохнул Городищев, приподнявшись на локте, и снова закашлялся от усилия.

– Лечить вас пришёл, – коротко ответил доктор и поставил саквояж на стул. – Симптомы? Кашель сам вижу, горло?

– Болит.

– Оголите грудь, мне нужно послушать дыхание.

Городищев выразительно посмотрел на меня и сказал смущённо:

– Татьяна Ивановна, мне бы не хотелось… Быть может, вы… Баронов, подвиньте ширму!

Мне стало смешно. Фыркнула:

– Господин Городищев, я вас умоляю, чего я там не видела! Доктор, не слушайте его, приступайте.

Доктор пожал плечами и приступил. Вид голой груди – мускулистой и слегка волосатой, чуть-чуть, лёгким тёмным пушком – отчего-то взволновал меня до глубины души. Я поняла, что сегодня ночью останусь здесь, буду поправлять больному одеялко и поить его чайком, чтобы словно невзначай касаться его кожи и вдыхать её запах. Мой, сегодня он только мой…

– Итак, что мы имеем, – сказал доктор задумчиво. – Ярко выраженная двусторонняя пневмония. Платон Андреич, вам бы в больничку… Или вас полечить камнями?

– Камни, конечно, краденые! И вы предлагаете мне, полицейскому, пользоваться криминально добытыми артефактами! – скривился Городищев.

– Я не поняла, Платон Андреевич, – вмешалась, вспомнив, как мадам Корнелия избавила меня от головной боли и тошноты. – Пневмония – это не шутки! Камни вас вылечат? Отлично. Доктор, давайте камни.

– Вы не понимаете, Татьяна Ивановна, – упрямо повторил Городищев. – Я не имею права…

Долгий тягучий кашель прервал его на полуслове. Я воспользовалась заминкой и махнула доктору, чтобы вытаскивал свой ассортимент лекарств, присела к Платону Андреевичу, взяла его за руку:

– Послушайте меня. Иногда надо оставить в стороне свои принципы, и сейчас именно такой момент. Краденые, не краденые – для меня никакой разницы.

– Для меня есть!

– Для меня важнее ваше здоровье. И не спорьте, иначе придётся вас связать и вылечить насильно.

Он пробормотал, сдаваясь:

– Когда я вас встретил впервые, понял – вы можете и связать, и вылечить насильно… И даже насильно осчастливить.

– Вот и хорошо, – жизнерадостно ответила я, вставая. – Доктор, прошу, больной готов.

Колдунство с камнями оказалось простым до невозможности. А мне удалось подсмотреть, какой у Городищева прекрасный натренированный торс – почти с кубиками пресса! Доктор положил несколько невыразительных тусклых голышей туда, где под мышцами скрывались лёгкие, прижал их ладонью раз, другой, постучал по каждому, внимательно прислушиваясь к звуку. Потом обернулся:

– Соблаговолите подать мне чистую салфетку.

Соблаговолить-то я соблаговолю, а где мне её взять? Салфетку! Ещё и чистую… Два шага к шкафу, и я распахнула створки. Брюки, рубашки, сорочки, нижнее, о боже господи, бельё… А вот и полотенца. Немного, штуки три. Мда, а жених-то без приданого!

Я подала одно из полотенец доктору и застыла, глядя ему через плечо. Накрыв камни тканью, Баронов отступил, нахлобучил на голову свой дурацкий цилиндр и сказал:

– Вот и всё. Через пару часов больному станет легче. Моя работа закончена.

– Сколько я вам должна? – спросила тихо, но доктор качнул головой:

– За всё уплочено. Прощайте.

Когда он ушёл неслышными шагами, я присела на край кровати и улыбнулась Городищеву:

– Ну вот, Платон Андреевич, пора выздоравливать.

Он поднял на меня взгляд – тёмные глаза смотрели цепко и пристально, как всегда – и ответил:

– Благодарю вас, Татьяна Ивановна, за всё, что вы сделали для меня. Торопитесь домой, уже поздно! Надеюсь, вы взяли экипаж?

«Платоша, я ваша навеки!»

– Напрасно вы надеетесь от меня избавиться! – фыркнула. – Я останусь бдить, чтобы вы случайно не прервали лечение и не отправились танцевать на крыше!

Горожу такую чепуху, что самой страшно… Но Городищев неожиданно улыбнулся – так ласково и благодарно, что я вся растаяла. И услышала:

– Вы ангел, Татьяна Ивановна, но понятия не имею, за что мне вас послала богиня.

– За все ваши прегрешения, – рассмеялась, чтобы не слишком умиляться. – Поспите немного, а когда проснётесь, я буду здесь, рядом.

Даже если меня погонят пинками, не уйду.