Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ)

Глава 11. Схожу с ума

3 дня спустя

– Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… О-о-о, мадемуазель Евдокия, не махайте так руками, вы не на ярмарке, а в благородном салоне! Мадемуазель Аглая, слушайте ритм, ведь я не прошу многого!

Я фыркнула, глядя, как мсье Белласти – худощавый, высокий и очень смуглый молодой человек с шапкой кудрявых волос и пронзительными чёрными глазами над орлиным носом – вновь и вновь пытается обучить моих девиц танцевать вальс. Получалось только у Анны, а Настасья если и уступала ей, то ненамного. Авдотья с Аглаей бились над ритмом, а Пелагея постоянно наступала на ноги партнёрше.

Мсье Белласти воздел руки к потолку и взвизгнул:

– Стоп, стоп, стоп!

Музыка стихла, все уставились на учителя танцев. Он схватил свою трость с набалдашником в виде кошачьей головы и постучал ею по полу:

– Медемуазель! Вы ужасны! В пансионе последняя семилетка умеет танцевать вальс лучше, чем вы!

Спохватившись, он поклонился Аннушке:

– Я не говорю о вас, ma chère*, вы великолепно танцуете! А вы, все остальные – бездарные глупые курицы!

* ma chère – (фр) моя дорогая

Я встала с кресла:

– Мсье Белласти, не думаю, что обзывать девушек – это хорошая стратегия. Давайте закончим на сегодня, подумайте над планом обучения.

– Chère госпожа Кленовская! – учитель танцев показался мне оскорблённым. – Какая стратегия?! Мы не на войне! Мы в салоне! Эти курицы своими огромными лапами отдавят ноги всем господам! Вы этого хотите?

– Я хочу, чтобы все девушки прилично танцевали все современные модные танцы, не зацикливайтесь на вальсе. Всё, я должна вас оставить, у меня встреча со сценаристом.

– С кем? – удивился мсье Белласти, но я отмахнулась:

– Не важно. Девушки, когда пообедаете, займитесь шторами. Я вернусь к вечеру и проверю. Ах, да, Аглая! Подойди.

Она приблизилась, виновато глядя в глаза, и пробормотала:

– Ну не умею я танцевать… Уж простите!

– Я не об этом. Сегодня привезут новую вывеску, проследи, чтобы Захар прибил хорошенько!

– А ему нездоровится, – она мотнула головой куда-то вглубь салона. Я встревожилась:

– Что с ним?

– Я не сестра милосердия, – пожала плечами Аглая. – Лихорадит его. Девчонку тоже.

– А ну, пошли, – я развернулась и потопала по лестнице наверх, где Захару с дочкой выделили комнату. На втором этаже заведения было сумрачно и всё ещё сыровато, хотя я распорядилась открывать все окна и двери днём. Мы выбросили потёртые ярко-алые половики, сняли плюш с дверей, Захар даже ободрал старую краску и заново покрасил всё дерево галереи. Стало лучше, но работы было ещё много.

В маленьком закутке у лестницы пахло неожиданно и странно. Мокрой псиной. Захар был плох – он метался на постели, то и дело рыча. Его лицо блестело от пота. Катя лежала рядом, зарывшись в лоскутное одеяло, и дрожала от озноба. Стук её зубов показался мне чем-то ирреальным. Но только на секунду. В следующий момент я уже крикнула Аглае:

– За врачом, быстро!

– Дорого врача-то… – начала было она, но я рявкнула:

– Плевать!

– Не надо врача… – слабо простонал Захар. Я присела рядом, приложила ладонь к его лбу. Пылает! Не меньше сорока температура!

– Как не надо? Ты же болен, тебя нужно лечить. И дочь твоя тоже заразилась…

– Кто здесь? – спросил Захар, окинув невидящими глазами комнату. Я оглянулась:

– Никого, только я.

– Закрой дверь.

Странный он какой-то… Зачем? Но поднялась и дверь притворила. Вернулась к Захару и взяла его за руку:

– Мы дождёмся врача, и он выпишет тебе лекарства. Ты скоро выздоровеешь…

– Нет! Это не лечится лекарствами… Я…

– Что?

– Я… И Катенька… Мы…

– Да говори же!

– Вы не сдадите меня в полицию, барыня? – вдруг жалобно спросил он, глянув осмысленно. Я нахмурилась:

– С чего бы? Ты что-то сделал… нехорошее?

– Нет! Клянусь, нет! Всем самым дорогим клянусь… Дочкой клянусь!

– Не клянись ребёнком, – остановила я его. – Лучше говори всё, как на духу.

– Полнолуние, барыня… Ночью полнолуние. Кровь кипит… А обращаться нельзя… Никак нельзя!

– К кому обращаться? – не поняла я, а лицо Захара вдруг расплылось, собралось снова в лицо. Я протерла глаза, не веря им, и увидела, как щетина на его щеках растёт. Растёт! И превращается в шерсть…

Обращаться не к кому, а в кого!

– Ты оборотень? – глупо спросила я.

– Один из последних… – рыкнул он и напрягся. Щетина медленно втянулась в кожу. Катя застонала рядом, и я обернулась к ней. Бледное личико её вытянулось и стало каким-то звериным… Никогда такого не видела! Бедный ребёнок! Как Захар мог сделать такое с собственной дочерью?

– Как? Как? – только и могла спросить я, растерянно хлопая глазами.

– Никому не говорите, барыня… Нас убьют, как убивали наших… Оборотень повинен смерти на месте!

Я вскочила с кровати, попятилась к стене. Оборотень! Значит, Городищев был прав, и Лалу Ивлински убил оборотень? Быть может, даже Захар… Но зачем Захару убивать модистку? А зачем оборотни убивают? Зачем убивают маньяки? Можно ли оборотня сравнивать с маньяком?

О чём я думаю?!

– Мамочки… – пробормотала я, глядя, как щетина то появляется, то исчезает. Захар явно боролся с «болезнью», но она, похоже, брала верх. – Что делать-то?

– Верёв-вку… – прорычал Захар. – Свяжите меня!

– Связать?

– Да! Крепко!

– А Катю тоже? – я боязливо глянула на девочку, но она лежала с закрытыми глазами и стиснутыми зубами, колотясь в ознобе. Захар помотал головой:

– Нет, зов луны еще не властен над ней, как надо мной… Бегите за верёвкой да побыстрее! Я в полнолуние за себя не отвечаю!

Где найти верёвку? Я заполошно бросилась из комнатки, наткнулась на Данилку и схватила его за руку:

– Мне нужна длинная крепкая верёвка!

– Да где ж я…

– Быстро!

– Лады, щас найду, – озадаченно буркнул парнишка и побежал вниз по лестнице.

А я вздохнула несколько раз, чтобы немного успокоиться, и вернулась к Захару.

Интересно, он способен нас всех убить?

Верёвку Данилка притащил быстро. Освоился парнишка в заведении, привязался к девушкам, но больше всего – к Захару. Видимо, его отец-угольщик не уделял мальчику внимания. Поэтому вместе с верёвкой Данилка просочился в комнату и, увидев шерсть на лице Захара, зажал вскрик ладонью, спросил невнятно:

– Что это с ним такое?

– Он болен, – коротко ответила я и взяла крепкую бечёвку, тронула охранника за плечо: – Захар, я свяжу тебе руки, хорошо?

– И ноги, – прорычал он. – Примотайте меня к кровати. Дайте что-нибудь прикусить, чтобы я не выл.

– Я сделаю всё, что в моих силах.

Верёвка оказалась достаточно длинной, чтобы я смогла сделать из большого мужчины хорошо обмотанную сосиску. Оглядевшись, я взяла со стола салфетку, туго свернула её в рульку и сунула в рот оборотню. Захар вцепился в ткань вмиг отросшими клыками и глухо застонал. Стон перешёл в вой, но салфетка заглушила его. Катя смотрела на отца с ужасом, в глазах её стояли слёзы. Я не знала, как утешить её, поэтому сказала неловко:

– Всё будет хорошо, Катюша, не бойся.

– Со мной всё так же произойдёт? – спросила она дрожащим голосом. Я присела рядом с ней, обняла горячее тело в ознобе и просто закачала, ничего не ответив. А что я могла сказать маленькой девочке, единственное родное существо которой мучится от того, что оно есть по своей сути?

В комнату заглянула Аглая, зыркнула на Захара, бросила мне:

– Порфирий вас дожидается, грит – ехать пора.

– Да, но я не могу оставить их, – растерянно ответила я.

– Я присмотрю, – взгляд Аглаи стал тяжёлым, странным. Я нахмурилась:

– Ты не знаешь, что с ним.

– Знаю. Видала в детстве.

– Да?

– Идите, мадам, я справлюсь.

Она даже рукой махнула, прогоняя меня. Я взглядом спросила у Кати разрешения, и она кивнула. Что ж, раз так…

– Никому ни слова о том, что здесь происходит! – веско сказала я обоим. Данилка закивал, прячась за Аглаю. Девушка отвела взгляд. Ох, не к добру это, не к добру! Но не ехать к Лябинскому я не могла! Я уже договорилась, что он будет писать сценарий моего сериала, и сегодня мы должны работать над пилотной серией. Пилотная – самая важная! Нельзя промахнуться ни с героями, ни с событиями!

– Аглая, – повторила я с нажимом. Она кивнула, сдаваясь:

– Да не скажу я, не скажу. Жалко их…

– Всё, я уехала.

Порфирий ждал меня в коляске. Кобыла с гордым именем Звезда обречённо отмахивалась хвостом от мух и слепней, трясла головой. Мой кучер о чём-то тихонько с ней беседовал, а лошадь прядала ушами, ловя его слова. Я села в коляску, не дожидаясь, пока он мне поможет, и велела:

– К Лябинскому.

– Как прикажете, барыня.

Но до литератора мы не доехали.

Когда лошадь ступила на булыжник площади перед церковью, прямо под её копыта с диким мявом бросилась откуда-то большая чёрная кошка. Звезда заржала, как дурная, прижала уши и взяла в галоп, не обращая внимания на ругань Порфирия. Коляска подскочила на камне, моего кучера выбросило на мостовую, а я, вцепившись в поручень, заорала от ужаса, видя перед собой вместо широкой спины круп кобылы с болтающимися по сиденью поводьями. Звезда несла нас, не разбирая дороги, и я невольно зажмурилась. Умирать страшно и так не хочется!

Мамочки!

Резкий рывок, испуганное ржание лошади, и коляска стоит. А я… Я открыла глаза и увидела, что Звезду схватил под уздцы всадник на прекрасном коне – белом с длинной гривой. А мужчина, не выпуская повод моей лошади, приблизил коня ко мне и спросил взволнованно:

– Вы в порядке, сударыня?

– Д-да, б-благодарю вас, – запинаясь, сказала я. Дыхание сбилось, корсет давил на грудь, и я поняла, почему барышни часто падали в обморок. Как тут не упадёшь, если такой красивый мужчина спас тебе жизнь и теперь смотрит участливо своими шикарными серыми глазищами! А как одет, как одет! Костюм-тройка приятного тёмно-синего цвета, цилиндр в тон, перчатки, бежевый шейный платок… Явно богач! Даже всколыхнулось нечто в душе – ох, я бы с ним покутила где-нибудь…

Но к коляске уже бежал Порфирий, ахая и причитая, кланяясь моему спасителю, маша руками на кобылу. Подскочив ко мне, упал в ноги:

– Барыня, прощенья просим, накажите, не сумел сдержать проклятущую кобылищу!

– Всё в порядке, Порфирий, не волнуйся так, – я улыбнулась через силу, только сейчас понимая, какой беды сумела избежать благодаря незнакомцу. Тот бросил повод Звезды кучеру и, глядя мне в глаза, коснулся пальцами полей цилиндра:

– Рад, что вы в целости и сохранности, сударыня. Позвольте представиться – Сергей Павлович Черемсинов. Только сегодня приехал из Алексбурга на лето в своё поместье.

Он смотрел на меня с лёгкой улыбкой, и я сообразила, что нужно перестать пялиться на него и представиться в ответ. Вспомнив фильмы и сериалы, я протянула ему руку тыльной стороной вверх и сказала:

– Татьяна Ивановна Кленовская. Премного благодарна вам за спасение.

– А я, Татьяна Ивановна, благодарен судьбе за то, что она позволила мне познакомиться с вами, пусть и таким необычным способом.

И поцеловал мою кисть. Потом наклонился чуть ниже, сказал тоном, исключающим отказ:

– Позвольте пригласить вас в ресторацию. Никогда себе не прощу, если вы сейчас уедете и исчезнете навсегда!

Мне стало смешно, но я постаралась не показать этого. Как будто мы в городе-миллионнике! Да в этом Михайловске всего-то жителей тысяч пять. Или даже меньше! Откуда эта трагичность? Черемсинов любит театр? Или она свойственна всем праздным богачам этого мира этой эпохи?

Черемсинов, что-то знакомое… Я уже слышала эту фамилию и совсем недавно. Но от кого?

Решение надо было принимать быстро, ибо Сергей Павлович смотрел нетерпеливо. Ничего не случится, если я поужинаю с этим милым мужчиной, который спас мне жизнь, а потом уже поеду к Лябинскому. С Черемсиновым надо познакомиться обязательно и пригласить его на открытие моего салона! Он при деньгах, это сразу видно, да и театральность – его стихия. И я велела Порфирию:

– Припаркуйся тут… То есть, подожди меня. Сергей Павлович, я принимаю ваше приглашение. Где находится ресторация? Я совсем недавно в городе.

Черемсинов спешился и протянул мне руку:

– Прошу вас, Татьяна Ивановна. Здесь, на площади, расположено вполне приличное заведение, его держит сын бывшего крепостного моего почившего отца.

– Вот как, – ответила я сдержанно, выстраивая в голове логическую связь. Крепостной папаши Черемсинова выкупил свободу и замутил ресторанчик на главной площади. Очень интересно – где же он взял столько денег?

– Да, я часто ужинаю у него, когда приезжаю в Мишель.

Ага, Мишель. Он называет городок так же, как и мадам Корнелия. Это секта какая-то? Или Черемсинов был знаком с мадам, заходил к ней в заведение?

– А вы, Татьяна Ивановна, приехали в гости или решили у нас поселиться?

Неожиданный вопрос. Мы шли к ресторации прогулочным шагом, конь Черемсинова фыркал за спиной, шумно вздыхая, и я тоже вздохнула, подбирая слова:

– Дело в том, что мне пришлось взять на себя ответственность за… одно симпатичное заведение в городе и переделать его в музыкальный салон.

– Что вы говорите?! – изумился Сергей Павлович. – Так вы деловая женщина? Вот уж никогда бы не подумал! Музыкальный салон! Я очень люблю музыку, знаете ли. И театр! О, я поклонник театра! Не собираетесь ли вы ставить пьески?

– Собираюсь, – улыбнулась довольно. Оп, ещё один клиент найден! Теперь можно и поужинать со спокойной душой.

В ресторации к нам подбежал половой в длинном переднике, отвесил низкий поклон и залебезил:

– Господин граф, какое удовольствие видеть вас снова в нашем заведении!

– Благодарю, Фёдор, найди-ка нам тихий столик.

– Прошу вас, извольте, сделайте удовольствие, – рассыпался бисером Фёдор и поспешил к столику на двоих у окна. Задвинул за мной кресло, пихнув его под колени, и снова поклонился:

– Меню изволите?

– Нет, принеси-ка нам лучшее шампанское вино, которое есть в погребе, к нему супца с лапшой и эскалопов, – распорядился Черемсинов.

– Сей секунд, господин граф!

Отвесив третий поклон, половой убежал. А Черемсинов взглянул на меня с улыбкой:

– Итак, госпожа Кленовская, расскажите мне побольше о себе. Откуда вы приехали в Мишель?

– О, из одного очень большого и очень далёкого города, – сказала я тем тоном, который решила больше никогда не использовать. Тоном для клиентов. Но Черемсинов не клиент, я завязала…

Запуталась, сама себя запутала. Улыбнулась ему ослепительно и, прежде чем он запротестовал, спросила в ответ:

– А вы, господин граф, наверняка приехали из Алексбурга?

Ляпнула наугад, вспомнив разговор с Потоцкими, и попала. Граф наклонил голову, ответил:

– Вы угадали. Я живу там большую часть зимнего сезона и приезжаю в родовое поместье только на лето. Здесь немного скучно, но дела имения требуют моего вмешательства хотя бы раз в год.

– У вас большое поместье?

– Самое большое в окрестностях Мишеля. Если, конечно, не брать в расчёт земли Потоцких.

– О, вы знакомы с Елизаветой Кирилловной? – обрадовалась я.

А вот Черемсинов удивился:

– Вы тоже с ней знакомы? Каким образом? Потоцкие не водят дружбу с… разночинцами.

Ах вот даже так? А ты, демократичный мой, водишь?

Но вслух этого не сказала и постаралась не моргнуть при слове «разночинец», смысл которого от меня ускользнул. Сказала:

– Мы познакомились при необычных обстоятельствах, и Елизавета Кирилловна даже пригласила меня на бал в пятницу.

– Что вы говорите! Тогда мы обязательно увидимся завтра на балу, – улыбнулся Черемсинов. А я переполошилась:

– Завтра? Как завтра? Пятница уже завтра?

– Совершенно верно, любезная Татьяна Ивановна! Сегодня с утра был четверг, а значит, завтра будет пятница.

Какой ужас! Ужас, кошмар! Я ведь собиралась поблистать на балу у Потоцкой, чтобы собрать все сливки общества на открытии музыкального салона! И забыла, замоталась, выпустила из виду, и платья у меня нет, и к кому обратиться, я не знаю!

Ядвига.

Мне нужно срочно ехать к пани Ядвиге и выцарапать у неё самое прекрасное платье, которое есть в её ателье! Но придётся оставить Черемсинова… А-а-а, как быть, что делать?! Я встала, и граф поднялся следом. Заполошно всплеснула руками:

– Сергей Павлович, я забыла! Понимаете? Я забыла, что бал в пятницу, а я не готова! Мне нужно срочно… Извините! Мы обязательно поужинаем с вами в другой день!

И выбежала из ресторации, оставив ошеломлённого графа смотреть мне вслед. Нет-нет, я всё делаю неправильно! Он бог знает что подумает обо мне, а я не смогу даже оправдаться… Я же не могу сказать, что меня перенесла сюда из другого мира сумасшедшая старуха, хозяйка франшизы борделей…

Порфирий почти не удивился, когда я появилась на площади, высматривая его, и подогнал ко мне коляску, спрыгнул и подал руку, помогая сесть:

– А что ж, барыня, не отужинали?

– Мне нужно срочно к пани Ядвиге! Завтра бал у княжны Потоцкой, а у меня нет платья!

– У-у-у, – протянул кучер, забираясь на своё место. – Чичас мы рысью! Н-но, Звезда, голубушка!

Звезда не заставила себя упрашивать и затрясла нас по мостовой. Вцепившись в поручень, я напряжённо вспоминала, обещала ли мне пани Ядвига платье помимо того, что я заказала на открытие салона, и мне всё время казалось, что обещала. А ещё я ужасно хотела нажать на педаль газа, чтобы коляска двигалась быстрее… Страдала от невозможности сделать это. И нервничала.

Бал! Мне нужно попасть на этот бал и быть там самой красивой! Не просто красивой, а сногсшибательной! Пани Ядвига не ведьма, а было бы здорово, если бы она смогла мне сшить платье меньше, чем за сутки…

На улице Язовенной народу было совсем немного. Во всяком случае, проехать нам дали быстро, и у дома модистки я выскочила из коляски, не дожидаясь помощи Порфирия. Подумала мельком, что пани Ядвига снова пожурила бы меня за суфражизм, но отбросила эту мысль. Плевать, ей-богу! Я не могу жить так же медленно, как все эти люди. Я привыкла к другому ритму – быстрее, быстрее, быстрее!

Я не стала стучать или звонить. Просто ворвалась в ателье и бросилась сразу же в главную комнату. Споткнулась. Глянула под ноги и с ужасом заорала: на полу лежала девчонка-служанка с разорванным горлом, а вокруг было море крови…

Дежа-вю.

И быстрые шаги где-то невдалеке – кто-то бежал.

Оборотень!

– Пани Ядвига! – крикнула я. О нет, если съедят ещё и эту модистку, этого я убийце не прощу никогда!