Mama, just killed a man,
Put a gun against his head,
Pulled my trigger, now he’s dead…
Разбудили меня методом крупноамплитудной вибрации. Я спросонья попробовал дать в хлебало. Военсталкер увернулся, но трясти меня перестал.
— Вставай, собирайся и на завтрак. На всё — двадцать минут. Потом — к начальству, помещение 11. Куришь?
— Нет.
— Значит, будешь жрать на три минуты больше. Не опаздывать.
Есть у меня любимый кошмар, ребята: что какие-то гады решили вернуть меня в армию. Раньше он снился мне часто, теперь — раз в полгода, но чтоб он вот так сбылся наяву…
Кстати, похмелья — ноль. И это при том, что ночью, если кто не просек, я был вообще за гранью! А похмелья — ноль. Воздушный поцелуй вам, изготовители «Слезы Комбата»…
Умылся в полный профиль — так, чтобы можно было использовать оба полотенца. Не простаивать же инвентарю!
И всё делал не торопясь. С удовольствием.
В результате, когда я уже покончил с кашей, но еще не принимался за творожную запеканку со сметаной, в столовую вбежал неистовый парень, только что будивший меня проверенными сержантскими методами.
Встал надо мной.
Навис надо мной.
Парню всего-то лет двадцать.
Кушаю. Не торопясь. С удовольствием. Очень хорошая запеканка. И сметана приличная — густая, свежая. Как здорово — хорошенько поесть в Зоне. В ожидании того благословенного момента, когда вертушка доставит тебя в старинный город Брянск…
— Ты ох-хренел, брат?
Молчу.
— Ты совсем ох-хренел?! — шипит военсталкер.
Ох, как же надоело это повсеместное хамство! До скулосведения! А потому отвечаю ему с подчеркнутой вежливостью:
— Одну минутку! Доем, выпью кефирчика и отправлюсь к вашему руководству.
Ребята, я не асоциал, вы поймите меня правильно. Я просто не люблю, когда со мной обращаются как с рабом на галерах.
— А ну-ка бего-ом! — орет он у меня над ухом. И чувствуется, вот-вот попробует стукнуть меня по затылку. Тогда мне очень захочется ответить. Итог я предсказывать не берусь, но поставил бы на себя.
Поворачиваюсь к нему, внимательно разглядываю — оп-па, действительно сержантские лычки — и говорю как можно тише и спокойнее:
— Я своё отслужил. Ты мне не начальство и голос повышать не смеешь.
Он судорожно выдергивает из кобуры «макарыча» и приставляет дуло к моей голове. Как видно, Зона делает козлов еще козлее.
Мне сделалось страшно, ребята. Без дураков. Ведь это псих, и если он по дури нажмет на курок, мелкие брызги моих мозгов без труда спишут на несчастный случай. Или на то, что это я псих, а у него — разумная самооборона.
Мне очень захотелось встать и пойти к помещению 11. Но я пересилил себя. Тогда я отвернулся от сержанта и отломил вилкой еще один кусочек от запеканки. Недостаточно большой, чтобы кто-то мог подумать, будто у меня появились причины торопиться.
— Серега, парень просто не знает. Угомонись, Серега, — услышал я голос Гарда из коридора.
— Да он, по ходу, шизанутый. Он вообще не понимает, куда попал! — обиженно рявкнул сержант.
— Уверен, что он все понимает. Не хуже нас с тобой.
Гард сел за стол напротив меня.
— У меня к тебе просьба, Тим.
— Какая?
— Пожалуйста, глотни кефирчика. Прямо сейчас. У нас тут очень хороший кефирчик, просто захлебись, какой хороший.
Я глотнул.
— Теперь послушай: с тобой не очень-то вежливо разговаривали. Однако у нас есть веская причина поторопить тебя. Без дураков, Тим.
Я встал и вышел в коридор, оставив пол тарелки офигенно вкусной запеканки и полстакана кефира.
В 11-м помещении меня ждали трое.
Озёрский — с лицом белее бордюра в гвардейской дивизии.
Высокий, тощий (хуже покойного Снегирева!) усатый хрен в военсталкерской форме с погонами капитана. Этот нервно мерил шагами комнату, словно парень, которого менты безо всякой вины запихнули в «обезьянник».
Мужик в белом халате, хлипкий коротышка: скуластое лицо, аккуратная черная бородка, попсовые очочки на носу, зато взгляд какой! — яростный, как апперкот сильно раздраженного бойца с восьмиугольника.
Озёрский сонно прикрыл глаза. Из сигареты в его руке сочился дымок, сейчас же растворявшийся в табачном тумане, завесившем потолок. Он сидел за столом, перед ним стояли рамка с голодисплеем, клавиатура, флажки Украины, Белоруссии и России на круглых подставках, десяток чашек с опивками кофе и две пепельницы, наполненных выше крыши.
— Все-таки соизволил явиться, — глумливо, но без злобы бросил мне капитан. Взгляд у него был тяжелее экзаменаторского.
— Тим? — проснулся Озёрский. — Садитесь. Я представляю вам двух других участников нашего совещания. Начальник охраны Международного Исследовательского центра капитан Осипенко Юлий Авангардович. Профессор Гетьманов Павел Готлибович…
Коротышка кивнул.
— У нас есть к вам два вопроса и одно… хм… — Озёрский неопределенно повел в воздухе рукой, начертав сигаретой знак бесконечности.
— …распоряжение, — сказал за него Гетьманов.
— …и одно предложение, — поправил его Озёрский.
При этих словах я напрягся.
— Боюсь, вы застали в Зоне не самые спокойные времена…
— Время, Геннадий Владимирович! Вы помните, когда поступил сигнал? — с истерическими нотками в голосе прервал его белохалатник.
Но Озёрский, как видно, был тут за старшего; он поморщился и продолжил столь же спокойно:
— Взгляните.
Маленькой лазерной указочкой Озёрский «кликнул» точку на голодисплее. Высветились «новости Зоны» за прошлый день.
Артефакты, новые свойства артефактов, купить снарягу, продать хабар, пожар в баре «Сталкер» и… я даже присвистнул от изумления. Три десятка трупов за сутки, со вчерашнего утра.
Вот мои старые знакомцы: Чебыш, Вано и Санитар. Значит, и впрямь зацепил одного из бандитов Гард. А второго, надо думать, накрыло с вертолета.
— Обратите, пожалуйста, внимание вот на это место.
Увеличение.
Так. У них действительно должны были появиться серьезные вопросы ко мне. Серьезней некуда.
«17.30. Темный сталкер Арлекин. Город Припять, кинотеатр «Прометей». Убит в перестрелке с анонимом А-101».
«17.32. Темный сталкер второго разряда Гомонай. Город Припять, у памятника Прометею. Убит в перестрелке с анонимом А-101».
«18.22. Темный сталкер Маг. Город Припять, речной порт. Убит в перестрелке с анонимом А-101».
«18.48. Глава клана темных сталкеров Варвар. Город Припять, речной порт. Убит в рукопашной схватке с анонимом А-101».
— Аноним А-101, это, если верить вашим словам, сталкер Клещ, — холодно уточнил коротышка. — Не так ли?
— Всё верно.
— В каких отношениях вы с ним состоите? — гораздо резче спросил капитан.
— Собственно, это наш главный вопрос к вам, — чуть смягчил его Озёрский.
А у меня в голове — полный хаос. Мысли сплетались в узлы, соединялись в самых идиотских сочетаниях…
Мысли мешали думать! Оказывается, так тоже бывает.
«А ну как посадят в тюрьму, не разбираясь, как пособника и соучастника? Ну, Клещ, ну, матерый человечище, ну силён… Озёрского я из Карьера вытаскивал с помощью того же Клеща, у него отношение другое. А вот капитан, наверное, в шоке: чужак в Бункере! А ну как засланец? Хлопнут на хрен, тело бензином обольют, и всё, и вилы. Капитана я ведь из Карьера не вытаскивал. И Гетьманова…»
— Я повторяю свой вопрос: в каких отношениях вы состоите с Клещом? — принялся давить голосом главный охранник.
Скажу как есть, и гребись оно колом.
— Так просто и не скажешь…
— А вы постарайтесь! — нажимал капитан.
— Ну, сначала мы чуть не убили друг друга. А еще двоих, моих товарищей из Ордена, Клещ натурально убил на моих глазах…
— Цель?
— Цель простая — забрать хабар. Потом мы договорились и разошлись мирно.
— Вы договорились с убийцей ваших товарищей? — едко уточнил Гетьманов.
А ведь выходит именно так. В пересказе все еще мерзей, чем в жизни.
— Да.
— В чем состояла суть ваших договоренностей? — это опять офицер.
— Не стрелять друг в друга.
— Что?!
Тут меня зло взяло.
— Вам не стоит так со мной говорить. Вы не следователь, а я не подследственный. Извольте держать себя в рамках.
— Что?! Да ты, ур-род, у киллера в дружках ходишь. А мне будешь нотации читать? А?!
И он все-таки звезданул мне в скулу.
Стул отлетел в сторону, затылок поцеловался с полом.
— Юлий Авангардович! Что вы себе позволяете? — крикнул ему Озёрский.
— За охрану объекта отвечаю я! — благим матом заорал капитан.
А я медленно перекатился по полу, хорошенько прицелился и пнул гада сапогом по яйцам. Совещание у них тут, мать твою за ногу!
— У-ы-ы-ы-ы!
Башкой Авангардович въехал в железный шкаф для бумаг. Сверху на него посыпались папки, катушки скотча, прочие канцелярские принадлежности… О, сползает на пол.
— Ур-рою… — выл он, нашаривая кобуру.
В комнату влетел сволочь-сержант при полной выкладке, как перед боевым выходом, и сейчас же намылился лупануть по мне ногой.
— Стоять! — скомандовал Озёрский. — Сержант Малышев, фляжку мне сюда, живо!
Тот содрал фляжку с ремня и протянул ее Озёрскому.
— А теперь кру-угом.
Взгляд сержанта затравленно метнулся к капитану. Но тот лишь выл, не прекращая лапать кобуру.
— Что не ясно, боец? — армейским голосом спросил его Озёрский. Тогда сержант все-таки подчинился. — Шэ-гом арш! За фляжкой зайдете через десять минут.
Озёрский отвинтил крышку, подошел к начальнику охраны и опрокинул содержимое фляжки ему на голову. Тот дернулся, вскочил, посмотрел обалдело.
— Вы что, с ума сошли водкой меня поливать?
— Если бы я ждал, пока сюда доставят иную жидкость, вы успели бы пристрелить молодого человека, я отправил бы вас за Периметр под охраной, а вместе с вами туда отправилась бы бумага, подводящая вас под трибунал.
— На чьей вы стороне, профессор?
— У нас тут нет другой стороны, кроме меня, начальника объекта. Вам ясно объяснили, чьим приказам вы обязаны подчиняться?
— Но это же уголовник… он…
— Сядьте. И вы тоже, — обратился он ко мне. — Отлично. Как получилось, что Клещ оказался вместе с вами на Карьере?
Я рассказал. Получилась неправдоподобная херь. Ни один идиот не поверит.
— Я хотел бы сфокусировать ваше внимание на двух деталях: во-первых, если бы Клещ хотел нас убить и ограбить, он бы нас убил и ограбил — у него для этого были все мыслимые возможности; во-вторых, в то время, когда Клещ уничтожал клан темных, молодой человек уже находился в Бункере, — прокомментировал Озёрский.
Гетьманов дергаными движениями смертельно невыспавшегося человека выщелкнул сигарету из пачки, чикнул зажигалкой и раскурил ее.
Покачал головой. Что-то ему крепко не нравилось, что-то его сильно раздражало. Но он всеми силами старался держать себя в руках. Посмотрел на капитана, но военсталкер отмалчивался. Тогда Гетьманов все-таки заговорил:
— Похоже на правду. В духе Клеща, я хочу сказать. Он за любого щенка в клане стоял горой, это все знают… и в то же время человека убить для него — не вопрос. Одним больше, одним меньше… В общем, я склонен верить Тимофею. Ну и, кроме того, у нас просто нет вариантов. Послушайте, мы до чертиков тянем это дело. Тянем и тянем! А время идет.
Вот про «тянем» я не понял. О чем он?
Наконец главный охранник проснулся:
— Вы не находите, что господина Караваева следовало бы препроводить за Периметр под конвоем и там сдать компетентным органам, Геннадий Владимирович?
— Зачем? Я не понимаю — зачем? — искренне удивился профессор.
— На мой взгляд, это ясно. Ясней некуда. Как свидетеля двойного убийства…
Гетьманов заржал. Он не засмеялся. Он именно заржал! Заливисто, громко, закрыв глаза и не умея остановиться!
Ржач, перемежаясь с нервической икотой, он наплывал на белохалатника мощными каскадами; всякий новый каскад начинался из положения «откинувшись на спинку стула» и заканчивался в положении «скрючившись над столом»; затем всё повторялось. Раскаты его хохота привели капитана в легкую прострацию.
— Что вас… заставило… — пытался задать вопрос капитан, но Гетьманов при всем желании ни на какой вопрос не ответил бы. Как его только наизнанку не вывернуло!
— Уважаемый Юлий Авангардович, это Зона. Вы здесь всего лишь неделю. Поэтому я объясню вам одну концепцию, которая здесь прочно владеет умами: тот, кто сдаст хоть одного сталкера мен… то есть милиции, станет врагом всех сталкеров. И нас за собой потянет — это я тонко намекаю на толстые обстоятельства, Юлий Авангардович. Если бы сталкер Тим сам пришиб с полдюжины сталкеров, если бы у него появилась репутация злодея, тогда, возможно… подчеркиваю — возможно! — нам бы простили подобный шаг. А сейчас, знаете ли, и речи быть не может. Тут у нас писаные законы не действуют. Совсем. Законы — там, за Периметром.
Кажется мне, капитан уже начал успокаиваться. Ну, точно. По-иному заговорил:
— Хорошо. Меня предупреждали о… некоторых особенностях Зоны, когда отправляли сюда. Хорошо. Как профессионал скажу: такие обстоятельства специально никто не придумает.
— А значит? — Озёрский хотел чего-то более ясного.
— А значит, Караваев скорее всего не врет.
Гетьманов перестал смеяться. Пошлёпал себя по щекам, потряс головой, щелкнул себя по носу, опять потряс головой. Затем пробормотал:
— За двое суток три часа — это никакой не сон. Это полная ерунда…
Пристально посмотрев на меня, он с неожиданной твердостью объявил:
— А теперь, коллеги, момент истины. Ты знаешь французский язык, Тим?
Вот не люблю, когда мне сразу начинают тыкать. Мы с ним вроде знакомы всего полчаса, в папаши он мне по возрасту не годится, ему всего-то лет тридцать, а туда же.
Ну ладно, на ты, так на ты. Только взаимно.
— Знаешь, Гетьманов, никогда не изучал.
А ему по фиг. Мимо ушей пропустил. Может, не в армейских нравах тут дело. Может, он по жизни простой, как австралийские аборигены на вкус, если жрать их без соли. В общем, на меня Гетьманов — ноль внимания, а всем остальным заявляет:
— Придется мне лететь. Вот подарочек-то… Всё, иду собираться.
— Одну минуту, Павел Готлибович. Вы ведь у нас заведуете кадровыми делами…
Он скривился и ответил Озёрскому резко:
— Могли бы и сами, Геннадий Владимирович.
Озёрский пропустил мимо ушей. Тогда Гетьманов вынул из стола папку с какими-то бланками, вынул бумажку и протянул мне вместе с ручкой.
— Официально мы можем отправить за Периметр только нашего сотрудника. Понятно?
Киваю.
— Мы обещали доставить тебя за Периметр, и мы обещание сдержим…
Почему у меня при этих его словах возникло предчувствие подвоха?
Киваю. Зашибись, готов хоть прямо сейчас.
Гетьманов:
— Распишитесь вот здесь и вот здесь. Это стандартный контракт проводника по Зоне Отчуждения.
Расписался там и там. Как у него быстро: то он на «ты», а то вдруг раз — и на «вы».
Что-то уж слишком резво белохалатник убрал мой контракт.
— А теперь сообщаю вам, Тимофей Дмитриевич, что вы приняты администрацией Международного научно-исследовательского центра на работу сроком на месяц. После истечения срока контракта вам на карточку будет перечислена соответствующая сумма — по Единой тарифной сетке, действующей в Зоне Отчуждения. В течение этого времени вы обязаны выполнять все распоряжения администрации МНИЦ.
Я только одно слово не понял. При чем тут месяц? Они же… меня… обещали…
— Месяц?
— Учитывая ваши заслуги перед администрацией МНИЦ, мы готовы доставить вас в областной центр Брянск, не нарушая обговоренные сроки…
Вот и правильно! Давайте, мужики, без обмана.
— …однако до прибытия транспортного средства администрация МНИЦ имеет право требовать от вас исполнения служебных обязанностей.
Фигасе.
— Проводник? Я? Да это же была формальность… Я ведь Зоны не знаю… Зачем вы… так…
На секунду меня оторопь взяла, ребята. Что он мне говорит? Что за ерунда?
А Гетьманов как взял административный тон, так и наяривает, аж весла гнутся:
— В соответствии со статьей контракта за номером 4, параграф 3, пункт «а», вольнонаемному проводнику в случае столкновения с враждебной группой или мутагенной фауной на территории Зоны Отчуждения вменяется в обязанность охрана имущества и личного состава поисковой партии МНИЦ.
Это он сказал ровно, как автомат. А потом добавил человеческим голосом, но жестковато, на басах:
— Нам нужен твой ствол, сталкер. На сутки, не больше. И у нас есть право потребовать от тебя кое-каких услуг.
— Вам нужен стрелок?
Капитан ответил вместо Гетьманова:
— Начинаешь соображать.
— Но я не хочу!
— А обязан! — нажал голосом белохалатник. — То есть придется через «не хочу»!
А ведь это подляна, ребята! И если я сейчас сделаю хоть что-то для них, да хоть кастрюлю помою, они опять соврут и опять запрягут меня! Потому что — суки. Везет мне последнее время на них. Как будто весь мир вокруг меня ссучился и протух!
— А если я откажусь выполнять ваше требование?
— Вот Бог — а вот порог. Откроем дверь и выпустим наружу. А если ты случайно выживешь, то там, за Периметром, вкатаем тебе нехилый административный штраф за нарушение контракта. Лет пять его выплачивать будешь, с каждой зарплаты! Проклянешь все на свете!
Ох, предупреждала же бабуля: «Прежде чем что-нибудь подписывать, прочитай и порви».
И опять он на «ты». Нервное это у него, что ли?
Нет, ребята, лучше сдохнуть, чем на вас трудиться.
— Спасибо, что накормили, — говорю. — А теперь отдайте мне оружие и откройте дверь.
— Что? — переспросил Гетьманов.
— Пошел на хер, — вежливо ответил ему я.
Встаю из-за стола.
Тут Озёрский поднял руку с сигаретой.
— Стоп! — табачный пепел упал в чашку с кофе.
Профессор вздохнул и сказал Гетьманову:
— Вот поэтому, Павел Готлибович, я и снял вашу кандидатуру из проекта новой базы в Зимовище. Торопливость рождает небрежность, а небрежность приводит к смертям.
— Вы никого не найдете на это место! — живо откликнулся тот.
— Возможно. Если Михайлов не согласится вернуться в Зону.
— Вы…
— Тихо. Не справились.
И обращаясь ко мне:
— Официально приношу вам извинения, Тимофей Дмитриевич. Я могу разорвать ваш контракт прямо сейчас. И я ничего не стану от вас требовать. Придет вертолет — отправим домой. Ешьте, отдыхайте, набирайтесь сил. Никаких проблем у вас не будет. Даю полную гарантию.
Другой разговор. Как с человеком, а не как с амебой.
— Вы как будто хотите меня попросить о чем-то, Геннадий Владимирович. Я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. В Зоне идет война. После того как чикагская фармацевтическая фирма CFA выпустила линейку небывалых по эффективности препаратов, цена всех артефактов на мировом рынке резко подскочила. На некоторые вещи — в полтора раза, на некоторые — в два, а на кое-что — в десять. Зона наводнена бандами. Подавляющее большинство бандитов гибнут, не успев нанести урон. Для Зоны они — легкая добыча. Некоторых, наиболее опасных, удалось обезвредить. Но осталась шайка Репы и синдикат Гуни. Серьезные люди со связями в украинской милиции и чуть ли не СБУ. Их очень интересуют хранилище Центра на Янтарном озере, коллектор нашего Бункера, казна «долговцев» и клана «Свобода», а также любые поисковые партии, у которых может быть хабар. «Янтарники» уже пострадали: там слишком большой объект, чтобы можно было адекватно решать проблемы безопасности, вот их и громят с дурной регулярностью… А начальство со столь же дурной регулярностью восстанавливает центр-переросток в тех же развалинах. Еще раз, Тимофей Дмитриевич: идет война на уничтожение. У нас огромные потери. Только что Юсси, Гард, четверо военсталкеров, механик и военврач отправились вызволять поисковую партию старшего научного сотрудника Никольского. Люди Гуни блокировали ее на улице Курчатова в Припяти. Почти одновременно прервалась связь с поисково-экспериментальной группой доцента Жилко на Затоне. Судя по последним сообщениям оттуда, ими мог заинтересоваться Репа.
Озёрский перевел дух и продолжил:
— У него база неподалеку — на окраине уровня Радар. И были четкие сведения: Репа со своими мерзавцами двигается в направлении Затона, он уже в двух шагах. А мне некого послать. Просто некого. Вот все мои резервы: Юлий Авангардович, который здесь без году неделя, да сержант Малышев, прибывший вместе с ним. Они только по названию военсталкеры, а на самом деле военнослужащие российской армии, отправленные сюда на контракт… Никакой — примите к сведению: ни-как-кой! — сталкерской подготовки у них нет… Да еще профессор Гетьманов, человек невоенный, но хотя бы Зону знает. А там — люди. И что с ними стряслось, мы тут понятия не имеем. Однако их очень нужно выручать. Любой ценой. Понимаете меня?
Чего ж тут не понять?! Русские своих не бросают, особенно если разберутся, кто на текущий момент свои…
Я не мог отказаться. Понимаете? То есть, конечно, мог. Но… вдруг понял: дело чести.
Озёрский выпил кофе из чашки, куда упал пепел от курева. Я не успел его предупредить, но он, судя по его невозмутимости, даже не почувствовал разницы. Стоит ли теперь огорчать человека?
— А чтобы всё это принесло вам хоть какую-то материальную пользу, я велю начислять вам месячный оклад проводника за один день службы по контракту.
— Да я бы и так…
Честно. Я бы безо всяких денег теперь туда пошел. Потому что внутри у меня окрепла неожиданная уверенность: так надо.
— Возможно. Но какой смысл отказываться от вознаграждения? И не смейте злиться на наших военных. Поймите: в группе, работающей на уровне Затон, большинство — гражданские лица. Мы обязаны их эскортировать, мы обязаны их защищать, мы обязаны… да мы много что обязаны, вот только силенок не хватает.
— Хотите определить меня в группу эскорта?
Озёрский грустно усмехнулся.
— Хочу, как говорят в компьютерных игрушках, дать вам квест.
— Квест принят.
— Дай вам Бог удачи.
Он пожал мне руку.
Малышев выдал родной АКСУ, три дополнительных магазина к нему и легкую наступательную гранату РГД-5. Поколебавшись, вернул «Альпийца».
Капитан сказал: «Давай без обид. Мы тут все как на иголках».
А пять минут спустя Гетьманов отдал команду: «Группа — на выход. Вертолет прибыл».
Осталась ерунда — понять, при чем тут французский язык…