Грозный отряд

СУДЬБА ГЕРОЯ

Даварус Коул осторожно обошел развалины и поднял взгляд на черный монолит, который вздымался над ним. Над верхушкой Обелиска еще курился дым. Куски гранита — рухнувшие остатки вершины башни — завалили внутренний двор почти до самого входа, возле которого сейчас никого не было. В любое другое время в казармах по обе стороны двора находилось бы по крайней мере двадцать стражников. Теперь же все солдаты отчаянно пытались удержать городские стены, сражаясь против тех, кто стремился освободить Сонливию.

Задумавшись, Коул случайно ударил кресло о кусок каменной кладки. Оно дернулось и чуть не перевернулось.

— Вот дерьмо! Смотри, куда идешь! — прошипел его подопечный, вцепившись в подлокотники изо всех сил.

— Извини, — пробормотал юноша. Они добрались сюда под предлогом, что Эремула вызвал тиран Сонливии, а Коул ему помогает. Этот обман станет бесполезным, как только они окажутся в башне. Коул вспотел под своим кожаным одеянием, и не только от тепла послеполуденного солнца.

Эремул неожиданно прошептал:

— Там кто-то идет. — Из тени, укрывающей вход в Обелиск, возник страж в алом плаще. Полумаг бросил на Коула предостерегающий взгляд. — Говорить буду я.

Они продолжили путь к воротам. Из-за неровной поверхности чародей все время подпрыгивал в кресле, словно всадник, сидящий верхом на особо упрямом муле.

— Стой! — потребовал стражник и направил на них копье. — Обелиск не ожидает посетителей.

— Рад встрече! — жизнерадостно произнес Эремул. — Я — Полумаг. Ты, возможно, обо мне слышал. Я здесь по вызову его светлости.

Стража это не впечатлило.

— Полное дерьмо. Мне сказали никого не пускать. Приказ Турбала.

Странное выражение медленно исказило лицо Эремула. Коул чуть не вздрогнул — таким отвратительным и неестественным оно показалось. И только через минуту до него дошло, что Полумаг улыбается.

— Ну хватит, друг мой. Ведь мы оба знаем, что лорд Салазар не объясняет своих прихотей таким, как мы.

Стражник явно пребывал в замешательстве: его сросшиеся брови изогнулись дугой, а глаза покрылись поволокой. Наконец он кивнул и опустил копье.

— Ты прав. Я открою ворота. А вот насчет твоего друга…

— Он со мной. В то время как мое компактное телосложение дарует много преимуществ, самостоятельное преодоление многочисленных лестничных пролетов не входит в их число.

— Разумеется. — На лице стража, казалось, застыл странный мечтательный взгляд. Повернувшись, он отпер огромные железные ворота и копьем указал Коулу и Эремулу, чтобы проходили. — Как там идут дела на стене? — спросил он, сделав жест в ту сторону, где шло сражение.

На лице Эремула снова появилось нелепое выражение.

— Твои отважные коллеги сражаются с мужеством одержимых. Они ни за что не сдадутся, пока наш возлюбленный правитель приглядывает за нами. — Неожиданно он похлопал себя по одежде. — Ты знаешь, кажется, я обронил на землю скипетр, вон там. Не будешь ли ты так добр отыскать его?

К немалому удивлению Коула, страж радостно кивнул.

— Да, без проблем. — Он повернулся и начал поиски несуществующей серебряной монеты.

Эремул бросил на Коула настойчивый взгляд свирепого лица, показывая ему, что надо заколоть солдата.

— Что? — спросил Коул. — Я… О. — Состроив гримасу, он извлек Проклятие Мага и робко двинулся туда, где стражник шарил руками по грязи.

— Кажется, здесь ничего нет… Ургх.

Страж рухнул наземь. Коул вытер окровавленное лезвие о плащ солдата и укоризненно посмотрел на чародея.

— Не было необходимости убивать его.

Эремул неприятно усмехнулся.

— Страж пошел нам навстречу не только из-за моего неотразимого обаяния. Софистика — одна из труднейших форм магии. Повезло, что он оказался туповат, а иначе манипулирование могло быть мне не под силу. — Маг умолк. Казалось, он дрожит, его лицо покрылось потом от напряжения. — Мое заклинание могло в любое мгновение перестать действовать. Он должен был умереть.

Коул уставился на труп. «Герой не манипулирует людьми. Герой никого не закалывает сзади. — Сашины слова вновь зазвучали в его ушах. — Ты просто кретин, Коул. Твой отец стыдился бы тебя. И Гарретт — тоже».

Последние четыре дня он только и делал, что вновь и вновь прокручивал эти слова в своей голове. Юноша до сих пор не вполне понимал, что именно сделал неверно, но, очевидно, он неправильно истолковал ту ситуацию возле руин Исчезнувших. Саша всегда была вздорной и непредсказуемой. Именно поэтому, в частности, он и находил ее столь привлекательной. Но что, если она и в самом деле имела в виду именно то, что сказала?

Проклятый Айзек.Это все его вина, с этой дурацкой лютней и раздражающей физиономией. Он самоуверенно влез в группу и захватил законное место Коула, каким-то образом одурачил всех, заставив поверить, что он — свой в доску парень, тогда как сам — всего лишь грязный мошенник. Сказать бы ему все это прямо в лицо, но, по мнению Коула, Айзек не заслуживает его внимания. Ублюдок, без сомнения, положил глаз на Сашу и старался настроить против Коула с самого начала, как втерся в их компанию.

Он покачал головой. Таким бездельникам, как Айзек, не на что надеяться. Когда дошло до дела, именно он, Коул, оказался перед входом в Обелиск, готовясь избавить мир от подлого тирана. Не Айзек, о нет. Парень, вероятно, обмочил бы себе штаны, окажись он в таком положении.

Коул теперь всем покажет, что он — герой, такой, как его отец. Он заставит Сашу восхищаться собой. И Гарретт будет гордиться им.

— Ты что, так и собираешься здесь стоять? — В голосе Полумага звучало некоторое раздражение.

— Я как раз размышляю над тем, как лучше заставить Салазара страдать, — ответил Коул и напустил на себя выражение, которое, как он надеялся, в полной мере отражало его непреклонность. — Давай сделаем это.

Они вошли в умеренно декорированный вестибюль. Алый ковер тянулся футов на шестьдесят и заканчивался перед рядом дверей. Другие двери вели из коридора в роскошные гостиные.

— Кухни и помещения для слуг — в задней части, — пробормотал Полумаг, когда они шли по вестибюлю. — Опусти голову. Меня они знают.

Две старые служанки настороженно посмотрели на них, когда они проходили мимо маленькой столовой с длинным столом, уставленным хлебом и сырами. В животе у Коула заурчало. Жидкая каша, которую подали в лагере ополчения, едва ли подходила даже собаке, но он заставил себя проглотить ее.

Они достигли двойных дверей. Те были незаперты и со скрипом отворились. Их взорам предстала лестница, ведущая в темноту.

— Зал Большого Совета — на втором этаже, — сказал Эремул. — Продолжай подниматься. Пройди через библиотеку, а затем вверх, на четвертый этаж. Стасисеум охраняться не будет. Салазар, вероятно, на шестом этаже, если он не разрушен.

Коул почесал затылок. Обстриженная голова все еще зудела, но, увидев свое отражение в водах Краснобрюшки, он вынужден был признать, что выглядит довольно привлекательно. Даже опасно.

— Что такое Стасисеум?

— Ты узнаешь это довольно скоро. — Эремул развернул кресло, чтобы заглянуть ему в глаза. — Здесь наши пути расходятся.

— Ты со мной не идешь?

Чародей покачал головой.

— Происшествие со стражем опустошило меня в большей степени, чем ночь с лунной пылью и дорогими шлюхами — карманы магистрата. Я обессилел, образно говоря, на ближайшие несколько часов. Сосредоточься на убийстве лорда-мага и больше ни на чем. Ты понимаешь? У нас никогда не будет лучшей возможности, чтобы избавить город от этого сукина сына, виновного в геноциде и богоубийстве. Салазар должен умереть.

Коул кивнул. Он крепко сжал рукоять Проклятия Мага.

— Я не подведу. Именно для этого я был рожден. Наследие моего отца, оставленное мне.

Эремул посмотрел на него со странным блеском в глазах.

— Иди и сделай так, чтобы отец гордился тобой, Даварус Коул.

Второй этаж Обелиска открылся перед ним, подобно входу в ад. В отличие от первого уровня башни, здесь не было окон, через которые проникал бы свет. Единственное освещение давали факелы на кронштейнах. Коул пробирался по узкому проходу, держась внутренней стены, с заряженным арбалетом в руке. Его ноги в сапогах бесшумно ступали по мягкому ковру.

Коридор плавно изгибался вдоль стороны башни. Юноша шел по нему, пока не заметил возникшую на стене тень, которая двигалась ему навстречу. Он припал к полу и приготовился стрелять. Тень неожиданно заколебалась, затем повернулась и исчезла в противоположном направлении. Коул глубоко вздохнул и отправился дальше, пока тень не появилась вновь, и теперь он увидел часового, который ее отбрасывал.

Он смотрел в другую сторону и, казалось, что-то бормотал. Сердце Коула ушло в пятки, когда другой голос пробубнил ответ. «Их двое. Это может оказаться непросто».

Коул отступил назад по проходу и стал ждать. Через пару минут тень ближайшего стражника снова оказалась в поле его зрения. Коул стал двигаться одновременно с ней, не попадаясь часовому на глаза. Когда тот наконец остановился, чтобы развернуться в обратном направлении, Коул сделал ход. Он поднял арбалет и выстрелил. Стрела попала солдату в шею. Через мгновение Коул оказался рядом, и Проклятие Мага заставило стража замолчать навсегда, прежде чем тот успел издать хотя бы звук.

Коул оттащил тело по коридору до самой лестницы и спрятал там. Ковер скроет кровавые пятна, но теперь ему нужно торопиться. Он поспешил по проходу как можно тише. Справа от него оказалась неглубокая ниша, ведущая к огромным, обитым металлом дверям. Второй страж был впереди. Он смотрел в другую сторону.

Возблагодарив удачу, Коул вновь поднял арбалет. Он наводил его на цель, когда стражник повернулся. Юный Осколок бросился в нишу и попятился, пока не уперся спиной в одну из огромных дверей. Он затаил дыхание.

— Кто там? — спросил часовой. Раздался звук вынимаемого из ножен меча. Бросив арбалет, Коул извлек Проклятие Мага и, когда караульный достиг ниши, всадил его тому в грудь. Заколдованный кинжал пробил кольчугу и вошел глубоко в плоть. «Смерть, — подумал Коул. — Здесь смерть».

Когда он смотрел в лицо умирающему человеку, желание изречь некое остроумное замечание поникло, как пергамент, тронутый пламенем. «Он немногим старше меня. У него не такие жестокие глаза, как у Рябого или у другого стражника, который убил старика там, на Крюке».

Даварус вспомнил потрясенное лицо Крамера, когда он перерезал ему горло. «В убийстве нет ни доблести, ни справедливости, ни героизма. Это… просто убийство. — Коул сполз на пол, опираясь спиной на двойные двери. — Это вина Салазара, — сказал он себе. — Когда тиран умрет, больше не будет убийств. Сонливия сдастся, и все мы станем свободны, чтобы построить лучший город. Справедливый город».

Он приложил ухо к двойным дверям. Они заперты. Может, зал Большого Совета и находится за ними, но до него не доносилось изнутри ни звука.

Осторожно переступив через тело, Коул продолжил двигаться по коридору и в конце концов добрался до другой лестницы. Поднявшись по ней, он вошел в библиотеку на третьем этаже. Там не было ни души, но он осторожно перемещался от одного книжного шкафа к другому — просто на всякий случай.

Когда Даварус Коул поднялся на четвертый этаж Обелиска, у него перехватило дыхание.

Весь этаж занимал один круглый зал. По его периметру шло толстое прозрачное стекло, за исключением тех мест, где лестницы соединяли этот уровень с нижним и верхним этажами. За стеклом были выставлены искусно изготовленные чучела существ, которых ему не приходилось прежде видеть, и это являлось воистину поразительным зрелищем.

Один из экспонатов являл собой зеленокожее человекообразное существо с выступающими клыками. Таксидермист установил эту тварь в агрессивной позе: шипастая палица в кулаке размером с бедро поднята так, словно вот-вот разобьет стеклянную тюрьму. Работа выполнена настолько тщательно, что Коул мог рассмотреть каждый волосок, торчащий на свинячьем носу существа.

В другой части зала он увидел нечто похожее на яйцо размером с ребенка, подвешенное над большой жаровней. Коул смотрел в изумлении. По краю жаровни он видел пламя,такое реалистичное, что оно просто не могло быть подделкой, и тем не менее пламя казалось совершенно статичным, бездвижным, как лед. Приложив руку к стеклу, он почувствовал тепло изнутри. Наверху неподвижно повис дым. Он, очевидно, также заморожен во времени.

Как Эремул назвал это место? Стасисеум?

В центре зала находился купол, совершенно отдельный от всего остального. Коул подошел к нему, вгляделся внутрь — и его чуть не стошнило. В центре купола, на высоте футов шести, был распят в воздухе человек в мантии: четыре железных штыря, вбитые в его запястья и лодыжки, пригвоздили его к маленькому дереву, стоящему позади. Кол, выступающий из пола, пронзал человека вертикально по всей длине его тела. Рассмотрев рисунки на его мантии, Коул узнал символ Матери из храма возле Крюка, а также из развалин под Телассой. Там были и другие символы — знакомые ему черный рог Тираннуса, череп Похитителя и якорь Малантиса.

Лицо жреца исказила вечная мука. В воздухе висели бисеринки крови, которая словно только что вытекла из ран, нанесенных штырями. Перед жрецом находился пьедестал, а в его центре — золотая урна, на которой начертано имя. Присмотревшись, Коул прочел: Сонливия.

Юноша вгляделся в дерево, к которому пригвоздили жреца. Маленький дуб с листьями цвета золота. Такое дерево росло в парке Вердиза, когда он был еще мальчиком. Годы спустя оно сгорело дотла. Незадолго до смерти его отца.

Оторвав взгляд, он направился к лестнице.

Коул торопливо шел по галерее пятого этажа. Мысли блуждали, и за эту ошибку Темный Сын наверняка наказал бы его. А что делает сейчас наставник? Какую роль этот профессиональный убийца играет в разгоревшемся сражении? Тут юноша осознал, что у него нет времени беспокоиться об этом. Ему предстоит осуществить предначертанное судьбой.

В центре галереи тянулись скамьи. На Коула горделиво взирали статуи, установленные в зале здесь и там. На стенах висели картины и гобелены с изображениями мест и событий из далекого прошлого. Его внимание привлек один из самых больших гобеленов, и, вопреки своим здравым суждениям, Коул сбавил темп, чтобы рассмотреть его получше.

На нем была изображена прелестная девушка, стоящая между двумя мужчинами, первый — одного с ней возраста, а второй — достаточно зрелый, чтобы годиться ей в отцы. Мужчины одеты в мантии. Коул заключил, что это чародеи.

Он присмотрелся внимательнее. Маг слева очень походит на Салазара, только моложе, чем сейчас. Девушка смотрит на него с нескрываемым благоговением и держит за руку другого мужчину, синие глаза которого с обожанием взирают на нее. За этими тремя фигурами, вытканными со всеми подробностями, стоит лес в ярчайшей зелени и золоте.

Спереди донесся шумок, который отвлек внимание Коула от гобелена. У него заколотилось сердце. С противоположного конца галереи на него смотрел дородный воин.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычал воин. На нем была серая кольчуга, а седые волосы, как и у Коула, подстрижены очень коротко.

Рука воина опустилась к эфесу оружия на поясе. Коул неожиданно вспомнил о заряженном арбалете, который держал в руке.

— Я здесь ради Салазара, — ответил он. — Не заставляй убивать тебя.

Мужчина тускло улыбнулся, не сводя глаз с арбалета Коула.

— Если собираешься стрелять в меня, молись, чтобы не промахнуться.

Пальцы Коула в перчатке дрожали. До цели — футов сорок.

— Я хочу, чтобы ты положил меч на скамью слева от тебя. Медленно. Затем сядь на пол вон там.

Мужчина, казалось, обдумал услышанное.

— Ты меня убедил, — сказал он, кивнув.

Затем осторожно опустил пальцы на эфес оружия и аккуратно извлек его. Коул слегка расслабился.

Еще одна ошибка.

Седой воин внезапно бросился на пол и откатился за скамью. Коул почти сразу нажал на спусковой крючок, но все же опоздал. Стрела пролетела на волосок от цели и ударила в дальнюю стену галереи.

Дерьмо.Человек вскочил на ноги и понесся на Коула, прежде чем тот успел дотянуться до другой стрелы. Коул швырнул бесполезный арбалет в нападающего, а тот, взмахнув своим ятаганом, одним движением разрубил импровизированный снаряд надвое. Коул заметил сияние вокруг клинка, и его сердце ушло в пятки. Манипулятор.

— Иди сюда, маленький засранец, — прорычал его преследователь, когда Коул развернулся и нырнул за статую, нащупывая на поясе Проклятие Мага.

Над его головой что-то просвистело, и верхняя половина статуи просто упала наземь, прочный камень толщиной в целый фут был разрублен, как масло.

Отшатнувшись от разрушенной скульптуры, Коул развернулся лицом к Манипулятору. Тот увидел сияние Проклятия Мага и сбавил напор.

— Как тебе удалось этим завладеть? — проскрежетал он.

Коул не отвечал. Он взвешивал шансы. Получалось не здорово. Манипулятор — явно бывалый воин, и к тому же у него ятаган, который может рубить камень. Против этого — только одно средство. Придется сражаться не по правилам.

Он опустил свободную руку в карман плаща и достал пригоршню порошка, который дал ему Темный Сын. Порошок разъедал оголенную кожу и вызывал сильное раздражение. Сделав шаг вперед, Коул швырнул порошок в лицо Манипулятора.

— Ты подлый маленький придурок! — закричал воин, отчаянно пытаясь стереть обжигающее вещество тыльной стороной волосатой руки.

Коул тут же бросился на него с Проклятием Мага, но Манипулятор в последний миг дернулся в сторону, и кинжал ударил его в плечо, а не в грудь. Коул тут же вытащил клинок и собирался закончить дело, но в это мгновение Манипулятор коленом саданул ему точно между ног.

Коула пронзила дикая боль, он согнулся, а затем, выпрямившись, получил удар головой в лицо. Юноша упал спиной на скамью и выплюнул зуб, забрызгав кровавой слюной все вокруг. Перед глазами все кружилось.

Злобное лицо Манипулятора нависло над ним. Оно покрылось красными пятнами, которые на глазах превращались в волдыри, наполненные гноем.

— Нравятся грязные приемы? Ты в этом не одинок. Я собираюсь насладиться по полной.

Ятаган медленно опускался на его голову. Коул с нарастающим ужасом смотрел, как он приближается. Юноша уже мог разглядеть, как вибрирует клинок. Он попытался нанести удар ногой, но Манипулятор придавил его к скамье. Единственное, что оставалось, — закрыться кинжалом, подняв его поперек траектории ятагана, — тщетный жест.

Его мучитель расхохотался.

— Думаешь, это тебя защитит? Ятаган прорубит все что угодно. Даже твой заколдованный карманный ножик. — С ухмылкой Манипулятор взмахнул своим клинком и опустил его на Проклятие Мага.

И тут вспыхнул белый свет и раздался шум, похожий на предсмертный хрип лошади. В глаза Коулу сначала будто плеснули кровью, затем в них заплясали разноцветные круги, но ему удалось разглядеть, как ятаган противника, бешено вращаясь, отлетел по мраморному полу куда-то в сторону. Коул отчаянно затряс головой. Казалось, прошла целая вечность, пока в ней прояснилось.

Коул услышал прямо перед собой тяжелое, клокочущее дыхание. Манипулятор лежал лицом вниз. Его правая рука и нога валялись на полу в шести футах от него, словно пара лакомых кусков, брошенных псу. С каждым ударом его сердца из мускулистых культей брызгала кровь, заливая мраморный пол вокруг.

Поврежденный ятаган Манипулятора лежал рядом. Он больше не светился, изогнутое лезвие было изуродовано. Коула внезапно охватила паника, и он отыскал взглядом Проклятие Мага. С виду кинжал невредим, а окружающее его магическое сияние — сильнее, чем прежде.

К тяжелому дыханию умирающего воина примешивались еще какие-то звуки. Коул закрыл глаза и сосредоточился.

Тик-так, тик-так.

Наклонившись, Коул развязал мешочек, свисающий с пояса Манипулятора, и достал оттуда карманные часы Гарретта.

Время будто остановилось.

— Где ты взял это? — Он схватил Манипулятора за голову и повернул лицом к себе. — Где? Скажи мне!

— Зачем? — выдохнул умирающий.

— Это принадлежит очень дорогому для меня человеку.

Ответом ему была лишь злобная усмешка. Коул перевернул Манипулятора на спину, не обращая внимания на кровь, залившую его брюки.

— Скажи мне, где ты это взял! — потребовал он опять.

Глаза Манипулятора незряче уставились в потолок, а рот застыл в предсмертной ухмылке. Грудь перестала вздыматься.

Коула охватила паника. Находясь в лагере ополчения, он несколько раз пытался передать весточку, но не получил никакого ответа. Ему захотелось бежать из Обелиска, помчаться через весь город к особняку Гарретта, к храму на Крюке, куда угодно, чтобы найти приемного отца.

Вместо этого он крепко сжал карманные часы и, стараясь успокоиться, уставился на стрелку, которая медленно описывала круги по циферблату. Что бы ни случилось с Гарреттом, он хотел бы, чтобы Коул довел это дело до конца.

Сделав глубокий вдох, он стал подниматься по лестнице к личным покоям Салазара.

Как оказалось, два верхних уровня башни во время магической атаки на Обелиск превратились в один. От потолка шестого этажа осталась груда обломков, которые образовали своеобразную лестницу. Среди этих руин Коул не обнаружил никаких признаков Салазара или кого бы то ни было еще, поэтому он вложил Проклятие Мага в ножны и принялся взбираться к гостевым апартаментам. Камни и обломки двигались под его ногами. Воздух стал прохладнее, его лицо обдувал легкий ветерок.

Хрипло дыша, Коул перевалился через край разрушенного потолка и оказался на седьмом этаже. Прямо перед ним в крыше Обелиска зияла огромная дыра, сквозь которую было видно голубое небо. В воздухе все еще плавали дым и пыль, мешая обзору. Ветер, казалось, дул с востока, и Коул погрузился в это марево, натянув на голову капюшон, чтобы защитить лицо. Ему приходилось перебираться через обломки кроватей с балдахинами, богато украшенных буфетов, великолепных шкафов, содержимое которых было рассыпано повсюду. Его сапоги топтали шелковые платья и сюртуки. Ветер дул все сильнее, и воздух становился чище…

Внезапно перед ним возник тиран Сонливии.

Лорд-маг смотрел на город, стоя спиной к Коулу, его алая мантия развевалась на ветру.

Юноша Постепенно продвигался вперед, тихо, как призрак. Расстояние между ними сокращалось. Пятнадцать ярдов. Десять. Пять. Он обхватил рукоять Проклятия Мага. Вот оно. Один удар, и все будет кончено.

— Я тебя ждал.

Коул замер. Салазар не повернулся. Его голос звучал спокойно, размеренно. Юноша стал лихорадочно соображать, что делать дальше. Может, броситься вперед и заколоть ублюдка, прежде чем он успеет оказать сопротивление?

— Тебя послала Белая Госпожа, не так ли? Нож в спину. Это всегда было в ее стиле.

Салазар повернулся к нему лицом.

Коул смотрел на него из-под капюшона. Самый могущественный человек на севере вблизи казался маленьким. Маленьким и очень старым. Его кожа, покрытая морщинами, обвисла, он опирался на трость, без которой ему явно не справиться с весом своего иссохшего тела.

Тик-так, тик-так.

Хронометр Гарретта, висящий на поясе, напомнил Коулу, как безрассудно судить об этом человеке по его жалкому виду. Он деспот. Богоубийца. Лорд-маг.

— Я здесь не из-за Белой Госпожи, — решительно произнес Коул. — Я здесь из-за людей Сонливии. Я здесь из-за того, что ты сделал со мной.

Салазар поднял бровь.

— А что же я сделал, чтобы так расстроить тебя, молодой человек?

Коул откинул капюшон.

— Ты велел убить моего отца.

Лорд-маг молчал и просто смотрел на Коула. Его глаза так глубоко запали в глазницы, словно он не спал месяцами.

— Иллариус, — сказал он в конце концов. Старческий голос звучал совершенно бесстрастно.

— Иллариус Коул, — повторил юный Осколок. — Герой. Герой, которого ты убил за то, что он осмелился восстать против тебя.

Тиран Сонливии чуть наклонил морщинистую голову.

— Тебе так сказали? — тихо спросил он.

Коула охватила ярость.

— Это правда! Не пытайся манипулировать мной. Твоя магия не сработает. Наследие отца защищает меня.

Впервые он заметил на лице Салазара проблеск чувства.

— Значит, у тебя Проклятие Мага.

Коул возликовал. Выхватив светящийся кинжал из ножен, он взмахнул им перед собой.

— Да. Оружие героя. И оно принесет тебе смерть.

Это изречение, вопреки его ожиданиям, не вызвало страха у лорда-мага. Он закрыл на минуту глаза, а когда открыл их вновь, то выглядел очень усталым. Безмерно усталым.

— Ты знаешь, что сила Проклятия Мага действует только для тебя. Ты когда-нибудь задавал себе вопрос: почему?

Коул пожал плечами.

— Какое это имеет значение?

— Оружие в твоей руке связано с кровью твоего отца, которую разделяешь ты один. Это связующая магия.

— Нет, это не правда! — Гнев все больше овладевал им. Связующую магию использовали только Манипуляторы.

Салазар поднял тонкую трость, на которую опирался, и указал ею на Проклятие Мага.

— Этот клинок из сплава уникальной силы. Абиссум — более редкий материал, чем драконий зуб. — Он опустил трость и снова оперся на нее. — Наделить оружие магическими свойствами было очень сложно. Это заняло у меня десять дней, которые я провел в одиночестве. Возможно, это лучшая моя работа.

У Коула открылся рот — он осознал услышанное.

— Ты создал Проклятие Мага? — спросил он изумленно.

Салазар кивнул.

— После того как группа магов-заговорщиков попыталась меня убить, я решил, что город должен быть очищен от тех, кто обладает даром. — Тиран вздохнул и покачал головой. — Это было непростым решением. Ведь было время, когда я бросил вызов самим богам, чтобы защитить моих братьев и сестер от преследований.

— Какое отношение Отбраковка имеет к моему отцу? — Уже задавая этот вопрос, Коул чувствовал, как в его сердце пробирается холодок страха.

Правитель Сонливии поднял иссохшую руку и рассеянно погладил обвислые усы.

— Иллариус обладал многими качествами. Он был преданным. Надежным. Беспощадным. Только его я счел достойным оружия, которое ты держишь. Он многие годы хорошо служил мне как Манипулятор.

«Мой отец… Манипулятор? Один из Салазаровых убийц?» Коулу захотелось вонзить кинжал в чародея, пока тот не вывалил еще кучу лжи.

— Ты лжешь! — крикнул он. — Мой отец был предводителем мятежников! Это все знают!

— Неужели? Поспрашивай-ка мужчин и женщин с улицы: многие ли слышали имя Иллариуса Коула?

Несмотря на обуявший его гнев, Коул умолк и поразмыслил над этим. Кажется, только старшие Осколки упоминали имя его отца: Гарретт, Реми и Викард при случае. И они никогда не выражали по этому поводу бурных чувств. Но зачем Гарретту и остальным лгать ему? «Салазар старается ввести меня в заблуждение, чтобы я утратил бдительность».

— Если он в самом деле служил тебе, зачем же его убивать? — парировал Коул, отчаянно надеясь, что нашел роковую ошибку в доводах лорда-мага.

— Абиссум, который я использовал, чтобы выковать Проклятие Мага, реагировал на связующее заклинание не вполне так, как ожидалось. Он оставил меня… уязвимым.

— Что ты имеешь в виду? — спросил искренне озадаченный Коул.

— Связующая магия, которой обладают мои Манипуляторы, должна быть связанной со мной. Тем не менее у меня не было никакого контроля над Проклятием Мага. Я не чувствовал присутствия ни кинжала, ни его владельца. Я не мог откачивать из него магию. Больше всего меня беспокоило, что не удалось прервать связь оружия с Иллариусом, когда оно выполнило свое предназначение. — Он вздохнул, и в его голосе появилась нотка сожаления. — Мне было больно отдавать приказ предать его смерти. Просто не оставалось выбора после того, как я видел его действенность во время Отбраковки. Угроза была слишком велика.

Коул хотел опровергнуть эту холодную логику, высмеять эти слова как нагромождение лжи. Но не смог, поэтому он использовал свой последний козырь.

— Моя мать никогда не вышла бы замуж за Манипулятора! — выпалил он. — Она была хорошей женщиной.

Гарретт всегда говорил ему это.

Салазар помолчал.

— Иллариус Коул, которого я знал, никогда не женился, — сказал он невозмутимо, и в его голосе не было ни веселья, ни злобы. — Его сын был рожден от шлюхи.

Его сын был рожден от шлюхи.

Коул сделал шаг к Салазару.

— Мою мать звали София, ты, лживый ублюдок! Она была дочерью кораблестроителя. У нас был дом на…

— …на аллее Левиафана, к северу от гавани. Да, припоминаю. Я предлагал ему особняк в квартале знати. Иллариус никогда не был склонен к жизни напоказ. — Он умолк на минуту. — София… Причудливое имя. Такое и выбрала бы проститутка.

Мир Коула рухнул. Теперь все становилось понятным. История об отце-герое. О его матери, умершей при родах. О фальшивом наследии, которое он держал в руке, в нескольких футах от морщинистой старой шеи Салазара. Ложь. Сплошная ложь.

Он устремил взгляд мимо лорда-мага, туда, где внизу, далеко от них, все еще бушевала яростная битва, и чуть было не швырнул Проклятие Мага за стену башни. В чем смысл? Он — не герой, которым воображал себя. Он обманщик. Не лучше Айзека. И Саша, возможно, все это знала, потому и отвергла его.

Тик-так, тик-так.Опустив руку в карман, он вытащил карманные часы Гарретта. Приемный отец тоже лгал ему. Он знал правду. Он знал, что Даварус — незаконнорожденный отпрыск Манипулятора-убийцы и шлюхи.

Он снова посмотрел на город. Там, далеко, к западу от реки, стоит дом старого торговца. Он провел там большую часть детства. Несмотря на происхождение, Гарретт взял его. Дал ему дом. Воспитал как своего сына.

В горле стоял ком. Гарретт лгал, чтобы защитить его, осознал Коул. Лгал лишь потому, что не хотел причинить ему боль.

Тик-так, тик-так.

Коул слегка повернул Проклятие Мага, подвинул руку чуть ближе к Салазару.

— Мы не можем изменить то, кем были наши родители, — медленно произнес он. — Но мы можем решить, кем хотим стать. В этой возможности ты отказал бессчетному числу невинных людей.

Салазар смотрел на него без страха.

— Я всегда делал то, что считал необходимым. Чем дольше живешь, тем лучше понимаешь, что в мире не существует врожденной доброты. — Он на минуту закрыл глаза, и Коул поразился, заметив, что на морщинистой коже под запавшими глазницами поблескивает влага. — Я никогда не знал сердца чище, чем у моей дочери. Если добро когда-нибудь действительно существовало, то оно было в ней. А Инквизиция сожгла ее заживо.

Коул от удивления лишился дара речи.

— Я наказал всех виновных. Я возвел этот город и назвал в ее честь. Я посадил ее любимое дерево, но даже его осквернили.

Коул вспомнил Вечное дерево из парка Вердиза. Урну в Стасисеуме. Имя, которое было выгравировано на ней. Сонливия.

— Ты не первый, кто стоит здесь сегодня и судит меня, — продолжил лорд-маг. Он выпрямился в полный рост, оправил мантию и вытер с лица слезы. Мгновенная слабость прошла, и он снова был грозным тираном Сонливии. — Я бы попытался убить того, другого, — но, даже обладая всей своей силой, мог не преуспеть в этом. А я не хотел бы доставить тому самодовольному ублюдку радость стать свидетелем моего провала.

Последовала минута гробового молчания — и затем Салазар поднял изможденную руку.

— Итак. Ты желаешь быть героем? Давай посмотрим, есть ли у тебя то, что для этого нужно.

Коул охнул, когда кинжал задрожал в его руке и вдруг стал обжигающе горячим, настолько, что прижег ладонь сквозь перчатку.

Коул рванулся к лорду-магу.

Задыхаясь от нестерпимой боли и все еще сжимая в другой руке хронометр Гарретта, он глубоко вонзил сияющий кинжал в иссохшее тело мага.

Рука Салазара дрогнула и повисла вдоль тела. Рукоять Проклятия Мага остыла почти сразу же, как магия чародея зашипела и угасла. Убийца богов, самый могущественный человек на севере стал оседать на пол.

Коул поддержал его, глядя в глаза чародея. Он поразился тому, что маг весил меньше, чем ребенок.

— Почему? — спокойно спросил он. — Ты обладал могуществом, которое могло изменить мир к лучшему. Почему ты этого не сделал?

Тиран Сонливии тихо вздохнул. Коул ожидал, что Салазар, умирая, будет вопить и проклинать его имя, но лорд-маг казался спокойным. Почти удовлетворенным. Его голос звучал как тихое журчание воды:

— Все… редко идет так, как мы надеемся. Когда-то я замыслил спасти человечество от богов… — Он неожиданно кашлянул, изо рта потекла кровь, окрасив бороду и усы в цвет его мантии. — Я не осознавал, что человечество нуждалось в богах больше, чем в нас. Меня ослепляла ненависть.

— А Призрачный Порт? Ты уничтожил целый город из-за ненависти?

— Ненависть… — повторил умирающий лорд-маг, его голос так ослаб, что Коул едва его слышал. — Это была не ненависть. Это было… сострадание.

Сострадание?В этом нет смысла.

— Что ты имеешь в виду? — собирался спросить он, но Салазар прекратил дышать. Не было слышно ни звука, кроме свиста ветра и тиканья хронометра в его руке.

Лорд-маг вздрогнул. Его угасающий взгляд остановился на часах.

— Время… умереть… — прошептал он.

Его глаза закрылись в последний раз.

Коул извлек Проклятие Мага из тела Салазара и собирался опустить труп на пол, когда тот неожиданно осветился. Юноша отшатнулся. Труп поднялся в воздух и поплыл в небо над Обелиском, все выше и выше.

Внезапно из глаз и рта мертвого лорда-мага вверх брызнули ослепительные лучи золотого света. Коул прикрыл лицо рукой. Божественная энергия, покидая обладавшего ею мага, возвращалась в небеса, откуда была похищена.

Это продолжалось две или три минуты, а потом свет угас. Салазар дернулся и, когда исчезли последние золотые пятнышки, вращаясь в воздухе, стал падать.

Пролетев сотни футов, тело упало во двор Обелиска и разорвалось.