Гробница

Глава 42 Гробница

Словно в знакомом сне, приснившемся ему вчера, Холлоран увидел перед собой большие немигающие глаза, пристально глядящие на него. Чудовищные глаза. Каменные глаза.

Холлоран задержал дыхание, когда наступил очередной приступ сильной головной боли. Он поднял непослушную, налившуюся свинцовой тяжестью руку и осторожно сжал пальцами лоб и ноющий висок. Это почти не принесло ему облегчения. Боль не утихала. Он крепко зажмурил глаза и снова открыл их, оглядывая статуи. Их было не меньше тридцати. Они застыли в неподвижных монументальных позах всего в нескольких шагах от него, широко раскрыв неестественно огромные глаза. Несколько скульптур стояли рядом, словно собравшаяся вместе семья — мужчина, женщина и ребенок. Здесь были каменные изваяния самых разных размеров; некоторые достигали более двух метров в высоту. Куда ни кинь взгляд — отовсюду пристально смотрели эти каменные глаза; Холлорану казалось, что они настороженно наблюдают за каждым его движением.

Среди статуй в старинном кресле с высокой спинкой сидел человек. Этот был из плоти и крови, ибо он шевельнулся, когда Холлоран приподнялся, опираясь на локоть. Сидящий в кресле откинулся назад, и теперь его фигура стала нечеткой бесформенной тенью, прячущейся между высоких скульптур. Холлоран лежал на мокром полу — грязная вода просачивалась сквозь трещины в каменных плитах. От этой застоявшейся воды в воздух поднимался легкий пар, пахнущий гнилью. Этот противный запах смешивался со сладковатым и душным запахом тающего воска. В этом помещении горело множество черных свечей. Чуть колышущиеся язычки пламени немного оживляли сумрачную комнату.

— Поставь его на колени, — произнес чей-то голос. Он мог бы принадлежать Клину, если бы не его хриплый, режущий ухо тембр, напомнивший Холлорану голос старого сторожа-привратника.

Холлорана грубо схватили и встряхнули. У него сильно болела голова, а сознание все еще не прояснилось до конца, поэтому он даже не пытался сопротивляться. Чьи-то руки помогли ему подняться на колени, и Холлоран почувствовал, как вокруг его шеи обвилась удавка. Тугой ошейник натянулся, причиняя ему резкую боль, и Холлоран был вынужден вытянуть шею и застыть в напряженной, неестественной позе. Он попытался повернуть голову, но при первой слабой попытке сопротивления удавка впилась в его горло еще сильнее. Он ощупал руками то место, где его шея болела сильнее всего, но, к своему удивлению, не нашел ничего, за что можно было ухватиться.

— Если будешь сопротивляться, проволока вопьется еще глубже, — предупредил его все тот же голос.

Холлоран не видел того, кто стоял за его спиной, наклонившись над ним и затягивая удавку на его шее, но чувствовал острый запах пряностей, исходящий от его тела.

— Юсиф настоящий маэстро гарроты, — добавил хриплый голос; теперь Холлоран был уверен, что это говорит Клин, что это его клиент сидит на старинном кресле в тени высоких каменных идолов, хотя его голос очень сильно изменился — казалось, он принадлежал пожилому, утомленному человеку.

Холлоран опустил руки — они были в его собственной крови.

— Дай ему оглядеться, Юсиф. Пусть посмотрит, где он теперь находится. Натяжение тонкой и гибкой удавки немного ослабло, и Холлоран смог чуть-чуть повернуть голову, чтобы посмотреть по сторонам, хотя поле его зрения оставалось очень узким из-за натянутой проволоки. Он увидел высокий потолок и глянцевитые стены, отражающие свет черных свеч, как будто сквозь кирпичную кладку просачивалась вода. Наверх вела широкая прочная лестница — Холлоран разглядел на ее верхней площадке проход, ведущий куда-то дальше; дверей, однако, нигде не было. В двух стенах был проделан сквозной сводчатый проход, но в коридорах — а может быть, просто в нишах — начинающихся за этими арками, царил непроглядный мрак. Возможно, когда-то здесь были винные погреба, подумал Холлоран.

Кроме свеч, в комнате с высоким потолком горели масляные светильники, придвинутые поближе к подножиям, на которых стояли каменные статуи и блестящие металлические фигурки. Одна миниатюрная статуэтка изображала козла, вставшего на задние ноги. Передними копытами козел опирался на ствол золотого деревца. Фигурка животного была искусно вырезана из темно-синего камня, украшенного белой костью, на которой рельефно выступали мельчайшие завитки длинной шерсти. Однако взгляд Холлорана не задерживался на изящных безделушках, а скользил дальше по стенам комнаты, стремясь охватить как можно больше деталей.

Возле одной из стен комнаты на полу лежала тяжелая плита из черного камня, ее матовая поверхность не отражала свет. Пародия на алтарь. На нем неподвижно лежало огромное, тучное тело, покрытое густыми курчавыми волосами. Холлорану показалось, что Монк умер.

Резкий, хриплый голос прервал затянувшееся молчание.

— Выглядит впечатляюще, правда, Холлоран? Ваш удар парализовал его, и теперь он не может пошевельнуть пальцем. Больше он не встанет. Как телохранитель он теперь совершенно бесполезен, но может пригодиться для других целей...

Издалека послышался приглушенный раскат грома.

Сидящая в кресле фигура опять шевельнулась.

— Да, бурная ночка сегодня, — сказал Клин, и в его измененном, старческом голосе опять прозвучали знакомые нотки возбужденного, энергичного — «прежнего» — Клина. — Надеюсь, ваша одежда еще не успела промокнуть насквозь, Холлоран, и вы не получите воспаления суставов, стоя на мокром полу на коленях. В поместье очень много подземных ключей — вы знаете, эти холмы вокруг словно специально созданы для того, чтобы собирать грунтовые воды, — и когда озеро переполняется, они...

— Клин, где мы находимся?

Холлоран задал свой вопрос спокойным тоном, однако его собеседник сразу примолк, оборвав свою речь на полуслове.

Некоторое время Клин молча разглядывал оперативника, поставленного перед ним на колени, затем глубоко вздохнул; дыхание его было хриплым, как во время приступа удушья.

— Это потайное убежище, — наконец произнес он. — Гробница. «Моя» гробница, Холлоран. Комната, которую никто не сможет обнаружить, если только заранее не узнает, где она расположена. Впрочем, в это помещение не так-то просто войти. О да, конечно, сейчас мы находимся в поместье, в Нифе. Мне не пришлось самому строить это подземелье — оно уже было здесь, когда я купил дом. Мне оставалось только провести незначительную перестройку. Отсюда наверх вел длинный коридор, который я приказал заложить кирпичом, чтобы никому и в голову не пришло, что скрывается под домом, — Клин издал короткий, резкий смешок. — Оригинально, правда? Совсем как в могильниках древних шумеров. Невозможно ни войти внутрь, ни выбраться наружу, если не знаешь, как это сделать. Я мог бы оставить вас здесь, Холлоран, — ваше разлагающееся тело было бы надежно погребено в этом каменном мешке.

Холлоран попытался подняться на ноги, и тотчас же тонкая струна еще туже обвилась вокруг его шеи.

— Юсифу потребуется всего лишь две или, может быть, три секунды для того, чтобы отправить вас на тот свет, Холлоран. Я советую вам проявить благоразумие.

— Но, ради Бога, скажите, Клин, что это вам пришло в голову? У меня нет другой цели, кроме охраны вашей жизни.

Голос Холлорана звучал спокойно и тихо; казалось, попавшему в опасную ситуацию оперативнику были чужды всякие эмоции.

— Бог? — издевательски переспросил Клин. — Он не имеет ни малейшего отношения ко всему, что здесь происходит. Конечно, если вы имеете в виду «своего» бога, Холлоран. Тут царит мой бог. Снова послышалось тяжелое дыхание, и фигура, прячущаяся среди теней, пошевелилась на своем кресле. Затем хриплый голос произнес:

— Ты убил моего Хранителя.

— Привратника? Я нашел его, когда он уже умирал. Он не смог больше сдерживать собак... шакалов... и они разорвали его на клочки. Но как вы узнали, что он умер?..

— Все еще сомневаетесь в моих возможностях? — укоризненно покачал головой Клин. — Мы с ним были тесно связаны. Но не один только ментальный контакт объединял нас. Он взвалил на себя бремя моих болезней, моих слабостей, груз моих лет. Он служил своеобразным громоотводом для всех неприятных вещей, составляющих долю смертных существ. Благодаря ему я мог жить, не испытывая немощи и практически не старея, мог использовать свои способности в полной мере.

— Старик сказал, что вы использовали его.

— Мне был дан этот дар.

— Какой дар?

— Я был наделен способностью вовремя избавляться от тех досадных помех, которые приходят к нам с годами и которых мы все так боимся — от физического недомогания, от болезней и старения. Теперь я чувствую, как силы, предназначенные для растраты накопленного моим организмом отрицательного заряда, постепенно ослабевают, так как исчез тот, с чьей помощью я избавлялся от этого заряда. Что-то нарушило связь, установившуюся между нами, и прежнее равновесие уже никогда не сможет восстановиться. Ты убил моего Хранителя, ты разорвал эту связь.

— Я уже сказал, что он был при смерти еще до того, как на него напали шакалы. Странно, но мне показалось, что он обрадовался приходу своей смерти.

— Он был глуп.

— Послушайте, Клин, я хочу, чтобы вы приказали своему идиоту убрать эту дурацкую проволоку с моей шеи.

— После того, что вы сделали с Монком?

— Прикажите ему убрать руки прочь, иначе я покалечу его.

— Вряд ли, Холлоран. Я сомневаюсь в том, что вы «сможете» это сделать. Кроме того, ваше любопытство еще не удовлетворено, не так ли? У вас появилось множество новых вопросов, ответ на которые вам не даст никто, кроме меня. Так что потерпите. Нынче ночью я хочу подразнить вас, чтобы еще больше возбудить ваш аппетит.

— Клин...

— "Ни с места!" — пальцы Клина вцепились в ручки кресла. По телу медиума прошла дрожь, словно даже незначительное повышение голоса причиняло ему физическую боль. — Ты поплатишься за причиненный тобой ущерб. Ты должен помочь предотвратить то... что... угрожает мне.

Он откинулся назад, ссутулившись в кресле; капюшон упал еще ниже, и теперь его фигура казалась призрачным черным пятном на фоне темного дерева. Несколько минут Холлоран слышал хриплое дыхание; ему было видно лишь то, как тяжело поднимаются и опускаются в такт дыханию узкие плечи, покрытые черным одеянием. Когда Клин заговорил вновь, он произносил слова так тихо, что их с трудом можно было разобрать. Казалось, силы оставляют его. Теперь его хриплый шепот был похож на голос умирающего старика из сторожки у ворот.

— Потерпите немного, Холлоран. Успокойтесь и выслушайте, что я скажу вам, ибо я хочу, чтобы вы поняли меня. В конце концов, вы этого заслуживаете. Позвольте мне поведать вам о боге, который царил на земле за три тысячи лет «до» Христа. Я уверен в том, что вы не набожный человек и отнюдь не самый глубокий знаток Священного Писания, однако готов спорить на что угодно — ваши католические священники крепко вдолбили вам основы Закона Божьего еще когда вы были совсем маленьким мальчиком и жили в Ирландии. Мне бы хотелось самому рассказать вам кое-что помимо тех слащавых сказочек, которые вы слушали в детстве.

— А если я не соглашусь?

— Что ж, ваше право. Юсиф может тотчас же убить вас.

Холлоран ничего не ответил.

Клин сухо рассмеялся:

— Время становится поистине драгоценным, когда его остается слишком мало, даже для тех, кто прожил долгую жизнь...

Язычки пламени свеч колыхнулись, словно в помещение вдруг ворвался ветерок.

— Этот богочеловек получил имя Мардук. Так называл его избранный им народ — «шумеры», — начал Клин, и мысли Холлорана направились в иное русло. Он стал размышлять о том, как долго сможет араб, стоящий у него за спиной, держать свою гарроту крепко натянутой. — Он просветил шумеров, — продолжал тем временем Клин, — обучил их чтению и письму, открыл для них мир звезд и их тайны, постепенно усовершенствовал их общественный строй, дав людям закон и порядок, составляющий основу любого цивилизованного государства. От него этот древний народ узнал, как должно исцелять некоторые болезни путем удаления больных органов. Он научил их добывать металлы из горных пород и ковать их, чтобы изготовлять орудия труда и разные тонкие инструменты, изобрел для них колесо и научил использовать его для перевозки тяжестей. Во всем этом не было зла. Да и откуда ему было взяться? Это было знание, которое бог, принявший облик человека, принес людям. Но для правящей верхушки, для этой малой горстки смертных, это знание представляло большую угрозу, ибо оно подрывало их власть. Именно этого больше всего боялись цари и первосвященники шумеров. И, послушайте, не тот ли самый страх руководил вашим, христианским богом?

Казалось, вопрос был задан почти шутливым тоном. Тенор Клина постоянно менял свой тембр и громкость. Холлоран уже привык к частым переменам настроения своего клиента, но никогда еще смена интонаций не была столь резкой и внезапной. Было похоже, что Клин очень взволнован, и ему стоит немалых усилий держать себя в руках.

— Возможно, кроме этих чисто практических, полезных вещей людям было открыто и другое знание, которого представители власти шумеров боялись еще сильнее, ибо само обладание им «давало» власть. Я имею в виду знание магии, средства, которые использует алхимия, познания Каббалы, а также искусство колдовства.

— Почти целое тысячелетие пребывали шумеры под властью этого бога, и надо сказать, что они были довольны своим покровителем. В обмен на знание, данное людям, бог-просветитель потребовал от своего народа преклонения перед ним и исполнения обрядов его культа. Ему приносили человеческие жертвы; особенно нравились этому богу всесожжения, когда пламя пожирало мужчин, женщин и детей. Также ему угодны были осквернение святынь других богов и поругание их храмов; пытки и мучения, которым подвергали девственниц и невинных отроков, доставляли ему наивысшее наслаждение — ему нравился их страх, их трепет перед его всевластным могуществом, их боязнь расстаться со своим смертным телом, со своею жалкою жизнью. И невинные, чистые люди стали бояться этого бога не меньше, чем их земные правители. Но цари, высшая светская знать и первосвященники, служившие иным богам, были бессильны перед ним. И так продолжалось до тех пор, пока воцарился новый правитель шумеров, Царь Хаммурапи, объединивший духовную и светскую знать в борьбе против Мардука. Он провозгласил, что бог, которому поклонялся его народ, — злой бог, и отныне он будет именоваться Бел-Мардук.

Холлоран встрепенулся, отвлекшись от своих мыслей, и глянул на лестницу — ему послышался шум наверху, у входа.

— Этот царь объявил Бел-Мардука павшим богом, — продолжал Клин; в его голосе послышались гневные нотки. — Много лет спустя евреи называли его Падшим Ангелом.

Холлоран вздрогнул.

— А, я вижу, вы начинаете понимать, — заметил Клин. — Я имею в виду библейского Падшего Ангела, которого впоследствии прозвали Дьяволом. Холлоран тихо ответил ему:

— Вы сумасшедший, Клин, — и в его голосе опять прозвучал мягкий ирландский акцент.

Наступила тишина.

Затем послышался низкий, короткий смешок.

— Один из нас и правда помешан — сказал Клин. — Но послушайте, это еще не все, что я собирался вам рассказать.

Холлорану показалось, что каменные идолы угрожающе глядят на него своими слепыми, широко раскрытыми глазами. Он попытался прогнать эту нелепую мысль.

— Бел-Мардук был сурово наказан за то, что он проповедовал разные «извращения». Его четвертовали, то есть отсекли от тела все конечности, и вырвали изо рта его лукавый язык. С тех пор его бессмертная душа была вынуждена томиться в теле, которое годилось лишь для того, чтобы ползать в пыли. Священники уподобили его пресмыкающимся тварям, и потому он получил новое прозвище Змий.

Облаченная в длинную черную одежду фигура наклонилась вперед, не разжимая пальцев, охватывающих ручки кресла.

— Вспомните, Холлоран, ведь когда-то вы уже слышали что-то подобное, — вновь раздался хриплый, почти шипящий голос. — Ваши католические священники рассказывали вам о Люцифере, о Падшем Ангеле, которого постигла кара за то, что он совратил невинных людей, за то, что он раскрыл тайну Древа Жизни недостойным? С тех пор Падший Ангел был осужден пресмыкаться во прахе до конца дней своих. Теперь вы понимаете, откуда была заимствована библейская легенда о дьяволе? Прошлой ночью я уже говорил вам, что земли меж Тигром и Евфратом традиционно отождествляли с Садами Эдема. Если верить письменам ученых людей и священников древней Месопотамии, сделанных на глиняных табличках, именно в этой стране, где обитало племя шумеров, позже возникла раса евреев. Это от халдейских равнин, из Ура, увел свой народ Авраам дальше, на север, в Сирию, и затем через Ханаан в Египет. А с собою в путь они взяли древние вавилонские предания, которые позднее вошли в библейские легенды. Всемирный Потоп и младенец Моисей, который был найден в камышах — все это заимствованные сказания! Иудейская концепция сотворения мира и Книга Бытия тесно переплетаются с философским миропониманием и легендами древних шумеров. До наших дней дожили только эти легенды — обрывочные, неточные сведения, ибо все записи, касающиеся древнейшей истории, были уничтожены по приказу шумерских царей — они хотели уничтожить саму память о жестоком и кровавом царствовании Бел-Мардука и о запретном знании, данном им людям. Однако они не понимали того, что зло может передаваться от поколения к поколению не только через письменность.

На верхних ступенях лестницы появились фигуры людей, но Клин, казалось, не замечал ничего вокруг себя.

— К нам, евреям, знание Каббалы перешло от древних вавилонян, — продолжал он. — Библейские легенды гласят, что она перешла от Ноя к Аврааму, а от Авраама к Моисею, который посвятил в ее таинства семьдесят старцев во время скитания по пустыне. Древнее учение Бел-Мардука не пропало, оно проросло и дало новые семена, и таким образом осуществилась его месть роду людскому. Даже новый богочеловек, Иисус Христос, избравший своим народом евреев, не смог искоренить этого древнего «зла» и воспрепятствовать его распространению. Он пришел в этот мир, чтобы уничтожить деяния Змия, чтобы искупить первородный грех — только в этом заключалось спасение всего человечества. И посмотрите, что произошло, Холлоран. Его казнили, как и его предшественника, Бел-Мардука! Вы спросите, какая связь меж нашим миром и древними преданиями, и стоит ли беспокоиться из-за прошлых дел. Оглянитесь вокруг, Холлоран. Посмотрите пристальнее на мир, который вас окружает. Вы увидите, что борьба до сих пор продолжается. И вы, и я — все мы вовлечены в нее.

Клин еще раз шевельнулся на своем кресле, наклоняясь еще дальше вперед.

— Вопрос в том, — вкрадчиво произнес он, — на чьей стороне находитесь «вы»?

Слегка смущенный, удивленный таким необычным вопросом Холлоран не смог дать ответа.

Клин снова выпрямился, откинувшись на спинку кресла.

— Сведите ее вниз! — крикнул он.

Сверху донесся шум шагов, и Холлоран, подняв глаза, увидел Кору. Палузинский и второй араб сводили ее под руки с лестницы. На ней был белый купальный халат, туго стянутый поясом на талии. Она шла, пошатываясь, словно после сильной дозы алкоголя или от чрезмерной усталости. Сойдя с последней ступеньки, она медленно, недоуменно огляделась вокруг. Он подумал, уж не ввели ли ей снова какой-нибудь наркотик.

— Лайам... — только и успела произнести она, увидав Холлорана.

— Боишься за своего любовника, Кора, душечка? — послышался голос Клина из теней, отбрасываемых статуями.

Она взглянула туда, откуда раздавался этот голос. Глаза ее сразу стали огромными, испуганными.

— Что вы собираетесь с ней сделать, Клин? — спросил Холлоран; голос его звучал ровно и сильно, словно он вел допрос и требовал ответа.

— Ничего особенного. Коре не причинят ни малейшего вреда. Я не предназначал ее для этого. Но мне нужен новый компаньон, способный занять место умершего Хранителя, — человек, с которым я установлю тесную, неразрывную связь, человек, который будет сторожить меня. Я давно знал, что когда-нибудь мне понадобится новый Хранитель; я не предполагал только, что этот день наступит так скоро.

— Она не заменит вам «его». Вы не сможете заставить ее сделать это.

— О, что касается моего могущества и умения, то вы напрасно в них сомневаетесь. Она сидит по уши в грязи и разврате, куда я же ее заманил. Теперь она — дрянь, дерьмо, дегенератка. Я хочу, чтобы вы, наконец, поняли это. Она уже стала — точнее, «почти» стала — тем, чем я хотел ее сделать. Час ее окончательного падения очень близок.

— Это вы сделали ее такой?

— Конечно. Когда я впервые увидал ее, Кора была этакой маленькой свеженькой штучкой, совсем юной и неиспорченной. Слишком невинной и чистой для таких мужчин, как вы и я. Настоящей Розой Англии, как вы сказали бы, увидав ее в те годы. Мне пришлось повозиться с ней, прежде чем удалось превратить ее во что-то иное; откровенно говоря, это занятие порой развлекало меня и доставляло мне немалое удовольствие.

— Вы давали ей наркотики?

— В самом начале. Она, конечно, ничего не подозревала. Я велел добавлять какое-нибудь слабое снадобье понемножку, по капельке в ее пищу или питье, только чтобы ослабить ее сопротивление всему, что запрещали ей с детства. Так постепенно, шаг за шагом она прошла весь путь к деградации, с каждым днем опускаясь все ниже. В конце концов отпала даже необходимость в наркотиках — я помог развиться некоторым ее... склонностям. Однако и после этого нужно было много и упорно работать над нею, прежде чем она стала совсем моей. Но теперь время слишком дорого, и придется ускорить процесс, чтобы она смогла исполнить свою роль.

Холлоран вздрогнул, затем напряг все свои мышцы и тотчас же почувствовал, как туго натянулась тонкая удавка вокруг его шеи.

— Вы не сможете сделать из нее что-то похожее на «того»... — прохрипел он.

— На моего Хранителя, вы хотите сказать? Почему же? Кто будет знать об этом? Кого это волнует? Она оставит службу в «Магме», чтобы стать моей личной помощницей, только и всего. Переход от службы в офисе к персональному подчинению одному начальнику отнюдь не нов; он с незапамятных пор практикуется в мире бизнеса, разве вы не знали об этом?

— Это чистейшее безумие.

— Нет. Это ваша дурацкая логика и убеждения, которых вы все еще продолжаете придерживаться, Холлоран. Вы не верите ни единому моему слову. Холлоран улыбнулся, несмотря на охвативший его гнев. — Вы ставите меня в тупик, Холлоран. Ваше упорство одновременно забавляет и раздражает меня, — голос Клина был усталым, надтреснутым, и снова в нем появились нотки, которые делали его речь похожей на медленную речь старика. — Я думал, что вы пригодитесь мне, что вы будете служить мне, как все остальные. Я объездил весь свет в поисках таких людей, как Палузинский, Монк, Кайед и Даад, высматривая жестокость и злобу, под какой бы маской она ни скрывалась. Они у меня в долгу, эти люди, ибо это я направил их зло в определенное русло — и оно десятикратно усилилось после того, как получило конкретную цель! Но эти четверо — лишь малая часть тех, кого мне удалось найти, странствуя по свету, и кого я неоднократно использовал в своих целях. Вы могли бы стать одним из них, ибо вы тоже сродни им. Но я до сих пор не смог разгадать вас, и это заставляет меня колебаться. Вы спасли мне жизнь; кошмарные сны, тяжелые предчувствия — все говорило о том, что мне угрожала смертельная опасность; тем не менее, до сих пор какое-то внутреннее чувство ограничивает мое доверие вам. Вы для меня загадка, Холлоран; возможно, именно эта ваша черта привлекает меня больше всего. Однако в тревожные времена, когда события развиваются слишком непредсказуемо, держать так близко к себе темную лошадку было бы верхом неблагоразумия, и поэтому я собираюсь от вас отделаться.

Араб за спиной Холлорана хихикнул, и петля на шее Холлорана постепенно начала затягиваться.

— Но не забыли ли вы о том... — с трудом проговорил Холлоран. Натяжение проволоки слегка ослабло, и он сделал глотательное движение, чувствуя резкую боль в горле.

— О чем же? Поведайте мне, я с нетерпением жду вашего ответа, — раздался насмешливый голос.

— В моей фирме знают, на кого я сейчас работаю и где я нахожусь. Я не могу просто так исчезнуть с лица земли.

— Та-та-та! — оборвал его Клин. — Каким же я был ослом, что не учел такой важной детали!.. Так слушайте же, — ироничный тон пропал так же внезапно, как и появился, — вы отважно боролись с преступниками, проникшими в дом, отводя от меня смертельную угрозу. Но убийцы успели прикончить вас, прежде чем мои люди смогли прийти вам на помощь. Их было много, вы — один. Мои телохранители, конечно, не чета вам, профессионалу, и в результате их неуклюжих действий вы попали в руки бандитов. В конце концов мои люди спугнули эту шайку, и они убрались прочь. Как вам нравится такая версия? Правдоподобно? Кто сможет проверить, так ли все было на самом деле? Между прочим, Монк был их наводчиком, предателем, обманувшим мое доверие. Именно он злодейски убил вас и скрылся вместе со своей бандой, когда по ним открыли огонь.

Издевательский хохот Клина никак не подействовал на Холлорана.

— Кора... — произнес он.

— После этой ночи она ни слова против меня не скажет! — почти закричал Клин, ударив кулаком по ручке кресла. — Однако время не ждет. Надо торопиться. Все эти разговоры порядком утомляют меня. Помоги мне, Азиль.

Араб бесшумно проскользнул за спинами Коры и Палузинского, направляясь к своему господину, восседающему среди статуй.

— Позволь Холлорану подняться, Юсиф, но гляди за ним в оба, и не снимай удавки.

Тонкая проволока натянулась, впиваясь в шею, когда араб резко дернул гарроту, заставляя Холлорана встать. Он пошатнулся — его голова все еще кружилась после тяжелого удара, нанесенного Палузинским. Кора потянулась к нему, но поляк грубо схватил ее за локоть, принуждая отступить на шаг назад. Она не издала ни звука, только недоумевающе посмотрела на него, словно никак не могла понять, чьи пальцы вцепились в ее руку чуть пониже плеча.

Клин, поддерживаемый Кайедом, медленно поднялся со своего кресла. Он осторожно двинулся вперед, волоча ноги, словно дряхлый старик; араб вел его под руку. Клин был одет в длинную черную мантию, ее подол волочился за ним по полу, так что казалось, что тень, из которой выходил Клин, протянулась к нему.

Темная фигура, которую почтительно поддерживал араб, ступила на освещенную масляными лампадами площадку.

— Господи помилуй... — тихо прошептал Холлоран.