Всё ещё курит! Эта проклятая трубка между её зубами, и она улыбается. С её мятым платьем и грязными волосами она выглядит как сумасшедшая женщина, которая наткнулась на наш двор.
— Хорошо, теперь вы можете двигаться. — Она вынимает трубку изо рта и взмахивает ей. Тонкая струя искр вылетает к каждому человеку. Но если они и могут двигаться, они этого не делают. Все — Эдгар, мачеха, Псих и Муди, два солдата — просто уставились на Крёстную Псих. Все они выглядят испуганными, не уверенными, что делать или говорить.
Крёстная Псих подмигивает Эдгару.
— Извините, принц, но сегодня у вас не будет невесты. Я — фея-крёстная ребёнка, и моя работа — заботиться о ней. Я не позволю тебе забрать её против её воли.
Эдгар только и делает, что пялится на неё. Как и я, он, вероятно, слышал о феях, но никогда не видел их в реальной жизни. И он, вероятно, решил, что они красивые. Но, несмотря на белые крылья, которые раскачиваются и закрываются, как у бабочки, Крёстная Псих просто страшна.
Мачеха подаёт голос первой:
— Её… фея-крёстная?
— Когда-то я была сестрой её матери. — Крёстная Псих покачивается ногами, как будто она отлично проводит время. — Но это долгая история и не очень приятная. Короче говоря, я отвечаю за девушку. Заслуживает она этого или нет, я здесь, чтобы защитить её. И никто из вас не сможет остановить меня.
— Ты… ты причина, по которой она пошла на бал? — осторожно спрашивает Муди. — Я думала, у неё есть тайный любовник, который помог ей добраться туда.
— О, у неё их было предостаточно. — Крёстная Псих закатывает глаза и мачеха выглядит возмущённой. Думаю, она злится, что никогда этого не знала. — Но да, дорогуша, ты права. Я подарила ей это отвратительное платье и тапочки. Она хотела принца, глупая девочка. Но это только потому, что её семья заставила чувствовать её ничтожной. — Крёстная Псих смотрит на мачеху. — Ты паршиво сработала, дорогуша.
— Она не была моей дочерью. — Мачеха задирает свой надменный подбородок.
— И всё же, она была вверенным тебе. И ты позволила мелочной ревности отравить своё сердце. Ты отвергла маленькую девочку, которая просто хотела быть любимой, и заставила её пройти путь одиночества. Нет слов для подобной жестокости. Ты вызываешь у меня отвращения.
Лицо мачехи едва читается. За исключением крепко сжатых челюстей, она не проявляет никаких эмоций.
Крёстная Псих поворачивается к Эдгару, который делает рефлексивный шаг назад.
— И ты, конечно, — печально качает головой Крёстная Псих, — мало надежды на кого-то вроде тебя, человека, который получает удовольствие от причинения вреда женщинам. Но помяни мои слова, принц, однажды мир увидит в тебе зверя, которым ты являешься. И никто не будет жалеть тебя.
Эдгар ухмыляется, но я вижу, что он осторожничает, уважая власть, которой она обладает. Он, наверное, не хочет, чтобы его превратили в лягушку.
Крёстная Псих подступает ко мне и обнимает меня за плечи.
— Пойдём, дорогая. Я забираю тебя от этих людей. Я не могу дать тебе много, но у меня есть маленький домик у моря. Там ты будешь в безопасности, сможешь начать новую жизнь.
Дом у моря. Звучит заманчиво. Может, я смогу стать портнихой и найти хорошего мужа. Новая жизнь, новая я. Но есть ещё кое-что.
— А как же белая магия, — спрашиваю я. — Я потеряю её? Крёстная Псих хихикает.
— Ты выиграла пари, пончик. Мы договорились, что ты потеряешь магию, если не получишь принца. Но посмотри на него, он отчаянно тебя хочет. Тот факт, что ты ему отказываешь, не имеет значения. Нет, волшебная бутылка твоя. Странная внешность тоже.
— Вот как она стала такой красивой? — горько спрашивает мачеха. — Я всегда знала, что это что-то неестественное.
Я не могу не позлорадствовать.
— Да, мачеха. Чем больше ты издевалась надо мной, тем больше магии я зарабатывала. Я использовала её, чтобы улучшить свою внешность. Так что спасибо! Твоя жестокость была мне полезна.
Крёстная Псих выпускает стую дыма изо рта.
— Хватит, пончик. Пришло время отправляться в путь.
— У кого мой графин, — властно спрашиваю я, складывая руки. Я знаю, что его принесли сюда, я видела его, хотя моё внимание было в основном на принце. Кто-то держал его.
После нескольких минут молчания мачеха говорит:
— Он у Луниллы.
Лунилла всё ещё позади меня, так что мы с Крёстной Псих повернулись к ней лицом. Но как только я это сделала, что-то сильно ударилось мне в затылок. Я падаю вперёд, вокруг меня будто ливень хрустальных дождей. Я ударилась о землю, белые осколки подпрыгивали и смешивались с теми, что осталось от туфельки. Мой Хрустальный графин. Мачех бросила его в меня.
Пульсирующие волны боли омывают затылок. Я тяжело дышу через нос. Белая магия! Единственное, что у меня было. Кроме папы, ничто другое не заставляло меня чувствовать себя особенной. Это был графин с магией, я знаю. Магический артефакт даруется редко. Другого у меня не будет.
— Ну, это было неуместно, — кричит Крёстная Псих.
— Молчать! — кричит мачеха.
Я слышу её шаги, приближающиеся ко мне.
— Подлый слизняк, — шипит она. — Так много секретов. Ну! У меня тоже есть парочка своих. Твой драгоценный папа когда-нибудь говорил с тобой о твоей матери?
— Не надо! — резко говорит Крёстная.
— Вы дадите мне сказать! — срывается мачеха. — Есть одна причина, по которой он никогда не говорил о ней. Потому что она была злой. Она не заботилась о твоём отце и разбила ему сердце, обманывая других мужчин. Они были для неё как безделушки, её коллекция любовников. И как же она гордилась тобой! Когда твой отец возражал, она смеялась над ним.
Моя голова опухла, слишком тяжёлая, чтобы её поднять. Я лежу на боку, Крёстная Псих стоит надо мной, мачеха позади. Я щурюсь на Крёстная Псих.
— Это правда? — Крёстная Псих делает длинную затяжку. Когда она вздыхает, дым струится из её ноздрей.
— У нашей семьи есть проблемы. Лунилла хихикнула.
— Он хотел, чтобы я помогла тебе, — продолжает мачеха. — Научить тебя быть чистой, доброй и непохожей на свою мать, насколько это возможно. Но посмотри на себя. — Она тычет носком ботинка мне в плечо. — Такая же проститутка, как и она. Хорошо, что твой отец мёртв.
Мои глаза сосредоточены на осколках хрусталя, разбросанные по земле. Отколотый каблук моей туфельки в пределах досягаемости. Я думала, что он цел, но теперь я вижу, что чуть отломлен наконечник, заострив его. Я протягиваю руку и смыкаю её вокруг каблука.
— Не смей говорить о моём отце, — рычу я. Я кладу руку на землю и встаю на колени. Мачеха смеётся.
— Почему нет? Он не был призом. Человек среднего достатка в лучшем случае. Его единственным скоровищей была дочь. — Мачеха выплёвывает слова, как проклятия.
— Но не гордись этим, моя дорогая. Когда он умирал, он признался мне, что из-за поступков твоей матери, он даже не был уверен, что ты его дочь.
Из меня вырвался визг. Я вскакиваю с колен, поднимаю руку вверх, и острый каблук прокалывает живот мачехи. Она издаёт глухой звук — «ух!» — и наклоняется надо мной с широко раскрытыми глазами. Кряхтя, я прижимаю к ней руку и засовываю хрустальный каблук в её тело.
Псих и Муди кричит, когда мачеха падает. Теперь она лежит на земле, а я стою над ней. Она издаёт неприятные вздохи, всё тело дёргается. Затем, подобно остановке часов, её движения замедляются, прежде чем успокоиться.