Доктор Герр-Загенхоф вручил Амалии очередной огромный леденец с наказом не возвращаться, пока она не вылижет из него все красные прожилки, и тогда он выдаст ей сегодняшнюю записку от дочери.
— Пенёк, — злобно отозвалась майора Циклаури.
— Пенёк был, — возразил доктор Герр-Загенхоф.
— Тх... тп... Трухлявый!
— Вау. Не, серьезно,засчитываю. Иди, соси, красавица. Дай мне помечтать в тишине.
Майора фыркнула, зажала палку от леденца в зубах, поправила на ногах утяжелители, повернула леденец во рту рабочей стороной и побрела вдоль берега озера, обгоняя совершающих променад гражданских постинсультников.
Без порядочных утяжелителей в половинной гравитации санатория проминаться толку было мало. Сусьяха посмотрел полдня, как майора мучается и спросил у знакомых техников (у него было больше бывших пациентов, чем песка в море), техники подкинуличетырестаметров юзаной витой золотой проволоки, ну с возвратом, если можно, форма значения не имеет, все равно в переплавку. По прикидкам доктора Герр-Загенхофа, пара месяцев еще, и проволоку можно будет возвращать с чистой совестью, а ему отчитаться о приведении гражданки в порядок и тоже возвращаться к гораздо более интересным и тонким повреждениям вербальных структур человеческого мозга. Здесь было, по уму, проще отрастить и вклеить новые зоны Брока, но профессиональные задачи этой девочки не позволяли оставлять ей — нет, не шрам, какие там могут быть шрамы! — но у людей, которые должны действовать какой-то зоной мозга очень быстро, недопустимо создавать в этой зоне плоскость сгущения нейрон-нейронных переходов. Важный сигнал должен одновременно и чуть медленнее идти по одним путям, и чуть быстрее — по другим, дублироваться, ветвиться, подкачивать друг друга, а для этого необходимо, чтобы синаптические переходы находились не в ряд, как великая китайская стена, а были распределены равномерно. Как у неповрежденного здорового человека. Синаптические переходы — единственный способ передать электрический сигнал из одной клетки в другую. И они, натурально, не мгновенные. Перескоки с электричества на химию нейромедиатора,который тупо выливается, как разбитая склянка с кислотой,из лопающейся под электрическим напряжением вакуоли одной клетки и создающего электрическое напряжение (эй, ты чего, не видишь что твоему товарищу за шиворот капает расплавленное олово?) на краю следующей, что превращает химию обратно в электрический сигнал — в общем, переход из нейрона в нейрон занимает, объективно, время. И если какая-то зона отделена от других зон мозга сплошными пересадками, то мозг не будет думать хуже, но будет думать чуть медленнее.
Нормальный симбиогражданин даже не заметил бы, насколько, но задачи, поставленные доктору его нанимателем, требовали восстановитьпациенткуне хуже, чем была.
— Не кусать! — визгливо проорал Сусьяха Герр-Загенхоф из шезлонга в личку майоры Циклаури.
— Сука, — подумала майора.
— Сука было, и изволь вслух.
— Еп...блан!
— Вот так, — удовлетворился доктор Герр-Загенхоф и прилег обратно.
— Еблан фантастический, — молча пробурчала майора в личку.
— Еще, любимая, — нежно отозвался Сусьяха и с удовольствием отметил про себя, что отставание артикуляции от не-вполне-вербальных мысленных сообщений у майоры больше обычного,что замечательно, потому что мышцы во рту и в горле упрямая девчонка прокачает себе и сама, а вот порождение развернутых сообщений иногда так и застревает на «дай есть». Фантастический, мммм.
— Нахуй иди!
Не новость, что одними из первых при поражении зон вербализации к человеку возвращаются эмоционально заряженные слова. Мозг протаскивает контент, который перестал прямо проходить из одной зоны коры в другую, через подкорку. Аподкоркеже неэмоциональная информация низачем, ее туда просто не пропихнешь, как латинские падежи гимназисту, который еще слыхом не слыхал ни о римских проститутках, ни о убийстве Цицерона.Зато там, где просочился пенек трухлявый, жопа волосатая, срань господня и там прочие инвективы, которыми — все время новыми, как требовал доктор Герр-Загенхоф — честила старика пациентка, в общем, где просочился инвектив или пейоратив, он протащит на себе контексты, а за контекстами придут слова — ну а от старой локации слов к новой протянутся уже по коре мосты из аксонов и дендритов. Так что доктор, как мог, стимулировал майору материть его всеми, что вспомнит, словами, майора же, хоть и понимала, что зловредный дед нарочно, признавала, что доктору виднее и покорялась. Нормальную схему тренировок она себе поддерживала сама, для того никакой вербализации, ни мысленной, ни артикулированной не нужно, но кому, черт возьми, нужен офицер, не способный связать трех слов без ебанаврота? Значит, надо лизать леденец, и повторять скороговорки, и вспоминать вспоминать вспоминать стихи песни частушки лимерики, любую сцепленную пургу, стимуляторы прорастания новых аксонов все уже были в ее мозге, и постоянно поступали из имплантов, но показать как и куда и чем именно прорастать — она должна была сама давлением активности мозга.
— Ппппипидастра кусок, — тщательно выговорила она вполголоса.
— Пипифакса, — поправил Сусьяха.
— П... пипипидастра обиднее.
— А, ты нарочно? Отлично, — обрадовался доктор Герр-Загенхоф
Вид он имел при этом самый ленивый и расхлябанный. Лежал Герр-Загенхоф в большом дереве-шезлонге, босые черные ноги доктора были сложены на бархатном пуфике, рядом на низком столике стояла батарея прохладительного и термос с жидким азотом на случай, если что-то степлится, в зубах доктора торчала тонкая коричневая выдрочка, глаза прикрывала растрепанная соломенная шляпа.
Под шляпой доктор хмурился.
Он препирался с здешней сингулярностью. Спор затягивался потому, что у сингулярности были аргументы, а у доктора интуиция.
Проблема была невеселая.
После полного обрушения шести артифициальных интеллектов из семнадцати в пострадавшей семье, и частичной потери мощностей еще пяти — одна, планетарная, сингулярность сумела отбиться без потерь, а четыре сумели рассредоточиться достаточно, чтобы сохранить основные потоки... В общем, в той группе систем возник ряд совершенно понятных проблем с сохранением информации пользователей. В принципе, поскольку пользовательская часть аккаунта цепляется прямо на организм, совсем потерять «кто ж ты такой» при эвакуации невозможно, особенно если в теле еще теплится какое-никакое индивидуальное электричество, но вот все сопровождающие аккаунт файлы, а главное, путаница согласований, переписок, общих множеств, вот это вот всё — осталось невредимым в уцелевших сингулярностях и в тех своих хвостах, что были общими с сингулярностями других семей (условно, переписка любого местного с любым неместным вся благополучно спасалась на стороне неместного гражданина). Очень много личной информации погибло или было экстренно заархивировано вместе с основным кодом сингулярностей куда-нибудь в архивы, которые сейчас пассивно летали по случайным прихотливым орбитам в облаках технического и биологического мусора.
А едва начались спасательные операции, и так перегруженные спасаемым кодом линии связей сингулярность-сингулярность и внутренние пространства пострадавших систем немедленно наполнились криком миллионов и миллионов людей.
— Ты жив?
— Ты где?
— Не молчи!...
Сингулярности, как смогли,демпфировалиэтот шквал, разослав от имени каждого живого найденного гражданина по каждому запрашивающему адресу микросообщение, означавшее, что контакт жив, но связь временно не поддерживается, о восстановлении сообщим дополнительно. Но вы объясните симбиогражданину, что связи может не быть, ага.
Нагрузку по сортировке переклички граждан (вслед за нагрузкой по физической, медицинской и психологической работе с эвакуируемым населением) взяли на себя соседи пострадавших сингулярностей. А передача информации из одной локации в световом космосе в другую — это, извините, не передача электрического импульса из нейрона в нейрон, времени она забирает больше.Кстати, имело бы смысл остановиться на этом вопросе чуть подробнее, просто потому, что аналогии между населенным космосом и эээ, населенной Землей из того времени, в котором находишься ты, дорогой читатель, отличаются в одном важном аспекте. Интернет светового космоса может быть чудо как хорош между Землей и Луной, будет непросто организуем между Землей и Венерой, но технически, никак, от слова совсем никак невозможен между лунами Юпитера и тем, что мы с вами называемКеплер 1649-с, а в описываемом здесь хронотопе зовется Логокагхэр (переводите с хинди сами).Связь, разумеется, есть, но эта связь опосредована переходами через пассивное хранение цифры в варпе. Активная цифра в варпе остается активной очень недолгий промежуток времени. Представьте себе, какой бы у вас был интернет, если бы его приходилось таскать из Европы в США и обратно самолетами и пароходами в чемоданах на остановленных винчестерах. Внутри Европы — хороший, да.
Ну и вот, нападавшую с момента аварии (пока это называлось, до уточнения, так) переписку майора Циклаури сингулярность рассортировала в меру своего разумения, чисто рабочие сообщения завернула обратно, на текущего офицера, занимающего теперь должность Амалии, сообщения ситуативные и быстро устаревшие урегулировала сама, а остальное — в том числе коммуникацию с Майей Циклаури и другими близкими людьми — свалила на доктора. Доктор потратил примерно восемь часов личного времени (не жертвовать же ради вот этого рабочим) на утомительную фоновую ерунду, составляющую постоянные дружеские пинги взрослого человека с нормальной коммуникабельностью, и перебрал, так или иначе по степеням значимости почти все запросы на продолжение погибших переписок.
Один из запросов ему не нравился.
Во-первых, это был один из запросов, которые (в связи с обсыпавшейся базой), значились как «поступивший с неизвестного адреса» — то есть этот запрос числился как отосланный с дальней варп-станции от приписанного вообще бог весть где варп-работника. Содержание было малоинформативным, один из миллиардов запросов «как ты там», которые сейчас бились, как мухи, в направлении пострадавшего региона. Послать обратный пинг по адресу отправителя, уточнить, что там у отправителя с майорой была за переписка? Она там где-то должна храниться, другой вопрос что это «где-то» будет идти не час и не день, а может и не один месяц — при «том, что адресат уехал из Бразилии обратно в Ленинград». Пингануть «адресат жив, отстаньте» Сусьехе мешало... Мешала вредность, которую он использовал в качестве профессиональной интуиции.
Светить невнятное письмо майоре прямо сейчас — вызывало сильные возражения медицинского компонента сингулярности.
— Давай сложим в папочку личное не срочное", ну и пусть она потом сама рассортирует, — наконец подумалСусьеха Герр-Загенхофи дал понять, что дальше не отступит.
Сингулярность дала понять, что слишком много споров из-за тупого пинга в полтора вдоха, но спорить не стала.
Доктор прислушался к тому, что делала майора. Она заканчивала с леденцом — то есть леденца оставалось еще много, но он заметно побелел. Медленно шла по бульвару вокруг озера, высоко задирая на каждом шагу ноги в утяжелителях. Про себя она бормотала какой-то детский стишок.
С хорошо мотивированным пациентом работать и приятно, и ответственно. Доктор нахмурился. Если дело пойдет хорошо, месяца через полтора-два она сама прочтет все свои письма, и ответит на те, на которые сочтет нужным. Ну и все-таки, давай пинг о выяснении пакета коммуникации пошлем?Пинг ушел молча.
Вот и ладушки, — вслух сказал доктор. Мало ли кто там отослал письмо без текста, одним оборванным обращением, просто так удалять мы не будем, окажется ерунда, никто не умрет. А вдруг не ерунда?
Ерунда, — сердито отозвалась сингулярность.
Спорим на щелбан что нет, — подумал доктор.
Как-как она сказала? — ехидно сказал ИИ, — фантастический... Щелбан?
Черезшестнадцать днейиз зоны приписки адресата прибыл весь пакет переписки майоры и этого, сцуко, немногословного варпера, и сингулярность кинула доктору Герр-Загенхофу уже не первый в их совместной работе респект.
— Отдавай немедленно, — ругнулся Сусьяха.Майора остановилась посреди восемьсот тридцать первого отжимания, две секунды помедлила и продолжила работать. Доктор даже не подходил к ней близко, зачем, параметры сердцебиения и активности мозга текущего пациента все равно выводились ему прямо на изнанку век. Отлично, отлично. Доктор выругался еще раз про себя, уже по привычке, и мысленно перекроил планируемые для майоры задачи.
Майя открыла глаза в неизвестном месте. Место молчало. Просто потолок. Просто стенки... А, колыбелька. Сверху наклонилось незнакомое лицо.С прообуждеениеем ваас, граааждааанкыаа Маааайяя Тсыыклоооуууурии, — сказала абсолютно незнакомая голова, за головой появилась вся женщина средних лет, ну то есть не прям вся, а примерно выше пояса. Майя все еще лежала на дне колыбельки, от ужаса способная только моргать.
ШЬТО???Акаууун бууудеееэ ааактииивииирооовааан, бууудддеэ, скооооорооо!!! — очень старательно давя на невербальные маркеры убедительности, произнесла женщина.Что она вообще говорит???Женщина ткнула себя пальцем в висок, потом в запястье. А. Международное «аккаунт» «время». А!!! Подключение глючит после заморозки. Уф.
Женщина, увидев, что Майя успокоилась, кивнула, улыбнулась и протянула руку. Вставай, типа.
Приводя себя в порядок и потихоньку адаптируяськ манере разговора сотрудницы зоны разморозки, Майя поняла, что задержка подключения новоприбывших пассажиров связана даже не с их собственными физиологическими помятостями после долгого холодного сна, а какими-то сложностями на станции — но самое большее полчаса и все будет восстановлено, мы очень сожалеем, все возможные компенсации будут оказаны, вы можете изучить насколько вы соответствующе выглядите, перед этими проекторами, если что-то еще нужно, вы можете сообщить мне устно, пассажиры из вашей группы собираются в релакс-зоне, когда вы почувствуете, что готовы, дайте мне любой удобный вам сигнал...Уже совершенно успокоившись, Майя выпорхнула из зоны разморозки всяиз себявымытая и причесанная, в предвкушении четыре часа офлайн дуракаваляния с самыми хулиганистыми людьми этой вселенной, которым тоже, как и ей, будет совершенно нечем заняться.В огроменном, заросшем густым ельником между светящимися дорожками, релакс помещении, на наваленных вокруг костра засаленных предыдущими транзитниками бревнах сидели уже больше половины их команды, и хохотали — потому что на одном из бревен стоял Камю, размахивал руками и что-то рассказывал.
— Привет, Флоренсан, — заорала Майя.Он замахал ей руками, чуть не свалился, и заорал сам:
— Стефанько, Густаво, ловите ее!Стефания Макитрюк — о, она тоже вернулась? — отлично! — встала из толпы и подошла обнять Майю, за ней, улыбаясь, шли двое долговязых парней. Оба вежливо подождали, пока Стефания поставит Майю наземь, переглянулись, и один из них отдал второму здоровенный кейс? Ящик? — да когда ж меня подключит, что это у них?
— Положите уже контрабас! — рявкнул сверху Флоренсан Камю. Тот из парней, который был без эээ... контрабаса... что это? — парень протянул ей ладонь.
— Я Остап Камю. Тебя зовут?
— Я Майя Циклаури.
— Отец говорил, что ты крутая.
Второй парень избавился от ящика и пропихнулся поближе.
— Я Тарас Камю, и я лучше танцую, чем вот он!
— Мне предлагается сравнить? — лукаво улыбнулась Майя.
— О да, я надеюсь, ты будешь дотошной!
Рядом с ними происходили какие-то разговоры, которые улетали прочь, не успевала Майя обратить на них внимание, никакой возможности перемотки, что же это за дурацкий чат, или это я так ощущаю лички, хотя какие же это лички, Камю спрыгнул с с бревна и распаковывал ящик, в котором оказалось что-то деревянное, полированное, дивное, помесь докосмического корабля с... с чем?... да как же тебя пошерстить, не помню, не помню, к Майе подошел с каким-то вопросом, которого она вообще не уловила, Фу И, Тарас и Остап отпихивали друг друга с направления ее взгляда, от костра пахло горящей смолой, и тут она почувствовала как внутри у нее завозился зашевелился распустился как цветок из света и льда, немного смущенный, но счастливый тем, что наконец, наконец они вместе, аккаунт.Ну как же я рада... На лицах вокруг нее разливалось то же облегчение, только семья начальника группы — они, видимо, ждали группу тут уже какое-то время и были нормально подключены — улыбались спокойно, ожидая, пока у всей честной компании схлынет эффект от возвращения в привычный симбиоз.Майя покачнулась.ПИНГНе может быть.Автоматически, на лишенном всякой вербальности запросе, сингулярность проложила расстояние. Лифт на двенадцать этажей вверх, километр по радиусу, двести метров по окружности.В эту дверь.
— Ты куда? — Поймал ее в групповом чате Камю.
— Я вернусь к отбытию, — пробормотала она, перепрыгнула лежащее прямо на ее пути бревно и побежала в ту дверь, куда подсказывал ей аккаунт.
— Интрига, — философски заключила Стефания и пожала плечами.