Границы сред

Глава 9, В которой признается функциональность химических средств воздействия на человеческое сознание

Товарищ Пак лежал на спине посреди кубрика и дул самый забористый выд, который соглашалась синтезировать ему локалка. Выд Товарища Пака не брал.

Чисто технически у Товарища Пака было все в порядке. Но его, наконец-то, в полноте своей, догнала ошибка, которую он сделал, удирая с грузом людей из умирающей локации, ошибка, которую он осознал, только нырнув уже в варп.

В варпе, на тех углах, которые он задавал качегарам, ему было не до размышлений, запас кислорода исчислялся часами, и малейший косяк в вычислениях убивал их всех надежнее, чем прямое попадание ускоренными обломками — выйдешь из варпа на пару световых секунд не там, и куку, кто успеет до тебя добежать?Так что осознание ошибки, тем более, что ошибка та исчислялась, после благополучного ухода в варп, заведомо не жизнями, согласилось постоять в сторонке, пока для него не настанет достойное время.И вот это время настало.

Три часа назад Кахтлан Глеулвилд Товарищ Пак был призван на разбирательство по иску весьма отдаленной отсюда семьи сингулярностей по вопросу об обоснованности сброса четвертого из концевых блоков.Ни одна зараза не посмела и пикнуть насчет дальних трех, на всех моделях по данным, сохраненным в локалке, получалось, что та дрянь, которую поймали на себя отцепленные вагоны, должна была как минимум нарушить герметичность в тендере и следующем за ним блоке, то есть привести к однозначным человеческим жертвам. Если бы Пак ничего не отцепил, если бы отцепил один или два блока, или если бы он отцепил их хотя бы на пять-шесть секунд позже — вероятность человеческих жертв была близка к единице.Так-то он не довез всего двоих (и нет, та старушка, что свалилась в гипертонический криз первой, в их число не входила, ее-то как раз откачали) из почти тридцати сотен гражданских, и как спасательная операция конкретно этой поликатастрофы он вышел в десятку самых численных.

Но вот четвертый блок. Барахло в нем, как всякое барахло, которое кто-то отправляет сквозь пол-галактики и оплачивает этот перевоз, было страшно дорогое и страшно кому-то нужное, и эти кто-то были огорчены. Поскольку догонявшая дрянь была толком не видна на записях с локалки, а иных ракурсов записи, увы, получить не представлялось возможным, вопрос четко решался спорящими сингуляторными мощностями в пользу Товарища Пака, но в связи с тем, что этот вопрос вообще встал, Товарищу Паку в лицо был озвучен его позор.Он не включил на отцепленных блоках маневровые двигатели.Не запустил их на торможение.Мощность самостоятельных маневровых двигателей на блоках ничтожна сравнительно с основным двиглом, но наиграть пару-тройку секунд и некоторое расстояние ими было можно, и можно было —наверное — дажесберечь четвертый блок.

А может и нет, вероятность успешного расхождения при идеальном раскладе — отцепляем три блока, на прощание задаем им тормозить как не в себя, сами успеваем уйти, приближалась к единице, но твердой единицей все ж таки не была, на что арбитры указали жалобщикам, на чем случайиперешел из разряда спорных в разряд страховых «компенсация потерь, понесенных в связи со спасением человеческих жизней», и вроде все на том и согласились.

Но даже и хрен с ним с четвертым блоком.Почему я не сказал им всем четырем тормозить, дурака кусок?

Почему?

Товарищ Пак выдул изящное колечко серебристого дыма и закрыл глаза. Цветочки полового покрытия подрагивали у него над ушами.

Метрах в двадцати от него по основному коридору топала ЭрманитаОсаи явно приближалась. Товарищ Пак пошарил вокруг себя, чем бы бросить в Сестрицу Медведицу, не нашел ничего кроме выдры и пригорюнился. Кидаться выдрой он не хотел, выдра у него была памятная, прокуренная за добрых двадцать лет сквозь все слои композитов почти до чипа, ну и к тому же кидать выдрой в Эрманиту ту заведомо не остановит.С тем же, чтобы встать и слинять в каюту, у Товарища Пака внезапно оказались сложности.

Кубрик впустил Эрманиту Осу без возражений. Она встала на пороге, скривилась, помахала ладонью перед лицом.

— А я тебе бухла принесла, — огорченно сказала она.

— Сами пейте, — непослушными губами сказал Товарищ Пак.

— Ты во что за час кубрик превратил?

Товарищ Пак решил, что промолчать будет оскорбительнее всего и не ошибся.

И.О. бригадира качегаров протопала поближе, встала прямо над ним и твердо, раздельно произнесла:

— Нас вывез. Эвакуируемых вывез. Если бы ты начал соображать про маневровые, потратил бы те самые полторы секунды.

— Они так и сказали, по моделям, — с трудом отозвался Товарищ Пак.

— И ну?

— Хуле я по моделям теперь ориентироваться должен?

— Так. Проветривание запусти, а то я щас тут рядом прилягу.

— Иди бухай с народом, — пробормотал Товарищ Пак и зажмурился.

— Сколько у нас до следующего фрахта?

— Трое суток, — ответил Пак не сам, а по локалке.

— Эй, ты щас же не должен доступа иметь, ты ж уделанный? — всерьез испугалась Эрманита.

— Устный-то оставил, чо, — сказал Товарищ Пак опять голосом из потолка.

— Что у вас там происходит? — спросил с потолка же голос Коппера, — какие трое суток?

— Товарищ Пак гуляет, — мрачно ответила в потолок Сестрица Медведица, — у нас свободные сутки на релакс, а там посмотрим.

— Топай вниз, тут проблема, — сообщил Коппер и странно хихикнул.

Топ, топ, топ, топ, топ... Затихло.

Можно передать в локацию, из которой мы прибыли, пассивное сообщение с каким-нибудь спасательным транспортом? — очень четко, и четко же заблокировав трансляцию, подумал Товарищ Пак.

Сингулярность, в которой он находился, выразила отсутствие препятствий.

«Ама?» — выдохнул Товарищ Пак и пометил сообщение как готовое.Адресацию сформулирует сингулярность, а развертывать в слова «я добрался благополучно, очень тревожусь о тебе, дай знать, когда сможешь» было незачем.

Отправляй.

Товарищ Пак сел (кубрик ехал куда-то вбок) прилег обратно, и задумался, можно ли совмещать алкоголь с настолько суровой порцией выда.

Локалка успокоила его в том смысле, что вред от приема этанола не входит ни в какие взаимодействия с выдом, и что, хотя она бы рекомендовала после такой серьезной обкурки пойти поспать, его психофизиологические показатели входят на данный момент в тот промежуток, в котором даже рауш-наркоз представляется более перспективным проектом, чем оставить как есть.

Как же я не запустил их, что же я за плесень, — подумал Товарищ Пак - и опять, черт возьми, на всю локалку.

— Хватит ныть! — заорал с потолка Коппер.

— Принесите его вниз, — рявкнул с потолка же голос Эрманиты.

Да встану поди, — подумал Товарищ Пак и правда встал.

Амалии позволили прийти в себя крепко не сразу, что она поняла уже постфактум. Если речь идет не о боли, а о психологическом дискомфорте по поводу каких-нибудь сложных щей, человека незачемпрессоватьв полный наркоз, его отгоняют точечной стимуляцией куда-нибудь месяцев в шесть, и сиди, жуй погремушку, пока прирастает пришитая обратно задницану или там ноги, кушай с аппетитом, играй с увлечением, если что-то неправильное ощущаешь — подавай звуковой сигнал.А когда ограничение отожмут и ты в себя придешь, то ручки вот они, все воспоминания при тебе, опять же тревожиться не о чем. Удобно.

Она сидела в неосознанно привычной но совершенно незнакомой комнате, перед ней на всю стену включился экран. На экран проецировалась карта звездного неба. Какая-то.Низкий мужской голос... Нет, не мужской, голос с демонстративно нечеловеческими обертонами, сингулярность. Амалия непроизвольно дернула носом. Композиция запахов... Привычная... Но тоже незнакомая.Майора Амалия Циклаури, — повторил голос — кажется, уже не в первый десяток раз, — если вы понимаете мои слова, поднимите руку.

Рука, это это это вот это. Или вот это. Во, правая.

И, эээ левая.

Здравствуйте, майора, — голос стал мягче, потерял стимулирующие командные нотки, — вы понимаете, что вы были повреждены и находитесь в процессе восстановления?О. О...??

Аааа!!!Стоп, стоп, стоп, — голос снова превратился в регуляторный рык, — стоп! Ситуация окончена! Работа сделана!

Она подняла полный ужаса взгляд в поисках хоть кого-нибудь, на ком можно было бы сконцентрировать вопрос. На экране возникло лицо — сначала очень абстрактное, потом лицо задвигалось, становясь конкретнее по настройкам того, что ее восприятие хотело видеть как максимально безопасное и максимально доверительное, — лицо человека. Лицо мужчины. Монголоидные скулы. Тяжелый эпикантус. Прямой европейский нос. Зеленые радужки. Проседь в зачесанных в тугой хвост черных волосах. Вертикальные морщинки на щеках. Удар сердца и сингулярность торопливо отмотала похожесть чуть-чуть назад, смазав ее из тревожащей в лишь навевающую приятные ассоциации.— Майора Циклаури, — сказал нечеловек, очень похожий на Товарища Пака, — вы были очень сильно повреждены, вы находитесь в безопасности, мне, вашему куратору, нужна ваша помощь для того, чтобы ваше восстановление было более быстрым и предсказуемым. Не пытайтесь вербализовать. Двигайтесь и чувствуйте.

И в тот раз, и в следующий, и много, много еще раз она приходила в попытках снова стать самой собой в отчаяние или в ярость, она каталась по полу и выла, она царапала стены и свое лицо — в последнем случае сингулярность вырубала ее к чертовой матери, а потом запусказа заново с подозрительно ноющими мышцами, то есть доведя в электроотключке до максимального мышечного изнеможения, чтобы аккуратно, без лишнего химического вмешательства, сбросить кортизол.

— Те зоны мозга, которыми люди думают слова и подают сигналы артикуляционным мышцам, были вами практически утрачены в процессе выполнения боевой задачи, майора. То, что вы сейчас в стрессе, естественно. Я обращаюсь на вы, я обращаюсь к взрослым зонам вашей фронтальной коры — майора, ваше состояние обратимо. Ваше состояние обратимо. Надо взять себя в руки и работать. Майора, нужно работать.

Наконец она смогла собраться в одну точку и лежать смирно на спине, раскинув руки. Лицо симпатичного немолодого нечеловека реяло высоко над ней, повернувшись чуть в сторону. Ей и не хотелось, чтобы он смотрел прямо на нее или был слишком близко. Но возможность его разглядывать радовала.

-Майора, издайте любой звук. Неважно, какой.

— НННН.

— А теперь с открытым ртом.

—....

— Нет, такое же усилие в горле, но рот держать открытым.

Они быстро сторговались — она выполняет логопедические процедуры, он отчитывается по истекшим событиям. На паритетном времени. Исключительно вербально. Она кричала, когда он съезжал на не интересующие ее аспекты типа изменения торговых потоков и переструктуризации командования в семьях, соседних с той, где она раньше служила. Он намеренно — она знала это — умалчивал о том, о чем она должна была сама спросить.

Она уже ходила по своему помещению сама, вела самостоятельную жизнь с точки зрения гигиены и выходила есть в какой-то недалекий пищеблок, где мило улыбалась и послушна ела то, что живые люди, не ожидавшие от нее ответов, ставили перед ней на стол. До изнеможения тренировалась в огромном, поросшем зелеными растениями зале и гудела, зудела, ныла, подвывала и шипела все время, пока могла сосредоточить внимание. Двигательная кора должна была заново прорасти в пережженные боевыми стимуляторами зоны Брока, и только тогда сингулярность позволит ей начать пытаться порождать слова.

Как-то она добрых полчаса мотала велотренажер, а рядом с ней с сексуально заинтересованным видом околачивался какой-тотемнокожийстарикашка. Впрочем, дедок выражал интерес вполне в пределах галантности, ближе к жанру теоретического восхищения, и в конце концов, расположившисьметрах в пяти от Амалиина корнях могучего дерева, он поинтересовался, не возражает ли дама, если он закурит и поиграет на укулеле.Дама пожала плечами и угрюмо хмыкнула.Дедок счел это за позволение, свернул тут же из каких-то листьев и зажег здоровенную самокрутку, сунул ее в рот, вынул почти что из ниоткуда крошечный инструмент ярко-розового цвета и забренчал.Амалия крутила. Дед вритм музицировал.Самокрутка воняла знакомо — а, ну релаксирующий выд... с чем? Пусто... пусто и было непонятно, то лизнаниепотерялось, то ли она и не знала, и тут она остановила тренажер, опустила ноги на пол, сконцентрировалась и выдохнула:

— Ммм. Ммммм. Маа-аа!!

— Майя в безопасности, работает, — отозвался дедок, продолжая наигрывать — что он играл — он играл ту мелодию, под которую Майя танцевала в томпервом школьном спектакле, на который Амалия все-таки смогла вырваться сама.

— Ммм..

— Тише, тише, не все сразу, красавица.

— МММ!!!

— Мудила старый, понимаю. Курнуть хочешь?

Ну, а пока люди пользуются для химической коррекции состояний летучими веществами через дым, наверное, стоит обсудить, как так получилось, что такие дико архаичные практики, как выд и тем более биовыд (ну, реально, специально селекционировать растения, которые запасают вещества, при высушивании и сгорании превращающиеся в какие-то искомые летучие соединения, зачем так сложно?), поговорим о пользе курения.

Человек начал жечь листья примерно тогда же, когда он начал жечь вообще, то есть, если быть точными, жечь листья начала еще обезьяна. От некоторых листьев болела голова, от других нет. Хитрые обезьяны, память и сопоставительные способности которых позволяли которым дожить до невообразимых сорока, а то и сорока пяти лет, знали — и могли показать потомкам своей группы — какие-нибудь особо интересные листья, дым которых улучшал настроение или позволял встречать всяких неожиданных гостей, невидимых другим, или облегчал боль. А болью, в отсутствие дантистов, дерматологов, гнойных хирургов и прочих позднейших достижений человечества, была наполнена жизнь каждой обезьяны, перевалившей десятилетний рубеж, без исключений.

Регулировать происходящее ушлые обезьяны начали немедленно, и селекция растений для дыма шла параллельно селекции растений для пищи, селекции животных для пищи и дружбы, и селекции мужчин и женщин для жизни рядом с ними. Как вокруг молока, зерна и винограда, как вокруг кошки и коровы, как вокруг деторождения и похорон — вокруг курения начала расти оболочка знания и умений, культура. Одни листья бросили в общий костер. Другие скатывали в трубочки. Третьи вообще не жгли, а заваривали или добавляли в еду наравне с личинками, лягушками, ягодами и всем тем, что по рекомендациям предыдущих обезьяньих поколений, давало больше положительных, чем отрицательных эффектов.

Постепенно становилось понятно, что управлять веществами, потребляемыми в водном — или спиртовом растворе — все-таки проще, чем дымом, но плюсы именно дыма, параллельно, оказались таковы, что человечество и хотело от него отказаться и не могло.

Компактность устройств для получения дыма несопоставимо выше компактности питьевых наборов, и как ни крути, но даже ямщицкий самовар или термос значительно крупнее кисета и трубки, что говорить про айкос.Все устойчивые технологии добычи дыма (напомним, что айкосы не продержались и столетия) предполагают коммуникацию с открытым пламенем. А это, вообще-то важно, наш вид оторвался от экосистемы, только скооперировавшись с огнем, и именно огонь - то, что лежит между нами и неумолимой природой, и наши глубинные программы это помнят. Огонь с нами дольше, чем собака или нож, и без огня в близком доступе нам чуть менее комфортно, чем с ним. Все ритуалы употребления дыма предполагают временный сброс ситуативной активности (даже если только на тот период, который нужен человеку на то, чтобы нашарить пачку и спички в карманах). Ритуалы коллективного дымления исчисляются многими десятками, от курения томагавка группой вождей до совместной пахитоски после хорошего секса.Искусственные интеллекты, строя отношения с имевшимися на тот момент вариантами человеческой культуры, принимали потребности людей как есть, и хлопотали только о том, чтобы эти потребности удовлетворялись максимально безопасным образом (как мы помним, сделать нового человека значительно дороже, чем поддерживать в рабочей форме предыдущего). Люди хотели дымить. Сингулярности не видели, почему бы нет, особенно с учетом того, что и чисто синтетически напечатать, и вырастить в горшке материал с нужными (а главное — без ненужных) веществами не представляло большой проблемы.И пускай этот текст придется запечатать в целлофан и помечать пометкой 18+, вводя тем самым в обидное заблуждение читателя, надеющегося найти здесь более подробное описание сексуальных сцен, чем того требует сюжетная линия — но я не отступлюсь.Мои герои курят.Жует погасшую выдру Товарищ Пак, расписывая пульку с Эрманитой Осой, Жозефом и Равуни. Медленно затягивается дедовской сигарой, глядя сквозь густую листву в незнакомое небо, майора Циклаури. Держит на столе крошечную ароматическую палочку с легким стимулятором снова упоровшаяся в работу Майя.Только Димка Штайн не курит, он лежит лицом к стене у себя в каюте и во всех заглядывающих к нему кидает тяжелыми предметами.У парня экзистенциальный кризис, не будем его дергать.