Граница дозволенного

Глава 3

Жирный суп, который госпожа Люнд, старенькая вдова революционного генерала, снабдила круглыми кусками куриного фарша, оказался как раз той панацеей, что поставила меня на ноги. Отобедали мы в столовой, располагавшейся на втором этаже, куда меня аккуратно, словно хрустальную вазу, держа под руки спустил Эдвин. Ели все вместе, вчетвером, разве что слуг госпожа Люнд отпустила. Прислуживала сама, а на все замечания неизменно отвечала, что ради спасителя города не грех покорячиться и такой старухе, как она.

— Господин генерал тоже слуг не выносил, — отмахивалась она от неизменно тактичного Эдвина. — Так что мне привычно, мастер маг. Говорил, что лакеев ему и в казармах хватает, а мужу на стол должна накрывать жена. Всегда у меня республиканцем был, даже когда короля ещё не повесили.

Пока я шкрябал по дну тарелки, всё пыталась мне всучить добавки. Отказываться от такого прекрасного супа было грешно, так что я с удовольствием раздавил и вторую порцию. А вот когда вдовствующая генеральша поинтересовалась насчёт мадеры, тут уже Эдвин насуплено сдвинул брови и заявил, что алкоголь господину арканологу нежелателен, так как организм ещё слаб и от раздражителей разного рода должен быть ограничен. На что госпожа Люнд лишь услужливо закивала и украдкой подмигнула мне. Я подмигнул в ответ.

Насчёт вина я был совсем не против. Что бы не думал об этом Эдвин.

Кэтрин сидела рядом, но лишь изредка кидая на меня испуганные взгляды. Судя по всему, вид моей голой задницы оставил в её сознании неизгладимое впечатление. По виду ей было лет восемнадцать, вряд ли больше двадцати, только что закончила обучение. И поэтому нагой мужчина был для девочки действительно большим потрясением, особенно учитывая пуританские нравы в магических школах.

Впрочем, учреждение, находящееся под властью Церкви, другим быть и не могло.

Короткие светлые волосы, остриженные по южной моде, ладное лицо с парой небольших оспинок на щеках и лбу и мышиные, серо-голубые глаза. Жидкий локон постоянно падал на лоб, из-за чего Кэтрин приходилось на секунду приостанавливать трапезу и сдувать волосы. За это её неизменно журил Эдвин, требуя от своей подчинённой «приличного поведения хотя бы за столом». В ответ на это девочка неизменно смущалась и ещё сильнее сжималась, опуская лицо чуть ли не в саму тарелку.

Она была симпатична на вид. Хоть и хлипкая, я таких не люблю. Женщина тем и хороша, что в самый ответственный момент её можно за что-нибудь ухватить, а Кэт выглядела как мечта инквизитора, хрупкая аж до болезненной худобы. Впрочем, это был её единственный недостаток, к тому же переходящий с возрастом. В остальном она была довольной милой. Когда девочка окончательно вырастет, подумалось мне, и избавится вот от этой детской неуклюжести, то станет вполне красивой магичкой. Такие редкость. Как и женщины в магии в принципе.

Я же всё больше отмалчивался и налегал на угощение, благо, на закусь госпожа Люнд выкатила невероятно душистый тминный хлеб и холодный ливер какого-то необыкновенного вкуса. Я хотел было поинтересоваться, из чьей именно печени сделана колбаса, но так увлёкся трапезой, что вопрос отпал сам собой. В конце концов, какая разница? Другое дело — Эдвин с Кэт. Эти щебетали без умолку, продолжая, даже за столом, непонятные ни мне, ни госпоже Люнд упражнения в аркане. Слава Создателю, дальше теории они не выходили, иначе милой старушенции пришлось бы раскошеливаться на ремонт

Как только с основным меню было покончено, старуха тут же принесла питьё. Мне и Кэт, по указанию Эдвина — стакан молока на каждого, а ему самому — рюмку той самой мадеры, на которую я смотрел с выражением уличного кота, заметившего на прилавке свежую форель. Жестикулируя бокалом, Эдвин громогласно давал указания своей ученице, пока она докладывала об успехах и неуспехах в учёбе. Все эти «четвёртый поток необходимо применять исключительно при приложении к объекту магического воздействия физической силы, исключительно!» слились для меня в один непрекращающийся гул. Кажется, Кэт было сложно тянуться к второму потоку, а Эдвин её за это упрекал, мол, как она собирается использовать аркану, если не в силах к этой самой аркане обратиться. Или всё было не так? Я вообще мало понимаю во всех этих магических премудростях.

Как верно подметил мастер Громвель, чтоб ему жилось долго и счастливо, дара у меня маловато для такого. И знаний тоже.

Когда с обедом было покончено, я засобирался. Сердечно поблагодарил хозяйку дома, поднялся к себе, наотрез отказавшись от помощи Эдвина и оставив того дальше продолжать занятия. Кэт в этот момент посмотрела на меня с такой мольбой, что я едва не передумал. Судя по всему, неугомонный маг успел её порядком замучить. Однако, наверху меня ждал неприятный сюрприз. Едва я зашёл в комнату и принялся повсюду искать свои вещи (ладно сумка, там просто мелочёвка, а вот меч вещь всё-таки ценная), я вдруг почувствовал головокружение. Пол ушёл из-под ног, я было попытался ухватиться за туалетный столик, но не удержался и с грохотом полетел на пол, увлекая за собой и несчастную мебель. Лежал молча, ощущая, как мир вокруг кувыркается с ног на голову, и считал звёзды в глазах, пока на шум не прибежал Эдвин в компании с охающей и причитающей вдовой. Вдвоём они кое как смогли уложить меня на кровать, маг отослал старуху и тут же принялся проводить какие-то пассы у меня над головой. Я почувствовал, как нежный и ласковый поток буквально впитывается в мою кожу, проникает внутрь и согревающей мазью обволакивает каждую мышцу моего тела.

К своей чести, сознания я не потерял. Эдвин ещё долго распылялся о том, что я ещё слаб и что мне необходим постельный режим. Корил себя за то, что позволил мне так рано встать с кровати. Я же лежал на мягком одеяле и отстранённо вслушивался во все эти возгласы. Мне было слишком хорошо, чтобы спорить. Я и до этого слышал об успокаивающем действии целительной магии, но никогда не испытывал на себе и не мог даже представить, какой чудесный и блаженный эффект она оказывает.

Чудны дела твои, Создатель.

Я и сам не заметил, как отрубился. Проснулся часа через три, когда на улице уже смеркалось. Короткий зимний день уступил место вечеру и окно окрасилось в сероватые тёмно-синие краски. Эдвин, как мне показалось, не сдвинулся ни на шаг. Когда я открыл глаза, он сидел во всё той же позе, в которой не так давно распинался о моём плохом самочувствии и читал раскрытую книгу. Только горящая на столе свеча выдавала то, что маг куда-то отлучался со своего поста.

Вновь проваливаться в сон не хотелось, всё интересовавшее меня мы с Эдвином уже обсудили, а потому я попросил себе тоже какое-нибудь чтиво чтобы скоротать часок-другой. На это маг был более чем согласен. Подойдя к книжному шкафу, он принялся громко зачитывать мне надписи на корешках, снабжая каждую своим комментарием.

— «О благополучии финансов в управлении государством, наделом или феодом» Томаса Смилла. Тот ещё кирпич, мастер Летт, даже я при наличии свободного времени и интереса к теме не смог осилить…

— «Баллада о пиратке Конбель» менестреля Сарти. Создатель, такой приличный дом, а такую пошлятину держат. Судя по всему, покойный генерал был человек весьма свободных нравов…

— «История падения Октавианополя како и Восточной Империи в красках, деталях и воспоминаниях очевидцев» Септимия Флавия, тьфу! Нет, мастер Летт, этот бред, извините за резкость, я читать вам не позволю. Пока я нахожусь рядом — ни за что! Септимий Флавий, уж поверьте мне на слово, проходимец, каких мало. Провокатор, шельма и шарлатан от науки. Нет, нет и ещё раз нет…

— «Аймего» Рейна де Фица. Ваш тёзка, кстати, несмотря на карсильское происхождение. Но только, если вы любите рыцарские романы…

Наконец, он переключился на следующий ряд. И тут же его академическое образование дало сбой.

— «История славной революции в Лирране». Я… хм, погодите. Нет, не знаю. А, ну конечно. За авторством Роджера Люнд. Судя по всему, генерал умел держаться не только за меч, но и за перо. Хотя, зная военных, уверен, что мемуары ему писали адъютанты. Он, в лучшем случае, только наговаривал.

— Вот и давайте тогда сюда, — решительно попросил я, протягивая руку. — Раз рекомендации вы дать не можете, её дам я. А заодно и посмотрим, насколько хорошо умел писать супруг нашей дорогой хозяйки.

Обменявшись со мной ещё парочкой ничего не значащих фраз, Эдвин покинул меня, сославшись на позднее время и необходимость напоследок прогнать Кэтрин «на предмет усвоения материала». Напоследок лишь пододвинул ближе к кровати стол со свечой, чтобы мне было удобнее читать. Я же погрузился в книгу.

Язык у генерала, как оказалось, был неплохо подвешен. По крайней мере, если действительно писал он, а не какой-нибудь челядинец. Плюс ко всему, покойный господин Люнд действительно радел за дело революции, потому что иначе никак нельзя объяснить тот факт, что книгу он начал с подробного описания того кризиса, что царил в Лирране до революции. От генерала, особенно старой закалки, ждёшь рассказов о лихих кавалерийских атаках, максимум — описания общих стратегий его кампаний. Но никак не подробного и обстоятельного экономического обзора ситуации в обнищавшей за какие-то пару лет стране.

Конечно, не обошлось без памфлетистики. Король, например, у господина Люнда разве что детей на завтрак не ел, оставаясь при этом бездарем, белоручкой, идиотом и, цитирую, «плодом кровосмесительной связи». Нет, конечно, о покойном монархе мало кто отзывался хорошо, даже те его венценосные собраться, что после революции отправляли в Лиррану карательные корпуса. Но, как мне кажется, в критике генерал перегнул палку. А в целом книга была более чем неплоха. Мне, как человеку, не интересовавшемуся особо темой новоявленного церковного раскола, были интересны подробности про Марка Грубера, поднявшего народ на бунт против Церкви, и реакция на это остальной страны.

Я дошёл примерно до описания боёв за Чёрную переправу, когда свеча на столике в последний раз пыхнула чёрной копотью и, утопив огонёк в расплавившемся воске, погасла окончательно. Устало вздохнув, я перевёл глаза на окно. От сероватого вечера не осталось и следа, его место давным-давно заняла глубокая ночь, украсившая небосвод россыпью белых пятен. Несмотря на белый мазок лунного света, который пробивался сквозь тонкие шторы, читать дальше было невозможно. Я с сожалением захлопнул книгу и отложил трактат. Через пару минут, сам не заметив накатившей усталости, я уже спал богатырским сном.

Так проходили дни. Несмотря на первоначальный прилив сил, который едва не привёл в конечном итоге к обмороку, приступы тошноты периодически накатывали на меня, а потому большую часть дня я проводил в постели, перечитывая библиотеку генерала. Маг чаще всего пропадал где-то в городе, но в свободное время он обязательно заглядывал ко мне, и мы с ним часами обсуждали прочитанное. Эдвин оказался (кто бы, впрочем, сомневался) достаточно эрудированным человеком и к тому же невероятно опытным.

Изредка ко мне заглядывала хозяйка, рассыпаясь в благодарностях за спасение города и принося еду собственного или же служеского приготовления, но всегда неизменно вкусную. Один раз даже заглянула до того избегавшая со мной общения Кэт. Попросила показать руну защиты, на что я, удивившись просьбе, дал согласие… А затем получил выволочку от Эдвина за вмешательство в процесс обучения:

— Мастер Летт, я не учу вас охоте на сорд и вурдалаков, — сурово сдвинув брови на переносицу выговаривал он мне, словно нашкодившему школяру. — И в отместку прошу не влезать в ту сферу деятельность, в которой вы не являетесь экспертом. Мастер Летт, ну это подумать только, это же азбучные истины. Руны, сиречь глифы — являются материально-символьной привязкой потоков арканы. Это же букварь! Они существуют для людей с недостаточным даром для упрощения им манипуляций с магической энергией. А магам, особенно ученикам, ими пользоваться недозволительно. Опытным чародеям это просто незачем, а только начинающим свой путь — губительно! Ведь так они будут полагаться именно на руны, а не на свои собственные силы…

Пришлось заверить его, что больше такого не повторится.

К концу недели неожиданно нагрянул маршал.

Грохот его солдатских сапожищ и громкий командный голос я услышал ещё с улицы, когда он с силой, достойной лучшего применения, заколошматил во входную дверь. Испуганной хозяйке ничего не оставалось, кроме как отпереть и тут же посторониться, потому что мой спаситель «желал немедленно увидеть хворого героя». Эдвин с ученицей отлучились куда-то по своим делам, а потому противостоять вояке было некому.

Он ворвался в мою комнату, рывком распахнув дверь, словно намеревался тут же заполонить всё помещение своим зычным басом. Но когда я поднял на него глаза, оторвавшись от книги, Старик тут же стушевался.

Он был всё тем же. Громилой в своих излюбленных доспехах с наголо обритой головой и лихо подкрученными усами. Только морщин на лбу добавилось.

Что немудрено.

— Господин арканолог, — как-то хрипя выдавил он из себя, — рад, что вы живы…

— С вами умрёшь, — улыбнулся я в ответ. — У капитана Расселя уже достаточно наумирались, так ведь?

Лицо маршала тут же растянулось в довольном, но беззубом оскале.

— Ха, запомнил, запомнил чертяка! — грохнул он, бросаясь обнимать меня и едва не сломав при этом рёбра. — Я же говорил, говорил, что вытащу!

— Вытащил, Старик, вытащил, — весело ответил я ему, замечая краем глаза, как в комнату следом за маршалом проскользнул незнакомец.

Это был абсолютно непритязательного вида мужчина с серым, невыразительным лицом. Даже если бы я вглядывался в него часа три к ряду, я бы всё равно позже не узнал его на улице. Настолько оно было никакое, полностью растворявшееся на фоне остальной комнаты. Он был одет, несмотря на декабрь, в длинный плащ до пола, столь же неприметный, как и его хозяин.

Оружия незнакомец не носил.

— А… — несколько смутился маршал, когда заметил направление моего взгляда. — Да, Рейн, позволь представить. Это — господин Барт, прибыл из самого Ангонала, чтобы помочь мне утрясти вопросы, которые возникли после твоего, ха, выступления.

— Можно просто Барт, — спокойным голосом дополнил тот маршала. — Господин Летт, от имени свободного народа Лирраны хочу поблагодарить вас за спасение города. Как только господин Рассель доложил о случившемся, я немедленно прибыл в Остолье, чтобы лично купировать инцидент. Дело в том, что вы, сами того не желая, помогли выявить некоторые… хм, недостатки в работе местных властей. Уверяю вас, что граждане Лирраны в целом и жители Остолья в частности, не имеют никаких претензий как к вашей персоне, так и к проделанной работе.

Я недоумённо посмотрел на Барта.

— А разве эти претензии были?

Маршал стыдливо кашлянул.

— Ну так-то, если по существу…

Однако Барт тут же перебил его.

— Если говорить начистоту, то ваши действия по спасению города не понравились местному магу, некому гражданину Громвелю. Как я понимаю, вы с данной персоной были знакомы?

Я кивнул.

— Имел такое несчастье.

— Так вот, — продолжил Барт, — этот самый господин Громвель, упорствуя в собственном невежестве, заочно обвинил вас в подрыве работы местной стражи и распространении панических слухов. Помимо этого, вам были предъявлены обвинения в шарлатанстве и мошенничестве, за которые гражданин Громвель посчитал вашу профессиональную деятельность. А смерть стражника Гаррета попытался присовокупить к делу, обозначив её как вашу попытку сокрыть обман. К нашему великому сожалению, в этих притязаниях его поддержал бывший бургомистр.

— Ну, тут-то я и вмешался, — влез в разговор маршал. — Я-то знал, как дело было, да и парни мои тоже. И Гаррета все хорошо знали. Ты, Рейн, не обижайся только, ему и в подмётки не годился. Он бы тебя там размазал тонким слоем, да и дело с концом, ежели чего. Ещё и этот твой маг за тебя слово сказал, как его…

— Эдвин.

— Да, точно, Эдвин. Ну так вот, мы с парнями терпеть не стали. Ворвались к бургомистру, этих двоих под белы рученьки — и на парашу. А письмецо-то я успел написать, к тому времени как раз господин Барт прибыл. Он это дело как начал раскручивать, так тут только за голову хвататься. И про древесину вскрылось, и про…

— Я думаю, что не стоит утомлять господина арканолога лишними подробностями, — резко обрубил Барт.

— А? — переспросил маршал. — Ну да, я так и сказал. В общем, теперь я тут за главного. Временно исполняющий обязанности по управлению городом Остолье, во. А господин Барт помогает по мере сил, пока я окончательно в расклад дел не врублюсь.

— Несколько приземлённо, но по сути верно, — поморщившись, подтвердил Барт. — Господин Рассель также забыл упомянуть, что вы теперь по праву являетесь заслуженным жителем Остолья. Это даёт вам право на бесплатный обед и проживание в счёт городской казны в любом из постоялых дворов города. Это помимо записи в городской гроссбух и поминовения при церковных службах, если вы принадлежите к числу верующих.

— А чего я забыл? — встрепенулся Старик. — Ничего я не забыл. И про деньги тоже прекрасно помню. Вот.

С этими словами он выудил из-за пояса туго набитый кошель и бросил его мне на колени. Приятно звякнуло.

— Сотня золотом, как и договаривались. Пересчитывать будешь?

— Поверю на слово, — улыбнулся я.

— Вот и прекрасно, — подытожил Барт. — В таком случае, если у господина арканолога больше нет вопросов, мы, с вашего позволения, откланяемся. У господина Расселя и меня ещё много дел.

Заслышав вкрадчивый и замаскированный, как это обычно и бывает, приказ, Старик начал медленно и с кряхтением подниматься, лязгая доспехами.

— Только один, если позволите, — остановил я их. — Могу я поинтересоваться, чем господин Барт зарабатывает себе на хлеб?

Глаза маршала забегали, однако сам Барт оставался спокоен. Медленным и неторопливым движением он сунул руку за пазуху и с металлическим перезвоном извлёк оттуда серебристый медальон в виде собачьей головы на толстой цепочке.

Я понимающе кивнул.

— Теперь я действительно спокоен. Раз даже у Псов Революции нет ко мне претензий.

— Лично я предпочитаю официальное название, — с улыбкой произнёс законник. — Служба по расследованию преступлений против революции. Но если господину арканологу так будет угодно…

С этими словами они покинули дом. Старик только буркнул на прощание что-то вроде: «Ну, ты поправляйся, я ещё загляну», но я понимал, что не заглянет. Визит лирранского законника, как и почётное, но абсолютно бесполезное звание заслуженного жителя Остолья было явственным сигналом. Забирай свои деньги, вали подальше и не баламуть воду. Мало кто из сильных мира сего хочет признавать свои просчёты, когда дело касается коррупции. И ещё меньшее их число хочет признавать тот факт, что из-за этой самой коррупции они едва не допустили очередной демонический прорыв. А особенно это касалось отныне и навеки веков свободной Лирраны, где и без того хватало проблем с чернокнижниками.

Вечером, когда вернулся Эдвин, я вкратце пересказал ему эту историю, на что он хмуро заметил:

— Можно многое говорить о нынешних властях Лирраны, но один факт не подвергается сомнению. Они ничего не забывают. Помните герцога Лозийского, который переправил бунтовщикам три сотни ружей? Как-то он быстро разбогател сразу после окончания войны, не находите? И если бы в Империи не началась уже собственная междуусобная вражда, таким бы и оставался. А пастора Майнелла, который призывал вешать последователей Грубера на соснах? Нашли и убили в самой Ризе. Революция не забывает ни своих друзей, ни своих врагов. Вопрос только в том, кем она считает вас?

И, улыбнувшись, дополнил.

— В любом случае, можно порадоваться. Вас она, как и многих других, сделала весьма состоятельным человеком.