Граница дозволенного

Глава 10

Утро мы встретили в препоганом настроении.

Как и обещал Эдвин, купол он снял где-то в середине ночи, чтобы сэкономить капельку сил для себя. Однако ветер, прервавшись ненадолго в третьем часу, к рассвету начал с новой силой, из-за чего все мы оказались заметены тонким слоем снега. Конечно, проснуться это помогло, но ощущения оставило самые гадостные.

Мы на скорую руку, то и дело подпрыгивая на разных ногах попеременно, собрались и, кое-как оседлав продрогших лошадей, двинулись в путь. Все трое были злыми, словно суртульские медведи, которых незадачливые охотники пробудили от законного снежного сна. Уже через час Кэт начала грустно хлюпать носом, из-за чего пришлось останавливаться и вливать в неё живительный магический поток. Точнее, вливал его Эдвин, водя руками перед лицом девушки, я лишь наблюдал в стороне и тихо матерился, то сгибая, то разгибая окоченевшие пальцы на ногах.

К обеду устаканилось. Ветер стих, вчерашняя хлябь рассеялась, а едва вставшее из-за горизонта зимнее солнце весело поблескивало на неглубоких сугробах. Из-под тонкого снежного налёта торчали, словно высушенные руки покойника, опавшие ветки ельника. Лесная живность, потерявшая после вчерашнего свои дома, то и дело очумело выглядывала на опушку, словно размышляя, что им теперь делать. Одного из таких несчастных, зайца беляка, обгрызавшего кору с непонятно откуда взявшегося в таком лесу ивняка, я умудрился подбить пращой, которую предусмотрительно всегда держал на дне сумки. Пробравшись по сугробам и хапнув сапогами снега, я довольно потряс добычей перед своими спутниками, приподняв трупик за уши, прежде чем прикрепить его к поклаже.

— А белку так можете? — восхищённо поинтересовалась Кэт.

— Я всё могу, — снисходительно сообщил я. — Попутешествуй с моё.

Этот эпизод серьёзно улучшил всем настроение. Даже Эдвин, мрачный с самого утра, наконец-то разгладил морщины на лбу и снисходительно, как любил, улыбнулся. Осознание того, что сегодня на ужин будет что-то кроме сухарей и валяного мяса, придало всем сил идти дальше.

К обеду, однако, дорога подпортилась. Точнее, она вообще исчезла. Вместо тракта, пусть и заброшенного, но всё ещё осязаемого посреди полудикой местности, впереди виднелась ровная белая поляна, в которой ноги коней увязали по самые бабки. Посыпая снег проклятиями (а бездорожье, как известно, угодно только Армии), мы ещё с час прорывались сквозь сугробы. Но в конце концов, пришлось спешиться и взять коней под уздцы.

Таким неторопливым поездом, загребая снег сапогами и обжигая щиколотки холодными иглами, мы добрались до заброшенной деревни, расползшейся, словно квашня, прямо посреди тракта. Она и была похожа на сбежавшее тесто, никакого порядка в расположении случайно раскиданных по обе стороны дороги домов не существовало. Просто лес по краям деревни отступал, образуя длинную и ровную поляну примерно в полкилометра в диаметре, а посему крестьяне лепили своё жильё кто как хотел. Судя по тому, что вокруг деревни не было достаточно места для пашни, жили давно покинувшие её обитатели то ли впроголодь, то ли как все местные — от болота.

К тому моменту, как мы миновали центр посёлка, Кэт начала всё чаще сбиваться с шага и один раз даже рухнула в сугроб. Несмотря на выбившийся из-под шапки локон, который запыхавшаяся девушка настойчиво сдувала и раскрасневшееся от усталости лицо, она никак не хотела останавливаться на отдых. Только глотнула портвейна из заботливо протянутой мной фляги и тут же скривилась, измарав симпатичное личико гримасой отвращения.

Тем не менее, на привал мы всё-таки решили остановиться, облюбовав один из почерневших домишек, что был ближе всего к заметённой дороге. Это была просторная изба, слегка покосившаяся от времени, но всё ещё крепенькая, строили на совесть. О хозяйственности бывших жильцов свидетельствовала и обстановка внутри: огромных размеров печь, подошвы от сапог, стоящие в пыли возле входной двери. Как только мыши не догрызли? Здоровенная, размером с мою голову, икона святого Леонида в углу и несколько комплектов посуды, правда, деревянной. Судя по всему, бывшие обитатели не бедствовали.

Нам оставалось только поблагодарить их за полную чашу дома и, наскоро натаскав дров с лесной опушки, растопить печь. Огонь никак не хотел загораться, жалуясь на промокшую ель, чадил и плевался, всю избу заволокло едким дымом с острым, но приятным запахом. В конце концов, пламя всё-таки занялось. Наблюдая за тем, как его языки лениво облизывают чернявенькие поленья, мы немедленно потянулись к теплу, рассевшись возле печки полукругом. Едва ноги и пальцы отошли от окоченения, я, ещё чувствуя в запястьях мелкое покалывание, принялся за зайца. Пока сдирал с него шкуру, орудуя толстым ножом, Эдвин, пошарил по избе и вынул откуда-то три деревянные кружки. Предварительно потерев и сполоснув снегом, он накидал туда каких-то ягод, залил водой и поставил в печь для нагрева.

Уже через час мы сидели за столом и раздирали на части то, что осталось от бедного ушастого.

— И всё же, я хочу вернуться ко вчерашнему разговору, — невнятно произнёс Эдвин, рассеяно работая челюстями.

Я закатил глаза.

— Что вы опять от меня хотите услышать? Чтобы я обозвал крестьянскую байку крестьянской байкой?

— Не совсем. Хотел бы получиться пояснения такой категоричности.

Я взглянул на него тем взглядом, которым мастер обычно удостаивает ученика, несущего полную околесицу. И вытер руки об штаны.

— Эдвин, вы же умный человек. И вы должны понимать, что не все россказни о злых духах, демонических тварях и малефикарах действительно являются правдой. Когда заполошная деревенская баба прибегает в отделение Ордена и просит снять венец безбрачия — это смешно. Но когда эта просьба исходит от мага, надежды и опоры Гильдии, то это навевает на кое-какие мысли.

Эдвин улыбнулся своей обезоруживающе-дипломатичной улыбкой.

— Ну, насчёт надежды и опоры вы мне польстили…

— Давайте не будем друг другу врать, Эдвин. Вы явно не последний человек среди вашего магического сообщества. Да, я прекрасно знаю эту вашу отговорку, что все маги, мол, под Церковью ходят, служат только ей, Создателю и роду людскому, но это никогда не мешало вам играть в собственные игры. Притом на таком уровне, что тягаться с вами могла только сама курия, все эти короли и императоры не в счёт. И поэтому когда подобный вам человек вдруг срывается с места, уезжает в ночь, а на вопрос о причинах отмалчивается, это наводит на некоторые мысли. Но, как я уже говорил, вам я доверяю. Ровно в той мере, в какой вы доверяете мне. Я не лезу в ваши дела, мне ни к чему. Поэтому, пожалуйста, без лишней скромности.

Кэт смотрела на меня глазами полными одновременно и изумления и ярости. Судя по всему, милое дитя действительно тешило себя надеждами об аполитичности магов, служении людям и прочей благостной чуши.

О, сколько там открытий чудных…

Эдвин же, заметив смущение ученицы, аккуратно положил ей руку на плечо, и чуть пододвинул к себе. Одновременно отдаляя её от меня и успокаивая: «Я позже всё объясню». Вполне логичный жест с его стороны, неоперившихся птенцов нужно всячески оберегать.

— Хорошо, вы меня уели, — хлопнул ладонь по столу маг, выбивая из несчастной деревяшки сноп пыли. — Меня действительно можно назвать «важной фигурой». Настолько, насколько важен соглядатай или агент влияния. Но сейчас не об этом. Сейчас мы о Гарвеле и Бетке. И о том, почему гибель молодого человека не могла вызвать Дикий Гон.

Я устало вздохнул.

— Потому что это Дикий Гон. Не Вурдалачий король, для появления которого один идиот должен зарезать другого идиота, единокровного с первым. И даже не сорда, возникающая из души чернокнижницы. Это малефикар совершенно другого уровня. Сплав человеческой души и инфернальной энергии. Гомункулы, обличённые в доспехи и движимые лишь местью. Чтобы сотворить нечто подобное одной обиды за убитую невесту недостаточно. Нужны силы, нужны ритуалы, кровавые ритуалы, и, в первую очередь, нужны знания. Просто так, в чистом поле Гон не возникает, и именно поэтому этот малефикар невероятно редок и очень слабо изучен. У чернокнижников, которым хватит силёнок сотворить такое, есть куда как более практичные способы достижения цели. Огненный дождь вызвать. Или чуму наслать.

Я отхлебнул мутно-зелёного чая, заваренного Эдвином. Странный напиток. Травянистый, аж горло сводит, но не терпкий. После него во рту оставалось чувство свежести, словно разжевал листья мяты.

Никогда такого не пил.

— А Гензель и Грета? — внимательным хорьком поинтересовалась Кэт. — Там же тоже Дикий Гон был.

Я хохотнул.

— Интересно, а от кого это ты узнала, что у той истории для самых маленьких было продолжение? — я украдкой глянул на Эдвина, однако тот хранил невозмутимый вид. — Детка, Гензель кровь пил. Сперва той самой старушки-монахини, а затем и остальных жертв. Силёнок у него было достаточно, чтобы, после того как их с сестрой выдернули из нагретой постели Псы Создателя, оставить своим убийцам сюрприз. А затем кошмарить весь несчастный лирранский городок ещё целый год, разъезжая во главе демонических всадников.

— Я вам не детка, — в лучших чувствах оскорбилась Кэт.

— Верно. Но ничего из сказанного мной это не отменяет.

Ещё одним глотком я дал ей понять, что возражения не принимаются. Она была до смешного трогательна, когда злилась. Со всей силы сжимала узкие, как у ласки зубы, и топорщила светлые брови, чуть выдвигая их вперёд.

— А вам не кажется, — вкрадчивым голосом поинтересовался Эдвин, — что сейчас вы очень сильно напоминаете одного нашего общего знакомого?

— Не кажется, — отмёл я все подозрения, прекрасно понимая, о ком речь. — Тот идиот не хотел видеть очевидное. Я же не хочу верить в местную легенду, не подтверждённую никакими фактами.

Маг лишь тяжело вздохнул.

— Что же, такой уверенности можно только позавидовать. Остаётся лишь уповать на Создателя, чтобы вы оказались правы. Или на то, чтобы плач плакальщицы сегодняшней ночью не раздался.

От его ехидной улыбки я досадно сплюнул. А Кэт хихикнула, подтверждая, что счёт между мной и Эдвином выровнялся.

— Я накормлю коней, — буркнул я, поднимаясь из-за стола. — Путь неблизкий, а терять время не хочется.

Дверь за мной захлопнулась, отсекая от меня довольные смешки мага и его ученицы.

Как только мы выехали из деревни, стало полегче. Совсем скоро по правую руку от назад показалась гряда небольших каменистых камней, которые выпирали из земли, словно зубы северного тролля. Прошлой ночью они, судя по всему, прикрыли дорогу от снежной пурги, а посему сугробы нам на дороге больше не встречались. Мы даже пустили лошадей в карьер, надеясь на то, что они не переломают ноги об дорожный бурелом. Но Создатель оказался к нам милостив, а потому остаток дня погода нам благоволила. Тем более, что к вечеру потеплело. Неожиданные для здешних краёв холода наконец осознали, что они в Лирране, а не в Суртуле, и начали медленно сходить на нет. Снег под ногами сперва осел, затем утоптался и в конце концов стал влажным. Кэт даже скинула шапку, вяло отбиваясь от ворчания Эдвина, и распушила свои светлые волосы. Я тоже слегка взопрел, но раздеваться не спешил. Не хватало ещё подхватить какую-то гадость на этом беспокойном ветру.

Когда ленивые зимние сумерки начали вновь входить в свои права, мы решили остановиться на ночлег. До перевала оставался ещё день пути, и я надеялся, что к тому же времени завтра мы будем уже ночевать в приграничной гостинице. Я не питал иллюзий по поводу качества этих заведений, пару лет назад довелось там останавливаться. Клопы, тухлятина и несвежее бельё. Но всё же лучше, чем в поле, пусть и за конский ценник.

Кэт отлучилась по своим женским делам, пока мы с Эдвином занимались стоянкой и упряжью лошадей. Уже через несколько минут все вещи были разложены, а в чёрном походном котелке, висевшем над оранжевым пламенем, уже начинало побулькивать.

— Завтра уже будем в Карсилии, — повторил мои мысли маг, вальяжно усаживаясь возле мирно потрескивающего костра.

В этот раз обошлись без магического вмешательства. Эдвин весь прошедший день был бледен, хоть и держался молодцом, но я посчитал, что лишний раз напрягать его не стоит. Так что пришлось обходиться по старинке: матом, топором и огнивом.

— Сомнительно, — буркнул я, помешивая кашу длинной деревянной ложкой. Как бы мне не хотелось согласиться с ним, нужно всегда трезво оценивать обстановку. И отсекать ложный оптимизм. — Лирранская пограничная стража работает ничуть не лучше своих коллег в других странах. Волокита, бюрократия, проверки, взятки, весь набор. А на границе с Карсилией примешивается ещё и жесточайший шмон под надзором стоящего в отдалении соглядатая местной тайной службы. Он, гнида эдакая, сделает вид, будто ни при чём. Будто он просто неравнодушный гражданин, а возможно, и вовсе понятой. Но не отцепится пока с вас не снимут последнее белье. Так что о Карсилии завтра останется только мечтать. Всё, что нам светит — это приграничная корчма.

Эдвин хохотнул в ответ.

— Не думаю, что картина настолько печальная. Впрочем, я не бывал в Лирране со времён войны…

— И это тоже может сыграть против нас. Молитесь Создателю, чтобы никто из шпиков не запомнил вас в лицо с тех лет.

— Это вряд ли. На Чёрной переправе я стоял в тылу, как и все маги.

— И тем не менее. Выбирая между несуществующим Диким Гоном на старом тракте и застенками Псов Революции, я бы ни секунды не сомневался.

— Несуществующим? — с улыбкой переспросил меня Эдвин.

За моей спиной раздались тихие и аккуратные шаги. Кэт вернулся как раз вовремя, вода только-только успела закипеть.

— Несуществующим, — убеждённым кивком головы подтвердил я.

И тут же над плечом у меня что-то тонко, по-девичьи ойкнуло.

— Не хочу вас оскорблять, мастер Летт, — надламывающимся голоском выдавила из себя Кэт, — но что тогда это?

Я вскинул голову. Её указательный палец, вытянутый в сторону леса, как и вся остальная рука, дрожа, ходил из стороны в сторону. Губы побелели как мел, а на лбу выступила испарина. Отчетливо проступили вены на висках, да и в целом она напоминала не молодую девушку, а вставшую из гроба покойницу, что перед смертью наглоталась ядовитых грибов, не желая выходить за нелюбимого.

Я медленно перевёл взгляд в то направление, куда указывала Кэт. Эдвин, заметив состояние ученицы, тоже покосился через плечо.

И как только я разглядел то, на что пыталась указать мне магичка, я едва не сравнялся с ней в белизне кожи.

То, что я сперва принял за большой сугроб снега, мелькнувший среди тёмных силуэтов деревьев, оказалось совсем не сугробом. Мелькавшая меж стволов фигура вообще ничего общего не имела с природой.

— Твою мать… — то ли выплюнул, то ли процедил я, хватаясь за меч.

Это был призрак. Женский призрак давным-давно погибшей женщины, что бродил средь елей, прижимая к лицу тонкие, обтянутые коричневой от времени и тонкой, словно пергамент, кожей. На миг мне показалось, что это сорда, однако я быстро понял, что ошибся. Для сорды призрак был слишком мал по размеру, да и над землёй он не плыл, а именно что перебирал ногами, не спотыкаясь ни о коренья, ни проваливаясь в мелкие лесные овражки.

— Плакальщица, — шумно выдохнув, произнёс я и убрал руку от ножен. — Всего лишь плакальщица.

И в самом деле, спустя мгновения ветер донёс до нас тихие, похожие на плач стоны. Призрак подвывал, царапал несуществующее и давно истлевшее горло комком слёз, заставляя каждого из нас вздрагивать каждый раз, когда её плечи сотрясал очередной приступ плача.

На самом деле, ничего страшного в самом появлении плакальщицы не было. Первоначальный шок, вызванный разбередившими душу вопросами Эдвина быстро прошёл, и я даже позволил себе улыбнуться, глядя на мраморное лицо Кэт. Идиот проклятый, матёрый арканолог, а испугался какого-то малефикара-квадрус. Главное, чтобы в Ордене не узнали, а то засмеют. Чего дрожал-то, ты же сам этих плакальщиц в Альбии стадами по кладбищам гонял, когда бароны взбунтовались против короля. Да и после любой войны их по полям да лесам пруд пруди. Ничего, кроме мрачных подвываний в ночной тиши они сделать не в состоянии.

Об этом я и рассказал в двух словах своим спутникам. Те недоверчиво косились на меня, продолжали вздрагивать от призрачных звуков, но, кажется, успокоились.

Только Эдвин саркастично произнёс:

— А ведь легенда начиналась точно также…

— В любой легенде есть доля истины, — менторским тоном оборвал его я. — Потому что плакальщицы — суть проекции неупокоенных душ невинно убиенных женщин, которых во время любой войны предостаточно. И говорить о том, что плакальщица свидетельствует о появле…

Я не успел окончить мысль.

Потому что меня насквозь, словно удар стилетом, прошиб озноб. Холодный мелкий пот выступил вдоль всего хребта, мгновенно промочив тонкий кафтан, который я поддел под куртку.

Потому что над макушками елей пронёсся низкий и протяжный гул.

Гул рога, призывавшего на охоту.