«…Они, крыла сложив, бежали.
И, собрав чёрных ангелов своих, молвил Баалтул:
Смерть всем, пощады нет!»
Богопись или Священное Писание. Завет Меча.
Бшн 14, 27
«Ваше преосвященство должно также знать, что вышеупомянутые порождения тьмы творили в окрестностях несчастного города. Причиной их появления консилиум, собранный на месте, определил уличение Sanctum Officium обоих персон Грайвс в преступлениях против Церкви и Создателя, чернокнижестве и кровосмешении. Оное уличение являло собой результат расследования, проведённого после мученической смерти монахини-аббатисы Виктории от рук, как удалось определить, данных особ. Как вашему преосвященству безусловно известно, местная collegium sanctum не обладала достаточными познаниями в сфере тёмного колдовства и запрещённых магических наук, вследствие чего не были предприняты необходимые на то меры предосторожности в отношении assecula malefictum Грайвса.
Результатом сей прискорбной неосмотрительности являлось появление maleficarus- secundus, ознаменовавшего собой череду массовых убийств и богопротивных ритуалов, проводимых под предводительством воскресшего Грайвса. Используя собственные еретические силы, он сумел подчинить себе души своих же несчастных жертв, обратив честных и богобоязненных людей в орудия Армии. Их animarum оказались заточены в металл инфернальных доспехов, а всякая воля была подчинена дьявольским помыслам кацера…»
«Приложения к делу Гензеля и Гретель Грайвс: письма, записки, распоряжения» за авторством брата-инквизитора Ульмана.
— Зараза! Кровь. Кэт, засранка, ты когда-нибудь научишься правильно накладывать повязки?! Немедленно подключай третий поток. Подключай и вливай его в мой второй.
— Но мастер… Сила…
— В слове «немедленно» тебе что непонятно? Не смей трогать четвёртый поток, идиотка! У него кишки наружу, он сейчас напополам от этого треснет! Вливай, вливай тебе сказано!..
Они ещё долго так пререкались. Два голоса. Один — постарше, умудрённый и по-отечески грубый. Мужской. Второй — так, шпана. Писклявый, девичий. Бегает вокруг учителя, которым гордится и которого боится примерно поровну. И в рот ему заглядывает. Знаем таких.
Я было даже хотел открыть глаза и посмотреть на своих спасителей (в том, что это были именно они, я нисколько не сомневался), но реальность несколько скорректировала мои действия. Вместо слегка приоткрытых век и благодарного взгляда на лекарей, я неожиданно принялся хватать ртом воздух и биться в конвульсиях.
В своё оправдание скажу, что причины на это у меня были. Например, чья-то рука, копошащаяся в моих внутренностях. И адская боль, пронзавшая всё тело сотней кинжальных ударов.
Настолько хреново мне не было ещё никогда.
Я бился в истерике, выл сквозь зубы, стучал ногами. Даже умудрился заехать кому-то из этой парочки по лицу. Судя по испуганному ойканью — как раз девушке. А всё это время чья-то рука продолжала ковыряться в моей требухе. Перед глазами, которые я всё-таки смог открыть, проносились невнятные мутные круги, по краям чернело, а поперёк горла стоял тугой и до одури солёный ком.
Кровь.
— Кэтрин, твою мать. Ты так и собралась сидеть на полу? Иди сюда и вливай третий поток. Он сейчас кровью истечёт!
— Мастер, он мне нос сломал!..
— Ничего он тебе не сломал. Бегом сюда, кому говорю. Живо, придурошная…
Последние слова я едва смог расслышать. Голоса доносились до меня приглушёнными, словно из другого измерения, времени и эпохи. Боль неожиданно отступила, а на её место пришло сонливое спокойствие, накрывшее меня тяжёлым и тёплым одеялом.
Перед тем, как снова отключиться, я успел подумать о том, что мои спасители так и не вынули руку из дыры в животе.