Господин Ничто, или Необыкновенные похождения человека-невидимки

ГЛАВА 6

А в роскошном особняке на Гороховой Федор, секретарь генерала Борисова, молодой человек, казалось бы убитый господином Ничто, выздоравливает.

Все прогнозы и обещания профессора Лобанова исполняются с необыкновенной точностью. Страшная смертельная рана, нанесенная в самое сердце, почти полностью зарубцевалась.

Как сказал дежурный врач полиции, это было настоящим воскрешением из мертвых. И это чудо совершила Надя, дочь ученого. Внимательная, преданная, неутомимая, она буквально по капле вливала жизнь в умирающего. Итак, с каждым часом жизнь возвращается к юноше. Силы его восстанавливаются, он вновь обретает способность мыслить, а вместе с ней энергию и волю, утраченные, казалось, навсегда.

Теперь Федор все чувствует, все понимает, он все знает. К тому же по мере того как он понемногу возвращается к жизни, девушка постепенно посвящает его в тайны этой поразительной и страшной истории.

С удивительным тактом, терпеливо, постепенно, подобно тому как Надя вводила подопечному по капле восстанавливающую силы сыворотку, она посвящала его в суть имевших место странных событий, способствуя, таким образом, одновременно физическому и психическому выздоровлению Федора.

Но если в этом отношении все идет хорошо, то отсутствие отца причиняет девушке душевные страдания, которые ничто не в силах ни преуменьшить, ни хотя бы на время заставить забыть. Если бы Надя узнала хоть какие-то подробности!.. Но нет! Ничего! Ей, конечно, сообщили, что профессор заключен в Петропавловскую крепость, но не сказали даже, какова причина его ареста. Напрасно Федор пытается подбодрить свою благодетельницу, напрасно старается внушить ей веру и надежду, что поддерживают его самого, — Надя, не получая никаких известий об отце, по-прежнему безутешна.

До последнего времени тяжелое состояние Федора лишало его возможности проявить хоть какую-то инициативу. Но теперь, когда силы мало-помалу возвращаются к нему, он полагает, что должен действовать быстро и добиться успеха. Первым делом он звонит в полицию и получает весьма уклончивый ответ. Полиция опасается утечки информации и излишней болтливости.

Особая примета тех времен: врач даже не осмелился навестить его. Ах, страх быть заподозренным в чем-либо!.. Даже если подозрения абсолютно абсурдны!

Однако к Федору является какой-то чиновник с целью допроса. Чиновник оказывается его другом. Наконец-то бедняга сможет хоть что-то узнать…

Да, речь идет о самых невероятных историях… о чудовищных преступлениях. Друг Федора сообщает ему, что профессор Лобанов обвиняется в том, что создал в России невидимого человека, господина Ничто, чтобы тот убил императора и всю его семью, уничтожил видных сановников и министров, короче, утопил Россию в крови, предал ее огню и мечу. Значит, профессор Лобанов стоит, видимо, во главе всех нигилистов!

От кого исходят эти гнусные обвинения? Пока больше никто ничего не знает, дело застопорилось…

— Я скоро добуду новые подробности, — говорит решительно Федор, — и они послужат доказательством нелепости этих обвинений и невиновности знаменитого ученого. А пока, друг мой, вы согласитесь официально засвидетельствовать, что для начала сей знаменитый разрушитель общества спас меня, первую жертву этого чудовища, господина Ничто!

— Совершенно справедливо, и я обязательно исполню вашу просьбу! — ответил чиновник прощаясь.

Визит друга Федора, сам факт начала расследования, знакомство с выдвинутыми обвинениями и, наконец, обещание оказать помощь в ближайшее время — все это немного успокаивает встревоженную девушку.

Но чтобы помощь была действенной, молодому человеку необходимо узнать все об этом жестоком и загадочном персонаже, господине Ничто, о котором абсолютно никто ничего не знает.

И Надя считает, что настал момент рассказать обо всем Федору, не упустив ни одной, пусть даже самой незначительной детали.

— Слушаю вас с огромным интересом, мадемуазель, — отвечает молодой человек на ее предложение.

— Я расскажу вам все о господине Ничто, только предупреждаю: это займет довольно много времени, так как мне необходимо будет сообщить вам кое-какие общие сведения о невидимости предметов. Это, впрочем, единственный способ узнать и понять невидимое.

— Я в вашем распоряжении, мадемуазель.

— Однако я не собираюсь читать вам целый трактат по физике… Это было бы бесполезно и слишком сложно. Я начну с незначительного на первый взгляд, но весьма важного на самом деле замечания, так как на нем основываются все дальнейшие доказательства. Вы знаете, не так ли, почему лист бумаги кажется нам белым?

— Увы, мадемуазель, мне стыдно признаться вам в своем глубоком невежестве…

— Нет, нет… вы на самом деле знаете! Но вы просто забыли, вы в этом сами сейчас убедитесь. Если исходить из небольшой толщины листа, из того, что сделан он из целлюлозы без всяких красящих веществ, то он должен был бы быть не то что невидимым, но светопроницаемым. Но он представляется нам плотным, непрозрачным! И эта непрозрачность объясняется его пористостью… Воздух проникает в многочисленные поры и, оказавшись между молекулами вещества, придает бумаге белый цвет… Это значит, что бумага полностью отражает свет, не разлагая и не поглощая его. И в силу того же самого феномена снег кажется нам белым. Если бы не было воздуха между его тонкими кристаллами, он был бы прозрачным как лед, поскольку, в сущности, снег — это замороженная вода. И, наоборот, лед кажется нам полупрозрачным, потому что между его мельчайшими частицами нет воздуха. Созданный же искусственным путем лед обязан своей непрозрачностью воздуху, который в нем содержится. Изгоните воздух путем нажатия, и лед сделается прозрачным, как и снег, если нажать на него и удалить таким образом воздух, который в нем сохраняется. Подобное же происходит и с бумагой. Если намочить бумагу, речь, конечно, не идет о меловой или лощеной бумаге, она сразу из-за своей структуры впитает воду. Вода тотчас вытеснит воздух, и бумага станет светопроницаемой, полупрозрачной. Если же взять лощеную бумагу, вода не сможет в нее проникнуть, и тогда ее смачивают растительным маслом, и это масло проникнет в бумажную массу, вытеснит воздух на значительно больший срок и придаст ей светопроницаемость. Все очень просто, вы согласны?

Федор слушает с жадным интересом весьма общие, конечно, объяснения, которые в устах молодой девушки приобретают для него особую прелесть и необычную привлекательность. Он отвечает тихо, сияя от радости, с блеском в глазах.

— Да, мадемуазель, я понимаю… я восхищен и счастлив. По правде говоря, эти абстрактные вещи, изложенные вами так свободно, в такой доступной форме и, главное, с таким изяществом, звучат для меня как самая дивная музыка.

Надя серьезно прерывает сей поток красноречия:

— Что это, господин Федор, мадригал?[12]

— О нет, мадемуазель, это не простая банальность, вызванная восхищением… не витиеватый знак учтивости, преувеличения, а выражение абсолютной истины… Мне кажется, вы пропели эти научные доказательства, словно либретто, пусть не слишком привлекательной, но гениальной и божественной оперы.

Она улыбается, немного развеселившись от его слов, затем добавляет:

— Пусть так, и продолжим, поскольку опера эта вас интересует.

— Скажите лучше, она меня восхищает.

— Итак, знайте: не только неорганическое вещество, но и все живые органические ткани подчиняются тем же законам, что и лед и бумага. Они могут при определенных условиях становиться прозрачными.

— Как?.. Мускулы… хрящи… волосы… ногти… зубы… кости?

— Все! Нужно только изобрести метод, чтобы сделать объект прозрачным, не повредив его.

— Но ведь это очень сложно, я правильно понял, мадемуазель Надя?

— Трудно… вне сомнения… но не невозможно. Проведя множество исследований, мой отец создал в конце концов особую маслянистую сыворотку.

— Маслянистую сыворотку? Да… я догадываюсь… что-то вроде растительного масла, которое вытесняет воздух из бумаги, замещает его и придает бумаге прозрачность…

— Прекрасно! Эта сыворотка воздействует на живые организмы точно так же, как растительное масло на бумагу. Но тут имеются свои сложности, есть и свои опасности. Я не стану приводить вам все формулы. Их слишком много… потребовался бы целый том! Знайте только — это весьма важно, — что наша сыворотка, созданная на основе глицерина, является своего рода продуктом синтеза основных элементов, составляющих жидкости, имеющиеся в самых высокоразвитых организмах. Она отличается исключительной устойчивостью, к тому же безвредна, и о ней можно сказать, что она — самый чудесный продукт трансцендентной биохимии! В течение долгого времени бесчисленные и неустанные опыты были проведены сперва на низших животных… результаты оказались просто великолепны! Потом эту сыворотку опробовали на все более и более сложных организмах, и все они становились светопроницаемыми, словно кристаллы, и продолжали жить, как и прежде… однако что касается продуктов питания, то их характер и их использование должны были быть ограничены.

— Я хотел только спросить, прошу вас, мадемуазель…

— Спрашивайте, господин Федор.

— Эти тела, ставшие прозрачными, остаются… однако, видимыми, ведь так?

— Да! Но подождите, введение сыворотки в организм дает необыкновенный результат, причем такой, на который мой отец не мог даже надеяться. Случаю было угодно — а во всех самых значительных научных открытиях почти всегда большая доля принадлежит случайности — итак, случаю было угодно, чтоб эта сыворотка, проникая в тело, совершенно меняла коэффициент преломления световых лучей. Оптический феномен, и по сей день необъяснимый… итак, сыворотка превращала каждое из этих тел в изотропную среду и одновременно делала их коэффициент преломления равным коэффициенту преломления воздуха. Таким образом, не происходило больше ни отражения, ни преломления световых лучей, когда они из воздуха проникали в тело и из тела переходили в окружающий воздух. Вы поняли меня, не правда ли, господин Федор?

— Да, мадемуазель… вернее, весьма приблизительно.

— Так вот!.. Проблема невидимости оказалась, таким образом, решена, поскольку отсутствие отражения и преломления лучей приводило к абсолютной невидимости. Оставалось провести опыт на человеке. Один из учеников моего отца согласился подвергнуться весьма опасному испытанию. Зовут его Егор Мартынов, ему около двадцати пяти лет, высокий, сильный, энергичный, решительный, одним словом, он, казалось, обладал всеми данными, необходимыми для того, чтобы опыт прошел успешно. По правде говоря, это был очень увлекательный и необычный, в общем, захватывающий опыт. И он проводился, естественно, в полнейшей тайне, это было главное условие. Егор прошел подготовительный период, соблюдал особую диету, чтобы «быть в форме» и пройти через это единственное в своем роде испытание в истории науки. Затем ему была введена сыворотка в определенных, точно рассчитанных дозах, через рот и с помощью подкожных инъекций, потом Егор был помещен под огромный стеклянный колпак, можно сказать, купол, где он дышал смесью воздуха и сыворотки, искусственно обращенной в пар, таким образом, сыворотка проникала и через дыхательные пути, что должно было способствовать более полному насыщению организма. Сперва никаких значительных изменений не произошло… Лишь понемногу прекратились все выделения, что, впрочем, происходило и со всеми менее развитыми организмами. Будучи человеком крайне щепетильным, мой отец снова спрашивает Егора: «Ты по-прежнему согласен продолжать опыт?» — «Да, учитель!.. Я более чем когда-либо полон решимости, что бы ни случилось, продолжать опыт!» — отвечает будущий невидимка. И опыт продолжается без перерыва и колебаний. Вскоре под влиянием постоянно вводимой сыворотки происходят значительные изменения. Так, мягкие ткани испытуемого приобретают серый цвет, потом светлеют, появляется прозрачность, но более твердые части не поддаются… Действительно, странно было видеть сквозь кожу скелет, мускулы, кровеносные сосуды, остов организма, в котором происходят глубокие изменения. Волосы, борода становятся почти совершенно белыми, потом бесцветными, похожими на стеклянные нити, а потом и вовсе исчезают… голова становится уродливой, на вас смотрят пустые глазницы, рот скелета говорит и гримасничает, а его челюсти готовы, кажется, в любую минуту укусить. Кости, в свою очередь, становятся студенистыми и мало-помалу словно рассасываются. Однако Егор просит есть и пить. Тогда отец сообщает ему очень строго, что воздержанность — не просто добродетель, но также главное условие невидимости. Это не значит, что ему не следует ни есть, ни пить. Но продукты питания — твердые и жидкие — должны отличаться от обычных, они должны быть максимально питательными при минимальном объеме. То есть ему предстоит употреблять азотисто-углеводородную пищу в виде чистых химических соединений, которые могут непосредственно усваиваться в форме гранул, а в качестве питья — несколько капель сыворотки, добавленных к слабому раствору солей, необходимых для организма. Это все! И только один раз в десять дней он будет получать эту пищу и кофейную ложку жидкости. Питание очень простое, оно легко усваивается, не вызывает никаких выделений; но от этой диеты ни в коем случае нельзя отклоняться, иначе испытуемому грозят серьезные, даже смертельные осложнения. Егор, большой любитель попить и поесть, тем не менее подчиняется этому режиму беспрекословно. С каждым днем, можно сказать, даже с каждым часом невидимость все усиливается, скелет, кажется, уменьшается и исчезает. Головы его уже не видно, остается лишь маленькое черноватое асимметричное пятно там, где должны находиться челюстные кости. Мы внимательно вглядываемся, пытаемся понять и в конце концов обнаруживаем, что это металлическая пломба, которой был запломбирован коренной зуб!.. Сам зуб стал невидимым, но металл, вполне понятно, не поддался воздействию сыворотки, так что его можно увидеть. Тут же без промедления удаляют запломбированный зуб, появляется капля крови, красная капля в воздухе… И потом… все!.. Рана зарубцовывается в течение часа, тогда как у диабетиков, как вы знаете, раны почти не заживают. Теперь, можно сказать, мы лишь догадываемся, где находится Егор. Его тело представляет из себя бесцветную массу с расплывчатыми очертаниями, которая вскоре должна будет стать совершенно невидимой. Впрочем, у него по-прежнему великолепное здоровье и его моральное состояние остается прекрасным. Проходит еще несколько дней, и его невидимость становится абсолютной. Егор вскоре действительно превращается в господина Ничто.

Федор слушает Надю со все возрастающим интересом. Теперь он все понимает и, испытывая горячее желание узнать, что произошло потом, готов, как царские дочери, крикнуть: «Продолжайте! Пожалуйста, продолжайте». Поэтому он даже не нашел подходящего момента выразить свой восторг… или задать вопрос, который так и вертится у него на языке.

Вопрос этот был неразрывно связан с воспоминанием о господине Ничто, и определенная мысль настойчиво преследует Федора, так что наконец, не в силах больше сдержаться, он восклицает:

— По правде говоря, мадемуазель, все это очень логично и чрезвычайно убедительно, ваш рассказ объясняет все с предельной ясностью. Однако есть одна вещь, которая меня очень интересует, вернее, она стала настоящим наваждением, когда я думаю о господине Ничто.

— Говорите, господин Федор…

— Так вот, речь идет об этом запахе мокрой собаки, да нет, скорее о тяжелом, устойчивом запахе дикого животного, который сопровождает невидимку…

— Все очень просто… и хорошо, что вы напомнили мне об этой детали, потому что она, несомненно, важна. Вы сами поймете: голый, без всякой одежды — а он должен был оставаться голым, — Егор постоянно жаловался на холод, и, поскольку подобное неудобство должно было ощущаться все сильнее, особенно зимой, моему отцу пришла в голову мысль снабдить господина Ничто, естественно, невидимой шерстью.

— Чем дальше — тем чуднее! Поразительно!

— Это было совсем не трудно! Мой отец, от внимания которого ничто не ускользает, уже давно заметил, что в незначительных дозах пары радия в определенных случаях способствуют быстрому разрастанию волосяного покрова. Я сказала: в некоторых случаях, — поскольку в больших дозах эти пары вызывают полное облысение. Итак, вы догадываетесь, что произошло?

— Да, вот, оказывается, в чем дело! Господин профессор, вероятно, подверг Ничто воздействию паров этого необыкновенного металла и превратил его таким образом в человека-собаку?

— Совершенно верно! Менее чем за неделю Егор благодаря радию стал мохнатым, как настоящая собака, и эта шерсть, покрывая невидимую кожу, оставалась, как и он сам, невидимой.

— Великолепно!.. И вот таким образом господин Ничто мог больше не опасаться сквозняков, морозов, снега и смертельного охлаждения. Этой особенности достаточно, чтобы объяснить его запах sui generis собаки с мокрой шерстью. Но как случилось, что Джеф, наша огромная борзая, такая бесстрашная, испытала, почуяв этот запах, безумный страх, который буквально парализовал ее?

— Видите ли, хотя собаки и не увидели бы Егора, они могли бы учуять его запах. Вот он и подумал, что любые дворовые псы могут погнаться за ним и какая-нибудь жалкая собачонка сможет при случае в него вцепиться. Разумеется, отведать собачьих клыков Егору не хотелось. И вот, чтобы отпугнуть собак, у Ничто появилась весьма оригинальная мысль — обмазать свое тело волчьим салом. Вы ведь знаете, господин Федор, какой непреодолимый ужас волки внушают собакам…

— Да, мадемуазель, неплохо придумано. Этим объясняется испуг огромного гончего пса в тот день, когда господин Ничто убил генерала Борисова и нанес мне столь страшную рану… которая оказалась бы смертельной, если бы не вы!

— Я бесконечно счастлива, что мой отец и я не дали произойти несчастью, виновниками которого мы невольно оказались. Ах, могли ли мы предполагать!.. Нам казалось, что Егор согласился подвергнуться этому опасному опыту из любви к науке… Как мы ошибались! Как только Егор достиг полной невидимости, он исчез из лаборатории, и вскоре мы поняли, кем он был на самом деле. Я осознала тогда, что за его серьезной внешностью и примерной старательностью скрывается одно из тех страшных чудовищ, что являются воплощением духа разрушения.

— Да… духа методичного, безжалостного разрушения, беспощадного уничтожения людей и вещей… полного уничтожения социальных устоев общества, на развалинах которого эти кровавые маньяки намереваются возвести здание будущего общества для обновленного человечества…

— Вот почему он хотел убить императора и совершил ряд преступлений, приведших в ужас всю страну.

— Опасность очень велика, это адская машина, выпущенная в мир… Машина эта тем более опасна, что это живое существо, обладающее способностью мыслить, проникать куда угодно, неожиданно нанести удар с жестокостью, которую ничто не в силах приуменьшить или смягчить! Оно способно обойти все ловушки и засады, обмануть любых сыщиков и уйти от любых преследователей!

— Положение, следовательно, ужасное, и я с тревогой задаюсь вопросом, что мы будем делать.

— Защищаться, мадемуазель Надя! Когда я окончательно поправлюсь?

— Завтра.

— И буду таким же сильным, как и прежде?

— Да.

— Благодарю вас. Значит, завтра я начинаю разрабатывать мою систему защиты, самую лучшую и самую действенную из всех.

— И что же это за система?

— Наступление!