Они встретились у ворот их дома. Словесный портрет Конопатого, который Сашка по всем правилам филерской техники дал Антошину, оказался довольно точным, хотя и неполным. Антошин увидел молодого человека лет двадцати пяти двадцати шести. Он был долговяз, худ, в черной поношенной шляпе, из-под которой на затылке выглядывали густые пепельного цвета волосы. Его желтоватое лицо с острыми красными скулами было щедро покрыто оспинами, а тонкие, хрящеватые и почти прозрачные уши были и на самом деле прижаты к голове. На нем просторно висело длиннополое потертое черное пальто с поднятым по случаю стужи негреющим узким плисовым воротником. Зеленый шарф, обмотанный вокруг шеи, как бы подчеркивал нездоровый цвет его лица. Но Сашка ничего не упомянул о глазах Конопатого. А глаза на его заурядном лице были необыкновенные умные, острые, решительные, добрые и очень невеселые.
— Здравствуйте! — сказал Антошин, превозмогая волнение, и снял шапку. (Он уже успел приметить, как крестьяне здороваются с господами.) — С Новым вас годом, с новым счастьем! — Антошин снова глянул на его желтое лицо и добавил: — Желаю вам доброго здоровья и долгих лет жизни!
— Спасибо. И вас также, — ответил с явным недоумением Конопатый. — …А разве мы с вами знакомы?
— Мы с вами проживаем на одном дворе, — справился наконец Антошин со своим голосом. — Только вы в меблирашках, а я в воротах, в подвале… Я у сапожника проживаю, у Степана Кузьмича… Я племянник его жены Ефросиньи Авксентьевны… Может быть, знаете?..
— Очень приятно, — равнодушно промолвил Конопатый, поклонился и вошел в ворота.
Антошин с шапкой в руке пошел за ним следом.
— Одну минуточку! — сказал он и тронул Конопатого за рукав, когда они уже вошли во двор. — Мне вам нужно сказать несколько очень важных слов.
Конопатый остановился:
— Чем могу служить?
— Вы знаете человека по имени Терентьев, Сашка Терентьев?
— Предположим. Дальше?
— Он нехороший человек. Вы его остерегайтесь.
— Я вас не понимаю, — сказал Конопатый, настороженно вглядываясь в взволнованное и раскрасневшееся лицо Антошина. — Почему это я должен опасаться некоего господина Терентьева?
— Он меня только что уговаривал установить слежку за вами и за теми, кто будет к вам сюда приходить.
— Установить слежку? — переспросил Конопатый, подчеркивая своей интонацией всю необычность этих слов в устах деревенского парня.
— Ну да, — не понял его намека Антошин и горячо продолжал: — Он мне посулил за это шесть рублей. После первого моего донесения — даст мне задаток, в размере одного рубля. А я должен за это постараться войти к вам в доверие.
— Я вас не понимаю, — ответил ему с неожиданным презрением Конопатый, следя за сложенной вчетверо газетой, которой Антошин машинально размахивал в такт своим словам. — Вы меня с кем-то путаете. Мне нечего опасаться полиций. Я ни в чем не виноват.
— Вы… вы меня подозреваете? — вдруг перехватил Антошин его взгляд и побледнел от возмущения. — Вы думаете, что это с моей стороны провокация, ловкий ход, чтобы втереться к вам в доверие?
— Вы даже не даете себе, милостивый государь, труда выражаться языком русского крестьянина! — усмехнулся Конопатый и стряхнул руку Антошина со своей. — В высшей степени топорно работаете, сударь, в высшей степени топорно!.. Кстати, если вы намерены преуспевать в вашей благоуханной деятельности, мой вам совет — в любом случае складывайте вашу любимую газету заголовком внутрь, когда собираетесь размахивать ею перед носом вашей очередной жертвы… Все! Желаю здравствовать!
— Ради бога! — умоляюще пробормотал Антошин, неизвестно зачем запихивая злосчастную газету за пазуху. — Я вам все объясню… Я честный человек…
— Не сомневаюсь, что вы стараетесь честно отработать ваше жалованье, рассвирепел Конопатый. — Вы себе представить не можете, как вы мне отвратительны!..
Он закашлялся и с такой силой захлопнул за собой дверь, что едва не прищемил Антошину пальцы.
— Ну как? — с нетерпением осведомился Сашка, выманив спустя несколько минут Антошина на улицу. — Познакомился?
— Познакомился.
— Все сказал?
— Все. Все, что хотел. Все, что надо…
— Ну, тогда дело в шляпе! — сказал Сашка и набожно осенил себя крестным знамением. — С Новым тебя годом, Егор, с новым счастьем! Выгорит у нас с тобой это дело, быть тебе тогда, Егор, на царской службе филером с окладом двадцать пять рублей в месяц, не считая наградных и суточных. Работа чистая, не пыльная, на виду у начальства, все время на свежем воздухе.
— Это что ж такая за должность — филер? — прикинулся незнающим Антошин.
— Дай срок, узнаешь! — с неожиданной задушевностью обещал ему Сашка, щелкнул его от полноты счастья по носу и отправился в чайную вспрыснуть первую свою деловую удачу нового, тысяча восемьсот девяносто четвертого года.
Вспрыснув, он потребовал у полового бумаги, чернил, вставочку с пером и написал на Большой Гнездниковский переулок прошение с предложением своих услуг по наружному наблюдению за политическим преступником, временно проживающим по Большой Бронной улице в доме жены коллежского советника Филимоновой.